ать  Николая
явиться с повинной. Он отказывался, оскорблял нас, требовал денег. У нас с
Аней денег нет, а Крошин сказал: "Денег не дам, если до утра не явишься  с
повинной, я первый сообщу о тебе". Николай забрал начатую бутылку коньяка,
обругал нас и ушел.
     Вопрос: Он ушел один?
     Ответ: Да. Мы трое остались. Я хотела сразу пойти в милицию, но Аня и
Крошин отговаривали меня. Говорили, что Николай одумается  и  явится  сам,
нечестно лишать человека последнего шанса. Мы договорились в  десять  утра
собраться у меня и вместе, если Николай скроется, идти в милицию.
     Вопрос:  Как  вы  собирались  узнать,  скрылся  Кунин  или  явился  с
повинной?
     Ответ: Позвонить сначала на конюшню, узнать, на работе  он  или  нет,
затем позвонить в милицию и узнать там.
     Вопрос: Во сколько часов ушел от вас Кунин?
     Ответ: Точно я не помню,  примерно  около  двадцати  трех  часов.  Мы
сидели вместе около часа, затем Крошин и Аня ушли, он собирался отвезти ее
домой. Всю ночь я не могла заснуть и в пять утра пошла погулять.  Я  долго
стояла в сквере у здания Управления внутренних  дел,  наконец  решилась  и
обратилась к дежурному.
     Вопрос: Почему вы не дождались десяти часов и своих приятелей?
     Ответ: Я боялась, что Аня и Крошин  вновь  начнут  меня  убеждать  не
заявлять в милицию".
     Протокол допроса Анны содержал примерно то же самое,  только  имелось
добавление, что в субботу восемнадцатого июля к ней утром  заехал  Крошин,
они вышли на  улицу,  зашли  в  будку  телефона-автомата,  сначала  Крошин
куда-то позвонил, затем объяснил Ане, как надо разговаривать,  и  попросил
постараться узнать голос. Крошин набрал номер и  передал  ей  трубку,  она
говорила, как велел Крошин, но голос не узнала, ведь слышала она  писателя
лишь однажды и всего несколько слов. Согласилась же она на  эту  проделку,
так как любит розыгрыши, кроме того,  ей  хотелось  сбить  спесь  с  этого
парня, уж больно он заносчиво держался. Да, один раз  Крошин  взял  у  нее
трубку и слушал сам, но лишь  пожал  плечами,  тоже  ничего  не  понял.  В
понедельник Аня сама  вызвалась  сходить  в  редакцию  журнала  и  узнать,
работает там Лев Шатров или нет.
     Протокол допроса Крошина был значительно обширнее и, кроме фактов уже
известных, содержал следующее.
     Знакомы Крошин и Кунин около трех лет, близких отношений  никогда  не
поддерживали, изредка обменивались информацией  о  лошадях.  На  ипподроме
подобных знакомых у Крошина множество. Этой весной Николай начал ухаживать
за  подругой  Наташи,  они  познакомились  на  ипподроме.  В  мае  Николай
предупредил Крошина, что явный фаворит  одного  из  заездов  разладился  и
вполне может проиграть. В результате Крошин довольно  крупно  выиграл,  и,
когда в начале июля Николай  попросил  у  Крошина  взаймы  двести  рублей,
последний не счел возможным отказать и деньги дал.
     Он понял, деньги Николаю необходимы для игры, но спрашивать ничего не
стал, считал конюха знатоком скверным, игроком авантюрным, да и не принято
выведывать намерения, захочет,  скажет  сам.  Николай  молчал,  Крошин  не
спрашивал. Двенадцатого июля,  в  воскресенье,  перед  началом  состязаний
Николай забежал на трибуны, он был чем-то сильно взволнован, от  него  уже
попахивало спиртным, он шел  из  ресторана,  где  купил  бутылку  коньяка.
Крошин  от  выпивки  отказался.  Николай   убежал   на   конюшню.   Заезды
складывались очень интересно, Крошин забыл  о  конюхе.  Когда  же  начался
заезд, в котором участвовал Логинов  на  Гладиаторе,  Крошин  увидел,  как
странно ведет бег  старый  наездник,  и  решил,  что  наездник  с  конюхом
"пустили  заезд  налево".  Крошин  мысленно  обругал  Николая,  мог  бы  и
предупредить, ведь деньги на  игру  получил.  Когда  же  Логинов  все-таки
выиграл,  Крошин  посмеялся  и  забыл,  правда,  платили  в   одинаре   за
Гладиатора, которого "играл"  весь  ипподром,  три  рубля,  что  несколько
удивило его. Двести рублей, поставленные против  фаворита,  не  могли  так
поднять ставку. Значит, либо Николай занял не только у меня, решил Крошин,
либо  конюх  подключил  к  своей  неудачной  махинации  кого-то   еще.   В
воскресенье Николай  на  трибунах  больше  не  появился.  Крошин  надеялся
увидеть его теперь не скоро, проигрался парень, денег у  него  нет,  будет
скрываться. Николай приехал к Крошину домой вечером в  понедельник,  конюх
находился в сильной степени  опьянения  и  рассказал,  что  в  воскресенье
Григорий (так он называл Гладиатора) ударил Логинова  по  башке  и  старик
окочурился. Крошин не очень верил Николаю, больно тот нервничал, однако не
подумал, что конюх мог убить наездника, так как парень казался трусоватым,
на убийцу никак не походил. В среду, пятнадцатого июля,  Николай  прибежал
на трибуны и сообщил, что на конюшню заявился какой-то парень, выдает себя
за писателя, интересно бы  узнать,  действительно  он  писатель  или  нет.
Значит, со смертью Логинова не все чисто,  решил  Крошин,  конюх  об  этом
знает и нервничает. Возможно, наездника  пристукнули  дружки  конюха?  Так
сказать, в отместку за обман: обещал старый проиграть и передумал на ходу.
Они поставили деньги,  крупно  проиграли,  вот  из  мести  и  пристукнули.
Какое-то отношение к происшедшему имел и  Николай,  так  рассудил  Крошин.
Рассудив, что лишнее ему  знать  совершенно  необязательно,  даже  вредно,
желая  только  вернуть  двести  рублей,  Крошин   обещал   помочь   конюху
разобраться в писателе, предпринял попытку,  затем  решил  не  ввязываться
из-за двухсот  рублей  в  историю.  Когда  вчера  Николай  как  ошпаренный
прилетел в ресторан "Бега", где Крошин собирался  поужинать,  вытащил  его
из-за стола и прямо на улице начал требовать деньги, говорить о  побеге  и
признался, что наездника Логинова в ссоре по пьянке пристукнул  он,  конюх
Николай, Крошин сначала не  поверил.  Он  решил,  что  конюх  вновь  хочет
выманить у него определенную сумму, уж очень все казалось несерьезным, как
несерьезен был сам Николай.
     В  остальной  части  показания  Александра   Александровича   Крошина
совпадали с показаниями девушек.  Лева  сложил  все  протоколы  в  стопку,
положил перед давно водрузившимся в свое  кресло  следователем,  торопливо
достал сигареты, зажигалку и  закурил.  Горло  дерет  и  вообще  противно,
однако отсрочка, следователь ждал, а говорить Леве было совершенно нечего.
     - Да ты откашляйся, дружок, чего терпеть-то?  -  Следователь  положил
протоколы в дело, придавил ладонью. - Полковник-то  знает  про  фортель  с
удостоверением?
     - Какой фортель? - Лева действительно закашлялся, и его голубые глаза
налились слезами. - Накладочка вышла, виноват, - он искренне верил в  свои
слова.
     - Глазищи-то свои убери, - следователь вздохнул. - Я в этом  кабинете
и не такие видел. Ты молод, а я стар,  дружок.  Значит,  Костя  не  знает.
Инициативу проявляешь. Я твоему начальнику сообщить  обязан.  Он  за  твою
башку отвечает, он с тобой и разберется. Моралей тебе хватит и там, теперь
к делу. Каково же твое просвещенное мнение?
     - Николай Тимофеевич, в вашей практике встречались случаи, когда люди
брали чужое убийство на себя?
     -  Бывало,  дружок.  В  моей  практике  все  встречалось,  -  ответил
следователь. - Если бы Кунин явился с повинной, самооговор  был  бы  очень
возможен.
     - Так вы всему верите?
     - Зачем всему? Девочки рассказывают правду.
     - Не всю, - сказал Лева.
     - Возможно, даже скорее всего, -  согласился  следователь,  -  Крошин
приукрашивает свою роль в истории с попыткой подкупа. Однако прищучить его
невозможно.
     - Пока нет конюха.
     - Твою задачу я сейчас  определяю  следующим  образом...  -  Зазвонил
телефон, следователь снял трубку,  ответил,  выслушал  абонента,  протянул
трубку Леве. - Тебя, дружок. Девочка эта, светленькая.
     - Наташа? - спросил Лева, прикрывая трубку ладонью.
     - Поласковее будь, поласковее, - с  удивительной  для  его  габаритов
быстротой следователь выскользнул из кресла и снял параллельную трубку.
     - Слушаю, - сказал Лева.
     - Простите, Лева, это Наташа.  У  меня  к  вам  огромная  просьба,  -
девушка манерно растягивала слова. Лева поморщился,  следователь  погрозил
ему пальцем.
     - Пожалуйста, Наташа, чем могу быть полезен?
     - Мне очень, очень нужно вас увидеть, Лева. Только, пожалуйста, очень
прошу, не в вашем кабинете. - Леве казалось, трубка сейчас прилипнет к уху
и тогда ее не  отодрать  никакими  силами.  -  Надеюсь,  в  наших  с  вами
отношениях ничего не изменилось? Или теперь вы уже не имеете  права  зайти
ко мне?
     Следователь кивнул. Лева изобразил замешательство.
     - Не знаю, если вы приглашаете...
     - Ну, конечно, буду очень, очень рада.
     Следователь спрятал трубку в ладони и сказал:
     - Хорошо, зайду на днях, - повторил Лева.
     -  Левушка,  разве  джентльмены  так  отвечают  женщине?  Вы   должны
спросить: Наташа, когда вы желаете меня видеть?
     - Наташа, когда вы желаете меня видеть? - повторил Лева.
     - Умница. Я желаю вас видеть сегодня. - Наташа  тихо  рассмеялась.  -
Сан Саныч уже отправился на свои бега.
     Следователь кивнул, но Лева взбунтовался и ответил:
     -  Сегодня  меня  желает  видеть  начальство.  Давайте  ваш  телефон,
освобожусь, позвоню, - он записал номер, поспешно  распрощался  и  положил
трубку.
     - Нельзя быть настолько невыдержанным,  -  следователь  тоже  положил
трубку и начал расхаживать по кабинету, паркет жалобно заскрипел. - Девица
беспокоится, очень даже понятное дело. Прописочки-то нет  и  не  работает.
Ты, дружок, соверши красивый поступок, помоги ей.
     - На работу ее Крошин сейчас мигом устроит, она меня за дурачка...
     - Очень выгодная позиция,  лично  я  обожаю,  когда  меня  за  дурака
принимают, - перебил Леву следователь. - На тебя колпак  примеряют,  а  ты
его поглубже надвинь. Дураку все  простительно,  человек,  разговаривая  с
дураком, не следит за собой, теряет бдительность.
     - Вы знаете, как она меня примет?  -  спросил  Лева  и  покраснел.  -
Простите, Николай Тимофеевич, я не обязан.
     - Ну-ну, - перебил следователь, налил себе стакан воды,  отставил.  -
Мне необходимо знать, -  следователь  убрал  отеческие  нотки.  Лева  тоже
сделал официальное лицо. - Первое. Что девицы здесь недоговорили.  Второе.
Твоя Анна может знать, где находится Кунин. Третье. Чего боится  уважаемый
Александр Александрович?
     - Почему именно Аня? Почему вы решили, что Крошин боится?  -  спросил
Лева.
     - Действуйте, инспектор. Лихарева не знает, где конюх, а Аня Полякова
может знать. Ясно? Крошин чего-то боится. Чего, я  не  знаю.  Вы  узнайте,
инспектор. Старайтесь. Девушки в  данном  вопросе  помочь  не  могут.  Сам
Крошин может помочь.
     - Слушаюсь, - Лева направился к двери.
     - Минуточку, - остановил его следователь, помялся  и  сказал:  -  Ты,
дружок, все-таки как-то объясни Косте историю с  удостоверением.  От  него
скрывать нельзя, мне же фискальничать тоже не с руки. Так  уж  ты,  сделай
старику одолжение, сам со своим начальством разберись.  Договорились?  Ну,
спасибо.
     Лева забежал домой перекусить и позвонить Турилину. Полковник сердито
сказал, что, хотя следствие ведет прокуратура, работает старший  лейтенант
Гуров в уголовном розыске, и приказал явиться немедленно.
     Константин Константинович выслушал  доклад,  переключил  телефоны  на
секретаря, попросил соединять только с генералом и несколько минут молчал.
Лева сидел на самом краешке кресла, поджав, словно кузнечик, худые ноги, и
изучал рисунок на ковре.
     - Я виноват перед вами, Лева, - сказал наконец Турилин. - Но если вы,
коллега, не пересмотрите свою манеру работать, мы серьезно поссоримся и  я
вас накажу. Да, я был не прав, когда не поверил вашей версии о  телефонном
звонке, проверке и прочим рассуждениям. Вы обязаны доказывать свои  выводы
здесь, в кабинете, а не ставить  эксперименты.  Мы  бы  взяли  Кунина  под
наружное наблюдение, не бегали бы сейчас высунув язык, не искали бы иголку
в стоге сена.  Почему  товарищи  должны  расплачиваться  за  ваши  ошибки?
Сколько времени  мы  теперь  истратим  на  его  поиски?  Это,  знаете  ли,
обыватель считает, стоит милиции объявить всесоюзный розыск,  раз,  два  и
готово. И перестаньте краснеть, черт вас возьми, вы серьезный работник,  а
не институтка.
     Лева встал, Турилин хотел было предложить ему стакан воды, но  только
откашлялся, тоже встал и вышел из-за стола.
     - Как отец поживает? - спросил он, прошелся по кабинету,  остановился
у окна, повернувшись к Леве спиной.
     - Спасибо, - ответил Лева, - и мама здорова. Мои знаменитые  родители
чувствуют себя отлично.
     - Зря петушитесь, - продолжая смотреть в окно, сказал Турилин, - ваша
мама лет пять назад нам очень помогла. Попросите рассказать,  удовольствие
получите. Садитесь, Лева. - Турилин вернулся на свое место  и  спросил:  -
Как дальше жить будем?
     - Я сам найду Кунина, - ответил Лева, -  не  улыбайтесь,  пожалуйста,
выслушайте меня.
     - Какие сейчас улыбки? - искренне возмутился полковник.  -  Говорите,
коллега, я весь внимание.
     Лева изложил свой план. Турилин обдумал его и сказал:
     - Предъявите ваше личное оружие.
     Лева провел ладонями по пиджаку, словно не знал, здесь  пистолет  или
нет, и развел руками. В отличие от  Левы  полковник,  когда  сердился  или
волновался, бледнел.
     - Константин Константинович, я же на конюшне работаю, пиджак  снимать
приходится, - перешел в наступление Лева. - Сейчас я  бы  пистолет  и  без
вашего напоминания взял бы, - он врал самозабвенно, боялся, что  начальник
сейчас передумает, и торопливо говорил:  -  Убийцу  ищем,  я  же  понимаю,
взрослый человек  я,  Константин  Константинович.  Я  очень  аккуратный  и
осторожный...
     - Задерживать Кунина лично я категорически вам  запрещаю,  -  прервал
Леву Турилин. - Вы меня поняли? Установите его местонахождение,  остальное
вас не касается.
     - Обещать не могу, -  ответил  Лева  и  развел  руками.  -  Простите,
товарищ полковник, тогда от моего  плана  лучше  отказаться.  -  Он  начал
убеждать  Турилина,  приготовился  к  длинному  разговору,  но   полковник
неожиданно сразу согласился.
     Приписав  столь  легкую  победу  своему  красноречию,  Лева  позвонил
Наташе, предупредил, что скоро приедет, и, взяв из сейфа  пистолет,  вышел
на улицу.
     Как только за Левой закрылась дверь кабинета, полковник распорядился,
чтобы оперативная группа из районного отделения  не  выпускала  Гурова  из
поля зрения.



                              ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

     Наступила  ночь.  Лева  с  Анной  уже  два  часа  сидели  в   сквере.
Сопровождавшая их оперативная группа расположилась в  машине,  из  которой
пустынные улицы и сквер просматривались отлично.
     Старший  группы  -  капитан  Свиридов  дремал  на  переднем  сиденье,
водитель тоже дремал. Молодые лейтенанты Люся Козлова и Виктор  Болтянский
наблюдали за Гуровым и Аней.
     А в сквере Анна в который раз  взяла  у  Левы  сигарету,  закурила  и
устало сказала:
     - Да не знаю я, где он, ей-богу, не знаю.
     - Не лгите, знаете, - Лева тоже мусолил сигарету, но не зажигал ее. -
Я считал вас сильной, а вы трусливый, жалкий человечек. Сказали бы честно:
знаю, но вам не скажу, и точка. Правду выговорить пороху не хватает?
     Задуманная Левой операция началась прекрасно. У Натащи он пробыл лишь
несколько минут, договорился, что будет звонить, и ушел.  Он  боялся,  что
Анна не захочет с ним встретиться, но девушка согласилась.
     Два с лишним часа Лева уговаривал Анну сказать, где находится  Кунин.
В  начале  разговора  Лева  имел  психологический  перевес,  так   как   с
инспектором уголовного розыска девушка разговаривала впервые  и  терялась.
Был момент, когда она уже готова была признаться, и Лева почувствовал это,
но, видимо, допустил  ошибку,  и  Анна  сдержалась.  Затем  прошло  время,
девушка собралась, снова видела  в  Леве  лишь  долговязого  парня,  а  не
представителя власти, и успокоилась. Он  понимал,  что  с  каждой  минутой
теряет позиции, и уже готов был сдаться, когда вспомнил любимую  присказку
своего начальника Трофима Ломакина. Никогда не  убеждай  женщину  логикой,
часто повторял старый сыщик, для  женщины  важна  не  логика,  а  психика,
честолюбие. Лева предпринял последнюю, отчаянную атаку.
     - С официантом в ресторане вы наглы и храбры. Официант  вам  ответить
не может. А меня испугались. Нос повесили, бубните одно и то же.
     Анна раздавила сигарету йогой, резко  подняла  голову,  посмотрела  в
глаза.
     - Ну, так  что  ж?  -  подзадорил  Лева.  -  Все?  Кончился  порох  в
пороховницах? - Он встал и поклонился.
     Анна кусала губы, молчала. Лева расхохотался ей в лицо.
     - Вот так! С официантом проще - он беззащитен. А  вот  попробуйте  со
мной быть храброй. Вот, мол, знаю, да не скажу.
     - Знаю! - Анна вскочила. - Знаю и не скажу! - Она резко повернулась и
пошла по аллее.
     Лева крикнул ей вслед:
     - И бегом?! - Он не двигался  с  места,  понимал:  либо  заставит  ее
остановиться, либо проиграл. - Страшно, аж невмоготу?
     Аня остановилась и повернулась.
     - Да кто тебя боится? Кто?
     - Жанна д'Арк! - Лева вновь рассмеялся, стоял, к девушке не подходил.
     Тогда она сделала навстречу к  нему  несколько  шагов,  Лева  сел  на
скамейку, достал сигареты.
     - Закуривайте и успокойтесь.
     - Что вам от меня нужно?  Что  вы  ко  мне  пристали?  -  Она  устало
вздохнула.
     - Коля недавно вам позвонил?
     - Позвонил, - с вызовом ответила Анна и повторила: - Позвонил. Только
вам я ничего  не  говорила  и  больше  ничего  не  скажу.  Один  на  один,
недоказуемо. Презумпция невиновности, - выпалила  она  скороговоркой  весь
запас юридических знаний.
     Лева молчал. Он вспомнил огромного следователя прокуратуры и  молчал.
Сначала Анна смотрела на Леву с вызовом, на-ка, мол, выкуси. Через  минуту
она отвернулась, а еще позже тихо сказала:
     - Ну, я пойду... - И не двинулась с места.
     - Один на один вам со своей совестью оставаться  сейчас  не  советую,
так как нет у вас никакой презумпции невиновности,  -  медленно,  подражая
следователю, скучным голосом  говорил  Лева.  -  А  есть  вина,  пока  она
маленькая, расти та вина будет не по дням, а по часам. Судить вас будут не
по кодексу, а по совести. От совести никуда не денешься. Будет Коля сидеть
десять лет, все время вас будут судить. Коля вернется, он  судить  станет.
Он вам любовь, а вы ему подлость  и  трусость.  За  что  же  вы  его  так?
Веснушки у него, недотепа он, конечно.  Он  вас  любит,  верит,  позвонил,
помощи искал. А вы?
     Анна сидела сгорбившись, при последних словах выпрямилась, спросила:
     - А мне? А мне выдать его?
     - Липкое словечко  подобрали,  -  Лева  заметил,  как  Анна  украдкой
взглянула на свою ладонь, где были написаны какие-то цифры. - Выдавать  не
надо, а позвонить следует, - он взял ее руку, взглянул. -  Позвоните:  сто
пять - тридцать четыре...
     Анна выдернула руку. Последние две цифры стерлись, но  Лева  уверенно
сказал:
     - Прекратите цирк. Я могу  позвонить  дежурному  по  городу,  назвать
номер,  через  минуту  установят  адрес,  через  пять  минут   там   будет
оперативная группа. Вместо явки с повинной - арест. Наказание удваивается.
     Анна плакала. Лева закурил. Наконец девушка поднялась, они  вышли  из
сквера, остановились у телефонной будки.
     - Что я ему скажу, ну что? - Аня всхлипнула.
     - Соедините меня, я поговорю сам, - ответил Лева.
     Аня послушно вошла в будку, набирая номер, всхлипывала и бормотала:
     - Он не как вы, он хороший, добрый... не убивал  он  никого...  Алло?
Коля? Нет? Дня это, Аня. Позовите, пожалуйста, очень, очень прошу,  -  она
разрыдалась, и Лева забрал у нее трубку.
     - Анюта? - услышал Лева мужской голос.