лек опутала его намертво. Он только с
ней мужчина, а с  остальными  бабами  импотент,  скоро  гомиком  станет.
Девочкой. Такой ошейник  ни  один  мужик  порвать  не  в  силах.  -  Она
рассмеялась. - Когда-то Лялька была девка нормальная. Иностранцев косила
под корешок. Ее один немец замуж брал, чуть  не  в  ногах  валялся.  Она
говорит, мол, не дура, своего найду, и нашла. Платоша как к ней в  койку
свалился, так и растаял. Он пока марку держит, но скоро сдохнет.
   Гуров неожиданно для себя напрягся, словно в полной темноте  сверкнул
лучик света. Он, Платоша, скоро  сдохнет,  сказала  Вика,  имея  в  виду
регистрацию брака. А если прочитать  фразу  прямым  текстом,  буквально?
Наследник погиб, мадам  прямая  и  единственная  наследница.  Если  ноги
растут отсюда? А почему нет? Людей убивали и за  меньшие  деньги.  И  не
такая уж сложная комбинация.
   - Лично я за Платона ни за какие деньги не пойду. Да, я  проститутка,
но партнеров выбираю сама. Душ приняла, чиста и свободна, и никто мне не
смеет слова сказать.
   - Я не ханжа и не моралист, хотя имею по данному вопросу  свою  точку
зрения, - сказал Гуров. -  Ты  так  живешь,  Вера  иначе,  при  чем  тут
ненависть? - удивился он.
   - Мы подругами были, партнершами, так эта сука,  как  только  Платошу
окрутила, в его апартаменты переехала, знать меня не хочет. Она мне  раз
по  телефону  заявила:  "Платиновая,  ты  не  забывайся,  я  -  дама   с
положением, а ты - панельная блядь. И не звони  больше".  Я  ее,  сучку,
вилку правильно держать учила. Взбесилась я тогда, позже плюнула, думаю,
тебя жизнь накажет. А вскоре в казино Антон зашел,  я  посидела  с  ним,
рюмку выпила, вижу, парень не в порядке, ну и  приехали  ко  мне.  Антон
поначалу отмалчивался, стеснялся, позже не выдержал и заговорил.
   Вика встала из-за стола, открыла бар, выпила рюмку.
   - Стерве Платоши мало оказалось, она и сынка решила к рукам прибрать,
- продолжала она. - Шприц-то в руки парню сука сама дала.
   Должен быть мужик. В истории обязательно должен иметься мужик,  думал
сыщик, а вслух спросил:
   - А у нее самой-то кто  есть?  Вика,  ты  взрослая  девочка,  знаешь,
одноцветных людей не бывает, каждый в крапинку или в  полосочку.  Неужто
Вера Кузьминична никого, кроме себя, не любит?
   - У нее мать в деревне под Рязанью. Лялька мать любит,  помогает  ей,
деньжат  подбрасывает.  А  так?  -  Вика  дернула  плечиком.  -  Однажды
познакомила меня с мужиком. Красивый,  статный,  но  не  от  мира  сего.
Тихий, глаз не поднимает, и Тихоном зовут. Он сучке то ли сводным братом
приходится, то ли росли вместе, не поняла, ни  к  чему  мне.  Он  то  ли
монах, то ли в постриг готовится.
   - Случается, - сказал Гуров, думая, что  очень  подходящий  монах,  у
такой женщины мужик должен быть особенный.
   - И не думайте! -  Вика  махнула  рукой.  -  Сообщника  ищете,  мужик
обозначился, вы примеряете. Так пустое! Тихон мухи  не  обидит,  не  тот
человек, уж я понимаю.
   - Не сомневаюсь, однако на Тихона очень желательно взглянуть. Ты меня
зачем звала? К чему мое имя подруге бывшей шепнула?
   - Коли Бога нет, кто-то за  справедливостью  на  земле  присматривать
должен? Я не знаю как, но Антона  с  девчонкой  Лялька  сгубила,  точно.
Штуку против целкового поставлю, этой суки работа.
   - Звучит красиво, только мне не эмоции  нужны,  а  доказательства,  -
сказал Гуров. - Достань мне Тихона, хочу на него взглянуть.
   - Пустые хлопоты, да и как его отыскать, коли я с Веркой не  контачу?
- удивилась Вика. - Я не волшебник.
   - А жаль, в таком деле волшебник оказался бы нелишним, -  внимательно
глядя на Вику, произнес Гуров. - Вспоминаешь? Напрягись, Тихон заходил в
казино?
   - Дважды, один раз без меня, - ответила медленно Вика, чувствовалось,
она  что-то  напряженно  вспоминает,  помолчала,  вздохнула  свободно  и
вымолвила:
   - Нонка.
   Гуров молчал, кивнул поощрительно.
   - Когда мы впервые были в казино втроем, Тихон еще идти не хотел,  он
все в пол смотрел, улыбался так нежно, как улыбаются  матери,  глядя  на
своих грудничков. Я разозлилась, мол, святоша выискался,  почему-то  мне
хотелось глянуть, какого  цвета  у  него  глаза.  Мы  наверх  поднялись,
оркестр ужасный выступал, воздух  рвал  железом.  Они  рядом  сидели,  я
напротив, неожиданно он взгляд поднял, на танцующих смотрит внимательно,
словно ищет кого. И глаза у него туманные, у  близоруких  такие  бывают,
если сильные очки снимет. А потом взгляд вдруг прояснел, и он веки вновь
опустил. Я оглянулась, думаю, кого это  он  увидел?  А  на  кругу  Нонка
качается, как змея в кино, будто в обмороке, даже язык высунула. Ну, так
соплячки клиентов зазывают, я через секунду и забыла.
   С утра Гуров чувствовал себя плохо. И не  из-за  выпитого,  вчерашний
разговор у заместителя министра давил. Сыщику  одиноко  стало,  а  такие
близкие, как Петр со Стасом, словно чужие, равнодушные. Постепенно хмарь
вчерашнего отступала. А сейчас он чуть ли не в  озноб  впал,  как  перед
схваткой.
   - Я два дня болела, женские дела, в казино не появлялась, на  третий,
может четвертый, прихожу. Ляльки нет, она  уже  своего  гуся  подцепила,
реже появлялась. И вдруг ко мне Нонночка подплывает. Не  подруги,  да  и
лет ей не знаю сколько, вчера из  садика.  А  тут  крутится,  шампанским
угощает, я к ней спиной повернулась. Нонночка ластится, я  ей  объясняю,
ошиблась ты, девочка, я  нормальная,  мужиков  люблю,  мне  твои  сиськи
неинтересны, и язычок подбери, а то прикусишь.
   Думала, деваха обидится и отлипнет, а она смеется и говорит, мол,  уж
очень ей мой Тихон глянулся. Она вчера с ним  виделась,  обмерла.  Я  не
стала объяснять, чей Тихон и что в  монахи  собирается,  только  плечами
пожала и ушла.
   Вика видела: разговор красавца сыщика интересует. Раньше он заглянет,
дело обсудит, выслушает, посоветует или спросит чего, но все  только  по
делу. А сегодня второй час сидит, голубыми глазами блестит,  молчит.  Не
торопит и сам вроде уходить не собирается. "Может, мой  час  пришел?"  -
подумала даже Платиновая, взглянула на сыщика внимательнее и поняла,  он
о своем думает и ее полуобнаженных грудей не видит.
   - Вроде затрепалась я, у вас дел  много,  наши  разборки  неинтересны
совсем. - Вика тронула кофейник. - Может, свежий заварить?
   - Кофе не надо, спасибо, - ответил Гуров. - Ты большая умница.  Вика,
очень интересно рассказываешь. Продолжай, пожалуйста.
   - Так больше вроде нечего. - Вика хмыкнула. -  Да,  была  она  с  тем
Тихоном вроде как на молельне. Только не  в  храме,  а  на  даче.  Нонка
рассказывает, когда он ее повез, она  подумала,  обыкновенный  бардак  и
пустят ее под трамвай. Вы, господин полковник, такой язык понимаете?
   - Я его усвоил еще до твоего рождения. Слушаю.
   - Ну, вроде секты какой, но все прилично.  Кое-кто  ширяется  втихую,
нюхает, но отца Тихона боятся. Он вроде проповеди говорил, она не поняла
ничего, плясали до упаду. Нонка  полагает,  опоили  ее,  так  как  плохо
помнит, чем все  закончилось.  Очнулась  она  под  утро,  кроме  Тихона,
никого, зала прибрана, у нее самой трусики на месте, ощущает, не трогали
ее, но в голове гулко. Тихон у окна стоит, что-то шепчет, вроде молится.
Ей интересно стало, надолго его  молитвы  хватит?  Она  свитерок  сняла,
лифчик сбросила, груди оглаживает. Тихон подошел,  тоже  груди  огладил,
заметил, мол,  красивые,  но  ты  одевайся.  Соитие  со  мной,  говорит,
заслужить нужно. Во я  слово  какое  запомнила.  Лев  Иванович.  -  Вика
взглянула гордо и повторила:
   - Соитие!
   - Секта, говоришь? - Гуров кивнул.  -  В  наше  время  дело  обычное.
Никакого  криминала,  пусть  поют,  пляшут,  меньше  воровать  будут.  А
наркотики? Беда, конечно, но  разогнать  их  с  той  дачи,  так  они  на
чердаках и в подвалах колоться будут.
   Гуров был крайне заинтересован услышанным, но вида не подал. Вику  не
похвалил, не хотел, чтобы она свой  рассказ  вспоминала,  придавала  ему
особое значение. Вика  была  разочарована  реакцией  гостя,  видела,  он
уходить собрался, и, чтобы сыщика задержать, сказала:
   - Что интересно. Лев Иванович, Нонка с тех пор  пропадать  начала,  а
сейчас если раз в неделю заглянет, так и много, считай.  Словно  она  из
блядей в монахини переквалифицировалась.
   - Вика, тебе не к лицу похабные слова, - мягко сказал Гуров.
   - Какие слова? - удивилась Вика. - Блядь? Нормальное печатное  слово.
И по ящику говорят.  Вы,  извините,  Лев  Иванович,  словно  из  космоса
прилетели.
   - Я из уголовки и все слова знаю. Но у тебя  хорошее,  одухотворенное
лицо и речь почти нормальная, а что  по  телевизору  говорят,  повторять
совершенно не обязательно. Признаюсь, Вика, история с ребятами и то, что
Антона приучала колоться мадам, меня сильно задели. Однако  криминала  я
пока не вижу. Я знаком с Верой Кузьминичной,  она  мне  не  понравилась,
только этого мало, просто ничего. Рассказ  твой  занятный,  но  сплошная
беллетристика. А  вот  Нонна  меня  интересует.  Тоненькая  ниточка,  но
ниточка. Но ведь ты фамилии Нонны не знаешь и,  где  девочка  живет,  не
ведаешь.
   - Это точно, и в казино она теперь появляется редко, -  разочарованно
произнесла Вика. - Хотя... Если я скажу мальчикам, что  она  мне  баксы,
простите, доллары должна, они Нонку вмиг найдут.
   - А она действительно тебе должна? - спросил Гуров.
   - Да пустяк, сто долларов,  -  ответила  Вика.  -  Уверена,  девчонка
просто забыла.
   - Прости, Вика, в начале разговора ты сказала, мол, подошла  девочка,
мы даже незнакомы. А девочка,  оказывается,  деньги  у  тебя  брала.  Не
складывается.
   Вика взглянула зло, даже стукнула кулачком по столу.
   - Мент всегда мент, только и думает, что ему врут, объегорить  хотят.
У вас в мозгу компьютер? Я уже забыла, что говорила вначале.
   - Случается, я тоже ужасно рассеянный, только не на работе, -  сказал
Гуров. - Так знакомая Нонна девочка или незнакомая?
   - И голос у вас стал ментовский,  и  глаза  нехорошие.  -  Вика  явно
издевалась, но сыщик на ее подначки не реагировал.
   - Ты из рогатки в зверя не стреляй. Меня и оглоблей обидеть трудно. -
Гуров  разозлился:  если  рассказ  Вики  выдумка,  то  все,  еще  и   не
построенное, рушится, словно воздушный замок.
   Вика почувствовала: шутки  кончились,  если  она  хочет  сохранить  с
человеком хорошие отношения, необходимо ответить четко и ясно.
   - Когда девочка подошла ко мне, мы  действительно  знакомы  не  были.
Ясно? - Вика взглянула,  сыщик  кивнул  утвердительно.  -  То,  что  она
рассказывала о Тихоне, я слушала  невнимательно.  Ясно?  -  Гуров  снова
кивнул. - Мы  сели  у  бара,  выпили,  Нонка  рассказывала  о  секте,  я
врубилась, надеялась, что она ляпнет и о Ляльке. Но девка пела о  своем,
мне снова стало неинтересно.  В  конце  разговора  она  попросила  сотню
взаймы. Сначала я  давать  не  хотела.  С  каких  дел?  Потом  подумала:
девчонка станет встречаться с Тихоном, может  услышать  интересное  и  о
Ляльке, а когда деньги станет отдавать, авось  и  сболтнет.  И  я  сотню
дала. Верите?
   - Обязательно. Раз личная корысть была, значит, говоришь правду.  Так
мальчики ее найдут?
   - На все сто. Колян с ней месяц крутил и дома у нее  бывал.  Конечно,
Платиновой из-за сотни  поднимать  кипеж  несолидно.  Но  я  сошлюсь  на
принцип: соплячка берет в долг и не отдает.
   - Девчонку не трогать, может, у нее теперь и денег таких  нет.  Нужны
все ее данные: фамилия, имя, отчество, адрес. - Гуров вынул  из  кармана
сто долларов, положил на стол. - Мальчикам.
   - Обижаете, Лев Иванович.
   - Теперь это мое дело, а не твое. И не спорь.  -  Гуров  поднялся.  -
Будут результаты, позвони.

***

   Гуров  приехал  от  Вики  в  министерство  около   четырех,   коротко
здороваясь на ходу и не очень вежливо пресекая  вопросы  коллег  о  том,
есть ли новости, прошел в кабинет.
   Сыщик достал уже из кармана ключи, когда услышал за дверью  разговор,
шагнул через порог и, к своему удивлению, увидел Станислава, а на стуле,
боком к его столу, сгорбился неизвестный,  который,  несмотря  на  лето,
держал на коленях замызганную  кепку.  Рабочий  класс  редко  попадал  в
данный кабинет. Гуров предположил, что это водопроводчик, оказавшийся на
крыше правительственного дома в момент трагедии.
   Увидев Гурова, Станислав вскочил, чего не делал  никогда,  не  считая
бесконечных шуточек и  буффонад.  Еще  больше  втянув  голову  в  плечи,
поднялся со стула и допрашиваемый, понял, что  вошло  начальство.  Гуров
подмигнул Станиславу, неодобрительно покачал головой,  указал  рукой  на
стул:
   - Здравствуйте, продолжайте свой разговор, - и сел за свой стол.
   - Гражданин начальник, это не разговор, из меня душу с  раннего  утра
вынимают! - Голос у мужичонки оказался на удивление басовитый.
   - Да, не повезло вам...
   - Фокин Василий Борисович, - подсказал Станислав.
   - Оказались вы в ненужный момент в ненужном месте. Извините, господин
полковник, ворвался не вовремя, не мог предположить, что наши друзья так
оперативно откликнутся на нашу просьбу. Разрешите нарушить вашу  беседу,
раз у Василия Борисовича претензии, может, я смогу чем помочь.
   -  С  начальством  не  спорят,  -  изображая  недовольство,   ответил
Станислав.
   - Так чем вы недовольны, Василий...
   - Простите, что перебиваю, господин генерал, но я привык, чтобы  меня
Васей звали, - сказал Фокин.
   - А я не генерал, а полковник, и  зовут  меня  Лев  Иванович.  Вот  и
познакомились,  Василий.  Повернитесь  ко   мне   лицом   и   жалуйтесь,
выкладывайте все, - сказал Гуров.
   Фокин развернул стул, уселся, даже выпрямился.
   - Схватили меня вчера вечером - и за решетку. Вечером ни куска  хлеба
не дали, утром какая-то бурда, и уговаривают, чтобы я признался, что тех
ребят с крыши скинул.
   - Непорядок, - согласился Гуров. - Станислав,  будь  другом,  принеси
нам из буфета перекусить, мне тоже. А Василию пару банок  пива.  Василь,
поешь - признаешься?
   - Да ни в жизнь. Зачем  же  я  такой  грех  на  душу  брать  буду!  -
возмутился Фокин.
   - Плохо, - Гуров осуждающе покачал головой. -
   Но ты, Станислав, все равно неси. Он сейчас голодный и злой,  пожует,
выпьет, может, и подобреет.
   - Тогда и есть не буду! - заявил Фокин.
   - Так не пойдет, я буду есть, а вы - смотреть, не по-людски. -  Гуров
кивнул Станиславу на дверь. Когда Станислав вышел, сыщик спросил:
   - Василий, вы водопроводчик, обслуживаете только данный дом  или  еще
несколько?
   - Я с одним-то еле справляюсь! - зло ответил Фокин.
   - Что так? Добротный дом,  поставили  недавно,  должно  все  работать
исправно, - удивился Гуров.
   - Мы тоже  давно  должны  жить  при  коммунизме.  -  Фокина  замучили
длинными допросами, человек был обозлен до предела, Гуров  понимал,  что
беседовать с ним сейчас практически бессмысленно.
   - Сколько классов окончили? - свернул сыщик разговор в сторону.
   - Я МВТУ с отличием окончил! - ответил с вызовом Фокин.
   - Молодец, мне бы такой институт в  жизни  не  осилить,  -  признался
сыщик. - Я в технике - полная бездарность.
   - Надо же такое придумать, уговаривать  человека  признаться  в  том,
чего он не делал, да к тому же в  бессмысленном,  жестоком  убийстве?  -
Фокин вскочил со стула, потоптался и сел на место.  -  У  вас  в  голове
такое умещается?
   - У меня нет, - признался сыщик. - А  я  вас  и  не  уговариваю.  Вас
прокуратура допрашивала?
   - Допрашивала. Так он для виду писал, я же видел. Морда  равнодушная,
скучающая, вижу, приказали человеку, он выполняет, сам в дело не  верит.
Из всех, что меня пытали, прокурорский один с мозгами оказался.
   - Извините. - Гуров  снял  трубку,  набрал  номер  Гойды;  когда  тот
ответил, сыщик сказал:
   - Ты по моему делу водопроводчика с высшим образованием допрашивал?
   - Обязательно, - передразнивая Гурова, ответил Гойда.  -  Чекисты  от
безысходности умом двинулись. Я им так и сказал, человек, мол, к истории
отношения не имеет и санкцию на арест даже не просите.
   - Умница, но у них свои семьдесят два часа имеются, - возразил Гуров.
- За такой срок из здорового больного изготовить можно.
   Фокин слушал с  интересом,  а  сыщик,  нарушая  все  инструкции,  вел
разговор с одной целью: во что бы то ни стало успокоить подозреваемого и
расположить к себе.
   - Зачем звонишь? - спросил следователь.
   - Беседую с человеком, интересно твое мнение, - усмехнулся Гуров.
   - А он что, еще под стражей? - возмутился следователь.  -  Экспертиза
установила, что Фокин к погибшим не подходил, на нем туфли с характерным
рисунком. Извини, Лев Иванович, я занят, - он положил трубку.
   - Ну, что он говорит? - спросил Фокин.
   - Секрет. Василий, вы в котором часу приходите на работу?  -  спросил
сыщик.
   -  Так  по-разному,  -  уже  миролюбивее   ответил   Фокин,   который
почувствовал,  что  новый  начальник  ничего  "грузить"   на   него   не
собирается. - Обычно прихожу к восьми,  ежели  какое  ЧП,  так  и  ночью
работаю.
   - Да какое же ЧП в таком доме может произойти? - удивился Гуров. - Не
новостройка, дому не сто лет.
   - Ну а если полную ванную воды напустить? Или  молотком  кран  спьяну
расхерачить? Да я всего и не упомню, чего господа выделывают. К тому  же
я числюсь водопроводчиком, я и слесарь, и сантехник, и  еще  черт  знает
кем работаю.
   - Василий, а когда вы познакомились с Антоном Сергеевым? -  невзначай
спросил Гуров.
   - С парнем, что на крыше... - Фокин запнулся.
   - Вы говорите, что на работу приходите к восьми. Так? - Сыщик  сделал
вид, что слов Фокина не расслышал. - Так зачем вы в шесть утра на  крышу
полезли? Вызов был или как?
   - Вот! - Фокин указал на Гурова  пальцем.  -  Человек  сто  мне  этот
вопрос задали, я отвечаю, мне никто не верит. Нет,  прокурор  мой  ответ
записал, душу не вынимал.
   - Не прокурор, а следователь прокуратуры, - поправил Гуров. - Что  же
вы следователю ответили?
   - Правду, что и всем. У меня с похмелья бессонница, и встал я в  пять
утра. Опохмелиться дома нечем, я на улицу подался. Куда идти? Ноги  сами
на работу ведут, в доме народ богатый живет, случается, поутру только  с
гулянки молодежь возвращается. Пришел, сержант дремлет, одним глазом  на
меня глянул, отвернулся. Я походил у подъезда, никого, и  тут  вспомнил,
что под крышей  у  меня  один  вентиль  тек,  -  Фокин  говорил  быстро,
чувствовалось, что данную историю рассказывал уже неоднократно. - У меня
ключи от черного хода имеются,  я  дом  обошел,  на  лифте  поднялся  на
чердак. Прошел чуток, слышу, с крыши музыка гремит. Думаю, что за  черт,
как такое может быть, и на крышу вышел. Там ходов, переходов не  счесть.
Музыка гремит совсем рядом. Мне любопытно, я  этот  куб,  что  на  новых
домах на крышах ставят, обошел, смотрю, парочка сидит, обнявшись,  рядом
магнитола стоит. Ну, ребята сидят не так, чтобы ноги свисали, да там так
и не сядешь: низенький, кирпича в два, но барьерчик имеется.
   Я крикнул, мол, не валяйте дурака, валите отсюда. Они  не  слышат,  у
них граммофон-то рядом гремит. Я ближе подошел, снова кричу,  тут  Антон
встал, девчонку на руках держит, я испугался.  Думаю,  может,  наркоманы
или пьяные, я их напугаю, они свалятся, так я виноват буду, скажут, чего
кричал? Я повернулся и в дверь ушел. Шага не сделал по  лестнице,  слышу
крик. Но не ребята кричали, голос  мужской,  низкий.  Я  ходу,  в  лифт,
спустился, дом обошел, там  люди,  обступили  что-то,  головы  задирают,
руками наверх тычут. Я понял, что шарахнулись мои голубки. Я  нормальный
мужик, мне лишнего не надо, я и ушел. Они люди богатые, с властью  пусть
сами разбираются.
   В кабинет вернулся Станислав, принес тарелки с сосисками,  две  банки
пива, бутылку колы.
   Гуров сказал:
   - Давай, Василий, перекусим, потом расскажешь. - Он взял  колу,  пару
сосисок, остальное подвинул  Василию,  тот  поблагодарил,  начал  быстро
есть.
   Гуров ел нехотя и без злости, даже равнодушно, думал, чт