м деле предупреждают не за сутки.
   Ильин,  снова  матюгнувшись,  открыл  лежавшую  перед  ним  тоненькую
папочку. Конечно, это сопли, а не компромат, но лучшего не  имеется.  Он
снял телефонную трубку, позвонил в городскую прокуратуру.
 
*** 
 
   Генерал Орлов выслушал Гурова, взглянул на привычно молчавшего Крячко
и сказал:
   - А что, если нам не ввязываться в данную  историю?  Пусть  свершится
божья воля, правительственные чиновники и контрразведка копаются в своей
грязи. Главк уголовного розыска не  обязан  присутствовать  на  митинге.
Лично я не имею никаких указаний по данному поводу.
   - Я так же, как и каждый россиянин, полагаю,  что  раз  мою  хату  не
трогают, так и сиди на печи, - сказал Крячко.
   Гуров молчал. Орлов на злые слова Станислава не обратил внимания.
   - Имеем: исчез киллер.  Полагаем:  киллера  используют  для  громкого
политического убийства. Таковы факты, все остальное - домыслы.
   - Киллера наняли дровишки на даче поколоть, - не унимался Крячко.
   - Твоего телевизионщика никто не тронул и трогать  не  собирается.  -
Орлов обращался к Гурову, на реплики Крячко не реагировал.
   - Я телезвезду из-под домашнего ареста освободил. - Гуров  глянул  на
Крячко как бы между прочим, но Орлов этот взгляд засек, насупился.
   - Снова  секреты,  -  буркнул  недовольно,  вынул  из  папки  бумагу,
протянул Гурову. - Телефонограмма  из  прокуратуры,  тебя  приглашают  к
следователю Семенюку. Завтра в двенадцать, в качестве свидетеля.
   Гуров взял телефонограмму, убрал в карман.
   - Буду непременно. Так что предпримем, Петр Николаевич?
   - Думать, едрена корень! Окромя думанья, у нас  другого  дела  сейчас
нет. Зачем тебя этот депутат в гости зазвал?
   - Болеет, одиноко мужику, он водку употреблять бросил, а пить  чай  в
одиночестве не научился.
   - Все! - Орлов похлопал ладонью по столу. Чувствовалось,  что  он  не
столько призывает к порядку подчиненных,  сколько  успокаивает  себя.  -
Шуточки отставили, иначе рассержусь. Так зачем приглашал?
   - Не скажу, что ночь не спал, но думаю об этом непрестанно, - ответил
Гуров. - Не могу понять, и все тут, мозги заколдобило. Ясно, что  не  на
чашку чая, к тому же Иона Пантелеевич позже  водку  выставил.  Живет  он
скромно, привилегиями не пользуется. Только не ради  демонстрации  своей
честности он меня пригласил. Нутром чую, что комбинацию проглотил, какую
конкретно - не пойму.
   Гуров с Крячко  вновь  обменялись  быстрыми  взглядами,  и  Станислав
сказал:
   -  А  если  они  тебя  втихую  сфотографировали,  хотят   связать   с
Дорониным?
   - И что  это  дает?  О  нашем  знакомстве  знают  десятки  людей.  Ни
фотография, ни кинопленка  ничего  не  прибавят.  -  Гуров  отрицательно
покачал головой.
   - Оставим.  Я  верю,  что  ты  разобраться  не  можешь.  Но  как  они
собираются использовать киллера, если он известен в лицо? Что,  они  его
рядить собираются?
   - А вы, Петр Николаевич, на митинге  когда-нибудь  присутствовали?  -
вмешался Крячко. - Вы представляете себе количество людей и  как  плотно
они стоят? Нужен хороший выстрел, стрелок никого уже не интересует.
   - Допустим, кому-то нужен лишь точный выстрел, - согласился Орлов.  -
Но стрелку собственная судьба небезразлична. Борис Галей  -  сумасшедший
или камикадзе? - Он посмотрел на Гурова.  -  Ты  разрабатывал  человека,
должен его знать.
   - Галей, человек обученный, крайне аккуратный, ни за какие деньги  не
полезет в дело, если не уверен в своей безопасности.
   - А если ему скажут: либо ты  рискнешь,  либо  тебя  закопают  здесь,
наверняка и без всякого риска? - спросил Орлов.
   - Галей сразу согласится. - Гуров неожиданно рассмеялся. - Оказавшись
на площади, среди людей,  он  тут  же  полезет  на  трибуну,  в  объятия
милиции. Он же уверен, что доказательств против него нет, пусть  держат,
мурыжат, допрашивают, даже судят. Все можно пережить, а смерть  пережить
невозможно. Известный вам Игорь Трофимович Ильин, человек  опытный,  все
варианты просчитает не хуже  нас  с  вами.  Галея  никто  принуждать  не
станет, он пойдет добровольно,  застрахованный  надежнее,  чем  в  любом
нынешнем банке.
   - Ясно, где взлетели, там и сели. Теперь, господа офицеры, расскажите
мне свои тайны. Гуров, ты умный мальчик и не станешь отрицать, что тайны
имеются. Имеются?
   - Обязательно, - легко согласился Гуров. - Любой опытный  оперативник
своему начальству что-то недоговаривает. Сегодня вы  недоговариваете  на
коллегии, вчера, когда мы вместе  работали  в  МУРе,  вы  недоговаривали
генералу Турилину. Подожди, Петр, не перебивай! - Гуров заговорил резче.
- Отвечает всегда старший. Сейчас  старший  я,  если  ошибусь,  то  я  и
отвечу. Коли я тебе болтану лишнего, старшим  автоматически  становишься
ты - генерал Орлов. Ты будешь очень смеяться, но объяснение такое:  этот
генерал - мой ближайший друг, а подставить своего лучшего друга я  никак
не могу, не обучен.
   Лицо Орлова покрылось  пятнами.  Крячко  быстро  подвинул  начальнику
стакан воды. Гуров сказал:
   - Клянусь твоим здоровьем, Петр, что никакими  материалами,  имеющими
отношение к предполагаемому покушению, я на данный момент не располагаю.
***
 
   День выдался не ясный и не пасмурный - так себе,  обычный  для  конца
января. Вроде морозит, а под ногами лужи  да  лед.  Народ  разгуливал  у
здания мэрии разный, много пожилых,  слегка  подвыпивших,  попадалась  и
молодежь, которая смотрела на происходящее с любопытством, явно не зная,
что тут будет. Но что-то будет, это было ясно и  потому,  что  соорудили
небольшую трибуну с косо торчащим российским  флагом,  и  по  количеству
молоденьких ментов, суетившихся пока без толку.
   Чуть в стороне неказистый мужичонка, взгромоздившись на шаткий  ящик,
сипел  в  матюгальник  нечленораздельное,  но  явно  к  чему-то  яростно
призывая.
   Только минуло час дня, все события были еще впереди.
 
*** 
 
   Орлов облачился в генеральский мундир, секретарша  Верочка  крутилась
рядом со щеткой в руке.
   - Отстань, егоза. Я же сверху шинель  надену,  -  недовольно  говорил
генерал. - Гуров не звонил?
   - Обязательно, - сверкнув зубами, ответила  Верочка.  -  Вы  были  на
коллегии, они  звонили  в  одиннадцать,  доложили,  что  отправляются  в
прокуратуру и прибудут на место вовремя.
   - И ты ему поверила?
   Верочка хотела сказать, что Лев Иванович никогда без острой нужды  не
врет, но тут в приоткрытую дверь  постучали.  Верочка  распахнула  дверь
настежь.
   - Здравия желаю, господин  генерал!  -  бодро  произнес  мужчина  лет
тридцати и, хотя был в штатском, щелкнул каблуками.
   - Здравствуйте, - ответил Орлов, войти не пригласил. - Кто вы  и  что
вам надо?
   - Извините, Петр Николаевич, но нам срочно нужен полковник Гуров.
   У Орлова чуть было не сорвался  привычный  для  Крячко  вопрос:  "Как
нужен, лично?", но генерал сдержался, коротко ответил:
   - Гуров в прокуратуре, - и отвернулся,  давая  понять,  что  разговор
окончен.
   - Видите ли, Гурова в прокуратуре нет. - "Штатский" мялся на  пороге.
- Нам позвонили...
   - А  вы  кто,  собственно,  будете?  Почему  не  представились?  Ваши
документы! - Орлов говорил тоном, которого Верочка за многие годы работы
ни разу не слышала.
   - Виноват! - Мужчина протянул удостоверение. Орлов  взял,  развернул,
глянул мельком, бросил красную книжечку себе на стол.
   - Я сказал, ваши документы! - побагровев, буквально зарычал Орлов.  -
А не милицейское прикрытие, которое вы суете под нос фраерам!
   - Виноват, господин  генерал!  -  Гэбэшник  покорно  протянул  другое
удостоверение.
   Орлов внимательно изучил полученный  документ,  вернул  и  насмешливо
сказал:
   - Очумел от безделья, майор? Сейчас тринадцать часов тридцать  четыре
минуты. Гурова пригласили в прокуратуру к двенадцати. В половине первого
следователь понял, что Гуров задерживается. К слову  сказать,  полковник
Гуров - старший оперуполномоченный по особо важным делам,  и  у  него  в
отличие от тебя могут вскрыться неожиданные обстоятельства.  Ну  нету  в
половине первого Гурова в прокуратуре. Почему  следователь  не  позвонил
моему секретарю и сообщает не куда-нибудь, а в контрразведку? Я проверю,
звонил ли следователь в вашу контору.
   - Мне приказали, я офицер и обязан...
   - Очень быстро тебе приказали, слишком быстро ты явился. Все, иди,  я
занят.
   - Удостоверение, господин генерал. - Гэбэшник указал на стол Орлова.
   - Это удостоверение сотрудника милиции. Кто тебе его выдал, пусть  он
у меня и получит. Разговор окончен, иди.
   Гэбэшник, опустив голову,  вышел  в  приемную,  когда  услышал  голос
Орлова.
   - Стой! - И генерал тоже вышел в приемную. - Не знаю, почему, но  ты,
пацан, мне  симпатичен.  Если  ты  случайно  столкнешься  с  полковником
Гуровым, учти, что я груб только на словах, а он очень груб в деле.
 
*** 
 
   По связи ГАИ сообщали:
   - Разыскиваются "Жигули"  вишневого  цвета  седьмой  модели,  горзнак
номер... При обнаружении машину не  останавливать,  если  она  стоит,  к
машине не подходить. Срочно  сообщить  ее  местоположение  либо  маршрут
движения дежурному.
 
*** 
 
   В машине Гурова имелся аппарат связи с ГАИ, но в момент передачи, что
его машина разыскивается, полковник зашел в пункт обмена валюты.  Деньги
кончились, и он зашел обменять сто долларов, которые у него остались еще
со времен службы у Юдина.  Это  была  не  последняя  сотня,  но  доллары
кончались, и вскоре Гурову предстояло, как обыкновенному менту, жить  на
милицейский оклад.
   Все живут, и я проживу, успокаивал он себя, направляясь к  "Жигулям",
хотя за время работы в коммерческой структуре  избаловался  изрядно.  Он
был так огорчен предстоящим бытом,  что  не  обратил  внимания  на  двух
мужчин в штатском и бойца ОМОНа в камуфляже и с автоматом,  висевшим  на
плече, которые осматривали шикарную  иномарку,  стоявшую  неподалеку  от
машины Гурова. Он достал ключи, думая об  осклизлых  пельменях,  которые
вскоре станут мечтой его холостяцкого существования, когда почувствовал,
что его взяли под руки, и услышал мужской голос со знакомой интонацией:
   - Только  без  глупостей,  Лев  Иванович.  Вас  просили  подъехать  в
прокуратуру.
   Конечно, оперативники могли взять Гурова так,  что  ему  пришлось  бы
падать на мокрый тротуар, устраивать  бой,  который  неизвестно  чем  бы
кончился. Ведь омоновец в таком случае оставался  на  ногах,  а  приклад
"Калашникова" штука твердая.
   Но гэбэшники получили приказ разыскать полковника милиции и доставить
его в прокуратуру. И хотя старший группы недавно беседовал  с  генералом
Орловым и был предупрежден, что  полковника  следует  опасаться,  он  не
ожидал, что реакция на достаточно вежливое  предложение  окажется  столь
бурной. Тем более что генерал не счел  своим  долгом  предупредить,  что
подходить к Гурову сзади вообще опасно для жизни.
   Для своего возраста Гуров был очень быстр и прекрасно  координирован.
Гэбист еще не договорил, как сыщик, слегка присев,  развернулся  на  сто
восемьдесят  градусов,  одновременно  нанося  удары.  Одному   штатскому
досталось ребром ладони чуть ниже уха, второму ребром ботинка по голени.
Оба упали, получивший удар  по  ноге  зашелся  криком,  другой  свалился
молча. Молодой омоновец, который вообще был не в курсе происходящего, не
знал, что задерживают старшего офицера, застыл в нелепой позе,  так  как
на последнем шаге поскользнулся.
   - Возьми свою пукалку за ремень и аккуратно опусти на землю, иначе  я
продырявлю тебе правое плечо, - сказал Гуров. В  одной  руке  он  держал
слетевшую шляпу, в другой - пистолет.
   Дело происходило  в  два  часа  дня  на  Цветном  бульваре,  рядом  с
Центральным рынком. Секунду назад народу здесь было - не  протолкнуться.
Но москвичи, да и гости столицы тем более, приобрели, а точнее,  вернули
данный им  от  рождения  инстинкт  самосохранения.  Оперативники  только
падали, Гуров ловил соскользнувшую шляпу и вынимал "вальтер", а люди уже
брызнули в разные стороны.
   - Ты в Чечне еще не был? - спросил омоновца Гуров, опрокидывая  ногой
приподнявшегося было оперативника.
   - Никак  нет!  -  Омоновец  заворожено  смотрел  на  вороненый  ствол
"вальтера".
   - Значит, стрелять в городе не научился. Помоги начальникам, а  я  на
секунду отъеду.
   Гуров сел в свои "Жигули", которые тут же затерялись в потоке машин.
   У них  радиосвязь,  меня  к  мэрии  не  подпустят,  рассуждал  Гуров,
сворачивая с Цветного на Петровский бульвар.  Тут  же  ожила  внутренняя
линия.
   - Разыскиваемые "Жигули" двигаются по Петровскому бульвару в  сторону
Пушкинской площади.
   Гуров выключил переговорник, свернул направо в переулок, выкатился  к
желтому, некогда родному дому, известному на всю  Россию  как  Петровка,
38. Он припарковался в гуще машин, пошел вдоль, разглядывая водителей  в
надежде увидеть знакомое лицо. Но прошло слишком много  времени  с  того
момента, как сыщик покинул альма-матер: за рулем сидели  сплошь  молодые
ребята.
   Наглость  -  второе  счастье,  вспомнил  Гуров  присказку  известного
рецидивиста, открывая дверцу милицейского "Мерседеса". Падая  на  заднее
сиденье, он протянул удостоверение к самому лицу опешившего водителя.
   - Главк! Полковник Гуров. Быстро к зданию мэрии!
   - Товарищ полковник, хозяина жду!
   - Ты обернешься прежде, чем твой  хозяин  почистит  ботинки!  Двигай,
парень, ты ждешь начищенные ботинки, а у меня особо опасный уходит.
   Водитель  включил  всю  иллюминацию,  выехал  со  стоянки,  рванул  к
Садовому, нарушая все, что удавалось нарушить.
 
*** 
 
   А  у  мэрии  народ  уже  толпился  вовсю,  еще  не  создавая   единой
непроходимой массы, так как трибуна пустовала, приветствовать, клеймить,
просто глазеть было не на кого.
   Крячко стоял с оперативниками неподалеку  от  ограды  "Белого  дома",
наблюдая за происходящим. На легком ветру  трепыхались  довольно  жалкие
плакатики с крикливыми прыгающими буквами. Содержание их было  различно,
часто прямо противоположно, пересказывать долго и  бессмысленно.  Крячко
отметил, что по сравнению с недавним прошлым при всем различии  лозунгов
существует   и   определенное   единство.   Отсутствуют    слова:    "Да
здравствует!", "Слава!", "Приветствуем!", "Единство!", "Счастье!" Вместо
них можно было прочитать: "Позор!", "Долой!", "Убийцы!", "Смерть!"
   И все это вместе, рядом, держат плакаты одинаковые люди, хотя Крячко,
как опытный опер, разделил митингующих на группы.
   Пьяные, плохо  одетые  мужики,  едва  державшиеся  на  ногах  женщины
неопределенного возраста - эти пришли сюда из ближайших кварталов просто
поглазеть, выпить с "дружком", которого минуту назад не знали вовсе.
   Особую жалость вызывали две группы  противоположного  пола.  Женщины,
которые и в комитетах  никаких  не  состояли,  объединенные  материнским
горем, требовали вернуть сыновей. Мужчины, ветераны войны,  почти  никто
из них не приколол боевых наград на верхнюю одежонку, но их  легко  было
определить по седине, морщинам и потерянности. Были среди них  и  сильно
поддавшие,  которые  невнятно  что-то  кричали,  разевая  беззубые  рты.
Другие,   трезвые,    одетые    поприличнее,    отличались    молчаливой
сосредоточенностью и походили на состарившихся  детей,  которые  силятся
вникнуть в происходящее, но ничего не понимают.
   Стоявшая  поодаль,  ближе  к  своим  иномаркам  молодежь,  покурив  и
перебросившись  с  окружающими  несколькими  словами,  не  задерживаясь,
покидала площадь. Они выделялись не только молодостью и  одеждой,  но  и
ростом. Новое поколение обогнало отцов и матерей по всем статьям.  Ребят
не интересует, кто кого и с какой целью, у них свои заботы.
   - Вот перевернется власть, возьмут вас  каленым  железом  за  больное
место, враз политиками станете, - сказал кто-то из оперативников,  глядя
на молодежь.
   - Рассказывают, что во время войны героями становились  люди,  совсем
не боевые в обычной жизни.
   - Где же Гуров?
   - Я же предупреждал, что Леву тормознут, - сказал старший из  оперов.
- В ихнем главке не одни мудаки  служат,  имеются  такие  головастики  -
позавидуешь.
   - Гуров сейчас прибудет. - Крячко взглянул на Часы.
   - Лева отличный опер, но живой человек, -  возразил  ветеран.  -  Так
что, Станислав, хватай вожжи и правь.
   Вдалеке завыла сирена,  звук  налетел,  сверкнул  лакированным  боком
"Мерседес", остановился, из роскошной машины вышел Гуров, надел шляпу  и
направился к друзьям-коллегам.
   - Ты, старина, с Гуровым  десяток  лет  назад  работал,  а  я  с  ним
ежедневно сплю в обнимку, - торжествующе произнес Крячко.
   - Здорово, парни! - сказал Гуров и снял шляпу, - Я вырядился,  потому
как стоять собираюсь среди иностранных корреспондентов, - и приколол  на
лацкан пальто карточку "Пресса".
 
*** 
 
   Александр  Турин   шел   по   бесконечным   коридорам   Останкинского
телецентра, постоянно раскланивался  с  коллегами,  просто  знакомыми  и
абсолютно не знакомыми людьми, -  такова  участь  телезвезды.  Стоит  не
ответить  на  чье-то  приветствие,   начинаются   обиды,   обвинения   в
зазнайстве, иная злобная трепотня. Любой человек имеет право  на  плохое
настроение, элементарную  рассеянность,  популярный  телеведущий  такого
права лишен. Поэтому Турин  был  собран  и  внимателен,  словно  шел  не
полутемными коридорами, а находился перед камерой.  Однако  вынырнувшего
из-за угла зава редакцией Турин не заметил, и начальник схватил  его  за
рукав.
   - Саня, привет! Как здоровьице? - Зав  смотрел  цепко,  испытующе.  -
Кто-то из великих актеров сказал, что уважительной  причиной  неявки  на
спектакль может служить только смерть.
   - Я не помню автора, но убежден,  что  великий  не  употреблял  слова
"явка". Извини, я жив, можешь записать мне прогул.
   - Черт с тобой! Учти, мы готовим для тебя материал - сенсацию! -  Зав
сложил пальцы в щепоть, поднес к губам и чмокнул.
   - Признателен, надеюсь увидеть пленку не за час до эфира.
   - Снимали не мы, пленку привезут с минуты на минуту. Да, старина, что
бог ни делает, все к лучшему. Помнишь, ты собирался  делать  передачу  о
каком-то менте? Фамилия вылетела из головы.  Ты  ругался,  что  мент  от
съемок отказался. Было? Так вот, мне передали, что тот мент обосрался по
самые уши. Если о нем чего  снято,  то  тащи  ко  мне,  велено  передать
наверх.
   - У меня о сотрудниках милиции никаких материалов нет. А  если  бы  и
были? - Турин развел руками. - Что я могу тебе передать, если у тебя  из
головы фамилия вылетела?
   Турин кивнул  и  пошел  дальше,  за  спиной  тихо  выругались,  затем
крикнули:
   - Гуров! Его фамилия - Гуров!
   Турин не ожидал услышать фамилию полковника, будучи убежден, что  раз
материал сенсационный и пленки еще нет, то дело касается Чечни.  Услышав
фамилию сыщика, журналист неожиданно вспомнил слова Высоцкого:
   "...Идет охота на волков... Идет охота!"
   Ясно, встретиться с  полковником  в  открытой  схватке  они  слабаки.
Расстрелять с вертолета - смелости хватит.
 
*** 
 
   А Гуров  стоял  неподалеку  от  импровизированной  трибуны  в  группе
журналистов.  Кругом  кипели  страсти.  Выступающие  натужно  кричали  в
микрофоны,  словно  боялись,  что  их  не  услышат,  а   люди   пытались
докричаться до человека, стоящего в задних рядах толпы, и  дальше  -  до
"Белого дома", Кремля, до далеких деревень России.
   Журналисты с фото-и кинокамерами бегали вдоль  оцепления,  состоящего
из молоденьких милиционеров и  их  ровесников,  облаченных  в  пятнистую
форму опытных бойцов. Пишущая  братия  вела  себя  спокойнее,  прикрепив
микрофоны своих магнитофонов, кто как сумел,  они  курили,  обменивались
репликами, изредка хлопали.
   Лишь Гуров, подняв воротник  своего  легкого  не  по  сезону  пальто,
засунув руки в карманы, стоял неподвижно, ни с кем не  разговаривал,  не
слышал ругани выступающих, слепо смотрел в лица  митингующих,  но  самое
страшное, ч