сказал Гуров.
   Подвал оказался просторным, с застланными нарами, столом,  табуретами
и электрической печкой, которую Мустафа сразу включил.
   Автоматчики закрыли железную дверь, присели на табуреты, но стволы не
опустили.
   - Садитесь, - сказал Мустафа, -  и  помалкивайте,  а  ты,  московский
мент, слушай.
   - Мустафа, ты совершаешь ошибку, -  сказал  Гуров.  -  Люди  тебя  не
поймут. - Он пытался разговорить авторитета.
   - Еще раз вякнешь, велю стрелять, - ответил Мустафа. - Тебя не убьют,
говорил уже, перешибут ноги, и я с тобой начну игру в вопросы и  ответы.
Видишь огонь? - Он указал на раскалявшиеся спирали  электропечки.  -  На
его вопросы отвечают все. Раньше,  позже  -  отвечают.  И  ты  ответишь.
Больные, которые молча в подвалах подыхали, уже все передохли.
   - Мустафа, - прошептал один из автоматчиков.
   - По очереди выйдите, примите и мне приготовьте, - отозвался Мустафа.
- Мне двойную.
   Полковник оперся на обитый жестью стол, убедился, что тот к  полу  не
прикреплен, быстро взглянул на Дитера. Немец чуть  прикрыл  глаза,  мол,
понял. В момент решающего броска стол можно использовать как щит.  Я  со
столом на автоматчика, пока он один, Дитер Мустафе в ноги, решил  сыщик;
упираясь ладонью,  взглянул  на  Мустафу,  увидел  оскал  редких  зубов,
направленный на него пистолет, вздохнул и спросил:
   - Можно вопрос?
   Мустафа выстрелил, осколок цемента, который  пуля  вырвала  из  пола,
ожег полковнику голень.
   Русский автоматчик вернулся, азиат ушел, Мустафа спросил:
   - Хорошо?
   - Достает, командир, сейчас будет хорошо.
   Наркоманы, понял Гуров. Значит, не уговорить, только бой и не  даться
в руки живыми. Он вновь взглянул на Дитера, который вновь прикрыл  глаза
и тронул ногой стоявшую рядом скамью.
   Вернулся автоматчик-азиат, сказал:
   - Мустафа, для вас готово.
   Тот кивнул, сунул пистолет за пояс.
   - Если встанут - огонь, и только по ногам, убьете - шкуру спущу. - Он
шагнул к двери, оглянулся на пленников и передумал:
   - Не та карта, тащи сюда, не могу оставить таких гостей.
   Азиат нырнул за дверь, тут же вернулся, протянул шприц. Мустафа взял,
взглянул на свет, оценивая уровень жидкости,  зацокал  довольно  языком,
затем прямо через брючину вколол в бедро, но  выпустил  наркотик  не  до
конца, лишь половину, выдернул иглу.
   - Все нельзя, размякну, пожалею людишек, прикончу сразу, век себе  не
прощу.  -  Он  опустился  на  скамью,  сидел,  как   бы   прислушиваясь,
наслаждаясь накатывающейся истомой.
   Такие мы с Петром умные, цены нам нет, думал Гуров. Не бандиты правят
бал, не воры  в  законе  -  наши  ребята  из  спецслужб,  продажные,  но
интеллектуалы. Все по Москве, Питеру, другим стольным городам меряем, не
сыщики, а оперы недоученные. Свою Россию не знаем, где  шаг  от  главной
тропы - и в болоте с головой. Я  считал,  что  хоть  какая-то  логика  в
действиях местных авторитетов присутствует, существует иерархия, система
подчинения.
   Полковник взглянул на автоматчиков,  белобрысого  русака  и  смуглого
азиата.  Столь  непохожие,  они  одинаково  улыбались,  оружие   держали
уверенно, на колени не опускали, стволы в сторону  не  отворачивали.  На
расстоянии нескольких метров заглянуть  им  в  глаза  не  представлялось
возможным, чувствовалось, пацаны не пьяные, но и не  вполне  нормальные,
стоит шевельнуться, они откроют огонь.  Казалось,  соплякам  даже  очень
хочется пострелять, развлечься.
   Мустафа сидел у дальнего конца стола,  держал  пистолет,  смотрел  на
лежавший перед ним шприц, ждал, когда наркотик окончательно прибудет  по
назначению.
   Ну кто  мог  предположить,  что  Мустафа  именно  сейчас  решится  на
переворот и двинет против Академика, главное, против ТТ? Предчувствие не
знахарство, не Кашпировский с Чумаком, в предчувствие следует верить.  С
самого начала сыщику  не  нравилось  столь  гладкое  и  удачное  начало,
следовало отвернуть, выждать. Разве  он  не  выжидал,  однако  факт,  он
попался,  посчитал,  что  Нина,  будучи  "полномочным   представителем",
является гарантом  физической  безопасности.  Самое  страшное,  что  они
наркоманы, значит, никакая сила убеждения на них не подействует и  страх
за собственную жизнь у них отсутствует.
   В кармане  у  сыщика  лежала  авторучка,  якобы  сильнейшее  взрывное
устройство, с одной стороны, это  шанс.  С  другой  стороны,  когда  она
изготовлена, в каком сейчас состоянии?  Он  швырнет  авторучку,  она  не
сработает, автоматы полыхнут, а потом?
   Умирать не  хочется,  а  уж  долго  умирать,  глядя  в  лицо  дебила!
Полковник передернул плечами, вытер рукой лицо, взглянул  сквозь  пальцы
на Дитера, указал на шприц. Немец чуть заметно кивнул, мол, понял, когда
будет делать второй угол, тогда и атакуем.
   Казалось, что лишь здесь, в подвале,  рядом  с  мучительной  смертью,
они, не сказав ни слова, научились понимать друг друга.
   Дитер был моложе Гурова на восемнадцать лет оперативной работы, а это
целая жизнь. Немец не понимал  всей  безнадежности  положения,  верил  в
русского, полагая, что тот может все, и удивлялся, почему полковник  так
медлит. Дитеру не хватало фантазии, он не мог  представить,  что  с  ним
сделают, когда он рухнет на цементный пол с раздробленными ногами.
   Гуров такие трупы видел. Что с  ним,  полковником  милиции,  сделают,
примерно знал, и это  знание  парализовывало,  вынуждало  тянуть  время,
искать наилучший,  выгоднейший  момент.  Полковник  знал,  момент  будет
только один, и просчет - это не просто смерть, а значительно, неизмеримо
хуже. Ждать, терпеть  и  ждать,  ведь  где-то  мечется  Василий,  совсем
неплохой опер. Хоть какая-то помощь со стороны - и ситуация полегчает.
   - Ты хотел спросить? - осклабился Мустафа, наступил кайф, потянуло на
общение. - Говори, мент. Вы же предоставляете нам  последнее  слово.  От
него вышка не становится ниже, а срок короче, но  поболтать  разрешаете.
Твое слово тоже ничего не изменит, но пусть будет по-честному.
   - Я не говорить хотел, - произнес неторопливо Гуров, - лишь спросить.
Зачем тебе все это надо? Ну, замучаешь ты нас, зальешь здесь все кровью.
И что? В город понаедут сыскари, ты  скроешься,  тебя  начнут  искать  и
менты, и ребята ТТ. Долго ты пробегаешь?
   Мустафа молчал, лишь улыбался.
   - Так зачем тебе это надо? - вновь спросил полковник.
   - Они умные, а я чурка с глазами, и власть девка захватила. Я  запишу
твои слова на  магнитофон,  пошлю  пленку  Тимоше,  он  поймет,  что  я,
Мустафа, самый глупый, спас его,  и  своих  псов  отзовет.  А  менты?  -
Мустафа облизнул толстые губы. - У них работа такая... Когда они  увидят
твой труп, у них прыти поубавится.
   - Наоборот, только озвереют.
   - Озвереть может только зверь, они только дворняжки, - ясным,  чистым
голосом ответил Мустафа. - Но ты говори, говори, интересно. Я сейчас еще
уколюсь, разговор начнется другой.
   Услышав последние слова, Дитер наконец понял, в какое  положение  они
попали и почему полковник тянет время. Он боится рисковать, ждет  помощи
капитана. Остались считанные минуты, и капитан  нас  потерял.  Наркоманы
близко не подойдут, разобьют из автоматов ноги... Если они не прострелят
мне руки, я задушу первого, кто подойдет. Дитер заметил,  как  полковник
подтянул ноги под сиденье, значит, готовится к броску, перехватил взгляд
русского, который указывал на Мустафу. Полковник приказывает напасть  на
старшего, а охрану берет на себя. Как же он до них доберется?
   - Мустафа, умирать никто не хочет, - сказал полковник.  -  Мы  только
люди. Может, ты возьмешь деньги?
   - Лимон с мелочью, что в ящике на даче? - усмехнулся Мустафа. - Я  их
заберу по ходу, плюс "волга", неплохо получается.
   - Мы заплатим валютой, это совсем другие деньги.
   - Я заберу и валюту.
   - Не получится, у Дитера кредитная карточка, по которой только он сам
может получить валюту.
   - Я употребляю лишь месяц, мозги пока при мне. - Мустафа взял  шприц.
- Ты мент, я тебе никогда не  поверю,  ты  умрешь,  как  я  сказал.  Но,
подыхая, расскажешь мне правду, которую я выложу Тимоше.
   - Я тебе и так наговорю, что пожелаешь, -  быстро  сказал  Гуров.  Он
боялся, что очередь ударит внезапно.
   - Боишься?
   - Боюсь!
   - Я сразу понял, что ты умный. - Мустафа поднял  шприц,  взглянул  на
остаток наркотика, довольно кивнул, воткнул иглу в бедро  и  на  секунду
прикрыл глаза.
   Гуров не верил  в  успех,  однако  авторучку  под  ноги  автоматчиков
швырнул, тут же опрокинул стол, упал за него. Одновременно с полковником
Дитер метнулся в ноги Мустафе, который даже не успел схватить  пистолет,
был смят. Немец с такой силой шарахнул Мустафу головой об цементный пол,
что череп треснул,  и  Дитер  почувствовал,  что  держит  труп.  Ударили
автоматные очереди, пули прошили стол, зацокали по стенам, но Гурова  не
задели.
   - Укройся за тело! - крикнул полковник. - Они не посмеют стрелять!  -
Быстро отпрыгнул в сторону,  успел  подумать,  что  вся  эта  техника  -
абсолютное дерьмо. И как бы  подтверждая  мысли  сыщика,  пули  вспороли
цемент в том месте, где только что находился полковник.
   Пистолет Мустафы валялся  в  каком-то  метре  от  Гурова,  чтобы  его
схватить, надо высунуться, а свинец чертил пол, как  внезапно  хлынувший
дождь первыми каплями бьет по сухому асфальту. Да у них сейчас  кончатся
патроны, а запасных рожков наверняка нет, успел подумать полковник,  как
подвал  тряхнуло,  словно  пустую  картонную  коробку,  свет  погас,   и
наступила тишина.
   Гуров потряс головой, сглотнул, похлопал себя по ушам, позвал:
   - Дитер?
   - Я здесь, господин полковник.
   При  тусклом  свете  остывающих  спиралей  электропечи,  сыщик  нашел
пистолет Мустафы, поднялся и спросил:
   - Твой клиент живой?
   - Сожалею, господин полковник.
   - Тогда пошли, не поскользнись, у двери должно быть мокро,  -  сказал
Гуров, добрался до двери, споткнулся о  труп,  отбросил  ногой  автомат,
толкнул железную дверь.
   Тусклый свет просачивался сверху, можно было найти ступеньки. Гуров и
Дитер выбрались из подвала, но перед  дверью  на  улицу  сыщик  молодого
инспектора остановил, ощупал плечи, похлопал по спине, заглянул в  глаза
и сказал:
   - Теперь ты знаешь, что такое хлебнуть горячего до слез, А  на  улицу
не лезь, нам не хватает поймать пулю на пороге победы.
   - Вы полагаете...
   - Заткнись, счастливчик! Я ничего не полагаю! Я жить хочу и только. -
Гуров толкнул дверь ногой.
   Пули прошили дверную створку, раздалась автоматная очередь.
   - Вот пристали, никаких нервов не хватит, -  вздохнул  Гуров.  -  Ну,
теперь-то котята умоются. - Он оттянул затвор пистолета,  убедился,  что
патрон  на  месте.  -  Извини,  парень,  но  тебе  придется  спуститься,
подобрать два автомата, два-три патрона в рожках  осталось,  аккуратней,
там все в крови.
   Дитер, брезгливо поморщившись, шагнул было на лестницу, как со  двора
донесся пистолетный выстрел и знакомый голос:
   - Лев Иванович! Дитер! Вы где? Это я, Василий!
   Увидев вышедших из подвала полковника  и  инспектора,  опер  по-бабьи
всплеснул руками,  что  было  особенно  несуразно,  так  как  он  сжимал
пистолет.
   - Батюшки! Ну слава богу! Пронесло! Чего у вас там  рвануло,  аж  дом
вздрогнул?
   -  Мустафа  какое-то  взрывное  устройство  проверял.   Неудачно,   -
сдержанно ответил Гуров, подошел к трупу в пятнистом комбинезоне,  рядом
валялся автомат, недовольно спросил:
   - Где ты столько времени шлялся?
   - Шлялся? - Василий взглянул обиженно, заморгал. - "Волга"  свернула,
я машину бросил, бегом. Заскакиваю сюда,  вижу,  машины  нет,  парень  с
автоматом прогуливается.
   Полковник не слушал,  открыл  гараж,  вывел  "волгу",  из  ящика  для
перчаток  достал  свой  "вальтер"  и  газовую  "беретту".  Но   капитана
распирала обида, он хотел объяснить:
   - Стрелять в человека  не  могу.  Подойти  для  проверки  документов?
Верная смерть. Звонить генералу? Вы, господин полковник,  с  меня  шкуру
спустите.
   - И ты решил подождать, пока шкуру снимут  с  нас.  -  Гуров  вытянул
подсос, увеличил обороты,  прогревал  машину.  -  Интересно,  зачем  это
Мустафа  завел  людей  в  подвал?  Полагаешь,  он  решил  нас   угостить
шампанским и поговорить о бренности земной  жизни?  Значит,  стрелять  в
вооруженного автоматом человека ты не можешь?  А  ожидать  с  оружием  в
руках, пока твоих коллег разрежут на кусочки, выжгут им глаза?
   Василий отпрянул, начал заикаться:
   - Я не знал ни о подвале, ни о гараже,  -  бормотал  он,  завороженно
глядя, как полковник дрожащими пальцами выколупывает из пачки сигарету и
долго щелкает зажигалкой.
   - Ты ничего не видел, не знаешь, если потребуется, рапорт я напишу. -
Гурову удалось прикурить, и он несколько раз затянулся.
   - А этот? - Василий указал на труп автоматчика. - Ведь это я его.  Он
начал стрелять по двери, я и выстрелил.
   - Значит, самозащита, пока молчи, начнешь объясняться, нас спалишь. -
Гуров сжег сигарету, закурил новую. - Капитан, вам приказ понятен?
   - Так точно, господин полковник!
   - Позвоните генералу, скажите, слышали взрыв, и только.  При  осмотре
обнаружат трупы, следы взрыва,  наркотики,  стреляные  гильзы.  -  Гуров
взглянул на часы.  -  И  прошло-то  всего  ничего,  а  кажется...  -  Он
замолчал. - На дачу приезжайте к девятнадцати.
   - Так точно, господин полковник! - почему-то шепотом ответил  Василий
и побежал на улицу.
   Когда Дитер, стоявший неподалеку, пошел к машине, его покачивало.  Он
тяжело опустился на переднее сиденье, прикрыл лицо рукой.  Гуров  только
вывел "волгу" со двора на улицу, как, завизжав тормозами,  им  перекрыли
дорогу "волга" и "жигули". Полковник увидел выскочившую из "волги" Нину,
убрал пистолет и сказал Дитеру:
   - Выйди на улицу, машину испачкаешь.  -  Он  подошел  к  Нине,  хотел
сказать резкое, увидел ее разбитые, уже опухшие губы, парней, набившихся
в две машины, лишь пожал плечами.
   - Значит, мы все-таки успели, - сказала Нина.
   - Нет, вы опоздали, - ответил сыщик.
   - А где Мустафа?
   - Погиб при невыясненных обстоятельствах, прихватил с собой охрану из
трех автоматчиков.
   - Круто, полковник. - Нина тронула запекшуюся губу.
   - Господин полковник, - поправил Гуров.
   - А с ним что? Ранен?  -  Нина  кивнула  на  Дитера,  который  стоял,
привалившись плечом к стене дома, и блевал.
   -  Как  можно?  Целехонек!  -  возмутился  Гуров.  -   А   блюет   он
исключительно от радости, что вас вновь увидел.
 
Глава восьмая 
НАЕМНЫЙ УБИЙЦА 
 
   Ему везло с момента рождения: родители душевные, почти интеллигентные
люди, в семье достаток, мальчика назвали красивым именем Олег, фамилия у
него тоже была подходящая - Сергеев. Он был не красив, но лицом приятен,
росту не высокого, но сложен отлично, может, и не имел бешеного  успеха,
но в большинстве случаев женщинам нравился.
   Почему Олег Сергеев стал убийцей, мало того, согласился  работать  по
найму,  не  знал  никто.  Ученые  сумели  пробраться  только  в  космос,
человеческий  мозг,  или  что  там  человеком  руководит,  остался  пока
неизведанным. Мы привыкли повторять, мол, бытие определяет  сознание.  С
бытом у Олега все было в порядке, отец - кадровый военный,  мама  зубной
врач,  в  доме  ссорились  редко,  алкоголиков  в  роду  вроде   бы   не
прослеживалось. Учился Олег  не  отлично,  однако  хорошо,  без  срывов,
ничем, кроме кори да  ангины,  не  болел,  головой  не  ударялся,  школу
закончил благополучно, правда, из института после третьего  курса  ушел,
так это, извините, не потрясение, которое  способно  заставить  человека
хладнокровно убивать других людей.
   Первый, кто понял, что с мальчиком не все  в  порядке,  была  мама  -
Светлана Александровна. Впрочем, когда прозвенел первый звонок,  женщина
была еще так молода, что отчество ей не  полагалось.  История  произошла
банальная, однако страшноватая. Олег готовился  к  выпускным  экзаменам,
Светлана готовила на кухне обед и уронила кастрюлю с  кипящим  бульоном,
ошпарила ногу, закричала и от болевого шока потеряла сознание.
   Первой на этот дикий вопль прибежала соседка  из  соседней  квартиры,
начала звонить, барабанить в дверь,  лишь  тогда  Олег  вышел  из  своей
комнаты, отпер замок, взглянул удивленно.
   - Что? Что? - повторяла соседка.  -  Где  Светлана?  Пожар?  Она  так
кричала!
   - Слышал. - Олег махнул рукой. - Мать на  кухне,  у  меня  задача  не
получается.
   Мучилась Светлана ужасно, но ногу удалось спасти.  Муж  взял  отпуск,
дневал и  ночевал  больнице.  Олег  мать  навещал,  точнее,  заскакивал,
оставлял  цветы,  чмокал  в  щеку  и  убегал.  Страдая  от  дикой  боли,
обласканная  заботливым  мужем,  Светлана  наблюдала   за   сыном,   все
собиралась с ним поговорить, ведь соседка рассказала, что Олег не  вышел
из комнаты, хотя крик  женщины  был  слышен  даже  в  других  квартирах.
Светлана так и не поговорила с сыном, сначала не хватало  сил,  а  позже
она  поняла,  что  Олег  совершенно  равнодушен  к   чужим   страданиям.
Равнодушен в равной степени как к боли матери, так и к мучениям  женщины
из африканского племени. Светлана поделилась своими опасениями с  мужем,
они начали вспоминать, каким был Олежка в детстве.  И  к  своему  ужасу,
поняли, что  он  таким  родился,  его  полное  равнодушие  к  несчастьям
окружающих проявлялось постоянно, но они, родители, не обращали внимания
на  потрясающую  черствость,  бездушие  любимого  чада.   Отец   пытался
потолковать с сыном как мужчина с мужчиной, парень лишь  удивился,  даже
возмутился. Олег категорически заявил,  что  это  он  человек  абсолютно
нормальный и современный,  а  все  остальные,  в  том  числе  и  предки,
сентиментальные марсиане. Между родителями и сыном появилось отчуждение,
которое довольно быстро превратилось в глухую стену. И если  Светлана  в
эту стену порой пыталась стучать, то Олег лишь удивлялся, считая, что  у
них хорошая благополучная  семья,  слюнявых  разговоров  он  терпеть  не
может, просит по пустякам не беспокоить.
   Когда подполковник Сергеев получил назначение на новое место  службы,
Олег ехать с родителями отказался, заявив, что они его утомляют.
   Случается,  что  у  здоровых  людей  рождается  урод,   и   родители,
сломленные горем, отказываются брать ребенка, бросают на произвол судьбы
и государства, стараются сбежать от него, от себя, быстрее забыть.
   Собираясь к переезду и услышав заявление сына, Сергеевы даже себе  не
признались, что почувствовали облегчение.  Подполковник  сдал  служебную
двухкомнатную квартиру, добился для сына однокомнатной. Примерно  с  год
обменивались  письмами,  затем  открытками  к  юбилеям,  вскоре  ниточка
порвалась окончательно.
   Когда Олег встретился  с  Ниной,  им  было  по  двадцать  три,  роман
случился скоротечный. Олег работал в телеателье, деньжата  водились,  но
Нину деньжата не устраивали, она хотела иметь деньги, точнее - деньжищи.
Олег никого не любил, Нина исключения не составляла, для  постели  найти
женское тело сложности не представляло, так что расстались тихо и мирно.
Нина и забыла бы парня в одночасье, если бы не одна история. За девушкой
начал ухаживать грубый и надоедливый парень, и она  пожаловалась  Олегу,
который взглянул на ухажера,  кивнул,  обещал  разобраться.  Нина  тогда
решила, что Олег трус и трепло, а через два  дня  узнала  -  на  стройке
неподалеку нашли  труп  незадачливого  ухажера.  Нина  в  это  время  не
работала в "Алмазе", не спала с Тимошей, еще и  не  ездила  к  матери  в
Германию, девушка была лишь обыкновенной студенткой, потому прибежала  к
Олегу, напуганно сообщила о найденном трупе и спросила:
   - Олежка, неужели?
   - Ты же просила, - равнодушно ответил Олег. - Какое нам  дело,  одним
меньше, забудь.
   За несколько лет Нина проскочила огонь, воду и разные трубы,  создала
собственную систему  координат,  определилась  в  ней,  познакомилась  с
Тимошей,  тогда  и  вспомнила  о  телевизионном