Полковник Орлов не мог скрыть от генерала
Турилина, откуда поступил сигнал.
   Константин Константинович, человек  корректный  и  сдержанный,  после
доклада о том, что убийца ушел, вызвал Орлова, предложил сесть  и  минут
двадцать приводил свою нервную систему  в  порядок,  писал,  отвечал  на
телефонные звонки, наконец закрыл лежавшую перед ним папку, погладил  ее
ладонями, словно пыль стирал.
   - Товарищ полковник, вы мне доложили, что подполковник Гуров уехал из
Москвы и находится  в  неизвестном  вам  санатории.  "Ну  все,  придется
держать ответ, - понял Орлов. - "Если уж "товарищ полковник",  на  "вы",
значит, мои дела плохи, а о Леве и говорить  нечего.  Ну  что  же,  семь
бед... Я же собираюсь на пенсию.
   - Товарищ генерал, - Орлов встал, -  подполковник  Гуров  позвонил  и
сообщил, что разыскиваемый убийца Силин по кличке  Эффенди  находится  в
дачном поселке. Как вам и докладывали, мы опоздали, но установлено,  что
Эффенди действительно проживал на даче несколько дней.
   - Сядь. Где Гуров? Откуда он получил информацию?
   - Источник информации Гуров не назвал. Турилин смотрел на приятеля  и
молчал. Он задал два вопроса, но получил один ответ, повторяться  больше
не стал. Орлов встал, чуть ли не щелкнув каблуками.
   - Виноват, Константин Константинович, вы правы, я могу найти  Гурова,
извините, но считаю это нецелесообразным.
   - Будет так, - генерал тоже поднялся,  оперся  на  стол  ладонями.  -
Подполковник Гуров из очередного отпуска с сегодняшнего дня отозван.
   - Без объявления приказа...
   - Не учите меня, полковник! - Он взглянул на часы. -  В  четырнадцать
пригласите подполковника на мою конспиративную квартиру. Вы свободны...
   - Свободен, - повторил Орлов и вышел.
   - Дожили, - сказал Турилин, когда дверь за полковником  закрылась,  и
вздохнул, подумав, что будет еще хуже. "Как  я  себя  помню,  так  жизнь
становится все хуже и хуже. И я уже не мечтаю, чтобы лучше, лишь пытаюсь
затормозить скольжение, закрепиться на каких-то позициях..."
 
Глава десятая 
 
   Как только Гуров узнал, что группа захвата  промахнулась,  и  Эффенди
ушел, то быстро собрал свой скарб и сказал:
   - Денис, я уезжаю. Тебя начнут расспрашивать, но ты не знаешь, где  я
нахожусь. А чтобы тебе лишнего не врать,  связь  у  нас  с  тобой  будет
односторонняя, будешь нужен - найду. Держись с Волиным спокойно,  ровно,
в общем, служи,  никаких  вопросов  не  задавай.  Если  он  станет  мной
интересоваться, скажи, мол, поругались, я съехал, где живу, не знаешь.
   - А что передать ребятам? - спросил Сергачев и пояснил:
   - Прохору и Кириллу. Они вроде бы тебе здорово помогли.
   - Помогли, - согласился Гуров.  -  Передай  поклон,  скажи,  закончит
Гуров выступать, встретимся.
   - Значит, поклон - и с концами, - Сергачев протянул  забытую  Гуровым
мыльницу. - Хороший ты человек, Лев Иванович, главное, благодарный.
   Гуров собрался было ответить, но лишь махнул рукой и вышел.
   Был у Гурова приятель, доктор наук, образованнейший человек, знал три
иностранных языка, в общем, умница и парень отличный,  но  женщин  любил
чрезмерно. Сколько женщину ни  люби,  все  мало,  но  он  любил  многих,
практически всех, с кем имел возможность познакомиться. Считал он  такое
положение вещей для любого мужика единственно нормальным  и  в  верность
Гурова семье  не  верил.  А  потому,  уезжая  в  очередную  долгосрочную
командировку за рубеж, отдал Гурову ключ от своей квартиры, заговорщицки
подмигнул,  мол,  пригодится.  Для  оперативного   работника   свободная
квартира никогда лишней не бывает,  Гуров  ключ  взял,  тоже  подмигнул,
друзья обнялись, похлопали друг друга по спине, после чего  один  улетел
работать и разлагаться в чужом обществе, а второй остался на Родине, как
известно, работать то ли слесарем-сантехником,  то  ли  ассенизатором  -
должность Гурова, в общем, известна, при всем желании ничего хорошего  о
ней не скажешь.
   Значит, квартира у Гурова имелась, не поселился он  в  ней  с  самого
начала только потому, что хотел находиться рядом с Денисом Сергачевым. А
кроме  того,  у  настоящего  сыщика  для  последней   крайности   должна
сохраняться берлога.
   Такой час настал, Гуров переехал в квартиру приятеля. Узнал  бы  этот
приятель,  с  какой  целью  и  почему  Лева  Гуров  воспользовался   его
гнездышком, то, возможно, заплакал бы от обиды.
   Гуров занимался привычным для него делом,  пылесосил,  вытирал  пыль,
которой в нежилой квартире скопилось достаточно.
   Он не винил Лебедева, что тот сообщил  о  местонахождении  Эффенди  с
опозданием. Опасения финансиста, что розыск сработает топорно  и  убийца
поймет, кто навел, имели основания. Ребята из группы захвата с агентурой
не работали, и порой, когда расписывалась операция,  решалось,  в  каком
месте принять объект под наблюдение, сколько "вести", где и когда брать,
"волкодавы" слушали вполуха. Вы, мол, скажите где и укажите кого,  а  мы
по  месту  действия  разберемся.  Если  же  преступник  разыскивался  за
убийства и был вооружен, то разговор совсем был короткий. Под пули  идем
мы, а не  вы,  и  не  вам  нас  учить.  Гурову  такую  работу  выполнять
приходилось, и осуждать коллег из группы захвата  он  не  мог.  И  Гуров
решил при очередной встрече с Юрием Петровичем никакого недовольства  не
высказывать.
   Гуров отлично понимал, что, узнав о неудавшейся операции,  Константин
Константинович  прикажет  зарвавшегося  сыщика  из   отпуска   отозвать.
Полковник Орлов ослушаться не может, Гурова немедленно вернут в строй, и
как ни  бейся,  какие  предохранители  ни  ставь,  а  информация  начнет
растекаться и уходить на сторону.
   Ехать в Вену без разрешения генерала Гуров не собирался, но здесь,  в
Москве, следовало разобраться самому. Лишь на  один  вопрос  он  не  мог
найти ответ. "И пока не найду, я на свет Божий не вылезу, - решил Гуров.
- Почему именно меня решил вербовать глава Корпорации? -  Нет,  конечно,
есть и  другие  вопросы,  но  именно  этот  он  определил  как  главный,
стержневой. - Если я на него отвечу я  пойму  и  все  остальное.  Почему
именно подполковник Гуров? На юге я ввязался в  эту  грязную  историю  и
попал в поле зрения Патрона? Глупости.  Тут  же  последовала  схватка  в
Москве, после которой разумный  человек  должен  приказать  Гурова  либо
убрать, либо не трогать. В Москве масса офицеров  моего  калибра,  среди
них есть лучше меня, есть похуже, существуют и  совсем  негодные.  Среди
последних и должен искать Патрон помощника. А  Патрон  уперся  именно  в
меня. Почему?
   Юрий Петрович Лебедев пытался хозяина отговорить и Референт  от  моей
персоны далеко не в восторге. Волин  делает  упор  на  репутацию  и  мое
знание немецкого. Но в Вене найти надежного переводчика не  проблема.  А
Денис Сергачев? Они ему не верят, знают:
   Денис в критической ситуации встанет рядом со мной. Что они не  могли
посадить за руль своего верного человека? Могли, но нанимают  Сергачева,
словно умышленно мне помогают. Почему? Просто так в таких  делах  ничего
не  делается.  Они  все  время  идут  по  самому  краю.  А  ведь  Волин,
безусловно, умен. И  Патрон,  конечно,  тоже.  Наверняка  еще  старше  и
опытнее".
   Гуров бросил пылесос, отправился на  кухню,  поставил  чайник,  начал
искать чай  или  кофе.  Холодильник,  естественно,  был  пуст,  а  таких
кретинов и недоумков, как он,  Гуров,  кормить  вообще  не  следует.  Он
открыл бар, здесь был  полный  порядок,  можно  слона  напоить.  Да  еще
шоколад фирменный. Рядом с шоколадом лежал конверт.  Гуров  взял  его  и
прочитал: "Тебе, лично". Он вскрыл конверт,  на  открытке  с  обнаженной
красавицей было написано: "Я знал, что ты придешь. Лева, жизнь  одна,  и
ни в чем себе не отказывай".
   "Все всё знают, - подумал Гуров, - один я,  как  мальчик,  путаюсь  в
соплях. Может, глотнуть для бодрости и ясности мысли? - Он взял одну  из
бутылок, понюхал и поставил на место. - Итак, Руслан  Волин  был  против
моей кандидатуры, но его вынудили мной заниматься. А может, Волин  всего
не знает, и его самого Патрон использует "втемную"? А неизвестный Патрон
имеет на подполковника Гурова свои виды? А поездка в  Вену  -  камуфляж,
прикрытие какой-то другой цели, которая известна лишь одному человеку?"
   Сыщику показалось, что он нащупал у себя под ногами что-то более  или
менее твердое. Как говорится, верхним  чутьем  он  выбирался  на  верную
дорогу. Он сел к телефону и позвонил в отдел, ему повезло,  трубку  снял
нужный парень.
   - Боря, здравствуй, не отвечай и не называй  моего  имени,  -  быстро
сказал Гуров.
   - Здравствуйте, Лев Иванович, я один в кабинете, - ответил  лейтенант
Боря Вакуров.
   - Как здоровье Станислава?
   - Выписался, пока дома, рвется в бой и все о вас спрашивает.
   - Боря, ты можешь взять больничный?
   - Вы же знаете, - удивленно ответил оперативник, - у меня хронический
радикулит.
   - Извини,  старею.  Сейчас  записывай,  а  завтра  бери  бюллетень  и
выполняй...
 
*** 
 
   А Волин  больничный  не  брал,  хотя  лицо  распухло  так,  что  даже
участковый врач выписал бы бюллетень не задумываясь. С момента получения
"производственной" травмы прошло уже три  дня,  сегодня  опухоль  спала,
боль прошла, но левая сторона лица была лиловой с желтыми подпалинами, а
под глазами залегла чернь.
   Он не выходил из дома, в офисе  все  шло  своим  чередом,  финансовой
стороной Корпорации занимался  Лебедев,  который  непрестанно  звонил  и
требовал встречи с Патроном, так как прямого выхода  на  него  не  имел.
Волин сообщил по инстанции, но согласия на встречу  не  получил.  Патрон
пробурчал  в  ответ  что-то  нечленораздельное  и  односложное:  то   ли
"подождет", то ли "потерпит".
   Волин, привыкший к жизни деятельной, ежедневно насыщенной  событиями,
болтался по квартире, скучал и думал, думал  до  полного  одурения.  Все
складывалось  вроде  бы  нормально,  на  днях  Патрон  должен   получить
наркотик, по словам Лебедева, советские рубли затопили подвалы, расплата
с поставщиками Референта не касается, машина с водителем у  подъезда.  В
стройную схему плохо вписывался только Гуров.
   Когда закончилась их последняя встреча, Волин, несмотря на полученные
увечья, пребывал в оптимистическом настроении. Ему  казалось,  что  даже
срыв Гурова, его  неожиданный  удар  свидетельствуют  о  капитуляции.  И
возможность вступить в  Вене  в  контакт  с  мафией  подполковника  явно
заинтересовала. Самый честный и  принципиальный  человек  -  всего  лишь
человек, и ему хочется, выглядеть не только перед начальством,  но  и  в
своих глазах красиво. А перспектива  разоблачения  группы  международной
мафии  для  МУРа,  особенно  в  свете  предстоящего  вступления  СССР  в
Интерпол, случай беспрецедентный. Теоретически у Волина все складывалось
великолепно. Однако когда он вспоминал лицо Гурова, его  голубые  глаза,
взгляд, порой жесткий, порой насмешливый, чаще равнодушный, но, главное,
ни разу не испуганный, Референт приходил к выводу, что с  подполковником
работать невозможно, с  ним  надо  немедленно  кончать.  И  хотя  Гурову
подсунута легенда, он все равно знает слишком много, и  отдавать  его  в
прокуратуру нельзя. Значит, следует обратиться к услугам Эффенди.
   Но убийца уехал в Ростов, связи с ним нет. Но даже не  в  этом  дело.
Дело в другом: теоретизировать он может, сколько  душе  угодно,  но  без
разрешения Патрона разделаться с Гуровым невозможно.
   Наркотик а значит,  валюта,  в  руках  этого  самодовольного  обжоры,
следовательно и судьба Руслана Алексеевича Волина в тех же  самых  руках
"А что решаю я, второе лицо в Корпорации? -  думал  Волин  и  неожиданно
отчетливо понял, что его  ладони  пусты.  -  Я  лишь  слуга  меня  могут
вышвырнуть за порог в любую  минуту.  Совместное  предприятие,  солидная
фирма? Положение хорошие, деньги, в том  числе  и  валюта.  К  чему  мне
уголовщина? Но предприятие находится в руках чиновников, а самый главный
чиновник данного ведомства -  Константин  Васильевич  Роговой,  то  есть
Патрон. Практически именно он помог  Референту  создать  это  совместное
предприятие. Большинство приятелей Волина, работающих в подобных фирмах,
люто ему завидовали. Они тратили недели, месяцы для  получения  подписи,
затем столько же, чтобы на  подпись  легла  печать.  Цветы,  французские
духи, вульгарные пухлые конверты непрерывающимся потоком текут в главки,
отделы, зашарпанные канцелярии. А у  Руслана  Волина  полный  ажур,  все
вопросы решаются мгновенно, он дарит цветы и шоколад только от  хорошего
настроения.
   "Знали бы мои коллеги, - рассуждал горестно Волин,  -  какую  цену  я
действительно плачу и с какой превеликой радостью я бы с ними  поменялся
местами". К сожалению,  Руслан  Алексеевич  Волин  сначала  стал  членом
Корпорации, потом тем, что воплощала в себе кличка  Референт,  лишь  как
следствие  -  сопредставителем  совместного   предприятия.   И   сегодня
сожаления и вздохи бессмысленны и смешны.
   Что  делать  с  Гуровым?  Волин  дал  ему   сутки   на   размышления,
подполковник условия принял, в назначенный час не позвонил, а с квартиры
Сергачева съехал, исчез и вестей не подает. И зачем такой  неуправляемый
снаряд понадобился Патрону? Почему неуправляемый? Он служит своей  идее,
с ней можно не соглашаться, но у Гурова она есть. И  при  ее  воплощении
сыщик очень даже человек дисциплинированный и обязательный.
   Последние  рассуждения  Референта  были  простительны,  так   как   о
сегодняшних отношениях подполковника Гурова со своим начальством  Руслан
Алексеевич ничего не знал.
   "Подполковник, сыщик, идейный борец, - продолжал рассуждать Референт.
- Зачем Патрону такой человек?" И Волин наконец понял... Он опустился  в
кресло, схватился за голову.
   Все последующие действия развивались строго по законам  мелодрамы,  и
слова, часть из которых он произносил вслух, а часть  проглатывал,  тоже
больше годились для провинциальной  сцены,  чем  для  суровой  столичной
действительности. Референт говорил примерно следующее:
   - Боже мой, какой я  идиот!  Меня  столько  времени  тычут  мордой  в
дерьмо, а я тыкаюсь и жру его, даже еще  удивляюсь,  что  невкусно,  что
тошнит. Дебил! Это же дерьмо, ничем не прикрытое! Патрон  так  уверен  в
моем  кретинизме,   что   даже   не   удосужился   это   дерьмо   как-то
закамуфлировать.
   Волин взял себя в  руки,  немного  успокоился,  закончил  разыгрывать
мелодраму, слез со сцены, сосредоточился на ситуации. "Прозревший глупец
уже не глупец, - решил он. - Как выражается мой лучший друг подполковник
Гуров, если правила отменили, будем драться без правил".
 
*** 
 
   Юрий Петрович Лебедев спустился по ступенькам Центрального  телеграфа
и побрел в сторону Пушкинской площади. "Недавно я здесь  проходил,  меня
преследовал Гуров, а я полагал, что нахожусь в очень сложном  положении.
Такова жизнь: если человеку отрезали палец, то он горюет, а ему  следует
радоваться, что не отрезали руку. Тогда мне было трудно,  даже  страшно,
но я был себе хозяин, донимал происходящее, мог влиять на  ход  событий.
Сейчас я ничего не понимаю, ничего не могу и, главное,  не  хочу.  Пусть
тюрьма, лишь бы оставили в покое и лишь бы остаться живым. На  лесоповал
меня по возрасту не пошлют, буду клеить коробочки или шить рукавицы".
   Сегодня впервые  в  жизни  Юрий  Петрович  не  пересчитал  полученные
деньги. Он взглянул в чемодан, спросил, сколько, и молча записал цифры в
блокнот. Парни в кожаных куртках непрестанно жевали что-то,  в  основном
молчали, изредка швыряли друг в друга непонятные  слова  и  смотрели  на
него, вчера еще считавшего себя, да и на самом деле  бывшего  финансовым
магнатом, как на кладовщика, принимавшего залежалый товар. Юрий Петрович
чувствовал, что для этих ребят он никто, тля, его можно в  любую  минуту
прихлопнуть.
   Юрий Петрович убийц знавал. Иван Сыч, ныне покойный, Эффенди, сегодня
отсутствующий, были исполнители высшей марки. Спокойные, рассудительные,
они убивали, и Юрий Петрович относился к  ним  без  эмоций,  философски:
каждый делает, что умеет. Но ни  один  из  них  никогда  не  убивал  без
приказа.
   Кожаные парни, с которыми Юрий Петрович постоянно общался в последние
дни, никого при нем не тронули, но он чувствовал, вернее,  твердо  знал:
они готовы убить прямо  сейчас,  без  нужды,  без  приказа,  без  личной
выгоды, убить просто так, с той же легкостью, с которой  ребенок  ломает
надоевшую игрушку.
   Юрий Петрович брел по любимой улице, его еще недавно элегантный  плащ
болтался затертой тряпкой, воротничок свежей рубашки казался грязным,  а
модный галстук - засаленным. К не раз слышанным словам "жить не хочется"
он всегда относился примерно так  же,  как  к  лозунгу  "Слава  труду!":
нравится людям, пусть говорят, все равно это никакого смысла не имеет. К
сегодняшнему дню отношение к собственной жизни у Юрия Петровича в  корне
изменилось.
   - Ба! Какая  встреча!  -  услышал  он,  оглянулся  и  увидел  Гурова,
открывающего дверцу "Жигулей". - Присаживайтесь, Юрий Петрович, в  ногах
правды нет.
   Юрий Петрович сел в машину, сжал Гурову локоть и сказал:
   - Здравствуйте, Лев Иванович.
   - Здравствуйте,  Юрий  Петрович,  -  в  том  же  тоне  ответил  Гуров
посмотрел на финансиста внимательно и свои первоначальные планы изменил.
- Я чертовски проголодался, подскажите, где бы мы могли пообедать?
   Лебедев назвал адрес и закрыл глаза. "Сильно скрутило моего  недруга,
- думал Гуров, - а ведь я к нему сейчас ни злобы, ни даже  антипатии  не
испытываю.   Немолодой,   усталый,   испуганный    человек.    Собирался
переговорить накоротке, но коли он так развалился, надо  ловить  момент,
выжать из него максимум. Я личность высоконравственная, оберегаю  людей,
потому одного человека готов подловить  и  добить  окончательно.  Браво,
Гуров! Только вперед!.. Чем же его заставляют заниматься, почему он  так
плох?"
   Лебедев приоткрыл глаза, покосился на сыщика. "Почему  я  никогда  не
замечал, что этот парень красив? Ему бы в кино сниматься, умных  сыщиков
играть, душевных, все понимающих. Он, мой враг,  сегодня  самый  близкий
мне человек. Рядом с ним спокойно. Очередную ловушку обдумывает, решает,
как через меня доказательства против Референта и Патрона получить. Ну  и
пусть, зато я уверен, что он не ткнет меня ножом, не ударит  железом  по
голове. Видит, как я сейчас  расклеился,  а  не  пристает  с  вопросами.
Интересно, взяли они Эффенди или нет?"
   -  Ваша  информация  была  достоверной,  -  словно  подслушав   мысли
Лебедева, сказал Гуров. - Я вам очень благодарен. Эффенди  действительно
был на даче в течение нескольких дней, но, когда мы прибыли, его там уже
не было. Вы не волнуйтесь, Юрий Петрович, мы его обязательно найдем.  Он
убийца.
   Лебедев не ответил. "Эффенди убийца? Верно. Но он  исполнитель  чужой
воли. А сколько вы расплодили потенциальных убийц и как  собираетесь  их
определять, как бороться?"
   Они  обедали  в  тихом,  уютном  кооперативном  ресторане,  где  Юрия
Петровича явно не знали, но приняли гостей  любезно,  обслужили  быстро,
кормили вкусно.
   Лишь когда подали кофе, а Лебедеву рюмку коньяку, Гуров спросил:
   - Не как преступник милиционеру, а  как  человек  человеку,  скажите,
Юрий Петрович, зачем вам все это надо?
   - Что это? - привычно огрызнулся Лебедев и неожиданно  рассмеялся.  -
Извините, рефлекс.
   - Да, я тоже за собой постоянно замечаю. Сижу в гостях за чашкой  чая
и непроизвольно фиксирую, кто врет, кто обманывает жену. Хотя, казалось,
бы, какое мое дело?
   Да, да, профессия, она накладывает... Мне один врач рассказывал...  -
Лебедев замолчал, хотел сказать, мол,  кончай  обхаживать,  лишь  махнул
рукой и попросил девушку принести еще рюмку коньяку.
   - Я чем  дольше  работаю,  тем  больше  у  меня  возникает  вопросов.
Возможно, я с  возрастом  глупею.  Доступной  всем  статистикой  сегодня
доказано, что  разбойники  "трудятся"  из  расчет