меня  извините,  я  предпочитаю  действовать  в
одиночку, - ответил Гуров и подумал, что малый прав и три  ствола  -  не
один.  Только  при  условии,  что   эти   стволы   находятся   в   руках
профессионалов, а не у людей, которые перед боем считают, у кого сколько
ребятишек. Возьмешь их с собой и неожиданно окажешься  в  кандалах.  Нет
уж, в одиночку надежнее.
 
Глава 13 
 
   Своего  единственного  киллера  Фокин  уже   израсходовал.   Человек,
залегший напротив виллы, где укрывался Гуров, не был наемным убийцей,  а
офицером ВДВ, бойцом идейным, ненавидевшим Президента и правящий  режим.
Офицер служил у очень большого генерала, который являлся в заговоре если
не первым, то вторым лицом. Генерал тоже ненавидел Президента. Насколько
позволяла конспирация, был идейным руководителем Фокина, не  любил  его,
считал политиком-интриганом, личностью  недостойной,  однако  признавал,
что у подполковника голова на месте. Расширять круг людей  осведомленных
неразумно и просто опасно, потому согласился с  Фокиным  на  одноразовый
контакт, передал ему исполнителя и устранился, заявив, что независимо от
успеха операции знать никого не знает.
   Фокин моментально понял, что имеет дело с  профессионалом-разведчиком
и снайпером, предупреждать его о силе и опасности Гурова не стал, сказал
лишь, что он  далеко  не  первый,  кто  берется  за  ликвидацию  сыщика.
Предыдущих схоронили.
   Незнакомец молча кивнул и исчез,  сказав  на  прощанье,  мол,  Фокина
никогда не видел, знать его не желает и подполковник ему  не  начальник.
Ни о каких деньгах разговора вообще не было. Расставшись с  незнакомцем,
Фокин неожиданно подумал, что человек этот - ликвидатор из ГРУ и  теперь
везучему менту настал конец.
   Убийца тщательно осмотрел комнату,  в  которой  провел  ночь,  протер
дверные   ручки,   подоконник,   стряхнул   крошечный   кусочек   пепла,
обнаруженный на полу, хотя и был уверен,  что  пепел  от  его  сигареты,
достал из рюкзака пузырек, смочил ватку, протер подметки своих  ботинок,
ватку положил в карман и  выскользнул  из  помещения.  Двигался  человек
совершенно бесшумно, ни одна доска или ступенька не скрипнула. Выйдя  на
улицу, он вынул из рюкзачка флакон с аэрозолем, опрыскал дверь и порог и
скрылся в лесу, оставив стройку и "ниву" в стороне.
 
*** 
 
   Гуров лежал на спине, заложив руки за голову, казалось, ни о  чем  не
думал, мысли перескакивали с одного на другое, не останавливаясь  ни  на
чем  существенном.  Около  получаса  назад  сыщик  почувствовал   легкое
недомогание,  лег,  но  легче  не  стало,  самочувствие  ухудшилось.  Он
прислушался к себе, стараясь понять, что конкретно болит, не  понял.  Он
проверил пульс и давление и удивился -  ранее  подобного  не  случалось,
пульс безобразно  частил,  давление  вместо  положенных  ста  десяти  на
семьдесят скакнуло на сто пятьдесят и сто десять. Гуров  не  мог  ничего
понять, лишь осознавал, что в таком состоянии  он  не  то  что  киллера,
пьяного задержать не способен. Боль была лишь под  самой  грудиной,  как
говорится, под ложечкой.
   "А может, я не хочу идти на задание? - подумал Гуров и тут же ответил
себе:
   - Естественно, не хочу, если бы  я  рвался  в  тот  дом,  то  был  бы
человеком ненормальным. А у меня совсем другие недостатки".
   Итак, Гуров лежал и рассуждал, что с ним могло приключиться  и  какие
следует принять меры. Конечно, визит можно отложить  на  завтра,  киллер
никуда не денется, будет  терпеливо  ждать.  Надо  бы  его  приободрить,
вселить надежду.
   Гуров поднялся, подошел к балконной двери, затем быстро  прошагал  по
веранде, скрылся за углом.
   Олег, наблюдавший за маневром сыщика, вздрогнул и  почему-то  шепотом
спросил:
   - Лев Иванович, вы в своем уме? Он же снайпер, ему  достаточно  одной
секунды!
   - Верно, - флегматично ответил Гуров. - Но лишь в том случае, если он
лежит, приникнув к окуляру,  и  держит  палец  на  спусковом  крючке.  А
сколько времени может  человек  находиться  в  подобном  состоянии?  Ну,
максимум три часа, иначе он просто задеревенеет,  станет  плохо  видеть,
ему необходимо отдыхать, просто наблюдать за  нами,  ждать,  пока  я  не
выйду на солнышко погреться.
   - А какая гарантия, что в данный момент он отдыхает?
   - Риск всегда существует. Ты переходишь улицу на зеленый  свет  и  не
имеешь стопроцентной гарантии, что у несущейся  к  светофору  машины  не
откажут тормоза.
   - Ну вы даете, привели примерчик.
   - Я должен ему показаться, чтобы он увидел, что  находится  в  нужном
месте, а не тянет пустышку.
   Гуров вернулся в спальню, лег, под ложечкой боль не проходила, голова
была нехорошая, не то, что болела, а  какая-то  дурная.  Словно  по  ней
недавно шарахнули тяжелым, боль прошла, а воспоминания о  ней  остались.
"Воспоминания", зацепился он.  Это  из  области  подсознания,  в  данном
вопросе не то что я,  ведущие  медики  мира  только  и  знают,  что  оно
существует. А с чем у меня могут быть связаны  неосознанные,  неприятные
воспоминания? Неприятных значительно больше, чем приятных. Я готовлюсь к
встрече с киллером. Значит, и воспоминания должны быть связаны с  чем-то
подобным.
   И неожиданно сыщик вспомнил,  как  ожидал  нападения  Эффенди.  Сыщик
тогда на площади Восстания купил охапку цветов, вложил в нее пистолет  и
шел по Грузинской, держа палец на  спусковом  крючке.  Затем  он  увидел
мужчину в обвислом плаще, с детской коляской. Она  выскользнула  из  рук
старика, подкатилась к краю тротуара,  сыщик  увидел  в  руке  "старика"
пистолет и выстрелил. Эффенди тоже успел выстрелить, пуля ударила Гурова
в грудь, он провалялся две недели в реанимации.
   Вот в тот день, когда он ждал встречи  с  Эффенди,  Гуров  чувствовал
себя аналогично: голова дурная, слегка подташнивало. У меня было  дурное
предчувствие, сегодня вроде бы все хорошо. А может быть, слишком хорошо?
В оперативной работе это  означает,  что  ты  придурок  и  дела  у  тебя
дерьмовые.
   Гуров подошел к бару, смочил губы коньяком, сделал крохотный  глоток,
пытаясь отбить привкус железа. Он вновь улегся, начал отматывать события
назад, затем,  начиная  со  вчерашнего  дня,  снова  вперед.  Вскоре  он
обнаружил ряд нестыковок и совпадения, а совпадения Гуров не любил.
   Итак, явился рыжеусый бригадир  и  сообщил  о  неизвестном  рыболове,
который с брезентовым чехлом на ремне прошел  ранним  утром  к  водоему.
Казалось бы, к такой  информации  не  подкопаешься,  но  это  так,  если
рассматриваешь ее не в связи с собственной жизнью. Если начинаешь думать
о жизни, становишься умнее и прозорливее.
   Бригадир вышел  по  нужде  в  тот  момент,  когда  проходил  "рыбак".
Случается. Но зачем убийце нужно было идти через все  строительство?  Он
мог подъехать проселком с другой стороны и выйти к нужному дому сзади, а
не с асфальта. У профессионалов такого уже не случается.
   Гурова перестало подташнивать, по плечам и рукам побежали мурашки. Он
вспомнил странное выражение: "Кожей чувствует".
   Значит, прошел, где мог не ходить, и столкнулся с человеком случайно.
Далее, допустим, Степан действительно в прошлом  оперативник  и  человек
обязательный. Возможно. Но зачем в пять утра прерывать самый сладкий сон
и выслеживать незнакомца, когда через два часа все равно вставать? Можно
сходить  на  воду  и  в  семь.  Но  я  так  обрадовался,  что  проглотил
непотребное,  оттого  и  заболел.   Дальше   и   того   хуже.   Бригадир
предупреждает, в каком доме-новостройке  настил  скрипит.  Тут  подобных
новостроек не счесть, бригадир все их облазил?  Чушь  собачья!  Рыжеусый
мне подсказывает дом, где,  по  его  мнению,  наиболее  удобно  устроить
засаду. И огонек появляется именно в этом окне. Они добиваются, чтобы  я
туда пошел. Гуров матерый волкодав, захочет взять киллера живым. И  ведь
случайно не пошел, занемог,  мой  организм  умнее  меня  в  сто  раз.  А
Станислав утверждает, что я счастливчик, да, может, я на ту апельсиновую
корку в переулке специально наступил и нарочно поскользнулся.
   Он потянулся, напряг все мышцы, расслабился, почувствовал себя легко,
уверенно, голова ясная.
   Какая оптимальная дистанция для выстрела из  пистолета?  Конечно,  он
будет стрелять из пистолета, а не из винтовки, которую соберет и  уберет
заранее. Раз рыжеусый - человек Фокина, значит, дом прослушивается, наши
разговоры  убийца  слышал,  знает,  я  выйду  через  тридцать  минут.  И
находится он в двадцати метрах от черного хода. Ты меня ждешь, я  сейчас
приду.
 
*** 
 
   Гуров был в тренировочном костюме и кроссовках, на  которых  знакомый
умелец сделал острый металлический кант,  покрыл  белой  эмалью.  Обувка
выглядела обычно, такую носят десятки тысяч людей, а в Москве так каждый
третий. На груди сыщика висел бинокль, настоящий, не театральный.
   Перед уходом из дома Гуров зазвал охранников в свою комнату,  включил
приемник, сказал:
   - Если я через час не вернусь, шагайте  к  дому  напротив,  осмотрите
местность в радиусе ста метров. Коли я нигде не валяюсь,  возвращайтесь,
никому не звоните, если будут звонить мне, скажите, занемог  и  спит.  А
так живите мирно, если в дом кто полезет, не  мешайте,  помните,  у  вас
есть дети.
   Гуров знал, последние слова говорить не следовало, но  недавно  убили
оперативника, который ввязался в бой с бандой. У парня остались  дочь  и
пожилая мать.
   Сыщик выпрыгнул в окно, сделал по лесу  петлю,  зашел  на  стройку  с
обратной стороны, начал  в  бинокль  осматривать  соседние  новостройки.
Расстояние до дома, где обитал  убийца,  было  метров  семьдесят.  Гуров
внимательно осмотрел каменные гробы мертвых зданий,  кое-какую  технику,
замершую в нелепых позах в ожидании человека. Вновь направил бинокль  на
дом.
   А если я ошибся, убийца не зачехлил  винтовку,  то  он  снимет  меня,
словно суслика. Чем ему плохо сидеть в уюте и ждать, когда жертва начнет
подкрадываться, изображать охотника? А как бы я поступил  в  аналогичной
ситуации? Если оставаться в доме, придется дать противнику войти, потому
что ждать его на подходе слишком опасно, придется находиться  в  окне  -
пришедший из-за угла имеет преимущество, знает, куда смотреть.  Но  если
дать возможность войти в дом, то просто уравнять  шансы.  Каждый  знает,
что противник в доме. А он  обо  мне  слышал,  и  какой  бы  он  ни  был
профессионал, подобная дуэль ему не нужна. Можно выразиться  проще:  чем
выше он профессионал, тем меньше ему нужна дуэль.  Он  попытается  взять
меня даром, и он никогда не останется в Доме. Значит, он  где-то  здесь,
метрах в двадцати-тридцати от "своего"  дома.  Рядом  два  недостроенных
дома, они подходят идеально. Одно плохо, из окон и  задней  двери  обзор
слишком  узок,  человек,  находящийся   внутри,   не   видит   человека,
подходящего со стороны. Значит, ни в один и? этих домов  он  не  пойдет,
останется на улице. Где он укроется? Как и  я,  найдет  груду  кирпичей,
стройматериала,  но  на  расстоянии  значительно  ближе.   Стрелять   из
пистолета с сорока метров в двигающегося человека - дело рискованное.  А
не убьешь с первого выстрела, начнется все та же дуэль.
   Гуров внимательно  изучал  каждую  груду  кирпичей,  но  дома  стояли
достаточно близко друг к другу, и не было никакой гарантии,  что  убийца
не находится за ближайшим углом. Каким углом, откуда самый широкий обзор
входа в дома? С того места, где лежал Гуров, определить лучшее место для
засады было невозможно.
   Необходимо продвинуться вперед, значит, пересечь  двадцать  с  лишним
метров открытого пространства. Убийца ждет меня именно с  этой  стороны.
Ползти? Но как можно ползти по обломкам кирпича и обрывкам проволоки?  И
дело не в том, что больно, а передвигаешься ты по  совершенно  открытому
пространству,  только  очень  медленно.  Необходимо  рискнуть,   сделать
бросок, заскочить в соседний дом. Убийце, если он меня увидит,  придется
стрелять навскидку.
   Сыщик тщательно вытер правую ладонь,  взял  свой  любимый  "вальтер",
расслабился, прислушался  к  себе.  Все  спокойно,  нигде  не  жмет,  не
дергает, значит, вперед! Он сделал пять огромных  прыжков,  стараясь  не
придерживаться прямой линии, и оказался в подъезде недостроенного  дома.
На пороге валялся порванный матрас, так что Гуров вошел в дом совершенно
бесшумно. Он тут же понял, что занял самую лучшую позицию: из окон этого
дома был прекрасно виден черный ход "того самого" дома.
   Как только он это понял, на лбу выступил пот. Лучшая  позиция  должна
принадлежать убийце. У него имелось сколько угодно времени осмотреться и
выбрать. Значит, он находится в данном строении. На каком этаже?
   Конечно, на первом, при непредвиденной ситуации  легко  выпрыгнуть  в
окно и оказаться на улице. Какая здесь  планировка?  Большая  комната  в
центре, ее Гуров видел, и, видимо, четыре комнаты по  бокам,  по  две  с
каждой стороны.
   Гуров стоял неподвижно, направив пистолет на  видимую  часть  большой
центральной комнаты,  продолжал  рассуждать.  Комнаты  с  окнами  в  мою
сторону можно не считать. Остается две, правая  и  левая.  А  почему  не
большая, не центральная? Если он здесь, то он в этой комнате,  в  десяти
шагах от меня. От входа  в  центральную  комнату  сыщика  отделял  узкий
коридорчик. Когда я окажусь в  дверях,  он  меня  увидит.  Он,  конечно,
контролирует эту дверь, но девяносто  процентов  его  внимания  занимают
улица и черный ход. Кроме  того,  чтобы  выстрелить  в  меня,  ему  надо
повернуться, просунуть руку под мышку, упасть, сделать другое  движение.
У него нет шансов, он в любом случае опаздывает.
   Плохо другое, сыщик продумал оперативную  комбинацию,  но,  чтобы  ее
осуществить, убийца должен быть жив, даже не ранен.
   Гуров  чувствовал  присутствие  человека  в  гостиной,  он  наверняка
постелил на кирпич что-нибудь мягкое, отыскал рваный матрас, такой лежал
и при входе, облокотился, пистолет положил рядом. Если долго  держать  в
руке оружие, потеряешь ощущение выстрела.
   Сыщик шагнул в дверной проем, остановился на пороге. В  комнате  было
все именно так, как Гуров и представлял. У левого окна на ватном  рваном
матрасе сидел мужчина, но пистолет не лежал рядом, был у  него  в  руке,
которая  свешивалась  между  колен,  поза  у  убийцы   была   спокойная,
расслабленная.
   - Ты не успеешь, - сказал Гуров,  держа  убийцу  на  мушке.  -  Брось
пистолет.
   Убийца посмотрел на сыщика  не  испуганно,  а  с  интересом,  перевел
взгляд на свою опущенную руку, на направленный на него ствол, понял, что
действительно не  успеет,  бросил  пистолет  в  сторону  Гурова,  но  не
добросил, оружие упало между ними. Расстояние было метров шесть, так что
до пистолета каждому нужно было преодолеть метра по три.
   Конечно, Гуров мог подойти, не  опуская  своего  "вальтера",  но  все
равно сыщик оказывался в опасной близости от убийцы.
   - Номер для сопляков, - сказал Гуров, доставая левой рукой наручники.
   - Ты сильный мент, матерый, как и говорили. - Голос у убийцы оказался
мягким, приятным.
   - Надень наручники. -  Гуров  впервые  в  жизни  опасался  подойти  к
задержанному и бросил наручники.
   - Я что, больной? Тебе надо, ты и надевай. - Убийца бросил наручники,
попал в свой пистолет.
   - Я прострелю тебе плечо, девятимиллиметровая пуля  может  раздробить
тебе кость, сделать калекой на всю жизнь.
   - Не пугай, да ты и не будешь стрелять. Ты отличный  сыскарь,  но  ты
интеллигент,  папа  с  мамой  тебе  не  велели  стрелять  в  безоружного
человека. - Убийца встал, протянул руки. -  Надевай  браслеты  и  кончай
кино, пленка кончилась.
   Убийца  оказался  одного  роста  с  Гуровым,  чуть  шире  в   плечах.
Наметанным  глазом  сыщик  определил  под  свободной   рубашкой   мощную
мускулатуру. Сыщик подумал, что убийца прекрасно подготовлен  и  лет  на
десять моложе, решил стрелять.
   - Говнюки, совестливые головастики, - неожиданно заговорил убийца.  -
В семнадцатом Россию проорали, сейчас просираете. - Он шагнул  вперед  и
нагнулся к своему пистолету.
   Гуров выстрелил, пуля попала в лежавшее на полу оружие, отшвырнула  в
сторону.
   - Надень наручники! - приказал Гуров. Убийца как  стоял,  нагнувшись,
чтобы взять оружие, так, не сделав ни одного подготовительного движения,
прыгнул Гурову в ноги. Сыщик выстрелил,  но,  схваченный  за  ноги,  уже
летел  на  пол,   "вальтер"   выронил;   находясь   в   воздухе,   Гуров
сгруппировался, сделал кувырок назад и оказался на ногах. Но убийца  уже
тоже стоял, улыбался, мягко сказал:
   - Надо было стрелять, теперь я тебя убью.
   - Это вряд ли. - Гуров сделал шаг в сторону.  Пистолеты  валялись  на
полу, о том, чтобы поднять их, не могло быть и речи.  Гуров  понял,  что
рукопашная здесь не годится. Противник физически сильнее, моложе,  да  и
обучен качественно, а не на  любительском  уровне.  "Меня  может  спасти
только хитрость", - думал  Гуров,  двигаясь  по  кругу.  Но  убийца  был
настоящий боец,  знал:  нападающий  в  случае  ошибки  проигрывает,  они
неторопливо передвигались по кругу приставным шагом. Сейчас Гуров должен
был поравняться с пистолетом убийцы. Сыщик заметил, как глаза противника
блеснули, понял, что тот ждет, чтобы он  нагнулся  за  оружием,  отлично
понимал, что не успеет, движение вниз обозначил, но не стал  нагибаться,
нырнул "ласточкой" к своему "вальтеру", лежавшему в двух  метрах  левее,
схватил оружие. Сыщику не следовало вставать, надо было  сразу  стрелять
на поражение. Но он не мог представить,  что  у  человека  бывает  столь
быстрая реакция. Убийца не стал тратить время, поднимать свой  пистолет,
он  сумел  повернуться  в  воздухе,  коснуться  ногой  земли,   изменить
направление своего броска.
   Выстрелить Гуров успевал, подняться на ноги - нет, убийца всей массой
обрушился  на  сыщика.  Единственно,  что  успел  сделать  Гуров,  теряя
сознание,  это  взмахнуть  ногой,  полоснуть  ребром  ступни   по   ноге
нападавшего. Тот взвыл, но не вздрогнул, не отступил. Сознание к  Гурову
вернулось мгновенно, но зафиксировало  безрадостную  картину.  Он  лежал
навзничь, убийца сидел на нем верхом, сдавливая  мощными  ногами  бедра,
упершись ладонями в предплечья поверженного врага.
   Убийца сплюнул в сторону и сказал:
   - Я же говорил, что вы слишком много думаете,  когда  следует  просто
стрелять.
   Гуров был фактически распят,  не  мог  двинуться,  но  убийце,  чтобы
прикончить мента,  нужно  было  схватить  его  за  горло,  а  для  этого
необходимо отпустить на  секунду  руку  противника.  Так  что,  с  одной
стороны, убийца держал оперативника, с другой - был сам скован, так  как
успел оценить ловкость и  силу  Гурова.  Убийца  начал  мять  и  терзать
пальцами левое предплечье сыщика, пытаясь его парализовать  и  перенести
правую руку на горло.
   Гуров все понял, подумал, что это конец, адреналин  ударил  в  кровь,
сыщик сумел выгнуть тело, приподнять противника, и  когда  тот  отпустил
левую руку и своей правой хотел схватить врага за горло, Гуров  метнулся
в сторону и не попытался ударить освободившейся рукой убийцу по  глазам,
а отбросил ее влево, полагая, что там должен лежать пистолет, но схватил
не оружие, а наручники. Твердые пальцы вцепились Гурову  в  горло,  жить
ему оставалось секунды, но, собрав силы, которых, казалось, и  не  было,
он ударил стальными наручниками врага по затылку  и  тут  же  ударил  во
второй раз.
   Гуров выбрался из-под тяжелого обмякшего тела, поднял пистолет, хотел
выстрелить, но природное упрямство победило, сыщик защелкнул  на  убийце
наручники, на карачках  отполз  в  сторону  и  бесчувственными  пальцами
достал сигарету.
   Вот будет идиотизм, если я  убил  его,  думал  Гуров,  поднимаясь  на
дрожащих ногах. Но убийца был мужик здоровенный, а голова  у  него  была
сделана, видимо, из железа. Он пошевелился, сел, секунду  смотрел  перед
собой бессмысленно, затем взгляд его прояснился, он повернулся к Гурову,
подергал наручники, сплюнул.
   - Лев Иванович! Лев И