лон.
   Пуля шмякнула в борт машины, Станислав недовольно сказал:
   - Увечить чужое имущество - дело нехитрое.  -  Нарушая  все  правила,
крутанул руль налево, подрезал "Волгу" и ушел в туннель.
   Через несколько минут они припарковались у  министерства  и  вошли  в
здание.
   - Надо сказать, работают против нас  какие-то  извозчики,  -  заметил
Станислав.
   - А где  им  профессионалов  взять?  -  Гуров  вызвал  лифт.  -  Идет
подковерная возня, под ковром используют мышей. Никто не рискнет пустить
в ход профессионалов. - Глядя в зеркало лифта, он  поправил  галстук,  а
Станислав не преминул заметить:
   - Пальчики-то дрожат, господин полковник.
   - Ну, извини! - Гуров развел руками. Они  молча  миновали  секретаря,
вошли в кабинет генерала Орлова,  где,  на  их  счастье,  никого,  кроме
хозяина, не было.
   Петр Николаевич, который терпеть не мог мундир, сидел  за  письменным
столом в свободной рубашке. Генерал писал - дело обычное,  вызывавшее  в
сыщиках чувство вины и сострадания. Сами они писать докладные, рапорты и
прочую бумажную мутатень терпеть не могли, а бумажное  хозяйство  -  это
тебе не задержание паршивого убийцы, оно оседает  навсегда,  за  неловко
составленную бумагу можно ответить и через год, и через десять лет.  Как
ты валялся в канаве и пуля чмокнула рядом,  никто  и  не  знает,  а  что
написал пять лет назад - любому грамотному понятно.
   Обычно оперативники чувствовали себя в кабинете  начальника  довольно
свободно: четверть века вместе. Сегодня, доложив о  прибытии,  Гуров  не
отправился к открытой форточке покурить, а Станислав  не  оседлал  стул.
Офицеры стояли если не по стойке "смирно" то и не слишком вольно.
   О показаниях на Авилова решили пока  не  говорить,  а  о  только  что
происшедшем и сказать-то было неловко.
   Какие-то бандиты... Преследование... Стрельба... Несерьезно, да  и  в
чем другом, а в оценке информации, анализе, отделении правды от  вымысла
Орлов был посильнее их обоих.
   - Жидко обкакались, - сказал Орлов, продолжая писать. - Личное оружие
прошу положить на стол. Полковник Гуров, позвоните генералу Кулагину,  -
он кивнул на телефонный аппарат.
   Гуров набрал номер Кулагина, тот мгновенно узнал сыщика и  облегченно
произнес:
   - Ну и слава Богу. Так это я за собой притащил?
   - Видимо.
   - Следует обмозговать.
   - Ты нес что-либо взрывоопасное? - спросил Гуров.
   - Есть немного. Я проанализирую ситуацию последних  часов,  попытаюсь
выяснить, не подтолкнули  ли  меня.  Но  ты  понимаешь,  козырная  масть
сегодня абсолютно ни при чем, - убежденно сказал Кулагин.
   - Ну да, трамвай сам с рельсов сошел, ехал себе, ехал, ему надоело, и
он полем дернул...
   Продолжая писать, Орлов отобрал у Гурова трубку, сказал:
   - Отбой,  -  разъединился,  сложил  свои  бумаги  и  будничным  тоном
продолжал:
   - Теперь, Лев Иванович, все  сначала,  подробно,  до  момента  вашего
входа в министерство.
   Он взял лежавшие перед ним пистолеты, понюхал, отложил, пробурчав:
   - Уберите это, я не сомневался, что Тяжлов врет.
   - Если начальник МУРа говорит, лучше провести  экспертизу,  -  сказал
уставший от долгого молчания Станислав.
   - Сядь, Лева может курить. - Генерал откинулся  в  кресле  и  прикрыл
глаза.
   Первоначальные обращения по званию и имени-отчеству  ничего  хорошего
не предвещали,  сейчас,  видимо,  настроение  Петра  изменилось,  и  они
воспряли.
   Гуров говорил четко, сжато. Свою беседу с  буфетчицей  уложил  в  три
фразы, встречу с Кулагиным тоже в три, нападение в пять.
   - Потом жалуешься,  орденов  мало  дают.  -  Орлов  выдохнул,  словно
слушал, сидя под водой, огладил редкие волосы и спросил:
   - Ты зачем к Попову полез?
   О своем визите к вице-премьеру Гуров умолчал, на замечание начальника
удивления не высказал и, не смущаясь, ответил:
   - Мне однажды Мария, она, как  известно,  актриса,  рассказала,  мол,
познакомились с неким вице, у него губы липкие, и  хочет  он  непременно
стоять за колонной и оттуда руководить. У нее выражение такое...
   - Я понимаю, - перебил Орлов. - Не стыдно?
   - Нисколечко, -  Гуров  закурил  новую  сигарету.  -  Если  не  будем
защищать тебя мы, то кто?
   - А если ты будешь по Кремлю бегать и из стволов палить,  я  тоже  об
этом не узнаю? Опустим. Что ты о чиновнике скажешь?
   - Замазан.
   - А ведь такого быть не должно.  Ты  что  же,  предполагаешь,  и  вся
мистерия-буф с поимкой тебя и стрельбой тоже с того ковра? -  насмешливо
спросил Орлов.
   - Не успел просчитать.
   - А тут и считать нечего. У сановного чиновника не может существовать
такой короткой связи с мелким криминалом. Тебя зацепили на телевидении.
   - Но меня видели в коридоре, могли видеть выходящим  из  приемной.  А
глупый друг опаснее врага.
   - Присказками объясняешься, своих мыслей не хватает. В тех  коридорах
много дерьма плавает, однако к отделению милиции они отношения не имеют.
Ты учти, гений, когда информация снизу доверху пройдет и назад двинется,
на  твоем  пути  может  оказаться  человек  с  ружьем.  -  Лицо   Орлова
перекосило, словно он откусил от целого лимона.
   - Петр Николаевич,  если  в  твоих  оперов  стрелять  перестанут,  их
следует в вахтеры переводить, - встрял  Станислав,  уставший  молчать  и
изображать лишь зрителя.
   Генерал повернулся к нему, потер шишковатый лоб, наконец вымолвил:
   -  Думается,  Станислав,  некачественно  мы  тебя  используем.   Одно
оправдание, что семейный. Но ты не переживай, я  тебя  засуну,  мало  не
покажется. - Орлов оценивающе взглянул на Крячко. - Гуров  на  повышение
идти не желает,  так  я  тебя  над  ним  начальником  поставлю.  А  пока
набросайте мне план мероприятий, которые вы собираетесь провести в свете
происшедших событий.
 
*** 
 
   Чиновник, стоявший на несколько ступенек ниже  вице-премьера,  ничего
не ведая, дал команду Греку надавить на мента Гурова и вышвырнуть его  с
телевидения. Грек, опытный профессионал, хотел сказать, что полковник не
тот человек, на которого можно  надавить,  а  вышвыривают  из  помещения
поломанную мебель, а не полковников-важ-няков. Но,  поскольку  не  видел
смысла спорить с начальством, молча кивнул и  отправился  выполнять.  Он
встретился с агентом, восстановил через него связь с одной группировкой,
выяснил, что за тысячу зеленых ребята готовы поломать ребра кому  угодно
и прострелить ногу самому черту  лысому.  Но  так  как  Грек  знал,  что
фанфаронства и хвастовства у мелких авторитетов в несколько раз  больше,
чем ума и  профессионализма,  созвонился  с  коррумпированным  ментом  и
попросил его подстраховать  тех.  После  чего  Грек  вставил  "жучок"  в
телефонный аппарат Кулагина и, как бы между прочим, обмолвился при  нём,
что знаменитый Гуров по убийству Голуба  носом  землю  роет,  а  в  деле
наверняка участвовал Юрка Авилов с  Белорусской.  Но  раз  менты  желают
поднять дело самолично, то незачем им и помогать, пусть пашут.
   Через пять минут Грек уже слушал разговор Кулагина с Гуровым, а через
некоторое время два "быка" ушли следом за контрразведчиком. Мент  с  его
группой тоже были  предупреждены.  Грек  на  секунду  потерял  чутье,  в
результате чего вскоре получил известные результаты.
   Утром следующего дня Грек явился к  чиновнику,  отнюдь  не  собираясь
докладывать о проваленной операции, когда  среди  ясного,  казалось  бы,
неба грянул гром.
   Грек поджидал шефа в маленькой приемной, болтая с секретаршей,  когда
распахнулась дверь и хозяин вошел словно  бы  пьяный  и  совершенно  без
лица. Он прошел к себе, дверь оставил  открытой,  из  чего  Грек  сделал
вывод, что его вроде бы приглашают, и вошел следом.
   Если бы Греку кто сказал, мол, чиновник пьющий,  то  Грек  заявил  бы
уверенно, что это навет. Но он  увидел  своими  глазами,  как  чиновник,
робко пригубливавший шампанское  на  фуршете,  стоит  у  шкафа  в  своем
кабинете и, неверной рукой держась за открытую дверцу, пьет из  горлышка
коньяк.
   Грек  философски  вздохнул,  хотел  тихо  выйти;  ясно,  что  с  этим
человечком кончено. Тут человечек оторвался от горлышка, глянул на Грека
и завизжал:
   - Уволю, мерзавец! Сгною!
   Грек не подчинялся обезумевшему от страха человечку, служил в  другом
ведомстве. Он подошел, отобрал бутылку, сделал добрый глоток и сказал:
   - Вернее отправить в  подвалы  Лубянки,  я  еще  на  пороге  во  всем
признаюсь.
   Чиновник тряхнул головой, взглянул на Грека, словно и не пил,  уселся
в свое кресло  за  столом,  указал  на  кресло  гостю.  Когда  тот  сел,
совершенно трезвым голосом спросил:
   - Что это за вчерашнее дурацкое покушение на Гурова со стрельбой?
   - Это не наша работа, - Грек привычно уставился на кончики ботинок. -
Я о происшедшем понятия не имею.
   - И я вам верю, - усмехнулся чиновник.
   - Мне, признаться, наплевать, верите вы  мне  или  нет,  -  сдержанно
ответил Грек, взгляд не поднял. - И тот факт, что ваш  шеф  намылил  вам
шею, меня не касается.
   Чиновник поправил отпавшую челюсть рукой, взглянул на  Грека,  увидел
полковника ФСБ, наконец понял расстановку сил.
   - Меня вызвал не шеф, я был у самого Валентина Николаевича.
   Грек равнодушно пожал плечами.
   - У вас своя команда, у меня - своя.
   - А если Гуров разыщет убийцу и выйдет на вас? - Чиновника уже бесила
не  брошенная  ему  Поповым  фраза  "работать  не  умеете",  а  каменное
равнодушие, даже презрение, исходящее от этого, казалось бы,  маленького
человека.
   - Он не способен никуда выйти, кроме как на пенсию, - ответил Грек  и
позволил себе усмехнуться.
   - Да? А знаете ли вы, что Гуров вчера был у  Попова  и  они  говорили
минут пятнадцать?
   Грек задумчиво потер  указательным  пальцем  переносицу.  Однажды  он
видел подобный жест у Андропова, почему-то испугался, и сам повторял его
только в моменты крайней задумчивости. Попова перевербовали?  Исключено.
Делом бы занимался не Гуров. В любом случае вербовщик не  являлся  бы  в
кабинет вице-премьера, где свое присутствие объяснить не  мог.  Говорят,
он неуправляем.
   Гуровым следует заняться серьезно.  Зачем  все-таки  мент  заходил  к
вице-премьеру? Нехорошо.
   - Его следует убрать! - решительно произнес чиновник.
   -  Уважаемый,  убирают  хлам,  а  сильных  противников   ликвидируют.
Простите, это мнение  лично  ваше  или  Валентина  Николаевича?  -  Грек
взглянул чиновнику в глаза.
   - А зачем нам ждать, пока... - чиновник посмотрел на потолок,  -  они
сами распорядятся?
   Греку хотелось сказать, что сами  никогда  подобных  распоряжений  не
дают, но  он  привычно  промолчал.  Он  был  согласен:  при  создавшейся
ситуации Гурова желательно ликвидировать, если  нельзя  отстранить.  Для
этого не требуется указаний сверху, достаточно его, Грека, распоряжения,
но существуют трудности. Гуров не просто полковник, его не засунешь  под
грузовик или автобус. Для ликвидации Гурова нужен  настоящий  киллер.  А
они не грибы, на поляне не растут. Допустим, у Грека подходящий  человек
имеется, но в штучном варианте, а полковник не  та  фигура,  на  которую
расходуется последний патрон. Второе, заказное убийство Гурова  поднимет
на ноги всю ментовку. Да, многие его не любят, но это ничего не  значит.
Если заказывают элитного полковника, то неспроста, что-то  готовится.  И
без того скверные отношения ФСБ и МВД ухудшатся.  Сыщик  не  телезвезда,
портрета в траурной рамке, телешоу не будет, но многие люди с оружием  в
руках приготовятся. И Грек прекрасно понимал, что в его  полку  офицеров
отнюдь не прибавится.
   Нет, Гурова трогать нельзя.  Кого  угодно  можно,  а  Гурова  нельзя.
Министра, банкира, председателя крупной компании, если сумеешь, убей - и
без последствий. По каждому случаю придумают десяток версий. А у  Гурова
только одна: сыщик шел по следу и допек, к самому горлу подобрался.
   - Вы чего молчите? - спросил чиновник.
   - Перечисляю причины,  по  которым  нельзя  ликвидировать  Гурова,  -
равнодушно ответил Грек.
   - И много насчитали?
   - Порядочно.
   - Поделитесь?
   Грек осмотрел чиновника с ног  до  головы,  будто  оплевал,  и  вновь
уставился на носки своих ботинок.
   - А если Валентин Николаевич поинтересуется, что делается...
   - У вас не поинтересуется, - неожиданно перебил Грек.
   Встал,  молча  вышел  из  кабинета,  зашел  в  отведенную  для   него
комнатушку,  упал  на  стул,  подвинул  аппарат,  набрал  номер.   Когда
ответили, сказал:
   - Здравствуй. Слушай, убери ты меня отсюда, сил больше нет.
   - Да успокойся, его уже сняли, - ответил абонент. -  А  чего  это  ты
вчера наворочал?
   - Я лично ликер пил и в преферанс играл, - сказал Грек. - А если  кто
чего не так сделал, так всего не предусмотришь.
   - Дружище, ты срываться стал.
   - Естественно, я же в психбольнице работаю. А что прикажешь с больным
делать? Он вчера чуть не к главврачу отправился  права  качать,  -  Грек
говорил спокойнее, даже улыбнулся.
   - Ну, примени к нему терапию. Тот же аспирин еще никому не повредил.
   - Хорошо. Но моего точно?..
   - Точнее некуда. А ты держись. Сам  знаешь,  медицина  штука  хитрая.
Неисчислимое количество жизненно важных органов у человека.  Но  если  у
него пульса нет, то это не человек, а труп.  У  тебя  простая  задача  -
держать руку на пульсе.
 
*** 
 
   Комплекс неполноценности у него  появился  в  момент  понимания,  что
означает его имя. А звали его просто и по-русски - Сидор, а полностью  -
Сидор Иванович Авилов. Ну  ничего  особенного,  и  пока  в  детстве  его
кликали Сида, Сеня или Саня, он и внимания не обращал, но когда в первом
классе его прилюдно назвали полным именем и по классу прошел смешок,  он
сжался и вернулся домой зареванный.
   - Маманя, что же вы мне и имя приличное сотворить не  могли?  Хорошо,
училка у меня душевная, поняла, что мне не по нраву, и зовет Саней.  Так
ее уж поправляют, мол, ошиблись, Нина Александровна, его Сидором  зовут.
Ну; она тетка правильная, хоть и прихрамывает, да с характером, хлопнула
ладонью по столу и говорит:
   - Анатолий, как у тебя усы появятся, ты меня поправляй, а пока иди  к
доске.
   Отбила его классная, мальчишки забыли про "Сидора", звали нормально -
Саней. Он проникся к ней детской любовью, которую сохранил до  окончания
школы.  Но  в  классе  седьмом-восьмом,  когда  начали  поглядывать   на
девчонок, писать записочки и обжиматься по  углам,  когда  ребята  стали
определяться, кто в отличники, кто в  спорт,  а  другой  в  школе  решил
устанавливать зону, оброки, налоги или просто дать однокласснику в глаз,
парень  промолчит,  так  как  "спина"  у  драчуна   здоровая,   началось
расслоение класса на группировки, пары, а то и одиночки.
   Сидор имел имя смешное, а ум смышленый. В ученье ему  усидчивости  не
хватало, а матери хватало фабрики и  еще  троих,  он  был  среди  мелочи
старшой, еще две сестры и брат.
   Несколько парней двинули на окружную, они в Москве рядом  с  железкой
жили, не поймешь, город или  деревня.  Пройдут  годы,  здесь  поднимутся
самые элитные дома столицы. Нет, на Садовом люди будут продолжать жить и
задыхаться, но каждый кузнец своего счастья.
   Вот закончился седьмой, несколько человек в техникум  ушли,  но  Сид,
так он решил себя называть, батю и рабочий люд видел, и такая дорога ему
не нравилась. Харкота с мокротой и  чернью,  пьянка  после  гудка,  а  в
субботу и воскресенье - под гармошку и  до  отвала.  В  общем,  техникум
отпал. Но Сид Авилов понимал, лошадей погонять  рано.  Еще  три  года  в
школе, и в ней определиться надо. Шахматы и скрипки отпали,  большинство
корешей летом мотанули из города, и парень зашел на пыльный стадион. Тут
ему "повезло",  понравилась  красотка  старше  возрастом,  и  он  часами
смотрел, как она бегает, и не подходил. Он здесь ни ростом, ни мастью не
проходил и понимал это. Он с раннего  детства  довольно  точно,  реально
оценивал свои возможности. Девчонке лет восемнадцать, фигура -  обалдеть
можно, но после тренировки за ней заезжают парни,  она  переодевается  и
уезжает принцессой. У него были сатиновые  штаны,  кеды  на  босу  ногу,
футболка, которую он звал мустанг, в какой-то книжке вычитал.
   Стадион решили  привести  в  порядок,  может,  праздник  ожидался,  и
дворник свистнул пацана, дал подержать шланг, полить  газон.  Через  три
дня он уже работал, грабли, лопата/тот же шланг, и вперед.  Сколько  ему
заплатят, он даже не говорил, потому что не знал  цену  деньгам  или  по
другой причине, неизвестно.
   Он приходил на стадион  на  рассвете  и  уходил  в  сумерки.  Футбол,
баскетбол, волейбол, ему было едино, но если ладони от мяча  в  мозолях,
то и медведь научится, а рядом  занимались  разрядники,  и  он  за  ними
подглядывал,  учился.  Никакими  способностями  он   не   обладал,   был
нормальный, здоровый подросток. В яме для прыжков валялась гиря,  он  ее
кое-как отшкурил, сначала просто таскал, потом стал поднимать один  раз,
а через месяц два  раза,  время  незаметно  летит,  хотя  летом  день  и
длинный.
   Как-то раз около семи утра Авилов поливал поляну.  День  обещал  быть
жарким, и парень был в трусиках, его окликнули:
   - Авилов, закончишь, зайди ко мне. Он только глянул,  как  дверь  уже
хлопнула, но Сид успел  заметить  смешную  шляпку  лим-по-по,  какую  на
стадионе носил лишь директор. Вызов к Самому ничего хорошего не сулил, и
Сид поднял шланг, устроил себе душ. Парень не видел себя со стороны,  не
мог оценить, как пропорционально  сложен,  как  переливаются  мышцы  под
мокрой загорелой кожей. Оттого, что он не занимался одним видом, а гонял
во все, за что можно было получить талончики  на  обед,  и  таскал  свою
затертую ладонями гирю, копал и полол, и целый день проводил на воздухе,
а ел все, что можно было  разжевать  и  проглотить,  тело  было  у  него
пропорционально, гибко, понятия не имело, что такое жир.
   Через некоторое время, надев на себя балахонистые футболку  и  штаны,
он стукнул в дверь  директорского  кабинета  и  вошел.  Здесь  почему-то
оказались несколько тренеров, говоривших о  своем  и  не  обративших  на
появление парня никакого внимания.
   Директор, которого  все  звали  Аверьяно-вич,  постучал  стаканом  по
графину и гулко сказал:
   -  Взгляните,  профессора!  Вам  все   школа   олимпийского   резерва
требуется. Так люди за золотом на километры под землю лезут, а  у  своих
ног золотые слитки не видят. Сними с себя  тряпки,  парень,  пусть  люди
глянут, как должен быть сложен олимпиец.
   Авилов чувствовал, что смотрят на него не только без симпатии, скорее
враждебно.
   - А чего я заголяться буду, я талончик на обед получу? - зло  спросил
Авилов.
   -  По  жопе  ты  точно  получишь,  -   ответил   под   дружный   смех
присутствующих тренер по тяжелой атлетике.
   - Не обращай внимания, Сид! - сказал директор. - Человек  железку  на
голову уронил, злой стал. Талончик ты получишь, сними, пожалуйста, штаны
и футболку.
   Сухой с близкого расстояния Авилов смотрелся не так  эффектно.  Но  в
кабинете находились профессионалы, они мгновенно оценили и пропорции,  и
длину мышц, и отсутствие жира.
   - Для меня рост не годится,  -  тренер  по  баскетболу  поморщился  и
вышел.
   Посыпались вопросы: сколько лет, чем занимаешься, пьешь, куришь?..
   - Хороший  парень,  взять  его  надо  бы,  а  таких  пацанов  у  меня
двенадцать на дюжину.
   - Я вам скажу так, - директор шлепнул своей шляпой  по  столу.  -  Вы
старые облезлые макаки. Одевайся, парень, быть тебе  олимпийцем!  Это  я
тебе говорю. Талончики возьми, - он дал не на один обед, а на весь день.
- Завтра приходи, а то газон высохнет.
   Но от сегодня до завтра произошло много событий. Выйдя из  павильона,
Авилов столкнулся с девушкой  на  костылях  и  узнал  в  ней  красавицу,
которую впервые увидел  здесь  весной  в  окружении  роскошно  разодетых
парней. Девушка неловко поставила  костыль,  он  заскользил,  и  она  бы
упала, но "принц"  оказался  рядом,  подхватил  ее  на  руки,  отнес  на
скам