ль, есть только  номера,  потому
как министры и председатели меняются значительно  чаще,  чем  листья  на
деревьях, и куда они, опавшие, летят, одному богу известно. И ни в одном
компьютере имен нет, а имеются они в единственной седой или лысой голове
шестидесяти  "семидесятилетнего  мастодонта.   Имеет   он   нищий   фонд
заработной  платы  под  крышей  пособий  нуждающимся  ветеранам,  еще  у
мастодонта имеется нигде не зарегистрированный, простой  телефончик,  по
которому он порой болтает по-стариковски с приятелями.  Если  "болтовня"
требует  оперативного  вмешательства,  то  оформляется,  как   донесение
зарегистрированного  -  слепого,  глухого,  возможно,  умершего,  но  не
снятого с учета агента. И  такой  номер  имеет  Юрий  Петрович  Еланчук.
Добрался он до цели, проползает между Сциллой и Харибдой, натыкается  на
шибко умного Гурова. И он, отставной мент, сыщик гребаный, своим  свиным
рылом начинает все ломать, крушить и радостно хрюкать.
   Гуров уже несколько месяцев как бросил бесполезную борьбу с курением,
вытащил сигареты.
   Хорошо, никто ничего не знает, но мастодонт в  праве  без  объяснений
потребовать у руководства: мол, дайте по соплям бывшему менту, прикажите
не лезть в чужой огород - у меня там лилии растут.  Такую  команду  дать
просто, непосредственно через Орлова. И Петр  ничего  бы  спрашивать  не
стал, и я бы брызнул в сторону. Но  такой  команды  нет,  а  фантазии  у
Гурова больше, чем нормальному человеку отпущено, во много раз больше. И
на основе фантазии прекращать работу нельзя. Спецслужба  могла  защитить
своего человека, не расшифровывая  его  перед  Гуровым.  Не  защищает  -
значит,  нечего  мямлить  и  вперед!  Но  почему  Еланчук  заговорил   о
раскаянии, которое ожидает Гурова? Несерьезно, недостойно профессионала.
И зачем он спохватился, что сказал лишнее и потупился, довольно некстати
упомянул о  своих  девочках-двойняшках?  А  если  Еланчук  не  из  нашей
конторы, а из Интерпола?
   Гуров приспустил стекло, выщелкнул на  улицу  окурок,  вспомнил,  как
возмутился такому поступку немец, инспектор Дитер Вольф, матюгнулся и  в
добавление к окурку плюнул в окно. Вроде полегчало, и  Гуров  выехал  со
двора и направился в прокуратуру.
 
*** 
 
   Еланчук  избегал  заходить  в  кабинет  Валентино,  но  пришлось,   и
гэбист-разработчик сидел в шикарном кресле, вертел между пальцами стакан
с виски, однажды пригубил, а так как не пил, не  знал,  что  с  стаканом
делать: поставить его было некуда, а если на западный манер опустить  на
пол, то шеф может не понять; нервы же у него  и  без  того  расшалились.
Валентино не кричал, нормально говорить не мог, поэтому  шипел.  Еланчук
терпеливо слушал, в суть не  вникал,  зная,  что  ничего  толкового  шеф
предложить не может. Он ругал последними словами  Гурова  и  в  принципе
справедливо - сыщик вел  себя  наинаглейше.  И  если  он,  явившись  без
приглашения, хотел вывести шефа из себя,  то  справился  с  поставленной
задачей блестяще.
   - Я тебе говорю, запомни мои слова, - Валентино  поднял  палец.  -  Я
убью его, не прикажу убить, а сделаю это сам, обещаю.
   - Не надо, - тихо возразил Еланчук,  с  трудом  выбрался  из  низкого
бархатного кресла и поставил стакан на край стола.
   - Очень надо! Никогда! Никто! Не смел так разговаривать с Валентино!
   - Он не знал, кто вы такой.
   - Назвал по имени-отчеству и знает, что я хозяин фирмы... "Он знает о
тебе значительно больше", - хотел бы сказать Еланчук, но ответил иное:
   - Гуров - сыщик, ему положено.
   - А чего он вцепился в мою татуировку? Мало  мы  глупостей  делаем  в
детстве?
   - И в  отрочестве,  и  до  гробовой  доски...  -  философски  заметил
Еланчук.
   - Какое право он имеет отнимать оружие у охранника? Даже  у  Еланчука
терпение имело предел, и гэбист ответил резко:
   - Человек, который может отнять оружие, имеет право его отнять.
   - Рука руку моет, волк волка не хватает за горло - то-то ты тянешь...
   Телефонный звонок прервал Валентино.
   - Да! - сказал он в трубку, голос у него звучал спокойно, даже мягко.
- Да, господин Смых, - он усмехнулся, протянул трубку  Еланчуку.  -  Айн
момент, - и сказал:
   - Букву "ж" им не осилить.
   Еланчук начал  разговор  по-немецки,  затем  перешел  на  английский,
закончив разговор, пояснил:
   - Господин не представился, сказал,  что  имеет  для  тебя  маленький
сувенир,  хотел  бы  передать  лично,  но  в  гостиницу  не  приглашает,
предлагает встретиться в баре.
   - Ты знаешь, в каком?
   - Естественно.  -  Еланчук  взглянул  на  часы.  -  Поехали,  я  тоже
приглашен. Прибывший гость знает тебя в лицо.
   - Мне не хватало, неужели они пронюхали, что... А! - Валентино махнул
рукой. - Поехали!
 
*** 
 
   Бар был самый обыкновенный, таких сегодня  в  Москве  не  счесть.  За
стойкой  женщина,  возраст  которой  можно  определить,  либо   проверив
документы, либо  после  вскрытия,  в  общем  -  лет  двадцать  пять  или
пятьдесят, кому как нравится. Маникюр, губная помада, тушь, крем, пудра,
прическа, улыбка, равнодушный взгляд - остальное под стойкой, потому  не
видно. За спиной  барменши  ряды  бутылок,  сплошь  иностранных;  может,
бутылки и протирали, но точно - не сегодня. Из стройных  рядов  барменша
бутылки не берет - несколько рабочих  пузырьков  у  нее  на  столе,  под
руками. Вы можете заказать любой коктейль, какой выговорите, и  получить
его довольно быстро, выпить и нести личную ответственность за результат.
Опытные люди пьют "Абсолют":  бутылка  известная  в  лицо,  вкус  изучен
досконально, так что с  содержимым  не  балуются  даже  самые  отчаянные
хозяйки.
   Пять круглых столиков, тяжелых  и  устойчивых.  Стулья  полегче;  ими
швыряются редко, в таком заведении легче выстрелить,  что  и  случается.
Завсегдатаи - утром торговали овощами, цветами или  фруктами,  случайные
гости  здесь  не  задерживаются.  Попадаются  заблудившиеся  иностранцы,
которых легко отличить по улыбкам. Почему они все улыбаются,  доподлинно
не известно, существует предположение, что улыбку у них вызывает  мысль,
что здесь им не жить и завтра они улетят домой.
   В  общем,  бар  как  бар.  Раньше  называли  "забегаловкой",  сменили
этикетки, названия, один раз подмели, в ценники подсыпали горсть нулей -
вот, пожалуй, и все перемены. Почему заморский гость  решил  встретиться
именно здесь, ни Еланчук, ни тем более Валентино, который  чужих  языков
не знал, не спросили. Не такое  было  у  них  сегодня  положение,  чтобы
задавать дурацкие вопросы. Им сказали, куда и во сколько прийти,  -  они
прибыли,  заняли  столик  в  углу,  за  соседним  разместилась   охрана.
Практически тут же вошел и посланец, сел за их  столик  уверенно,  слово
"водка" произнес грамотно.
   Еланчук сразу понял, что гость ожидал их  на  улице,  проверил  -  не
привели ли они кого с собой,  прошел  следом,  теперь  почти  не  сводит
взгляда с входных дверей. В отличие от  российских  парламентариев  речь
иностранца была предельно проста и доходчива.  Он,  Джон  Смит,  считай,
Петя Иванов, в Москве проездом и  согласился  выполнить  просьбу  своего
знакомого  и  передать  несколько  слов  господину...  Кивок  в  сторону
Валентино. Если товар не уйдет из Москвы в  течение  трех  суток,  будут
применены  штрафные  санкции  в  размере  десяти  процентов  в  день  от
стоимости товара. С ним, Джоном Смитом, разговаривать  бессмысленно,  он
ничего не знает и знать не желает.
   Закончив монолог, он поднялся, кивнул, хотел уйти, но ведь  инородец,
не широкая русская душа, выпил рюмку водки и удалился.
   - Паскуда, - Валентино проводил его взглядом. - Мог бы сказать  и  по
телефону, не тащить в этот хлев. - Он тоже выпил, взглянул на  Еланчука.
- Что ты, мудрец, думаешь?
   - Мудрец не говорит,  что  думает,  -  Еланчук  хотел  пошутить,  но,
взглянув на шефа, понял свою ошибку, быстро продолжил:
   - Оцениваю сложившуюся ситуацию как паршивую. Кто-то катит на вас, то
есть на нас. Посланец напуган, считает, что мы под  наблюдением,  сейчас
бегает в метро, проверяется.
   - Нда... Ты мне о нем толкуешь...  Меня  интересует  наше  положение.
Главное, что делать?
   - Вопрос не нов, не мы  его  задали  первыми.  -  Еланчук  употреблял
множественное местоимение, подчеркивая, что не устраняется. - Под  нами,
в непосредственной близости сидит агент, и каждый наш шаг, каждая ошибка
на верхах известны. Ошибок мы совершили достаточно...
   - Только не говори, что ты предупреждал...
   - Я и не говорю.
   - Так думаешь! Ты, умник, считаешь, что если бы я тебя  послушался  и
сообщил, что товар в Москву прибыл, но  на  нашем  пути  встал  мент,  и
поэтому рабочий канал доставки следует перекрыть,  так  было  бы  сейчас
легче?
   - Было бы честнее, главное, твой шеф тебя бы понял.
   - Честно, не честно - в нашем бизнесе никто не понимает.
   - Плохо. Думаю, что неверно. Я мало знаю о вашем бизнесе, но то,  что
знаю, свидетельствует - именно честное слово лежит в основе вашего дела.
   Еланчук замолчал, хотя мог  бы  сказать  значительно  больше.  Он  не
сомневался: гнев "центра" вызван не задержкой  товара,  наверняка  такие
случаи время от времени происходят. Кто-то  подсиживает  шефа,  сообщил,
что он сгорел, засветился, не  сегодня-завтра  будет  арестован.  Каждая
секретная организация готова  вынести  любые  материальные  потери,  без
радости, естественно, и с соответствующими санкциями к виновным,  -  все
что угодно, только не провал звена.
   Еланчук посмотрел на шефа без особой жалости, тотчас  понял,  что  не
прав, так как сам прикован к шефу намертво, практически они одно  целое.
Он  напряженно  думал,  пытался  найти  выход.  Ситуация  просчитывалась
сложно, требовались максимальный покой и  время;  очень  мешал  мужчина,
сидевший за стойкой, который якобы флиртовал  с  барменшей,  а  она  его
якобы поощряла. Мужчина был одет в  обычную  кожаную  куртку,  джинсы  и
кеды, на запястье цепочка, модно небрит, словом -  ковбой,  почти  такой
же, как все остальные. Но Еланчук чувствовал, что ковбой - не  как  все,
абсолютно другой, и дело не  в  пистолете,  который  бугрил  куртку  под
мышкой, - пистолетом нынче никого не удивишь.
   Когда Еланчук только вошел, сел, как все оперативники, лицом к двери,
оглядел присутствующих, он отметил мужчину за стойкой, но не выделил  из
общей массы сидящих, входящих и выходящих. Лишь  через  несколько  минут
Еланчук посмотрел на барменшу и увидел в  зеркале  за  ее  спиной  лицо,
главное,  глаза  этого  человека.  Больше  Еланчук  взглядом  с  ним  не
встречался, но постоянно помнил о мужчине в заштатной куртке, джинсах  и
кедах. Успокаивало только одно: согласно законам сыска,  мужчина  должен
был давно уйти и  передать  наблюдение  партнеру  либо,  если  последний
отсутствует, поджидать объект на улице. Мужчина сидел основательно,  пил
много,  вряд  ли  барменша  подавала   ему   воду,   и   Еланчук   начал
успокаиваться.
   Однако когда они с Валентино, сопровождаемые охраной, вышли, Еланчук,
поставив ногу на парапет, начал завязывать ботинок, хотя он  и  был  без
шнурков, ко уж коли используешь доисторический способ  проверки,  то  на
подобную мелочь, как отсутствие шнурков, внимание не  обращаешь.  Гэбист
возился с обувью чуть ли ни минуту, мужчина из бара не вышел.
   Интересующий Еланчука мужчина, Станислав Крячко, вышел из бара черным
ходом, сейчас стоял в подворотне и с улицы виден не был.  Он  знал,  что
бывший гэбист обут в туфли без шнурков, и  грустно  улыбался.  Улыбался,
потому что все задуманное осуществилось, а  грустил,  так  как  понял  -
Еланчук его засек, что любому сыщику обидно, а уж  хорошему,  когда  его
расшифровывают, тем более.
   Дорога сыщика к данной подворотне была не то что очень сложной, но  и
не простой. В шесть утра он приехал к  офису  Валентино,  когда  великий
Гуров еще не знал о существовании последнего и спал у генерала Орлова на
диване. Крячко предвидел, что в ближайшее время офис станет чуть  ли  не
центральным местом действия, приехал не один,  а  с  приятелем,  который
увлекался электроникой, свободно отличал вилку от штепселя, знал и  умел
делать многое и интересное. Они подожгли во  дворе  офиса  кучу  мусора,
ждали недолго. Дородный охранник сначала наблюдал за "пожаром" из  окна,
потом не выдержал и вышел на крыльцо и тут имел несчастье столкнуться  с
Крячко, который подхватил его под руки, заломив больно, завел обратно  в
офис, отобрал оружие и начал задавать дурацкие милицейские вопросы. Пока
Крячко  "беседовал"  со  своим  бывшим  коллегой   (никогда   ранее   не
встречаясь, менты узнали друг друга сразу), знаток  штепселя  и  розетки
незаметно  прошел  в  кабинет  директора.  Определить,  что  это  нужный
кабинет, не составляло труда как по качеству мебели, так  и  по  наличию
запора, который не устоял перед перочинным ножом. Видимо, наличие охраны
у дверей и сейфа казалось хозяину  кабинета  преградой  непреодолимой  -
замок защелкивался для проформы.
   Через минуту "электрик" вышел на улицу. Крячко увидел его  в  окно  и
прервал свой рассказ о том, как в прошлом веке задержал аса-карманника.
   - Извини, что явился, думал, скучно тебе одному. - Крячко положил  на
стол пистолет охранника. - Оружием не балуйся, ты человек знающий: менты
не любят нашего брата, если, не дай бог, стрельнешь - засадят в острог.
   Охранник схватил пистолет, оттянул затвор, убедился, что  патроны  на
месте, но дверь уже хлопнула, за ней щелкнул  замок  и  наружной  двери.
Естественно, сдавая вахту, цербер и не обмолвился о происшедшем.  И  тот
факт, что у телефона директора выросли уши, остался в тайне.
   Гуров еще объяснялся в прокуратуре, а Крячко  уже  входил  в  бар,  о
котором  знал,  что  такой  существует  и   публика   здесь   собирается
специфическая. Станислав глянул на  барменшу  и  прищурился,  отщелкивая
годы, лица в поисках данной красавицы.
   - День добрый. - Барменша чуть прикрыла глаза, подавая  сигнал:  мол,
знаю и молчу.
   - Чего желаете?
   - Рюмку водки, - недовольно ответил  сыщик,  кляня  себя  за  дырявую
память.
   - Баба и есть баба, - барменша пододвинула Крячко рюмку с  водкой.  -
Ты заматерел, я располнела да масть сменила.
   - Лялька-мастерица, - облегченно вздохнул Крячко и  выпил.  -  Опосля
поболтаем, подожди.
   Он оглядел столики, решая, за который сел бы сам, определил, прилепил
под крышку "жучок", страхуясь, сунул такой же  под  соседний,  прошел  в
туалет, зашел в подсобку и вернулся.
   - Лялька, отомкни заднюю дверь, оставь только засов. Барменша  повела
смоляной бровью, которая под  светлыми  кудряшками  смотрелась  особенно
изящно, скрылась в подсобке и тут же вернулась.
   - Стрельбы не будет? - осведомилась  она  деловито,  хотела  в  рюмку
Крячко налить еще водки, но тот остановил:
   -  Водичкой,  милая,  меня  подпаивай,  водичкой.  Барменша,  девочка
опытная, наполнила бутылку из-под водки  водой  из  крана,  отставила  в
сторону.
   - Пушку-то переложи, светишься.
   - А сейчас без нее только больные ходят, - беспечно ответил Крячко.
   Вошел Еланчук и смуглолицый, явно, старший по "званию". Они сели, как
сыщик и  предполагал,  тут  же  появился  третий,  очень  нервный,  явно
заграничного розлива. Крячко понял, что  именно  он  звонил  и  назначил
встречу. Сыщик  опустил  руку  в  карман,  включил  магнитофон  и  начал
трепаться с Лялькой, вспоминая молодость, старых знакомых, их незавидные
судьбы. Один сел, вышел  и  вернулся  в  зону,  другой  упился,  кого-то
зарезали... Лялька утверждала, что завязала, и Крячко ей верил:  от  тех
денег, что она имеет за стойкой, только дебил станет якшаться со  старой
ее компанией.
   - Ну, а "крыша" у тебя тут надежная?  -  спросил  Крячко,  неизвестно
зачем посмотрел на Еланчука и понял, что сгорел.
   - Об этом не будем, - сухо ответила барменша и даже отошла в  дальний
конец.
   - Чего не будем? - пробормотал Крячко, забыв о своем вопросе,  думая,
какое он самодовольное дерьмо, и  как  взглянет  на  него  Гуров,  когда
узнает.
   Иностранец ушел, а Еланчук со смуглолицым все сидели, хотя делать  им
тут было совершенно нечего. Крячко устроился основательнее, ткнул в свой
бокал:
   - Плесни настоящей, и чего ты пыхтишь: я обидел тебя?
   - Серьезный ты мужик,  небось,  полковник,  а  вопросы  задаешь,  как
сопляк из отделения.
   - Чего? - Крячко тряхнул головой, вспомнил. - Ах, ты,  боже  мой,  да
прости Христа ради! Не со зла и уж совсем не от любопытства.
   - Ладно, люди свои... - Барменша подобрела и отошла обслуживать  двух
давно не мытых парней.
   Крячко отвел глаза: только ссоры  мне  тут  не  хватает.  Он  не  мог
понять, почему гэбэшник и смуглолицый не уходят? Может, ждут кого?  Вряд
ли они не знали,  сколько  времени  займет  первая  встреча.  И  наконец
догадался, что Еланчук ждет, когда уйдет он, Крячко, неизвестный  мужик,
который наблюдал через зеркало. Гэбист желает убедиться - показалось или
нет? Когда Еланчук и смуглолицый вышли, Крячко метнулся к  столам,  снял
"жучки", нырнул в подсобку и, забыв заплатить, выскочил во двор.
   Сыщик смотрел, как Еланчук  возится  с  несуществующими  шнурками,  и
отходил, все меньше и меньше сердился  на  себя  за  допущенную  ошибку.
Вспомнилась пословица Гурова, который любил повторять, мол, если человек
собственную глупость осознает - значит, он человек не конченый.
 
*** 
 
   Гуров приехал из  прокуратуры,  естественно,  злой  и  набросился  на
приятеля:
   - Ты где шляешься? - Вопрос  был  не  из  лучших,  тон  недопустимый,
поэтому Гуров ответа не ждал, начал  варить  кофе.  -  Догадайся,  какой
вопрос по вчерашнему нападению более всего интересует прокуратуру?
   - Почему ты выпрыгнул из машины? - не задумываясь, ответил Крячко.
   - Ты это серьезно? - Гуров взглянул с  любопытством,  протянул  другу
чашку кофе.
   - Как говорит мой любимый начальник - обязательно.
   - Ты молодец, угадал, - с некоторой грустью сказал Гуров.  -  Мне  бы
век не сообразить. Ни один не похвалил, не поздравил с удачей. Почему вы
решили, что вас преследуют? Почему не  подъехали  к  посту  ГАИ?  Почему
выбросились из машины раньше, чем начали стрелять?
   - Я сыщик и всегда  проверяюсь,  нет  ли  за  мной  слежки.  Я  люблю
сотрудников ГАИ. Я выбросился из машины -  понял,  цветов  не  будет,  -
ответил Крячко.
   - Пять баллов, даже больше. У меня так  компактно  не  получилось.  -
Гуров хлопнул Крячко по спине. -  Растешь,  Станислав,  жаль,  наградить
тебя нечем! Закончили с прокуратурой, вернемся к нашим баранам.
   - А прокурорские не наши? - не удержался Крячко.
   - Запомни, говорить гадости о начальстве можно только  в  присутствии
самого начальства. Все! Начинаем работать. Первым докладываю я.
   И Гуров рассказал о своем визите в лагерь неприятеля.
   - Значит, смуглолицего спутника Еланчука кличут Валентино.  -  Крячко
вынул из кармана кассету, поведал  о  своих  подвигах,  поднял  руки.  -
Только не ругайся!
   - Я удивляюсь. - Гуров пожал плечами. - Почему  не  посоветовался?  Я
начальник-перестраховщик? Боялся, что не разрешу?
   - Не боялся, но  не  исключал,  что  и  запретишь.  А  мне  ну  очень
хотелось, - несколько по-мальчишески ответил Крячко. - Послушаем, о  чем
беседовали господа? - он обошел  стол,  вставил  кассету  в  магнитофон,
перемотал, включил воспроизведение.
   Когда зазвучала английская речь, сыщики беспомощно переглянулись.
   - Мы, конечно, великие сыщики, - вздохнул Гуров.
   - А они феню не знают, - парировал Крячко.
   - Сегодня на ней никто не разговаривает, - возразил  Гуров.  -  Нужен
переводчик.
   - Подожди, гость сейчас уйдет,  они  по-русски  заговорят,  -  сказал
Крячко.
   - Паскуда, - донесся до сыщиков голос Валентино.
   - Разговор Еланчука с шефом в баре был, как известно, краток.  Сыщики
слушали его дважды.
   - Видимо, гость выдвинул какой-то ультиматум,  -  задумчиво  произнес
Крячко. - Нужен переводчик, иначе н