же   меня
устраиваешь. Так состоялась сделка.
   Лене нравилось, что жена будет полностью от него зависеть.  Казалось,
он все учел и взвесил. Но вся немудреная конструкция Лени Кружнева через
полгода рассыпалась. Он влюбился в собственную жену.
   Женщины - существа чуткие. Маша  не  была  исключением.  Она  ощутила
перемену  в  отношении  к  ней  мужа  и  методично,  неторопливо  повела
захватническую войну. Сначала молодые поменялись с родителями комнатами,
переселились в большую. Маша ушла с работы - непристойно жене  художника
штукатурить стены, - получила права и стала "одалживать" машину  сначала
на час-два, потом на полдня.
   Леня сдавался без борьбы, с юношеским  восторгом,  потакал  капризам,
дарил цветы, покупал кофточки и платьица. Он никогда не подозревал,  что
отдавать и  дарить  значительно  приятнее,  чем  требовать  и  получать.
Глупость и женское коварство Маши он отлично понимал, но и они приводили
Леню в неописуемый восторг.
   Но Маша погибла в автомобильной катастрофе. Кружнев впал в бешенство.
Не жалко было человека, женщину, возможно, мать его будущих  детей.  Как
только исчез пьянящий азарт обладания  ее  телом,  Леня  трезво  осознал
обстановку. Пошлая, алчная девка! Но он любил ее такую, она  дарила  ему
счастье! Отняли, надругались над его чувствами! За что?
   Кружнев заперся дома, перестал бриться и даже умываться, почти не  ел
-  вспоминал.  Всю  жизнь  он,  надрываясь,  боролся  за  существование.
Рожденный  мышонком,  он  ежедневно  истязал  себя,  харкал   кровью   в
буквальном  смысле,  закаливая  тело.  Его   никогда   не   любили.   Из
университета вышвырнули на помойку. Но он не позволил  себе  опуститься:
не спился, не  начал  воровать,  восстал,  можно  сказать,  из  пепла  и
захватил место под солнцем.  Теперь  убили  любовь,  эту  глупую  девку,
которая никому, кроме него, зла не  делала.  "Вы  меня  всегда  унижали,
теперь отняли самое дорогое, ну я вам отомщу!" Кому конкретно и  за  что
собирался он мстить, Кружнев не задумывался.
   Он  похоронил  Машу,  получил  страховку  за  машину,  жил  рядом   с
родителями, сутками не выходил из дома. Постепенно вялость и  сонливость
проходили. Снова занялся гимнастикой. Но к резьбе по дереву не  вернулся
- былое увлечение угасло.
   Однажды поздно вечером Кружнев, выходя из кафе, где был завсегдатаем,
столкнулся с подвыпившим  верзилой.  Пока  парень  собирался  отшвырнуть
замухрышку, Леня ткнул его  железным  кулаком  в  горло,  ударил  носком
ботинка ниже  живота,  хотел  наступить  упавшему  на  лицо,  но  увидел
мужчину, который, сидя в машине, наблюдал за происходящим, и, перешагнув
через тело, скрылся в темноте.
   Босс подпольного  синдиката  Юрий  Петрович,  а  именно  он  оказался
случайным  свидетелем  "подвига"  Кружнева,  вышел  из   машины,   помог
подняться изувеченному парню, спросил.
   - За что он вас?
   - Поймаю - убью!
   От Юрия Петровича, человека весьма  наблюдательного,  не  ускользнуло
намерение Кружнева  добить  упавшего,  и  он  подумал,  что  скрывшемуся
человеку просто цены нет.
   - Знакомый?
   - Знакомые у него в психушке, - просипел парень, покачиваясь.  -  Ну,
поймаю...
   - Вы уж его лучше не ловите, - перебил Юрий Петрович и вошел в кафе
   Выпив рюмку коньяку и чашку кофе,  поболтав  с  официанткой,  он  без
труда узнал, что интересующий его человек - художник, заходит сюда почти
ежедневно, недавно потерял в автомобильной катастрофе жену.
   Юрию Петровичу очень понравился пока еще  незнакомый  художник  "Цены
ему нет", - думал старый делец. Зачем конкретно ему нужен  потенциальный
убийца Юрий Петрович не знал, но, что художник убьет не задумываясь,  не
сомневался.
   На следующий день Юрий Петрович прогуливался у входа в кафе.
   Леня пришел около семи и занял столик в углу, усевшись лицом к  залу.
Как  зверек  отметил  Юрий  Петрович  подходя  к  нему.  Отодвигая  стул
вежливым, но не терпящим возражения тоном сказал:
   - Извините, молодой человек я ненадолго, - и сел.
   Леня не ответил, держался замкнуто, но через  полчаса  они  уже  пили
коньяк и мирно беседовали. Опытный старый волк  ненавязчиво  упомянул  о
своем одиночестве, жестокости сегодняшнего дня инфантильности окружающих
и пошлости выбравшихся наверх. Как талантливый гитарист он перебрал  все
струны человеческих слабостей, и Лене Кружневу показалось, что он  знает
соседа всю жизнь.
   Юрий Петрович устроил Кружнева на работу не связанную  с  нелегальной
деятельностью "Воров я всегда найду, а убийцу встретил  впервые,  такого
следует беречь",  -  рассудил  Юрий  Петрович.  Чтобы  заинтересовать  и
связать  Кружнева  материально  он  посылал  его  иногда  с  пустяковыми
поручениями на дачу к своей любовнице и платил пятьдесят или сто рублей.
   Юрий Петрович подогревал  в  Кружневе  ненависть  к  людям,  всячески
выпячивал их ничтожество и подлость и время от времени  проверял  своего
подопечного в действии. Как-то, гуляя  по  пустынной  аллее  парка,  они
увидели двух подвыпивших парней и Юрий Петрович сказал.
   - Вот  подонок  и  суда  на  него  нет.  Кружнев  не  поинтересовался
подробностями, спросил деловито:
   - Который?
   - Что повыше.
   Расправа была молниеносной и жестокой.
   Юрий Петрович был доволен собой, отмечая что он  человек  незаурядных
способностей, можно сказать, талантливый. Казалось бы, с чего  началось.
Подрались два парня у кафе. Другой бы и внимания не обратил, а он,  Юрий
Петрович, и оскал Кружнева заметил, и ногу поднятую над лицом лежавшего.
И теперь у него есть Кружнев. В большом хозяйстве все пригодится.  Долго
держал он Леню в тени, используя по мелочам и вот пришло время.
 
РОЛИ И ИСПОЛНИТЕЛИ 
 
   Отари  дал  задание  установить  куда  мог  торопиться   погибший   в
катастрофе  Важа  Бахтадзе.  Распорядившись,  выглянул  в  окно   позвал
водителя  машины.  Накануне  шофер  в  присутствии  Кружнева   попытался
открутить до упора завинченную гайку. Но  безуспешно.  Кружнев  смущенно
улыбаясь, отстранил водителя и быстрым рывком ключа, легко провернул ее.
   - Товарищ майор  у  гражданина  руки  просто  железные.  Такой  худой
немолодой мне  стало  стыдно  -  закончил  доклад  водитель.  -  Он  мне
понравился, молчаливый, скромный. Неужели он.
   - Спасибо, Гурам, - перебил Отари. - Ступай, работай.
   Оставшись один, майор  набрал  номер  гостиничного  телефона  Гурова.
Номер молчал. А известить подполковника о новостях было необходимо.
   Гуров не предполагал что физрук  санатория  красавец  и  атлет  Толик
Зинич, - существо мыслящее. Сейчас сидя с ним в кафе  Гуров  понял  свою
ошибку. Толик смотрел остро, явно искал какое-то решение. Молчали.
   "Ну, узнал ты колесо у машины отвернули, катастрофу  подстроили.  Что
тебя беспокоит, корежит? Почему не  расскажешь?  Ведь  такое  интересное
потрясающее событие в скучной монотонной  жизни  курортного  межсезонья.
Давай красавец не медли", - подталкивал Толика мысленно Гуров.
   - Да жизнь черт бы  ее  побрал,  -  Толик  допил  кофе,  взял  пустые
коньячные рюмки. - Повторим?
   - Я пас ты же Толик знаешь у меня. - И Гуров  ткнул  себя  пальцем  в
живот.
   - Ну а я извините. - Толик отошел к стоике, вернулся не с  рюмкой  со
стаканом.
   - Зачем? Вроде за тобой не водилось.
   - Сегодня надо, нервы,  мозги  набекрень.  Неприятности  у  меня  Лев
Иванович.
   - До сегодняшнего дня ты меня Левой звал - усмехнулся Гуров.
   -  Так  извините,  -  Толик  отхлебнул,   взглянул   затравленно.   -
Посоветоваться хочу, а когда  в  человеке  заинтересован,  надо  к  нему
обращаться с поклоном и уважением.
   - Еще раз здравствуйте. - В кафе вошел Артеменко. - Не  говорю  "день
добрый" так как день сегодняшний добрым не назовешь.
   Толик, увидев Артеменко, втянул голову  в  плечи,  проглотил  остатки
коньяка и встал.
   - Ну, желаю, дела у меня.
   - Минуточку, - остановил Толика Артеменко. - В милиции были?
   - Когда паспорт получал.
   - Повторяю вопрос для дураков. Вы сегодня в милиции были?
   - Я без приглашения только в кабак хожу.
   - Советую зайти к  начальнику  розыска  и  рассказать  чем  вы  вчера
занимались около девяти вечера, - холодно произнес Артеменко.
   - Ничего не понял! - Толик отсалютовал и вышел.
   - Имеющий уши да услышит. К  вечеру  его  найдут.  -  Артеменко  взял
пустую рюмку Гурова. - Ну что? По пятнадцать капель?
   - Владимир Никитович для  вас  лично  могут  сварить  чашку  кофе?  -
спросил Гуров, отметив что сегодня все перешли на вы.
   - Коньяк не будете, понимаю вам надо иметь свежую  голову,  -  сказал
Артеменко усмехнулся.
   Кофе вам, лично, сейчас приготовят.
   Он подошел к стойке, что-то сказал, буфетчица кивнула,  налила  рюмку
коньяку и исчезла в подсобке.
   - Сейчас сварят. - Артеменко поставил рюмку, поддернул штанины  своих
кремовых,  безукоризненно  отутюженных  брюк,   сел,   качнув   покрытый
пластиком стол, неуверенно стоявший на  хлипких  алюминиевых  ножках.  -
Интурист, первый класс! Бедная Россия! - Он тяжело вздохнул. -  Получить
нормальный кофе можно лишь по блату, на стуле  чувствуешь  себя,  словно
эквилибрист на проволоке.
   - Вы поссорились  с  Майей,  в  милиции  узнали  неприятную  новость,
взвинчены...  И  беспокоят  вас  не  вопросы  глобальные,  а  бытие  дня
сегодняшнего, - сказал Гуров.
   - Устал я, Лев Иванович. На людях я ни минуты не бываю  самим  собой,
играю, - усмехнулся Артеменко.
   - Кто заставляет?
   - Жизнь.
   - Пожалуйста. - Буфетчица поставила на стол две чашки кофе...
   Аромат и коричневая пенка неопровержимо доказывали - в чашках  именно
кофе.
   - Так что случилось с нашим обаятельным Толиком? - спросил Гуров.
   - Надеюсь, кофе вам понравится. - Артеменко поднялся из-за  стола.  -
Пойду к нашей красавице замаливать грехи.
   Одну чашку кофе Гуров выпил, вторую взял с собой в номер.
   На письменном столе лежал конверт. Вскрыв его, Гуров прочитал записку
Отари.  Вот  тебе  и  хиленький  Кружнев  с  постоянно  заискивающими  и
виноватыми глазами. "А ведь я однажды обратил внимание на его ловкость и
силу. Когда?" И Гуров вспомнил, как стоял  на  набережной,  у  парапета,
смотрел на прибой.  На  пляж  вела  крутая,  длинная  лестница.  По  ней
поднимался человек. Гуров еще отметил, что с такой  легкостью  ступеньки
может  перепрыгивать  лишь  спортсмен,  и  удивился,   узнав   Кружнева.
"Молодец, - подумал тогда Гуров, - мне так не подняться", - но  значения
увиденному не придал.
   Кружнев.  Растерянный,  узкоплечий,  пришибленный,   тихий   пьяница.
Оказалось, он сильный и ловкий. Зачем бухгалтер  пытается  выглядеть  не
тем, кто он есть? А возможно, он и не бухгалтер, и не пьяница, и даже не
Леонид Тимофеевич Кружнев?
   Гуров набрал номер горотдела, соединился с дежурным.
   - Здравствуйте. Передайте  Отари  Георгиевичу,  -  необходимо  срочно
допросить Анатолия Зинича.
   - Понял. Кто такой Зинич?
   - Майор знает. Выяснить, чем  Зинич  занимался  вчера,  около  девяти
вечера. - Гуров положил трубку.
   Толик Зинич пил молоко на кухне своей двухкомнатной квартиры. Мать  с
отцом на работе и Толик был, слава богу,  один,  никто  не  приставал  с
расспросами.
   - Надо быть трезвым абсолютно! - вслух сказал он, выпил еще молока.
   В это время зазвонил телефон. Толик схватил трубку.
   - Да!
   - Добрый день!
   - Так дело не пойдет! - выпалил Толик. -  Я  в  дерьмо  вляпаться  не
желаю!
   - Не бренчи нервами истеричка. Выходи  из  дома  и  шагай  в  сторону
рынка, я тебя встречу.
   Толик положил трубку и выскочил на улицу. Вскоре он сидел  на  мокрой
лавочке в серой от дождя совершенно пустынной  аллее.  Рядом  с  Толиком
опираясь на тяжелую палку и сильно сутулясь сидел седой мужчина.
   - Нет, Иван Иванович, так дело не пойдет - шептал Толик, хотя  вокруг
не было ни души. - Что там в "заповеднике" произошло еще вилами на  воде
писано, а тут - тюрьма.
   - Чего  пылишь?  Молодой  здоровый,  а  нервы  как  струны  у  старой
балалайки. - Иван Иванович говорил спокойно на блатной манер  растягивая
гласные. - Ну, чего такого стряслось, не ведаю рассказывай.
   Майя  сидела  в  люксе  Артеменко  смотрелась  в  маленькое   круглое
зеркальце, внимательно изучала свое лицо
   Артеменко медленно прохаживался по  номеру,  пригубливал  из  бокала,
изредка поглядывал на девушку, помалкивал.
   - Ну что дорогой? Свадебного путешествия  не  получилось  теперь  эта
идиотская история.
   Артеменко подумал что происшедшее "идиотской историей" назвать нельзя
в уголовном  кодексе  данные  действия  квалифицируются  как  попытка  к
убийству. Коньяк не пьянил, не поднимал настроения, Артеменко  с  тоской
посмотрел на красивую,  вконец  поработившую  его  женщину,  не  понимая
обожает он ее или ненавидит.
   - Ты меня очень не любишь, - угадав его мысли, сказала Майя. -  Зачем
усложняешь, расстанемся интеллигентно.
   "Села бы утром за руль и теперь тихая холодная лежала бы в  морге,  а
не мучила меня" - подумал отрешенно Артеменко и залпом допил коньяк.
   - Ничего не понимаю, - сказал он. - Кто-то  хотел  убить  либо  тебя,
либо меня. Этот придурок менял вчера колесо. Ты стояла рядом не обратила
внимания, он затянул гайки крепления?
   - Затянул, - уверенно ответила Майя. - Я, глядя на  его  ручищи,  еще
подумала кто будет отворачивать - надорвется.
   - Если не врешь, значит ты их свинтить не могла, -  сказал  Артеменко
получая удовольствие от возможности вывести любовницу из равновесия.
   Майя действительно оторопела, но тут же взяла себя в руки.
   - Ты мужик хоть и не первой даже и не второй молодости, но  здоровый,
Мне тебя укокошивать ни к чему, жить не мешаешь.  Любовь  твоя  надоела?
Так за это не убивают.
   - Как знать.
   - А вот ты меня от  чрезмерной  любви  можешь  отправить  к  праотцам
запросто. Не моя так и ничья: машину подарил, в ней и захоронил!  -  Она
рассмеялась. - Даже в рифму складывается.
   - Ну, хватит глупостей! - Артеменко повысил голос. - Если милиция  не
ошибается, то повторяю, пытались убить либо тебя, либо меня. Не  удалось
попытаются снова. Тебя не за что кроме меня ты никому зла не  причинила.
Или я ошибаюсь - чего-то о тебе не знаю.
   - Ты ночью куда из номера выходил? - неожиданно спросила Майя.
   - Я? - Артеменко схватился за грудь, поняв театральность жеста, налил
в бокал коньяку выпил. Дура. Сейчас не время болтать чепуху тебе лишь бы
уколоть, сделать больно. Ты  понимаешь,  вопрос  идет  о  наших  жизнях.
Точнее о моей ты ни у кого на дороге не стоишь.
   - Ты выходил, - упрямо повторила Майя.
   - Да я в эту ночь впервые спал как  сурок  крепко-крепко!  -  ответил
искренне Артеменко увидел насмешливое лицо Майи и неожиданно подумал  "А
с чего это я так крепко спал?"
   Он заглянул в бокал с коньяком словно пытался  найти  ответ.  И  Майя
вчера перед сном вела  себя  непривычно,  нежная  была  даже  страстная.
Может, она со мной прощалась?  Артеменко  почувствовал  в  груди  резкую
боль, она захватила плечо, потекла по руке.
 
ТОЛИК ЗИНИЧ 
 
   Родился Толик крепким,  здоровеньким,  рос  ласковым,  жизнерадостным
ребенком любил маму с папой. Они тоже любили Толика, особо  не  баловали
да и возможности такой не имели. Мама работала в гостинице.  Это  сейчас
она администратор человек  значительный  порой  всесильный,  а  тогда  -
молоденькая уборщица на этаже подмела, перестелила, подала чай  получила
двугривенный. Отец, нынче заведующий  гаражом,  работал  в  те  годы  на
рейсовом автобусе, получал зарплату имел конечно и "левые" но  не  рвал,
подвозил бесплатно как он выражался "за здрасьте и улыбку". Толик учился
хорошо, много читал, помогал маме в домашних делах.
   У Зиничей было полдома - две комнаты, веранда  и  кухня.  Когда  мама
работала, Толик крутился в гостинице с удовольствием разносил по номерам
чай  и  вафли  отвечал  на  вопросы  постояльцев,  сколько  они  должны,
неизменной фразой:
   - Сколько дадите, но чем больше, тем лучше, - и, зажав деньги,  бежал
к матери.
   Веселый ловкий услужливый мальчишка вызывал  у  людей  симпатию.  Они
одаривали  его  всякими  лакомствами,  совали  в  ладошку   серебро.   В
двенадцать-тринадцать лет у Толика уже водились деньжата,  тем  более  и
тратить-то их было не на что. Конфеты, мороженое, соки и  кино  парнишка
получал бесплатно, кругом все свои все его отлично знали.
   То была присказка, сказка Толика ждала впереди.
   Неподалеку  от  гостиницы  поднималась  стена  старых  сосен,  в  нее
врезалось асфальтированное шоссе, по которому, как казалось Толику никто
не ездил. Как-то парнишка стоял между сосен, смотрел на тихое, уходившее
в сумеречную тень шоссе и  думал  что  там  в  неизвестности,  находится
секретный объект.
   Мимо  прошелестели  тугими  шинами   две   длинные   черные,   словно
лакированные  машины.  Таких  машин  в  их  городе  не  было.  Мальчишка
заинтересовался   и,   изображая   разведчика   начал   красться   вдоль
асфальтированной дороги, которая уползала все  дальше  и  дальше.  Через
полчаса он оказался  около  высокого  зеленого  забора.  Ворота  еще  не
закрыли, и он никем не замеченный, проскользнул на запретную территорию,
которую впоследствии окрестил  "заповедником".  Мальчишку  больше  всего
интересовали машины. Подкравшись,  он  прочитал  никелированную  надпись
"Чайка" и вспомнил, что видел такие по телевизору.
   - Что толкаешься без дела? - спросил мужчина,  открывая  багажник.  -
Тащи в дом.
   И Толик начал носить ящики  с  бутылками  боржоми  картонные  коробки
тяжелые кожаные сумки.
   На огромной веранде накрывали длинный стол. Толик  по  привычке  стал
помогать, расставлял тарелки, приборы (он уже знал, что нож надо  класть
справа, а вилку слева) открывал  бутылки.  Из  глубины  дома  доносились
голоса, смех, вскоре зазвучала музыка. Толик управлялся ловко и  быстро,
два шофера охотно уступили ему эту честь и вернулись  к  своим  машинам.
Когда приехавшие спустились на веранду, Толик,  босой,  в  одних  шортах
дочерна загоревший, встретил их, не стесняясь - в  гостинице  он  привык
разговаривать с гостями:
   - Прошу к нашему шалашу! Чем богаты, тем и рады!
   Первым  вошел  старый  седой  мужчина   сверкнув   золотыми   зубами,
рассмеялся.
   - Ты кто такой? Абориген?
   - Точно! - Толик не знал этого слова, но привык  с  гостями  во  всем
соглашаться.
   - Тебя наняли, ты здесь работаешь?
   - Нет, я на общественных началах. На пороге  стоял  мужчина  помоложе
смотрел внимательно и, как почувствовал Толик враждебно.
   - Давай общественник ноги в руки и на выход!
   - Подожди, - остановил уже собравшегося смотаться Толика седой.
   Он подошел к перилам и громко сказал.
   - Степаныч ты что же человека к работе привлек и устранился?  Накорми
парня и поработай с ним.
   Толик насчет работы ничего не понял, а есть никогда  не  отказывался.
Водители уже поставили на траве столик и встретили  Толика  как  старого
знакомого.
   Вскоре, уплетая ужасно вкусные бутерброды, он взахлеб  рассказывал  о
городе,   курортниках,   гостинице,   родителях   и   своем   интересном
житье-бытье. Шофер Степаныч кивал и подбадривал, намазывая на хлеб икру.
Он служил в ведомстве, где вопросы задавать  умеют,  поэтому  Толик,  не
подозревая,  что  с  ним  "работают",  рассказывал  красочно,   вставал,
изображая смешных курортников.
   - Ты здорово рассказываешь, - смеялся Степаныч, - наверно, и в  школе
тебя любят и с интересом слушают?
   Толик хотел согласиться, но задумался и после паузы сказал.
   - Нет, в школе я помалкиваю. Это моя работа, мне платят,  а  люди  не
любят трепачей. Я сказал, второй передал, четвертый повторил, дойдет  до
гостей - меня звать перестанут.
   Степаныч взглянул внимательно, налил ему сухого белого вина.
   - За знакомство, Толик.
   - Не употребляем, - по-взрослому ответил  Толик,  чем  и  решил  свою
дальнейшую судьбу.
   Работал Толик в "заповеднике" много лет всякое повидал, но даже  дома
никогда ниче