венные
люди, когда  узнают,  что  два  розыскника,  которые  терпеть  не  могут
заниматься бумажной работой, неожиданно засели в кабинете и  вооружились
компьютером? А мы устроимся здесь надолго  и  будем  сидеть  с  утра  до
позднего вечера.
   - Пока нас не  разгонят,  -  вставил  Крячко.  -  Высокое  начальство
нахально врет, когда уверяет в  своем  терпении.  Через  несколько  дней
тебя, господин полковник, вызовут на ковер и спросят: где мышь? Министры
полагают, что раз они выпустили  кота  и  приказали  изловить  мышь,  то
последняя должна быть изловлена немедленно.
   - Не слушай, Артем,  господин  полковник  сам  не  верит  в  то,  что
говорит.  -  Гуров  улыбнулся  миролюбиво.  -  Уж  месяц  нас  никто  не
побеспокоит, затем еще месяц удержит оборону генерал  Орлов,  а  за  это
время мы что-нибудь раскопаем.
   - А что мы копать будем? - не выдержал Артем.
   - Доберемся и  до  этого.  -  Гуров  смотрел  на  парня  внимательно,
оценивающе, хотя прекрасно понимал, что выбора нет, придется работать  с
лейтенантом Ермаковым, так  как  выбирать  можно  в  профессии,  которой
владеешь. - Я из категории людей, которые очень долго запрягают. О самой
работе  чуть  позже.  Мне  надо,  чтобы  ты  понял,  как  себя  вести  с
окружающими, пока мы не получим первых результатов.
   Если бы полковник  Крячко  не  знал  абсолютно  точно,  что  Гуров  в
конечном результате не уверен, то, глядя на его спокойное  лицо,  слушая
этот  размеренный,  слегка  насмешливый  голос,  подумал  бы:  с   таким
начальником непременно добьешься результатов.
   Гуров инструктировал компьютерщика,  а  Крячко  думал  о  том,  какие
дороги выбирает человек. Вот почему Лев Иванович Гуров - не генерал и не
начальник главка, а лишь полковник и опер? На данный вопрос  Крячко  мог
ответить  с  уверенностью:  Гуров  самолюбив,  порой   самовлюблен,   но
совершенно лишен тщеславия. Дорожит  мнением  лишь  очень  ограниченного
круга людей, которые ценят человека не  за  звание  и  Должность,  а  за
профессионализм.  За  рюмкой  Гуров  порой  болтает:  мол,  не  способен
подняться, так как не сможет наверху угождать  и  приспосабливаться,  но
это байки для недоразвитых. Ему  и  не  пришлось  бы  на  верхнем  этаже
льстить и врать, такие, как Гуров, везде нужны, терпели  бы  грешника  с
его прямотой и другими прибабахами. Он не желает  подниматься,  так  как
потеряет свободу, перестанет быть незаменимым. Любого  генерала,  любого
министра можно заменить, никто и не заметит.  А  старшего  опера-важняка
Гурова заменить нельзя, как невозможно заменить певца экстра-класса  или
первую скрипку в оркестре. Можно одного выгнать и взять другого,  только
все будут знать, что это не  замена,  а  подмена,  фальсификация.  Таким
образом, Крячко прекрасно понимал, что Гуров не хочет идти на  повышение
не из-за боязни с работой не справиться и уж совсем  не  от  скромности,
которой не страдал совершенно, а потому что уникальный специалист,  будь
то водопроводчик или зубной врач, не подчиняется  никому.  Он  свободен.
Такого положения в конторе, когда никто - ни министр,  ни  президент  не
могли ему приказывать и, коли  желали  пользоваться  его  услугами,  так
могли лишь сделать предложение, а то и попросить, - может  достичь  лишь
специалист экстра-класса.
   Разговор между Гуровым и Ермаковым продолжался второй  час.  Парнишка
загрустил,  по  его  лицу  было  видно,  что  он  начал  сомневаться   в
гениальности своего начальника, даже в наличии у него  здравого  смысла.
Крячко парнишке сочувствовал, но помочь не мог. Однажды полковник, тогда
еще капитан, присутствовал при допросе Гуровым свидетеля,  который  имел
несчастье оказаться на месте преступления  и  одновременно  р  выстрелом
сесть в троллейбус. Парень был честен,  не  видел  ничего,  стреляли  на
другой стороне, обзор был закрыт троллейбусом, а парень жил  в  подъезде
дома, расположенного в пяти метрах от остановки. Он рассказывал об  этом
Гурову три часа, два раза просил пить, один раз ходил в  туалет.  Крячко
слушал, слушал, несколько раз сгорал от стыда за честь мундира,  написал
Гурову три нехорошие записки,  плюнул  и  из  кабинета  ушел.  А  поздно
вечером узнал,  что  Гуров  "вытащил"  из  свидетеля  словесный  портрет
сообщника убийцы, который стоял на остановке и сел в  троллейбус  раньше
парня.
   В  тот  день  Крячко  дал  себе  зарок:   никогда,   ни   при   каких
обстоятельствах не встревать в разговор Левы, какую  бы  ахинею  тот  ни
нес. Один бог знает, сколько раз Крячко благодарил себя за этот зарок.
   Артем Ермаков выпил воды, извинился и пошел в туалет.
   Гуров поправил безукоризненной чистоты  манжеты,  провел  пальцем  по
верхней губе и сказал:
   - Думаю усы отрастить, как считаешь?
   - Девки от тебя и без усов сохнут. Полагаю - лишнее.
   - Будет за чем ухаживать.  Кот  профессора  от  меня  сбежал.  Иногда
приходит, но привыкнуть не может, может, чует, что это я его  хозяина  в
узилище упек. Кота нет, так хоть усы будут.
   - Ты хоть и гениальный сыщик, а дурак.
   - Так я и не скрываю этого.
   - Простите, господа,  -  сказал  вернувшийся  Ермаков.  -  Я,  честно
сказать, Лев Иванович, не вижу смысла в нашей беседе. Но вы  -  старший,
ваша воля.
   - То, что ты не видишь смысла, это полбеды, я не вижу  смысла  -  уже
беда. - Гуров подмигнул Ермакову и неожиданно спросил:
   - Лопоухости своей стесняешься?
   Даже Крячко обомлел.
   - А чего такого? Нормальный вопрос, - Гуров пожал плечами. -  Человек
с комплексами уязвим, мы должны знать.
   - У меня с девушками все в порядке, господин полковник.
   - Прекрасно! - Гуров потер ладони, повел мощными плечами. - Влюбчив?
   - Есть немного, в определенный тип.
   - Хорошо,  позже  уточним.  Давай  переходить  к  главному.  Как  ты,
конечно, заметил, я человек самоуверенный. - Гуров вышел из-за стола.
   - Это самое мягкое определение, - вставил Крячко и быстро добавил:
   - Но и на солнце есть пятна.
   - Основной мой недостаток - когда я берусь за дело, то  почти  всегда
дохожу до цели. Сегодня наша цель найти  киллера,  не  наемного  убийцу,
настоящего,  профессионального,  на  сто  процентов  законспирированного
киллера. Почти наверняка это будет бывший сотрудник, знающий все и  вся.
Господа  министры  полагают,  что  когда  мы  его  выявим,   то   сможем
арестовать. Это есть глупость номер один. Мы не найдем против него улик.
Я ставлю себя на его место и понимаю, что никаких улик не оставлял бы, и
Крячко не оставлял бы, а киллер не дурее нас. Вывод второй  -  установив
лицо, его можно заставить взять в руки "горячее" оружие,  спровоцировать
перестрелку и убить. После чего собрать журналистов, показать  "горячее"
оружие, доказать самооборону и получить значок "Ворошиловский  стрелок".
Я этого делать не буду, мне это неинтересно. Я хочу выйти через  киллера
на "пахана", кем бы этот пахан ни оказался. А  теперь  прикинь,  парень,
чем такое дело для тебя может обернуться? У  тебя  есть  последний  шанс
отказаться. - Гуров присел на край стола.
   Ермаков молчал. Гуров хлопнул его по плечу.
   - Хорошо молчишь, парень, - и  поправил  ему  галстук.  -  Нам  нужен
киллер и необходим один жирненький, добренький слуга народа, который дал
команду нанять этого киллера. И  если  мы,  друзья,  покажем  его  всему
свету, он заговорит, а заговорит он обязательно, потому как  силенок  не
хватит подняться на эшафот одному.
   Гуров метался по тесному кабинету и расплескивал ненависть.
   - А что я? Почему я? - повторял Ермаков.
   - Заткнись! Ты знаешь, почему я вернулся в эту  контору?  Потому  как
всю жизнь говорил: пусть лучшие  ушли,  худшие  продались,  но  на  моем
участке фронта они не пройдут! Я ушел, получил все,  но  я  бросил  свой
окоп. Мне стало стыдно бриться, я смотрел в глаза  дезертира!  Нет,  они
еще не убили меня!  Этому  сытому  генеральчику  нужен  киллер?  Он  его
получит, но с таким довеском, что... - Гуров взял в руки стул.
   - Лева, неловко классиков мурыжить, но  зачем  же  мебель  ломать?  -
Крячко вынул из стола бутылку коньяка,  стакан,  ловко  выдернул  пробку
зубами, налил до краев.
   - Завязал, - сказал Гуров и выпил одним махом. - Никогда,  Артем,  не
пей на работе, - назидательно произнес сыщик, закурил и продолжал:
   - Только  фраера  срываются  из-за  пустяков.  Моя  бабская  истерика
началась  после  твоих  слов:  "А  что  я?  Почему  я?"  Поясняю.   Нами
заинтересуются сразу, считай, уже заинтересовались. Но это будет  этакое
вялое любопытство, не более. Однако когда мы наступим  на  хвост,  а  мы
наступим на него обязательно, в гадюшнике  переполошатся.  От  кого  они
попытаются получить информацию?
   Гуров погасил сигарету, взглянул на Ермакова.
   - Видимо, от меня, - ответил лейтенант.
   - Видимо, - усмехнулся  Гуров.  -  И  чем  жестче  мы  наступим,  тем
бесчеловечнее  они  будут  действовать.  Когда   похлебка   закипит,   я
постараюсь тебя от котла отсечь, чтобы они к тебе интерес  потеряли,  но
человек лишь предполагает. Позже мы с тобой прокачаем ситуацию на случай
твоего захвата. А сегодня давай думать, как жить  сегодня.  Разговоры  в
коридорах,  буфете,  обычная  прочая  министерская  болтовня.   Чем   мы
занимаемся? Ты не знаешь. Коли очень допекут, ты полагаешь,  что  мы,  -
Гуров указал на Крячко, - пытаемся найти  нечто  общее  в  убийствах  за
последний год. Как ты к нам относишься?
   - Как любил повторять мой учитель и друг:  следует  говорить  правду,
правду, одну лишь правду, - сказал Крячко.
   - Твой учитель и друг - просто гений. Значит, ты, Артем, характеризуя
нас, говоришь только правду. Но  учти,  что,  если  ты  на  каждом  углу
начнешь рассказывать: мол, два грубых самонадеянных полковника  тебя  за
человека не считают, а Гуров ко всему  прочему  считает  себя  гением  и
хлещет во время работы коньяк стаканами, тебе не поверят. Ты должен дать
понять, что тебе начальники не нравятся,  но  говорить  об  этом  ты  не
желаешь, и лишь  однажды  вывалишь  ведро  с  мусором  на  наши  головы.
Сорвешься, так сказать. Лучше, если ты откроешься женщине, скажешь о нас
кратко, но смачно. Максимум через час все любопытные будут о твоем срыве
знать... На сегодня все, начинаем работать.
   - Лев Иванович,  но  я  искренне  отношусь  к  вам  обоим  с  большим
уважением, - пробормотал Ермаков.
   - Уважаешь, и  прекрасно,  но  ведь  есть  и  кое-что  еще?  -  Гуров
усмехнулся. - Рассказать?
   Артем Ермаков смутился и покраснел. Гуров расхохотался.
   - Ну совсем как я двадцать лет назад!  Красней,  парень,  смущайся  и
красней, только не ври!
   Он снял телефонную трубку, набрал короткий номер.
   - Здравствуйте, беспокоит Гуров. Мне что-нибудь есть? Хорошо, тащите.
   Вскоре в кабинет вошли двое в штатском,  пиджаки  на  них  обтягивали
мускулистые торсы, под левым плечом бугрились пистолеты. Пришедшим  было
лет под тридцать или чуть больше. Они выложили на стол два металлических
чемодана, отстегнули наручники, которыми были  прикованы  к  драгоценной
ноше, открыли цифровые замки и перевели дух.
   - Теперь это хозяйство за вами. Лев  Иванович,  -  облегченно  сказал
один.
   - Обязательно, -  Гуров  хлопнул  ладонью  по  лежавшим  в  чемоданах
папкам, поднял облачко пыли. - Роман, мы вроде раньше здоровались.
   - Здравия желаю, господин полковник. Так ведь раньше-то мы операми по
подвалам и крышам за жульем гоняли.  Вы  хоть  и  были  меня  поглавнее,
однако риск всех уравновесит. А теперь,  Лев  Иванович,  вы  -  господин
полковник, главный проверяющий нашего ментовского труда.  А  от  бывшего
опера ничего не спрячешь, вы тут быстро накопаете дерьма,  с  лихвой  на
генерала хватит.
   - Рома, как помню, ты злым не был. Случилось чего?
   - Так ведь  по  мокрым  заказным,  -  Роман  кивнул  на  чемоданы,  -
раскрываемость, считай, нулевая. Я  бы  сам  тут  накопал,  на  Клондайк
хватило бы, а не на два золотых погона. А у вас глаз зорче...
   - Бог тебе судья, полковник. - Гуров стал сух и официален.
   - Распишитесь.
   Гуров, не глядя, расписался в журнале.
   - Вы свободны.  Возвращайтесь  в  девятнадцать,  мы  решим,  что  вам
вернуть, что оставить.
   - Приказано одному оставаться с вами, - вмешался второй опер.
   - Я сказал: свободны.
   - Мой генерал приказал, а я офицер.
   - Передай своему генералу, что его  просил  позвонить  генерал  Орлов
либо заместитель министра Бардин. Артем, закрой за господами офицерами.
   Гости ушли, мощные засовы задвинулись, из чемоданов на  столы  начали
извлекать святая святых уголовного розыска  -  уголовно-розыскные  дела.
Они отличаются от следственных дел, как земля с ее недрами  и  низинами,
грязью и скалами от неба, порой облачного, но в принципе чистого.
   Большая часть документов была под грифом "Совершенно секретно". Тут и
агентурные сообщения, написанные практически на неизвестном человечеству
языке,  и  просто  пьяная  болтовня,  подслушанная  опером,   и   запись
телефонных разговоров,  и  сводки  наружного  наблюдения  в  общем,  вся
информация, которую удалось собрать ментам на всех  чистых  и  нечистых,
попавших в круг знакомых убитого, порой и совсем незнакомых людей, но, с
точки зрения инициатора  розыска,  представляющих  оперативный  интерес.
Никто, кроме инициатора розыска и его начальника данное дело никогда  не
видит. В первую очередь прокуратура,  которая  от  подобного  беззакония
попадала  бы  в  обморок.  Прокуратура  уважает  закон,  постоянно   его
нарушает,  но  официально,  подводя  под  каждое  безобразие  хитроумное
объяснение.  Когда  вы  читаете  в  газете:   "...дело   ведет   старший
следователь по особо важным делам прокуратуры", то знайте,  что  дело  у
этого чиновника действительно имеется и он его ведет  в  зависимости  от
того, что менты накопают  и  принесут.  А  коли  нет  задержанного  либо
подозреваемого, так ничего этот "важняк" не ведет, папка со следственным
делом лежит в сейфе. Хотя работа следователя прокуратуры тоже не  сахар.
Только  кто  его  не  пробовал,  пусть  судить  не  берется.   Вообще-то
общеизвестно: хорошо там, где нас нет.
   Разложили папки, выяснили, что принесли им четыре  дела  по  заказным
убийствам.
   - Четыре. А нам надо сколько просмотреть? - спросил Гуров.
   - Сорок три, мой господин! - Крячко щелкнул каблуками.
   - Все просмотрим. Полагаю, за это время еще прибавится.
   - Сегодня пятое июля, понедельник, еще несколько дней,  и  на  Москву
опустится жара. Дума уходит  в  отпуск,  богатые  люди  улетают,  убийцы
уходят в оплаченный отпуск.
   - Твоими устами да мед бы пить. Ладно, два дела тебе, два мне,  будут
сомнения, поменяемся. Сейчас важно выяснить, был  ли  мальчик,  то  есть
киллер. А то у  нас  как...  Сказал  Васька  Петьке:  "Грохни  ты  этого
выпендрилу". Петька бутылку  принял,  киллер  взял  и  грохнул.  Русский
человек для друга завсегда готов пустячную  услугу  оказать.  Артем,  ты
свободен до завтра, сегодня у тебя работы не будет.
   - А если меня спросят, почему я ушел в начале рабочего дня?
   - Отвечай, что тебе это тоже интересно, и пусть спросят у  полковника
Гурова. - Он выставил парня за дверь, задвинул засовы.
   Сыщики не читали все многочисленные бумаги, подшитые суровой ниткой в
пухлых папках. Менты подолгу изучали лишь описание  места  происшествия,
заключения баллистической экспертизы об использовании оружия,  читали  и
перечитывали допросы людей, хорошо  знающих  распорядок  дня  убитых,  и
характеристики последних.
   Около семнадцати часов работа была закончена.  Крячко  положил  перед
Гуровым увесистый том.
   - Взгляни на осмотр места преступления.
   Во  всех  четырех   убийствах   сыщики   не   почувствовали   почерка
профессионала. В двух случаях жертвы были расстреляны  из  автоматов,  в
одном человека убили в момент, когда  он  выходил  из  квартиры,  убийца
выстрелил и спокойно вышел из подъезда. В момент стрельбы и ухода  могло
произойти   множество   случайностей,   нелепых   совладений,    которые
профессионал никак допустить не мог. Убийство, заинтересовавшее  Крячко,
тоже ставил не профессионал. Банкира  застрелили,  когда  он,  выйдя  из
машины, направлялся к подъезду. Перед банкиром в подъезд вошел охранник,
водитель остался за рулем, выстрела не слышал, лишь увидел,  как  хозяин
упал. Стреляли из окна полуподвала, винтовку оставили.  С  точки  зрения
оперативников работа была грязная,  дилетантская.  Из  окна  был  крайне
узкий обзор: что происходит в пяти метрах справа и слева - не  видно.  А
там может находиться, случайно  или  не  случайно,  милицейская  машина,
выход из  подвала  в  соседний  двор  также  не  контролируется,  следуя
дворами, можно встретить кого угодно. Убийство заказное, но  исполнитель
дерьмовый. Такой человек Гурова не интересовал.  Он  прочитал  описанное
место преступление дважды, перечитал и  приметы  преступника,  которого,
конечно, во дворах видели, взглянул на Крячко и пожал плечами.
   - Стареешь, маэстро, - самодовольно сказал Крячко. - Последний лист в
протоколе того... Бумага не та, ручка другая, да и писал хотя и  тот  же
человек, только ему за столом было удобнее, и почерк изменился.
   - Молодец, Станислав. - Произнося имя друга, Гуров делал ударение  на
втором слоге, и Крячко как бы превращался в иностранца.
   - Может, за этим ничего и нет, однако. - Станислав, пародируя Гурова,
пожал плечами. - Страницы могли испачкать, бутерброды  положить,  стакан
поставить.
   - Могли, - согласился Гуров.  -  Только  выдернули  две  страницы,  а
вставили одну, нумерацию в открытую поменяли,  что,  как  нам  известно,
случается. Обождем, спросим... Пока кофе свари, отодвинь засовы.
   Крячко кофе варить не стал, заказал Верочке по телефону.
   Секретарша, расставляя чашки и тарелку с бутербродами, неодобрительно
заявила:
   - Петр Николаевич велели не беспокоить, иначе я бы давно принесла.
   - Верунчик, ты наша надежда и  оплот.  -  Крячко  не  мог  проглотить
кусок, хлебнул кофе и обжегся.
   В это время в дверь постучали, Гуров впустил  оперативников,  которые
утром принесли дела, Верочка ушла, засовы задвинули.
   - Присаживайтесь, господа, в ногах правды  нет.  Роман,  который  был
явно за старшего, усмехнулся:
   - Лев Иванович, легко ты в господина  превратился.  Хотя,  по  правде
сказать, всегда был не ментовских кровей.
   - Не обижай моего шефа. Роман, - откликнулся Крячко. - Они и  на  пол
сплюнуть могут не хуже вашего,  и  слова  разные  знают  отлично,  а  уж
подраться, так вам обоим сто очков форы. Они все умеют, только не любят.
   - Да все я про Гурова знаю, - миролюбиво ответил Роман.  -  Много  по
делам нацепляли? Справку пришлешь генералу или нам в руки доверите?
   - Во-первых, Рома, все о Гурове ни я, ни даже он сам не  знает.  Дело
ваше в нормальном милицейском порядке,  никакой  справки  составлять  не
будем, мы люди занятые.
   Гуров пил кофе, курил, словно разговор шел о постороннем.
   - Так мы можем забирать секретную макулатуру домой?
   - Обязательно, - копируя своего друга, ответил Крячко.  -  Кажись,  у
Льва Ивановича один вопрос пустячный.
   - Да? - Роман насторожился. Ему была прекрасно знакома манера матерых
оперов задавать ерундовые вопросы перед отправкой в камеру.
   - Данное дело кто ведет? - Гуров отодвинул папку.  Роман  все  понял,
обреченно кивнул.
   - Мое дело.
   Гуров открыл папку в месте, где она была заложена шариковой ручкой.
   - Где десятая и  одиннадцатая  страницы?  Оперативник  не  испугался,
длинно   сплюнул,   разразился    витиеватой    матерщиной,    несколько
успокоившись, заговорил:
   -  Упреждал  я  этого  козла  в  золотых  погонах,  что  дела  не  на
инспекторскую проверку несем и нечего опытным сыскарям лапшу навешивать.
А он: мол, выполняй, что приказываю.
   - Так я же не сужу тебя. Рома, -  миролюбиво  сказал  Гуров,  -  лишь
спрашиваю, где страницы, а коли уничтожили, что в них было?
   - Вы сначала докажите, какие  страни