трогайтесь. Дом знаете, действуйте, как  при  обычном
задержании, то, что он представляется полковником,  вас  не  интересует.
Человек напал на  сотрудников  милиции,  генерал  приказал  задержать  и
доставить в контору. Вопросы?
   - Товарищ капитан, вы, же его знаете, он не дастся, - чуть  заикаясь,
сказал лейтенант.
   - Преступник обычно не дается, - усмехнулся капитан. - Никто в тюрьму
идти добровольно не желает.
   Лейтенант  сжался,  покраснел,  хотел  что-то  сказать,  два   других
оперативника безучастно  и,  спокойно  вынули  пистолеты  и  передернули
затворы.
   - Взять желательно без стрельбы, но,  если  преступник  схватится  за
оружие, сами понимаете, - многозначительно произнес Стаднюк.  -  Если  в
доме никого не окажется, двигайтесь во двор, услышите  стрельбу,  бегите
на  выстрелы.  Вопросы?  Нет?  Прекрасно,  значит,  через  десять  минут
двигайтесь.
   Стаднюк подходил к дому задними дворами, по дороге он  все  продумал.
Стрелять без - предупреждения, для верности дважды, забрать у  покойника
пистолет и застрелить Щукина, всадить две, даже три пули, это произведет
на прокуратуру и на жителей города впечатление.  Кажется,  у  лейтенанта
недавно родился потомок, тем лучше. Пистолет вытереть и вложить  в  руку
покойника. И пусть приезжает сто комиссий, и дело  забирает  Прокуратура
России, никогда не установить, кто выстрелил первым, а кто защищался.
   Капитан Стаднюк пристроился  за  сараем,  до  окон  не  более  десяти
метров, только достал оружие, как  услышал  шум  автомобильного  мотора,
скрип тормозов. Услышал и москвич, значит, сейчас. Какое  окно?  Створка
одного из них приоткрыта,  значит,  подготовился,  подлюга.  Ну,  давай,
прыгай! Рама скрипнула. Стаднюк чуть было не нажал курок, но  в  оконном
проеме никого, видно, ветер шевельнул раму.
   Стаднюк ждал,  время  растянулось.  Уже  непонятно,  сколько  прошло:
минута или пять? Неужели полковник подчинился и сейчас садится в машину?
Плохо. Вывезем за  город,  пришьем,  повесим  убийство  на  уголовников.
Однако хреново! Наверняка кто-то  видел,  как  москвич  садился  в  нашу
машину. Центровые  вскоре  быстро  определят,  что  полковник  укрывался
здесь, прочешут улицу и свидетелей найдут. Капитан не  успел  дорисовать
мрачную картину до конца,  как  из  окна  выглянул  оперативник  и  тихо
позвал:
   - Товарищ капитан! Стаднюк вышел из укрытия.
   - Взяли?
   - Нет никого, отперто и ни души, и Классик куда-то запропастился.
 
*** 
 
   Гуров сидел у окна в доме напротив, пил чай без сахара,  наблюдал  за
происходящим, улица была узкая, сыщик мог в своих  преследователей  если
не плюнуть, то без труда швырнуть камнем.
   Из машины вышли трое, капитана среди них не было, и  сыщик  удивился.
Когда через несколько минут из дома появились четверо, стало  ясно,  что
капитан пришел со двора, через окно.  Совещание  не  проводили,  сели  в
машину и укатили.
   Перед тем, как Классик ушел на разведку и  пропал,  сыщик  спросил  у
него, кто из соседей с ним дружен. Клоун смущенно улыбнулся  и  ответил,
что его в городе все знают  и  любят  и,  вообще,  люди  кругом  хоть  и
несчастные,  но  хорошие.  Аннушка,  вон  домишко   напротив,   окна   с
занавесочками в горошек, исключительно душевная, прибирается у  него,  а
денег не берет, будто святая.
   Когда сыщик отметил, что Классик по неясным  причинам  задерживается,
то оправил смятую постель, подхватил бесценный ящичек с вещдоками, вышел
на  улицу,  осмотрелся  и  пересек  улицу.  Святая  Аннушка   объяснений
незнакомца, что он приехал к Николаю Ивановичу Куприну, да вот дома нет,
слушать не стала, махнула мокрой  ладошкой,  объяснила,  мол,  стирка  и
болтать  недосуг  и  ушла  на  кухню.  Хитрущие  цепкие  глазки  Аннушки
абсолютно не соответствовали ее легкому беззаботному тону, сыщик  понял,
что хозяйка не поверила  ни  единому  слову,  но  раз  Николай  Иванович
человека  послал,  значит,  надо.  Сложившаяся  ситуация  Гурова  вполне
устраивала, он приставил стул, приоткрыл  окно,  уселся  и,  прихлебывая
кипяток, наблюдал за происходящим.
   Милицейский "Москвич", разбрызгивая грязь, укатил восвояси, в комнату
бесшумно проскользнула Аннушка и простодушно сказала:
   - Что-то все Николашу ищут! Вы поджидаете,  власти  подкатывались.  Я
Николашу поболе часу назад видела, веселый шагал, слава Господи.
   Гуров вскочил, схватил ящичек, швырнул под кровать.
   - Никому! В этом  ящичке  жизнь  вашего  Николаши!  -  соврал  сыщик,
вылетел на улицу, чуть  не  вышиб  дверь  в  комнату  Классика,  схватил
телефонную трубку.
   Повезло, Капитан оказался на месте и сразу ответил.
   - Классик у тебя? - спросил Гуров.
   - Только вышел.
   - Немедленно верни, запри дверь и возьми трубку, - Гуров  смотрел  на
часы, прикидывая, сколько времени понадобится Стаднюку, чтобы очухаться,
вернуться в цирк. Он хоть опер, а придурок, что укатил.
   Капитан к телефону не возвращался,  Гуров  взял  аппарат,  подошел  к
окну,  взглянул  на  цирк,  не  идет  ли  клоун?  Из-за  угла   вылетела
милицейская  машина,  завизжала  тормозами,   проехала   юзом,   Стаднюк
выпрыгнул, взбежал по ступенькам цирка.
   - Он у меня, что дальше? - голос у Колесникова был ровный,  будто  он
работал не в цирке, а был старшим опергруппы.
   - Сейчас явится милиция, захочет увезти Куприна.
   - Уже стучат, - перебил Колесников.
   - У тебя сейчас кто репетирует?
   - А зачем?
   - Не перебивай, слушай и выполняй! Клоуна милиции не отдавай, костьми
ляг, не отдавай. Я знаю, у тебя есть  громкая  связь,  вызови  к  своему
кабинету мужиков. Если есть твои геркулесы, зови!
   - Не ломайте  дверь,  сейчас  открою!  -  крикнул  Колесников,  через
секунду Гуров услышал:
   - Внимание! Говорю я! Всех мужчин немедленно прошу  подойти  к  моему
кабинету. Вася, если ты на арене и слышишь, подойди  с  мальчиками.  Мою
дверь ломают  какие-то  бандиты,  разберись  с  ними.  Они  кричат,  что
милиция, я не верю, а у меня в столе выручка за весь месяц.
   - Молодец, Капитан! Ты большая умница, Алексей Иванович!  -  закричал
Гуров.
   - Я себя, любимого, давно знаю, - ответил  польщенный  Колесников.  -
Что дальше?
   - За дверью утихли? - спросил Гуров.
   - Ясное дело.
   - Верно, им такая толпа свидетелей ни к  чему.  Они  хотели  Классика
забрать, обвинить, что он укрывал особо опасного преступника, разузнать,
когда я от него ушел,  куда  и  прочее,  могли  изувечить,  мол,  оказал
сопротивление.
   - Моего Классика изувечить? - возмутился Колесников.
   - Все. Теперь они ничего не сделают. Постарайся надолго  не  отходить
от телефона...
   - Ты сам-то в безопасности?
   - Как в теплой  ванне,  -  ответил  сыщик  и  положил  трубку.  Гуров
взглянул на часы, начало десятого, туман растянуло около часа  назад,  и
аэропорт открыли, значит, московский рейс  прибудет  около  одиннадцати.
Сыщик позвонил Юдину и спросил:
   - Ты один?
   - В номере один, а в вестибюле толкутся, - ответил Юдин.  -  Рейс  из
Москвы ожидается в десять пятьдесят.
   - Борис Андреевич,  признайся,  я  тебе  сильно  надоел?  -  стараясь
говорить как можно мягче, спросил сыщик. Юдин искренне рассмеялся.
   -  Лев  Иванович,  у  тебя  эдакая  интеллигентная  участливость   не
получается, выкладывай, что требуется сделать.
   - Вот обижаешь, а я от всей души, - гнул свою линию Гуров. - Мне даже
неловко. Но если настаиваешь, пожалуйста, подскочи в  аэропорт,  встреть
своего приятеля, заодно прихвати еще  трех  человек,  -  он  запнулся  и
поправился: хотя, возможно, лишь одного, - и подробно  описал  внешность
Орлова, даже сообщил, какого цвета у него плащ. Сыщик  знал,  что  форму
генерал не наденет, а плащ у него единственный.
   Съестного в  доме  Классика  сыщик  не  нашел,  зато  отыскал  бритву
"Жиллетт", наверняка кто-то подарил, такая дорогая бритва была актеру не
по карману.  Рогожин?  Скорее  всего  он.  Эх,  встретиться  бы  с  ним,
потолковать спокойно, объяснить, в какую  историю  он  ввязался.  А  что
Рогожин знает? Сегодня лишь связного, но если артиста перетащить на свою
сторону, то можно размотать весь клубочек, до  самого  кончика.  Но  для
этого нужны опытные люди, транспорт, техника. "Это дело  будущего,  если
оно у меня будет", - философски рассудил сыщик, чисто выбрился, убрал за
собой.
   Разговаривая по телефону, позже, во время  бритья,  сыщик  все  время
находился в глубине комнаты, через окно наблюдал за улицей,  не  забывая
поглядывать и за окнами, ведущими  во  двор.  Оперативники  находятся  в
цирке, но существуют и уголовники, вполне возможно, что к ним обратились
за помощью.
   Классик шел бодро, разговаривая сам с собой, даже жестикулировал. Как
Гуров и ожидал, опер не  стал  "приглашать"  артиста  на  допрос:  такое
количество свидетелей,  скандал  местные  власти  никак  не  устраивали.
Классик - любимец Города, на общественное мнение можно  и  наплевать,  а
вот с прессой, так называемой четвертой властью, считаться приходится.
   Артист вошел, увидел сыщика и буквально остолбенел:
   - Вы здесь? Товарищи мечутся  как  ошпаренные,  вас  ищут,  -  артист
положил на стол сверток, который  держал  в  руках.  -  Леша  прислал  с
барского стола.
   Дар Колесникова оказался царским: домашняя колбаса,  хлеб,  несколько
отварных картофелин и соленые огурцы.
   - А они не вернутся? - спросил Классик, раскладывая еду  по  щербатым
тарелкам. - А мне Алексей на сегодня выходной предоставил, -  он  достал
граненый  стакан,  взглянул  виновато  и,   скрывая   смущение,   быстро
продолжал:
   - Вы не думайте, что наш директор сентиментален, он  парень  жесткий,
деловой, за сегодняшний день  я  должен  буду  сольный  концерт  в  доме
культуры отработать.
   Сыщик  запер  дверь,  задернул  на  окнах  занавесочки,  оперативники
вернуться не должны, но, как  уже  говорилось,  появления  третьей  силы
Гуров не  исключал.  Из  этого  дома  надо  уходить,  нельзя  подвергать
человека смертельной опасности. Но прежде следует выяснить,  где  и  при
каких обстоятельствах протекла информация, почему налетели оперативники.
Оправдывая себя тем, что перевоспитывать хозяина дело безнадежное, сыщик
достал из кармана фляжку, налил граммов сто, прикрыл  стакан  ладонью  и
сказал:
   - Сначала расскажите мне, с кем вы виделись и о  чем  говорили  после
того, как ушли из дома.
   - Не бойтесь, меня не развезет,  -  Классик  отстранил  руку  сыщика,
сделал глоток и продолжал:
   - Я знаю, что вам требуется. Как всегда, сгубила  выпивка,  но  я  не
проговорился, так уж случилось.
   Артист  подробно  рассказал,  какой  разговор  состоялся  в  кабинете
директора Колесникова, перечислил присутствующих, даже кто и где сидел.
   - Молодец, Николай Иванович, - произнес задумчиво сыщик.
   "Почему я уперся  в  служащих  цирка  и  начисто  исключил  артистов?
Программа постоянно меняется, и подобное совпадение кажется невероятным?
Так жизнь порой изобилует самыми невероятными  совпадениями.  Сыщик,  не
шарахайся из стороны в сторону, выбери веревку  до  конца,  еще  успеешь
расширить круг подозреваемых".
   Гуров выставил на стол фляжку с остатками  коньяка,  хотел  пояснить,
что это не плата за информацию, встретился с артистом взглядом и  сказал
другое:
   - Перелейте в другую посуду, фляжку я унесу. Аннушка, что живет через
дорогу, человек верный?
   - Без комментариев,  -  ответил  Классик,  сливая  коньяк  в  кружку,
которая в далекой молодости была антиквариатом.
   - Я сейчас уйду, а вы загляните к ней, скажите, что  я  ваш  друг,  о
моем визите следует молчать, а ящичек, что у нее под кроватью, сберечь.
   - Хорошо, - Классик протер фляжку  тряпкой  и  не  вернул  сыщику,  а
поставил в угол среди разнокалиберной посуды. - В таком  виде,  господин
полковник, я вас никуда не пущу.  Здесь  не  Москва:  вышел  из  дома  и
затерялся в толпе. При вашей внешности будете на наших улицах, как рыжий
на арене, хочешь не хочешь, а на рыжего глядишь.
 
*** 
 
   Гуров сидел на  сырой  лавочке,  которая  примостилась  на  крохотном
травянистом клинышке, который местные называли сквером. На единственной,
блестевшей лужами дорожке кособочились еще три скамейки, на одной даже в
такое хмурое утро играли в домино, на другой сидела женщина с  коляской,
так что сыщик был не одинок и не привлекал внимания. До дверей гостиницы
"Центральная" шагов пятьдесят, не более, и вести наблюдение было удобно,
лучше места не придумаешь. Грязную  замусоренную  площадь  окольцовывали
серые облупившиеся дома, первые этажи которых стеклили  немытые  витрины
магазинов, на витрины смотреть не хотелось, а уж заходить в  магазины  и
тем  более,  да  и  наверняка  бессмысленно.  Ярким  пятном  на  площади
выделялась коммерческая палатка, желтая с голубыми  прозрачными  окнами,
через которые смотрели  на  одиноких  угрюмых  прохожих  разноцветные  и
разнокалиберные бутылки, коробки, трех-, четырех - и пятизначные  цифры.
В верхнем небольшом  окошечке  палатки  красовались  обнаженные  женские
груди,  такие  воинственные  и  тугие,  что  казалось,  вот-вот  брызнут
молоком, возможно, и  кровью.  В  общем,  площадь,  которую  внимательно
осмотрел сыщик, была страшноватая, статичный кадр из фильма  Тарковского
"Сталкер". Неискушенному человеку, попавшему сюда, захотелось  бы  выйти
на середину площади, опустить голову и завыть. Но, во-первых, Гуров  был
человек  прекрасно  тренированный,  во-вторых,  площадь   сыщику   очень
нравилась, так как совсем недавно, всего минут тридцать назад, он не мог
и мечтать, что будет сидеть на удобной скамейке в  нескольких  шагах  от
гостиницы и спокойно осматривать площадь старинного русского города.
   Несколько раньше Классик, обозвав сыщика  Рыжим,  который  собирается
остаться  незаметным  на  арене  цирка,  полез  в  необъятный,  покрытый
резьбой, изгрызенный временем комод, обронил через плечо:
   - Раздевайтесь, господин полковник, - и  начал  вынимать  из  темного
чрева комода пиджаки и брюки, халаты и  комбинезоны.  Вытаскивал  артист
вещи охапками, сваливал в кучу, затем  длинными  ловкими  пальцами  брал
поштучно, оценивал, поглядывал на гостя, словно примеривая.
   Буквально через несколько минут полковник Гуров был экипирован с  ног
до головы. Ботинки крепкие, на толстой подошве, правда, разного цвета  и
фасона, что не бросалось в глаза, так как на  них  гармошкой  опускались
широкие засаленные штаны, бесформенный балахон  заменил  пиджак,  поверх
которого было предложено надеть то ли плащ, то ли пальто. Глядя на  цвет
этого одеяния, сыщик почему-то  вспомнил  коня,  на  котором  Д'Артаньян
въехал в Париж. С внутренней стороны  плаща-пальто  был  пришит  толстый
кусок  ваты,  что  превращало  человека  в  горбуна.   Вершиной   своего
мастерства Классик посчитал парик, седые лохмы которого  закрывали  лоб,
уши и шею, и пенсне со шнурком.
   - Можете идти, господин полковник,  и  если  вас  хоть  один  человек
узнает, я, Куприн Николай Иванович, по кличке Классик, больше никогда не
выйду на арену цирка.
   Сыщик остановился около трюмо, повернулся и спросил:
   - А меня не упрячут в дурдом?
   - Если половину России упрячут, так и до  вас  доберутся,  -  Классик
поманил Гурова, указал на подоконник, - потрите ладони.
   Сыщик взглянул на пыльный, с обрывками паутины  подоконник,  понимая,
что артист прав, протер руками, сцепил и расцепил пальцы, затем, как  бы
умываясь, потер лицо.
   - Последний штрих! - сказал  Классик.  Ходите  -  в  половину  вашего
обычного шага. Вам будет очень удобно, и вы  поневоле  начнете  шаркать.
Да! И руки обязательно в карманах, это и в характере  персонажа,  и  для
внимательного человека никакая грязь силу ваших ладоней не прикроет.
   Новая одежда имела совершенно необъятные внутренние карманы,  в  коих
некогда прятались  живые  курицы  и  полированные  рояли.  Сейчас  сыщик
опустил туда два пистолета,  подаренную  Ольгой  зажигалку  и  кое-какую
электронику из кейса, что привез Юдин. Шагнул было к двери, остановился.
   - А если у вас проведут обыск и найдут мою одежду?
   - Не найдут, - Классик лукаво улыбнулся и указал на манекен, одетый в
светлый парадный костюм артиста. Я сейчас  его  переодену,  в  жизни  не
найдут.
   - Если хочешь спрятать вещь, положи ее на самом видном месте. Великий
Эдгар По, мы это - тоже проходили. Не  найдут,  -  согласился  Гуров.  -
Спасибо!
   - С Богом, - ответил артист.
   Гуров вышел на улицу и, следуя  совету  Классика,  сильно  укорачивая
шаг, двинулся к центральной площади. За долгие  годы  работы  в  розыске
сыщик ни разу не гримировался и чувствовал себя неловко, - наверное, так
ощущает себя студент театрального училища, впервые  вышедший  на  сцену.
Положение облегчало  отсутствие  публики,  сыщик  привычно  расслабился,
представил, что крайне устал, у него  болят  ноги  и  поясница  и  очень
хочется  выпить,  кстати,  последнее  соответствовало  действительности.
Сейчас, сидя на лавочке, сыщик так вошел в  образ,  что  чуть  не  начал
дремать. Стекла пенсне были  простые,  но  Гуров  приспустил  пенсне  на
кончик  носа  и  взирал  на  мир  поверх  мутного  стекла.  Очень  много
интересного видел сыщик.
   Свой опорный пункт оперативники устроили в  желтой,  блестевшей,  как
облупленное  яйцо,  коммерческой  палатке.  Один   человек   там   сидел
безвылазно, трое ходили по  периметру  площади,  заскакивали  в  палатку
погреться, передохнуть, принять вовнутрь. Ясно, они то же ждут  прибытия
московского рейса. Полагаю, раз самолет задержался, начальство  устанет,
сначала обустроится, а тут и московский сыщик должен появиться. Резон  в
таких рассуждениях, конечно, присутствует: ведь люди все  еще  ходят  по
земле, перемещаться в пространстве пока  не  научились.  Фланеры  быстро
подустали, маскировались уже небрежно, пустые сумки и чемоданы,  которые
должны были придавать наблюдателям вид людей, спешащих по  делам,  стали
обременительны, и неумехи начали своей бутафорией чуть  не  размахивать.
Вскоре торопливая походка перешла в прогулочный  шаг,  а  затем  фланеры
встали  свечками:  один  подпер  водосточную  трубу,  другой  присел  на
ступеньки высокого крыльца.  Интересно  смотрится  человек  в  приличном
плаще и шляпе, который подстелил газетку,  уселся  на  мокрый  камень  и
поставил солидный чемодан у ног. Вот уж веселятся пенсионеры, который  с
утра до вечера сидят  у  окон  и  не  только  каждого  прохожего,  любую
бродячую собаку в лицо знают. От таких мыслей сыщик поежился. Сколько же
глаз рассматривают седого горбатого старика в сползающем на кончик  носа
пенсне? Но  старик  долго  привлекать  внимания  не  должен,  подумаешь,
появился чудак, опустившийся  интеллигент.  Но  сыщик  также  знал,  что
многие пенсионеры-наблюдатели прекрасные психологи: особо  хитрый  может
принять незнакомого старика за переодетого опера. Особо  пуганая  ворона
куста боится, одернул себя сыщик.
   Так,  с  наблюдением  разобрались.  А  где  боевики?  Кто   исполнять
собирается? И тут справа, в плечо  и  щеку  будто  сквозняком  потянуло,
знакомые мурашки дернулись по коже, предупреждая об опасности. Сыщик  не
повернулся, руку лишь в карман опустил еще ниже,  подхватил  лежавший  у
колена пистолет. Гуров скосил глаза на  соседнюю  лавочку,  где  молодые
крепкие парни бросили костяшки, разливали водку. Тот самый случай, когда
говорят, что на всякого мудреца довольно простоты. Сыщик  вспомнил,  что
засек "доминошников" мгновенно,  однако  отложил  знакомство  на  потом,
торопился сесть,  затем  увлекся  наблюдением  за  топтунами,  палаткой,
собственными мыслями и забыл. Просто "гениальный" сыщик, как это у  него
под лопаткой еще не торчит заточка. Сурков писал: "А  до  смерти  четыре
шага",  тут  чуть  больше,  шагов  шесть,  наверное.  Как  и  ожидалось;
"коллеги" взяли в долю уголовников. Они ждут условного сигнала. Но  если
машина остановится у гостиницы, и человек быстро  поднимется  к  дверям,
этим ребята