елать было невозможно.  Об  этом  Игорю
пока не говорили, сосредоточив все внимание на полученной  им  контузии.
Левый глаз видел лишь  на  пятьдесят  процентов,  но  не  это  оказалось
главным. Крохотный осколок застрял в мозгу, он не задел жизненно  важных
центров,  решили  не  рисковать,  трепанацию  не  делать,   осколок   не
извлекать, выждать, как поведет себя организм,  может,  все  приживется,
такие случаи бывали. Изредка у Игоря случались припадки, он на  короткое
время терял сознание, через час-другой  он  засыпал,  приходил  в  себя,
чувствовал себя нормально. В  Институте  неврологии  с  такой  проблемой
справились бы без особого  труда,  но  там  существовала  своя  очередь,
оперировали в первую очередь людей, жизнь которых висела на  волоске,  и
такого больного, как Смирнов, в институт не брали, говорили, мол, живой,
нет опасности для жизни, и слава Богу.
   Игоря преследовал один и тот же кошмар:  Ельцин  улыбается  и  грозит
пальцем. Игорь все чаще думал  о  том,  что  если  бы  главнокомандующий
выполнил свой долг и демобилизовал их в срок, то ничего бы не случилось.
   Неожиданно к Игорю пришел демобилизованный солдат без руки, сел рядом
с койкой, тихо спросил:
   - Игорь Смирнов?
   - Ну? - Игорь смотрел настороженно.
   - К тебе мать в Чечню приезжала?
   - Приезжала, но ее шальная пуля убила.
   - Ко мне тоже приезжала, - солдат склонил голову.  -  Дурят  нас,  их
автобус наш танк на шоссе расстрелял, решили, что боевики на новое место
перебираются, не разобрались, шарахнули пару раз прямой наводкой, все  в
клочья, фашисты. Если бы я  до  этого  седого  жирдяя  добрался,  своими
руками бы удавил. Правда, у меня одна осталась, но ничего, справился бы.
Да, я слышал, тебе яйцо  оторвало.  Хорошо  тебе  жить  будет,  с  одним
глазом, контуженый и без яиц. Ты учти, солдат, во  всем  он  виноват.  И
войну со своим народом начал, и нас на убой  послал,  а  сам  жирует  да
пальчиком грозит...
   Когда  солдат  сказал  про  пальчики,  Игорь  вспомнил   улыбающегося
Ельцина, и у него начался очередной припадок.
 
*** 
 
   Прошло время, Игорь уже ходил по коридору, когда в госпитале появился
мужчина лет пятидесяти, явно  военный,  из  верхов.  Хотя  он  и  был  в
штатском костюме, но наметанный глаз угадывал в нем командира.  Это  был
подполковник Семен Петрович Фокин.
   Ребята говорили, якобы мужик ищет сына, другие утверждали, что сына у
него убили в Грозном и мужик  помогает  госпиталю  получать  кредиты  на
лекарства. Через два дня Фокин присел рядом с койкой Игоря и сказал:
   - Здравствуй, Игорь, меня Семеном Петровичем зовут,  я  тоже  сирота.
Твою историю я знаю. Хреново получилось, но жить, Игорь, все равно надо.
   - Жить? - Игорь усмехнулся. - С моей  пенсией  можно  не  жить,  а  в
подземном переходе с кепкой у ног сидеть. Да кто же  мне  подаст,  когда
внешность у меня, хоть завтра в бой.
   - Ты парень красивый,  верно,  а  на  хлеб  с  колбасой  мы  с  тобой
заработаем. Ты один, и я один, а двое - уже сила.
   Так могущественный таинственный  подполковник  Фокин  познакомился  с
осколком чеченской войны Игорем Смирновым. Подполковник считал,  осколок
еще не долетел до цели, но может долететь  и  поразить,  нужен  толковый
руководитель движения.
 
*** 
 
   В мае в Москве стало неожиданно по-летнему жарко. Гуров, который жару
терпеть не мог, стал чаще сидеть в прохладном кабинете, находил для себя
отговорки, не ездил  в  город,  а  когда  выбирался,  просил  Станислава
подвезти, словно не имел своей машины или не умел водить.
   Отношения с Батулиным складывались трудно. Гуров давить не  хотел,  а
майор изображал непонимание, держался ровно, спокойно, но  информацию  о
Фокине выдавал по капле. Сыщик был терпелив, каждую  каплю  рассматривал
под  микроскопом  и  к  концу  апреля  уже   имел   достаточно   хорошее
представление о подполковнике. О его характере, привычках, частично даже
о намерениях. Чем больше Гуров узнавал,  тем  больше  убеждался,  объект
выбран верно, сегодня скромный подполковник мощнее министров, помощников
и генералов. Сыщику стало ясно, Фокин готовит  заговор,  но  кто,  кроме
Батулина, который был не  шестеркой,  но  и  картой  явно  не  козырной,
помогает Фокину, входит в его команду, каковы цели подполковника,  Гуров
определить не мог.
   Фокин сблизился с Николаем Алентовым, через него познакомился и часто
встречался с кандидатом в Президенты Евлампием Дубовым, который согласно
различным  социологическим  опросам  неуклонно  набирал  очки,  но   так
безнадежно  отставал  от  двух  лидеров,  что  говорить  о  Дубове   как
претенденте на президентское кресло было несерьезно.
   Гуров изредка бывал у Горстковых,  которые  неизменно  принимали  его
радостно, искренне, радушно. Юлия звонила  часто,  а  две  недели  назад
неожиданно прилетела в сопровождении двух каких-то  парней-близняшек,  в
которых Горстков по описанию Гурова без труда узнал бойцов Льва Бунича.
   Выглядела  Юлия  великолепно,  ровный  неяркий  загар,  глаза  ясные,
движения легкие и четкие. Но  мать  с  отцом  почувствовали,  что  дочка
отдалилась, смотрит на них как  на  чужих,  а  на  свой  дом  -  как  на
гостиничный номер, в котором переночевала, пора и честь знать.
   Но отец с матерью были так довольны ее внешним видом, здоровьем,  что
на остальное внимания особо не обращали. Когда они начали уговаривать ее
повременить с отъездом, Юлия твердо сказала:
   - Доктор отпустил меня на двое суток, учитывая дорогу  и  разницу  во
времени, так успеваю только-только. Да и душно у вас, я  живу  в  тайге,
неподалеку от моего бунгала медведица с двумя медвежатами  обосновалась,
наверное, скучает.
   - Дочка, да что же ты там делаешь в тайге целыми днями? Так и  с  ума
сойти можно!
   - Это здесь с ума сойти можно,  в  тайге  нельзя,  там  интересно.  Я
готовлюсь в институт, осенью буду поступать, но  не  здесь,  там,  позже
посмотрим, может, переведусь.
   Гуров, выслушав рассказ Горстковых, усмехнувшись, сказал:
   - Значит, Москву посетили Левый и Правый. Они вам понравились?
   - Очень! - Нина Дмитриевна даже всплеснула руками, а хозяин сдержанно
улыбнулся. - Хорошие мальчики, только слишком молчаливые, словно немые.
   - Мальчики, - хмыкнул  Гуров.  -  Они  работают  телохранителями,  но
вообще-то профессиональные бойцы. Очень профессиональные, я таких больше
и не знаю, а я в силу своей профессии перевидал этой публики  более  чем
достаточно.
   Хозяйка ахнула, а Горстков нахмурился и сказал:
   - Лев Иванович, а ваша работа продвигается или застряла?
   - Именно продвигается, но так медленно, на глаз и  не  определишь.  Я
встретился с очень умным, осторожным, крайне опасным человеком.  Уверяю,
ваши деньги расходуются аккуратно и не зря.
   - Деньги! - Горстков махнул рукой. - Самая дешевая вещь  в  мире.  Он
опасен для кого? Для меня, семьи или политиков?
   - Я бьюсь над данным вопросом, точного ответа пока не имею.  Убежден,
что в ближайшее время ответ получу, тогда  мы  с  вами,  Юрий  Карлович,
встретимся, решим, как вести себя дальше. Мне одному данный  человек  не
по зубам.
   - Вам не по зубам? Ну-ну, подождем, может, вдвоем мы его одолеем.
   - Будем надеяться. - Гуров раскланялся и ушел.
 
Глава 9 
 
   Оперативники Гурова занимались нудной, довольно безнадежной  работой.
Они следили за Фокиным. Возможно, и был бы какой-то результат,  если  бы
не категорический приказ Гурова.
   - Ребята,  представьте,  что  вы  ведете  наблюдение  за  мной.  Одно
неосторожное движение - вся работа насмарку. Если он резко перестроился,
сделал резкий  поворот,  бросайте  его  немедля,  начинайте  с  исходных
позиций, машины менять ежедневно.
   В условиях Москвы, движения на улицах,  учитывая  приказания  Гурова,
оперативники могли удержаться за  Фокиным  не  более  тридцати  минут  в
сутки. Они знали,  где  он  живет,  где  работает,  в  каких  ресторанах
предпочитает обедать, и "брали" его под  наблюдение  из  этих  мест.  Но
вскоре вынужденно "бросали", так как Фокин проверялся автоматически,  не
гадая, есть за ним наблюдение или нет.
   - Он все равно попадется, - повторял Гуров.  -  У  него  должны  быть
конспиративные встречи, однажды он будет торопиться  и  приведет  вас  к
цели.
   Ребята устало и безнадежно кивали, продолжали работать и неожиданно -
такие  вещи  всегда  происходят  неожиданно  -  вышли  на   подмосковный
госпиталь. Здесь Фокину делать было абсолютно нечего. Но когда  назавтра
оперативники не следили за Фокиным,  а  ждали  его  у  ворот  госпиталя,
подполковник вновь объявился.
   Григорий Давидович Котов, высокий, худой и нескладный еврей,  который
походил на оперативника, как дворничиха на балерину, побывал в  обществе
Красного Креста. В  Комитете  матерей,  которые  вели  свою  безнадежную
борьбу с чиновниками,  выяснил,  кто  курирует  госпиталь,  сказал,  что
располагает некоторыми средствами, собранными для раненых воинов, и  без
особого  труда  в  компании  двух  женщин,  сыновья  которых  лежали   в
госпитале, проник через железные ворота и благополучно миновал не  шибко
назойливых сестер.
   Через два дня Григорий Давидович был в госпитале своим  человеком.  А
так как он не клал деньги на неизвестный счет, откуда  они  отправлялись
по неизвестному адресу, а доставал их из кармана и тихо спрашивал:  "Чем
я конкретно могу помочь?" - то вскоре сестры души  в  нем  не  чаяли,  а
главврач абсолютно игнорировал мелкие нарушения, которые порой  допускал
оперативник. Он покупал фрукты, сигареты, а на  Первое  мая  принес  две
бутылки роскошного вишневого ликера. Одну  презентовал  сестрам,  другую
"потерял" в палате, где лежал Игорь  Смирнов.  Притяжение  подполковника
Фокина именно к данной палате  сыщику  было  выяснить  несложно.  Котова
раненые звали "Давыдович", любили и считали  слегка  чокнутым,  полагая,
что у него в Чечне погиб сын, только человек об этом говорить не хочет.
   - Тут еще один ходит, не чета вам, Давидович, не простой,  видно,  из
больших начальников. У него тоже  в  Грозном  сына  грохнули,  -  сказал
конопатый сосед Игоря Смирнова.
   - Ты, дружок, не ищи вину или корысть  в  моих  поступках,  -  сказал
Котов, мгновенно поняв, что  ребят  интересует,  зачем  тут  ходит  этот
длинный худой еврей, что он тут потерял или пытается найти.
   - Все просто, у моего друга убили сына под Бамутом. Друзья собрались,
сложились, у некоторых деньги имеются, так и организовался наш фонд. А у
меня отпуск подошел, друзья говорят, иди, раздай бойцам из рук  в  руки,
чтобы чиновники не разворовали. Вот и хожу, раздаю, но скоро и деньги  и
отпуск кончаются, распрощаемся.
   Столь  простое  объяснение,  казалось  бы,   загадочного   Давыдовича
несколько  разочаровало  ребят.  Но  глазастый  конопатый  сосед   Игоря
задумчиво произнес:
   - Нам надо скинуться и  Давидовичу  туфли  купить,  у  него  подметки
отваливаются.
   Через день, когда Котов сидел в  палате  и  чистил  однорукому  бойцу
апельсин, Игорь Смирнов вдруг завалился  на  бок,  судорожно  вытянулся,
начал скрипеть зубами и бормотать.
   - Звони! Непрерывно звони, он может языком подавиться.
   Прибежала  сестра,  сделала  укол,  пришел  врач.   Котов   незаметно
ретировался. Когда врачи ушли, а  Игорь  заснул,  оперативник  вернулся,
продолжал чистить апельсин.
   - А я гляжу, Давидович, у тебя  нервишки  в  порядке,  -  уважительно
сказал один из раненых.
   - Тренировка, - буднично ответил Котов. - А что,  с  Игорем  подобное
часто случается?
   - Раз в неделю примерно, чаще - редко, это он Бориса убивает.
   - Какого Бориса? - не понял сыщик.
   - У нас один Борис, который Русью правит. У Игорька так жизнь  легла,
его роту свои накрыли, мать свои убили,  ему  был  дембель  положен,  не
дали. В общем, кругом двадцать два. У него  железка  в  мозгу  застряла,
давит, здесь оперировать боятся, а где могут, там мест пока нет.  Он  же
сирота, был бы у него папа генерал либо какой завалящий  депутат,  место
бы вмиг нашлось.
   - А что Борис по уши в крови, так факт. Я коммуняк на дух не  терплю,
но этого жирного кровопийцу снова на трон сажать -  пусть  у  меня  рука
отсохнет.
   - А ты не переживай, кого надо - посадят, нас с тобой не спросят.
   - А Игорек двинулся! - конопатый покрутил пальцем у  виска.  -  Убью,
говорит, подлюгу, жизни не пожалею, а убью. Чудной, кто ему к Президенту
подойти даст? Если бы президентов так просто было убивать, их бы вмиг во
всех странах перещелкали. На таком месте человек без крови оказаться  не
может. Наш-то, продажная шкура и палач, слов нет. Но  я  уверен,  что  и
американский, и французский либо другой - все не без греха.
 
*** 
 
   Вечером Котов обо всем доложил Гурову.
   - Ну и что ты обо всем этом думаешь? - спросил Гуров.
   - Лев Иванович,  там  думать  нечего,  остается  плакать,  несчастные
ребята. Все страшно озлобленные, кто на своих ногах выйдет  и  кирпич  с
земли поднять сможет,  тот  не  только  Ельцина,  но  и  своего  родного
угробит.
   - Что там Фокин ищет или нашел уже?
   - Не знаю, у него сына нет и никогда не было,  сентиментальностью  он
не страдает, а что идет - не пойму.
   Напрашивается, ищет исполнителя. Но, на мой взгляд, такое  исключено.
Фокин  человек  серьезный,  ликвидировать   он   может   тоже   человека
серьезного.  А  ребята  в  госпитале  -  люди  неуравновешенные,   плохо
управляемые, наполовину психи.
   - Ты не будь умней Соломона, - рассердился Гуров.  -  Кроме  того,  в
любом деле самое простое - это отрицать. Фокин в госпиталь ездит,  факт.
Может его интересовать сестра либо врач? Это  вряд  ли.  Он  бы  изыскал
возможность встретиться с ними в другом месте.  Значит,  его  интересуют
раненые, и не вообще раненые, а конкретный человек.
   - Тогда этот Игорь Смирнов с его навязчивой идеей убить Президента.
   - Не будем гадать, сделай на Смирнова установку по дому.  Она  ничего
не даст, но сделать надо.
   Зазвонил телефон. Гуров снял трубку, услышал  знакомый  голос  своего
начальника, генерал-лейтенанта Орлова:
   - Господин полковник, зайдите ко мне. И будьте любезны, прихватите из
сейфа пистолет, изъятый на  месте  ранения  Веткина,  и  все  заключения
экспертов.
   - Слушаюсь, господин генерал-лейтенант, -  ответил  Гуров  и  скорчил
недоуменную  мину.  Они  были   с   Орловым   на   "ты",   называли   по
имени-отчеству, а  генерал  полковника  просто  Левой.  Такое  обращение
предупреждало о крупных неприятностях.
   Отпустив Котова,  Гуров  прошел  три  двери  и  оказался  в  приемной
генерала.  Верочка  скорчила  гримаску,   которая   тоже   хорошего   не
предвещала, кивнула на тяжелые двери:
   - Заходите, Лев Иванович, вас ждут.
   - Да я сегодня целый день в кабинете, чего меня ждать.  Свистнули,  я
тут! - недовольно сказал Гуров, рванул тяжелую  дверь,  толкнул  вторую,
вошел в кабинет.
   - Товарищ генерал-лейтенант...
   - Отставить! Садись, не  торчи  у  окна,  не  у  тещи  на  блинах,  -
недовольно пробурчал Орлов,  гримасничая,  оттягивал  воротник  мундира,
наличие которого свидетельствовало, что Орлов был в "верхах".
   В  стороне,  на   стульчике,   сидел   Станислав   Крячко,   красный,
распаренный,  словно  только  из  парной.  Когда  Гуров  вошел,   Крячко
поднялся, но в глаза начальнику не посмотрел.
   - Положи свое барахло на стол, и помогите  мне  стянуть  эту  чертову
шкуру, дайте из шкафа мой пиджачок,  может,  я  добрее  стану.  А  тебе,
полковник, ой как надо, чтобы я стал хоть чуть добрее.
   - А ты меня не пугай! - огрызнулся Гуров,  взглянул  другу  в  глаза,
протянул белоснежный платок. - Утритесь, генерал, а то вы на  биндюжника
смахиваете.
   Орлов послушно вытер лицо,  швырнул  платок  Гурову,  надел  поданный
Станиславом пиджак, облегченно вздохнул.
   - Ну, Лев Иванович, объясни мне, что это такое?  -  Орлов  указал  на
лежавший на столе пистолет и акты заключений экспертов.
   -  Это  пистолет,  некогда  принадлежавший  майору  СБ  Батулину,  из
которого он стрелял в  Гену  Веткина.  Заключение  эксперта,  что  пуля,
изъятая из груди Веткина, была выпущена именно из данного  пистолета,  и
заключение другого эксперта, который обнаружил  на  пистолете  пальцевые
отпечатки, полностью идентичные пальцевьш отпечаткам майора Батулина.
   Орлов взял акт экспертизы, просмотрел, бросил на стал.
   - Пять отпечатков. Он оставил отпечатки всех пяти пальцев. Вы  в  чем
хотите меня убедить, полковник?
   - Я? - Гуров прижал ладони к груди. - Петр Николаевич, родненький, да
я никого ни  в  чем  не  убеждаю!  Имеется  пистолет,  пуля,  заключение
экспертизы,  в  конце  концов,  у  нас  есть   два   человека,   которые
преследовали Батулина. Что есть, то есть, я лично ни  в  чем  никого  не
убеждаю, для того имеются прокурор и адвокат.
   - Ну и как же  вы,  друзья-неприятели,  все  это  состряпали?  Только
безумный может поверить во все эти "неоспоримые"  факты.  Замысел  твой,
Лев Иванович, прост и для тебя обычен. Ты кого-то  разрабатываешь,  тебе
понадобился агент из окружения, ты спеленал Батулина. Много  интересного
он тебе сообщил?
   - Мало, - признался Гуров. - Я не хочу его давить, пытаюсь сделать из
него союзника.
   - Чистоплюй, - сорвался Станислав. - Я тебе говорил: воровка  никогда
не станет прачкой. Следовало его быстренько выжать досуха,  вернуть  его
сраную пушку, дать под зад и  работать  дальше.  Сейчас  ты  все  отдашь
задаром, останешься без козырей.
   - Я час пытался выжать из этого типа, - Орлов  кивнул  на  Крячко,  -
хоть слово правды. Но он старый уголовник, знает  лишь  три  слова:  "не
знаю", "не видел", "не участвовал". Я не хотел видеть твой позор.  Лева.
Я стремился обойтись малой кровью. Но своим упрямством вы меня загнали в
угол. Теперь я вынужден вас загнать в угол. Как друг - я вас прошу,  как
начальник - приказываю. Немедленно расскажите, как  все  было  на  самом
деле. Говорить будет Гуров. Конечно, он вдохновитель и организатор этого
грязного дела.
   - Да, мне нужен агент, я разрабатываю  крайне  опасного  преступника.
Вам я не докладывал, потому что, кроме догадок и предположений,  у  меня
ничего не было. Батулин подставился, мы лишь кое-что добавили.
   Далее Гуров рассказал о тире и пистолете.
   - Ну, что я могу сказать? - Орлов потер шишковатый лоб, помял  и  без
того бесформенный нос. - Голова у тебя работает, однако это не  новость.
За все время совместной службы мне никогда до сегодняшнего дня  не  было
за тебя стыдно. Ты человек и ошибался, но ни разу не совершил  подлость.
- Он взял со стола  пистолет  Батулина,  тщательно  протер  его  носовым
платком, затем разорвал заключения экспертов, выбросил в  корзину.  -  Я
тебе кое-что скажу, тебе придется выслушать и проглотить. Ты, полковник,
решил, что стал великим и тебе все дозволено.  Ты  знаешь,  как  человек
становится преступником,  к  примеру,  взяточником?  Он  берет  рубль  и
говорит себе: это в первый и последний раз.  Затем  он  берет  червонец,
далее понятно. Человек либо честен, либо  нет,  немножко  беременных  не
бывает. Смешно и страшно, что я говорю это тебе, сыщику-волкодаву.
   Гуров побледнел. Станислав украдкой отер лицо.
   - Это по поводу морали, теперь по существу. Какая  у  тебя  гарантия,
что у преступника не было напарника, и стрелял именно он, а преследуемый
вами человек не стрелял, и ты подставишь невиновного.  Маловероятно,  но
такая возможность не исключена.
   - Я не собирался передавать материал в прокуратуру, - чуть не крикнул
Гуров.  -  Мне  этот  Батулин  необходим.  -  Сыщик  вынул  из   кармана
магнитофон, включил, зазвучал голос Батулина:
   - Не для протокола, но я был в перчатках.
   - Ты профессионал, я в этом  никогда  не  сомневался,  -  безразлично
произнес Орлов. - Эту  запись  ты  сохрани  на  память,  как  понимаешь,
юридической  силы  она  не  имеет.  Человек  был  в  перчатках,  что  не
возбраняется. На тебя накапали мне,  могли  сообщить  в  прокур