сыщик не поехал, а в Митино, к гробу
Артема Ермакова, и Гурову, и Крячко ехать пришлось. Убили члена  группы,
и отсутствие на кремации полковников не поняли бы ни свои, ни чужие.
   Друзья соблюли все приличия,  Крячко  даже  обнял  отца  погибшего  -
растерянного мужчину лет пятидесяти, и они незаметно удалились.
   - Он был нормальный парень,  -  сказал  Крячко,  усаживаясь  за  руль
своего "Мерседеса". - Он был честен и служил как положено.
   - Откройся он мне,  остался  бы  жив,  -  ответил  Гуров  и  поспешно
добавил:
   - Извини, ты, конечно, прав. Мальчик служил своему начальнику, думаю,
покойный этого подонка и убийцу никогда в глаза не видел. Ничего, придет
время, мы его достанем. Нас  политика  не  касается,  мы  обязаны  людей
охранять, убийц разыскивать.
   - Слова говоришь, начальник. - Крячко вырулил на окружную. - Не грызи
себя, всех людей охранить и всех убийц достать невозможно.
   - Я не про всех, я только о своих  собственных  пекусь.  Чуть  глубже
копнуть, выясняется, что Артема подставил я, когда  снял  с  компьютера,
стал использовать как рядового оперативника.
   - Слушай, Достоевский,  а  ты  к  бойне  в  Чечне  никаким  краем  не
примазался?
   - Все мы той кровью измазаны, все россияне.
   - Знаешь, пошел бы ты, господин полковник!.. Я от тебя устал  больше,
чем от всех смертей, что рядом происходят.
   - Извини, Станислав, извини, - сказал Гуров. - Поедем ко мне, помянем
парня согласно  христианскому  обычаю.  Ты  прав,  он  свою  службу  нес
исправно, и мы на него обиду держать не смеем...
   Особый цинизм  происходящего  удесятерялся  тем,  что  розыск  убийцы
Артема Ермакова взяли в свое производство сами убийцы.
 
*** 
 
   На следующий день Гурову позвонил Иона Пантелеевич Доронин.
   - Извини меня, Лев Иванович, - сказал он сиплым  голосом.  -  Конечно
же, я не прав. Извини.
   - Да ладно, случается, - ответил Гуров. -  Как  здоровье?  Что-то  ты
сипишь больно?
   - На  кладбище  просквозило,  затем  поддал,  теперь  отхожу.  Может,
заглянешь на чашку чая? Помню, при нашем знакомстве я тебя  приглашал  в
гости, чтобы ты взглянул, как жирно живут народные  избранники.  Я  ведь
после кончины супруги живу один, сейчас тяжко мне, выбери часок...
   - Договорились,  сегодня  буду,  -  ответил  Гуров,  положил  трубку,
взглянул на Крячко и пояснил:
   - Доронин... Вроде приболел, на чай зовет.
   - Двигай, тортик купить не забудь. Доронин встретил гостя, кутаясь то
ли в женский платок, то ли в плед.
   - Раздевайся, проходи,  мне  в  прихожей  мерзко.  -  Хозяин  ушел  в
комнату.
   Еще только подъехав к  дому,  расположенному  в  одном  из  переулков
Замоскворечья, Гуров обратил внимание на грязь и запустение.  Подъезд  и
лестница были не чище, чем  переулок  и  двор.  Такие  трущобы  Гуров  в
основном видел во времена работы в МУРе.
   Снимая пальто, Гуров оглядел маленькую полутемную прихожую,  дощатый,
некогда крашенный пол, прошел следом за хозяином и оказался в просторной
светлой комнате с двумя огромными окнами,  высоченным  лепным  потолком,
уставленной  старинной  мебелью.  Гуров  не  был  специалистом,  не  мог
определить, когда сделаны  огромный  стол,  стулья  с  высокими  резными
спинками, комод, тоже резного дерева. В такой комнате обязательно должен
быть фикус, он и стоял меж  двух  окон,  большой,  с  яркими  глянцевыми
листьями.
   Доронин сидел в кресле-качалке, подобрав лоскутное одеяло,  на  столе
перед ним лежала ультрасовременная кинокамера.
   - Ты по-аглицки понимаешь? Увлекся на старости лет, а чего  нажимать,
не  пойму.  -  Иона  отодвинул  яркую  книжицу,  видимо,  инструкцию.  -
Присаживайся, сейчас чай пить будем, если  хочешь,  кофе  возьми.  -  Он
кивнул на комод. - Я завязал, трезвенник теперь.
   Доронин вышел на кухню. Гуров продолжил осмотр комнаты. Обои, видимо,
не менялись десятилетиями, на одной из стен висело несколько фотографий.
Четыре из них были в старинных рамках красного дерева и, судя по всему -
прическам, покрою одежды, позам, в  которых  их  запечатлели  фотографы,
являли собой мать, отца, бабушку и деда  нынешнего  депутата.  Наверняка
это были люди не голубых  кровей,  но  и  не  крестьяне,  все  неуловимо
походили  Друг  на  друга  спокойными  лицами  и  чувством  собственного
достоинства. Иона был  похож  больше  на  деда,  чем  на  отца:  тот  же
хрящеватый нос, редкие волосы тщательно прикрывают лысину.
   Одна фотография была сравнительно недавнего происхождения. Некрасивая
молодая женщина натянуто улыбалась, но глаза у  нее  были  прекрасные  -
огромные, с легкой грустинкой.  Это,  конечно,  жена,  понял  Гуров.  Он
слышал,  что  молодая  женщина  скоропостижно  скончалась  от  инфаркта.
Трагедия произошла во время предвыборной кампании Ионы  Доронина,  и  он
тогда хотел снять  свою  кандидатуру.  Но  друзья  и  команда  поддержки
уговорили кандидата не делать этого, справедливо рассуждая, что в  такой
тяжелый период жизни опасно оставаться одному, а людская суета,  дела  и
заботы, которые и составляют суть предвыборной  кампании,  помогут  Ионе
пережить тяжелую потерю.
   Гуров услышал шаркающие шаги хозяина и вернулся на свое место. Хозяин
принес чайник с кипятком, выставил на стол большие  прозрачного  фарфора
чашки, серебряную сахарницу и тарелочку с печеньем.
   Догадываясь, что приглашен в гости не просто  так,  Гуров  пил  кофе,
помалкивал, предлагая хозяину сделать первый ход: мол, объясни, чего это
ты после столь резких высказываний на мировую пошел и  чего  ты  желаешь
услышать от меня, грешного?
 
*** 
 
   В  конце  января  морозы  пошли  на  убыль,  вскоре   погода   совсем
рассопливилась.  Гуров  и  Крячко,  как  обычные  чиновники,  отписывали
необходимые бумаги, чуть ли не впервые в жизни привели  в  порядок  свою
канцелярию.  Гуров  чуть  ли  не  ежедневно   занимался   в   спортзале,
забавляясь, обыгрывал самолюбивых пацанов в различных прожиманиях,  иных
упражнениях, прикидываясь старым и немощным. Тренер, ровесник Гурова,  в
прошлом известный мастер спорта по штанге, знал сыщика не  один  год  и,
посмеиваясь, всегда поддерживал полковника в различных розыгрышах.
   Крячко вечерами отдыхал душой и телом,  восстановил  в  семье  мир  и
покой, быстро вернул свой животик и округлые щеки на место, а  улыбка  у
него не исчезала и в трудные дни.
   Оперативники, привыкшие сутками быть на пределе нервного  напряжения,
получили передышку. Так во время войны отдыхают солдаты, когда их  часть
выводят из окопов для переформирования, и люди  расслабляются,  смеются,
хотя прекрасно осведомлены, что завтра, а возможно, и сегодня вечером их
вернут в окопы передовой линии.
   Дошло до того,  что  Крячко  начал  разгадывать  кроссворд,  а  Гуров
увлекся маникюром, когда зазвонил давно молчавший телефон.
   - В ружье! - прокомментировал звонок Крячко. Гуров  отложил  пилочку,
лизнул палец, снял трубку и только успел сказать:
   - Здравствуйте, вас...
   Договорить ему не дали, знакомый голос перебил:
   -  Срочно  подъезжай  на  стоянку  перед  "Известиями",  -  и  трубку
повесили.
   - Накаркал! - Гуров поднялся. - Будь на месте, готовь свое  ружье,  -
схватил пальто и вышел из кабинета.
   Машин у "Известий"  было,  как  всегда,  много.  Гуров  только  успел
воткнуть свои грязные "Жигули" между сверкающими черными "Волгами",  как
передняя дверца открылась и рядом уселся полковник Еланчук.
   - Здравствуй, рад тебя видеть. - Гуров пожал тонкую руку  разведчика.
- Я уже подумал...
   - Я в Европе, - перебил Еланчук. - Выдворили  из  Москвы  в  двадцать
четыре часа, звонить тебе запретили, сегодня улетаю  назад.  Заскочил  в
контору, мне передали ответ  на  мой  запрос  месячной  давности.  -  Он
протянул Гурову конверт. - Оказалось, что твой приятель  совсем  не  тот
человек,  за  которого  себя  выдает.  Если  ты  с   данным   материалом
проколешься, меня мгновенно ликвидируют. Удачи.
   Еланчук выскользнул из машины  и  через  несколько  секунд  пропал  в
людском потоке. Гуров  не  спеша  убрал  конверт  во  внутренний  карман
пиджака, закурил, приспустил боковое стекло и, только выкурив  сигарету,
тронулся с места.
 
*** 
 
   Вернувшись в кабинет, Гуров задвинул засов, который  был  установлен,
когда в группу приносили розыскные дела по нераскрытым  убийствам,  снял
пальто, сел на свое место и вынул из кармана полученный документ.
   Крячко решал свой кроссворд, никак не реагировал. Телефонный  звонок,
неожиданный  отъезд,  быстрое  возвращение,  засов  на  двери,  изучение
какой-то бумаги - все однозначно  свидетельствовало  о  том,  что  Гуров
схватил секретную  информацию.  Оперативники  даже  ближайших  друзей  о
секретах не расспрашивают.
   Гуров читал копию с документа, в правом верхнем  углу  которого  было
написано: "Совершенно секретно", а весь  лист  по  диагонали  пересекала
темная полоса. Гуров знал, что на оригинале эта полоса красного цвета.
   Сыщик прочитал  текст,  выкурил  сигарету,  вновь  прочитал,  скомкал
бумагу, положил в пепельницу, поджег, поворошил ручкой ежившуюся в огне,
словно не желавшую сгорать бумагу.
   По сложившейся оперативной обстановке на запрос Еланчука  должен  был
прийти однозначный ответ: "Не  значится",  "Не  проходит".  Человека  за
связь со мной высылают из страны, но в  то  же  время  отвечают  на  его
запрос в полном объеме, и такая бумага лежит в  канцелярии  чуть  ли  не
месяц. Бардак, да и только! В такой конторе правая рука  не  знает,  что
делает левая. И как Еланчук решился копию снять и мне привезти?
   - Я когда такие сцены на экране вижу,  -  сказал  Крячко,  вытряхивая
пепел и вытирая пепельницу, - всегда  думаю:  ох,  гонится  за  эффектом
киношник! Чего жечь, когда можно порвать, бросить в  унитаз  и  спустить
воду? Знаешь, почему горела плохо?  Бумагу  в  Финляндии  изготавливали,
они, финны, такие дотошные, с ума двинуться,  чего  ни  делают,  все  на
совесть.
   - Ты помнишь, как Василий Иванович описывал мужчину, который подсел к
мадам Бардиной в машину?
   - Особенно удачно у Чапаева получилось описание кисти руки, - ответил
Крячко и понял, что  ничего  больше  Гуров  о  полученном  сообщении  не
скажет.
   Крячко  догадывался,  что  друг  ездил  на  встречу   с   полковником
Еланчуком, которого спас в прошлом году, когда  они  разгромили  группу,
что, используя  фирму  Юдина  как  прикрытие,  переправляла  наркотик  в
Европу. Вот почему в прошлом году Гуров в  перестрелке  с  Жеволубом  не
ранил его, а убил. Он был  единственным  человеком,  который  знал,  что
Еланчук в деле замешан, пусть  самым  краем,  но  замешан.  И,  останься
Жеволуб в живых, он бы Еланчука спалил. Тюрьма не тюрьма, но на  карьере
полковника был бы поставлен окончательный крест. Год назад Гуров, спасая
человека, рисковал  жизнью,  сегодня  человек  отдал  свой  долг.  Ясно,
Еланчук засветил главную фигуру по нашему Делу.
   Обо всем этом Крячко догадывался, но сказал иное:
   - Ты намедни в кабинете Петра обмолвился, что догадываешься, кто  был
сутулый незнакомец...
   - Догадываться и знать точно - вещи разные. Потом я предполагал,  что
человека используют втемную, он злодей и одновременно жертва. Оказалось,
что  он  фигура  центральная   -   убийца.   Так   что   нам   предстоит
перестраиваться. Первым делом необходимо убедить шефа принять участие  в
предстоящих событиях, чтобы он обязательно надел  форму,  нам  необходим
генерал.  Что  ни  говори,  а  золотые   погоны   на   людей   действуют
магнетически.  Ну,  надо  помочь  телезвезде  Александру  Турину,  пусть
перестанет "болеть", покажется на людях, иначе его неожиданное появление
в финале может быть расценено неверно.
   - Очень интересно, как, находясь в первых рядах толпы, убийце удастся
достать пистолет и прицелиться? - задумчиво произнес Крячко. - "Вальтер"
с глушителем - не авторучка, не трость, в конце концов.
   - Мне тоже интересно, - признался Гуров. - В таких вопросах гэбэшники
нас опередили...
   - Знаешь анекдот? Спрашивает русский у японца, мол, как считаете,  на
сколько в техническом развитии вы нас опередили?  А  японец  отвечает  -
навсегда. Спецслужбы защищают государство, а менты человека.
   - Ты пессимист, Станислав.
   - Я реалист, а ты не от мира сего. Ну, гений, решай,  что  мы  теперь
делать будем?
   - Почему-то вы с Петром решили, что Гуров всегда все  знает.  Ты  мне
анекдот, я тебе  пословицу.  Можно  сколько  хочешь  повторять  слово  -
"халва", от этого во рту слаще не станет.  Ты  можешь  меня  дразнить  и
обзывать гением с утра до вечера, но я от этого умнее не стану.
   - Станешь! Ты злишься, а злой ты становишься жутко умным... Ты  газет
не читаешь, а иногда не мешает. - Крячко перебросил через стол газету. -
Я позвоню пока, напомню нашему приятелю, что мы живы и здоровы.
   Крячко разговаривал по телефону, Гуров, думая о полученном сообщении,
небрежно листал газету и увидел карикатуру, на которой  были  изображены
четыре  лошади,  соревнующиеся  в  бешеной  гонке.  Над  каждой  лошадью
развевался флаг  с  надписями.  Две  первые  именовались  "Президент"  и
"Премьер", чуть поотставшая несла флаг  со  свастикой,  в  шаге  за  ней
мчался явно молодой жеребец, над ним развевался флаг с надписью:  "Люди,
будьте бдительны" и подпись - Вадим Суриков. Под  копытами  первых  трех
лошадей корчились умирающие люди, а Суриков скакал по чистому полю.
   - Да-да, понял. - Крячко положил трубку, кивнул на газету, спросил:
   - Ну как тебе?
   - Меня политические интриги  не  интересуют.  Я  офицер  криминальной
полиции. Сыщик. Ты бы еще послал меня в Чечню...
   - Кстати, в субботу перед зданием мэрии  состоится  митинг  в  защиту
чеченского  народа  и  русских  солдат.  Организуют  митинг  коммунисты,
фашисты и примкнувшие  к  ним.  Наши  демократы  совсем  руки  опустили,
инициативу отдали.
   - Митинг у мэрии - место  подходящее.  Станислав,  скажи...  -  Гуров
замолчал, рассматривал свою ладонь. - Ведь стоит руки испачкать, хотя бы
цветочный горшок перекопать, как пальцы станут выглядеть неухоженными.
   - Суббота, пятнадцать часов, начнут собираться за час, а то и раньше.
Сегодня у нас вторник. Отправляйся к Петру, докладывай.
 
*** 
 
   Полковник Ильин, сидя  в  своем  служебном  кабинете  за  столом,  на
котором одиноко лежала лишь тонкая папка, поглядывал на  сидевших  вдоль
стен оперативников недовольно.
   - Господа-товарищи офицеры, дела  у  нас,  прямо  скажем,  дерьмовые.
Приказы руководства обсуждать не положено, но я не только начальник,  но
и человек,  потому  говорю  с  вами  по-людски.  Мы  контрразведчики,  а
используют нас словно вертухов из охранки. Я крайне  недоволен,  отлично
понимаю, что и вы  недовольны.  Нас  обязали  бороться  с  коррупцией  и
организованной преступностью? Обязали. Значит, должны мы  данный  приказ
выполнять. По поводу субботнего мероприятия наш генерал тоже не  прыгает
от радости, однако пойдет и сам лично.
   - На трибуну...
   - Под охрану ОМОНа!
   - А нам в толпе бока намнут или морду набьют.
   - Офицеры, профсоюзное собрание окончено. - Голос  Ильина  изменился,
оперативники приумолкли. - В  верха  поступил  сигнал,  что  на  митинге
готовится теракт.
   Полковник, который  лично  готовил  убийство,  демонстрируя  отличные
актерские данные, беспомощно развел руками, как бы говоря: мол, мы  люди
маленькие, нам приказывают, мы выполняем.
   - Кто чего собирается  совершить  -  покрыто  тайной.  Наше  дело  на
митинге присутствовать и предотвратить. Ну  а  если,  не  дай  бог,  что
случится, так преступника  задержать.  Площадь,  конечно,  будет  забита
ментами, так вы поосторожнее, без эксцессов.
   - Господин полковник, разрешите вопрос? - поднялся парнишка,  недавно
неизвестно кем назначенный в отдел.
   - Спрашивай, коли невтерпеж.
   - Почему бы нам с ребятами из угро не собраться в субботу  утром,  не
познакомиться да разделить площадь, хотя бы условно?
   - Если мы начнем с ментами тесно сотрудничать, то в  один  прекрасный
момент нас с ментами соединят в одно управление да проведут  сокращение,
переведут в подчинение МВД и уменьшат оклады. - Ильин нашел взгляд Павла
Кулагина, скривил губы:
   - Твой пацан?
   - Так точно, господин полковник!
   - Так объясни ему, чтобы не задавал дурацких вопросов. Все свободны.
   Оставшись  один,  Ильин   долго   сидел   неподвижно,   размышляя   о
развивающейся операции, был недоволен собой, клял и правых, и виноватых.
Многолетняя служба  давно  избавила  его  от  сентиментальности,  но  до
последнего времени он строго  соблюдал  правила,  в  частности,  защищал
своих подчиненных, если они были верны и выполняли его приказы исправно.
   Артем Ермаков был неплох, особых заслуг не имел, но, работая в группе
Гурова,  принес  ощутимый  результат.  Парня  ликвидировали  без  ведома
полковника Ильина. Раньше такое было просто невозможно.  Сегодня,  когда
службы разделились, образовались самостоятельные  отделы,  подчиняющиеся
неизвестно  кому,  полковник  даже  не  знал,  какая  служба   конкретно
ликвидировала Ермакова.
   Когда  Ильин  уяснил,  что  Гуров  парня  раскрыл,  играет  с  ним  в
кошки-мышки, то доложил об этом генералу.
   - Значит, парень спалился?  Нам  совершенно  ни  к  чему  выслушивать
обвинения МВД, что мы негласно внедряем своих людей в их службу. Значит,
твой парень стал нам не нужен, главное - опасен.
   Ильин пытался объяснить, что Артем и так продержался в группе  самого
Гурова черт знает сколько времени. И никакой вины парнишки  в  том,  что
опытнейший  сыщик  в  конце  концов  ситуацию  просек,  нет.   За   свое
выступление  Ильин  получил  выволочку,  его  обвинили,  что  он  боится
какого-то паршивого мента. И начальство не  желает  слышать  даже  имени
этого сыскаря.
   Таким  образом,  участь  Артема  Ермакова  была  решена,  а  Ильин  в
очередной раз получил по физиономии. И виновен во  всем  вновь  оказался
полковник Гуров.
   Ныне покойный Ермаков в свое время доложил Ильину, что сыщик  написал
нечто типа завещания в нескольких экземплярах, которые в  случае  смерти
Гурова попадут в газеты и канцелярию президента.
   Ильин долго обдумывал  данное  сообщение.  Очень  похоже,  что  сыщик
элементарно запугивает, блефует, страхуясь от  покушения.  Ведь  будь  у
Гурова конкретный компромат против опасных конкурентов, можно  переслать
его в  различные  адреса,  не  ожидая  выстрела.  Такое  решение  вполне
логично. Гурова можно спокойно вывести из игры, даже не убивать,  просто
отправить в госпиталь. Но надо знать Гурова, поэтому  решение,  лежавшее
на поверхности, почти наверняка неверно.
   Он  может  обладать  компроматом,  но  не  вполне  достаточным,  пока
полковник Гуров жив и здоров. Однако в случае его смерти  те  же  факты,
которые  требовали  тщательной  проверки,   мгновенно   превращаются   в
неоспоримые доказательства.
   В эти дни Ильин, окончательно запутавшись, твердо решил против Гурова
лично ничего не  предпринимать.  Сегодня  совершенно  неожиданно  Ильина
вызвали на ковер и спросили:
   - Как мы понимаем, у вас все готово, полковник?
   - Так точно, господин генерал, - ответил  Ильин,  прекрасно  осознав,
что в обращении к нему слово "господин" было опущено.
   - А как поживает ваш друг,  этот  сыскарь  из  ментовки,  запамятовал
фамилию?
   - Служит.
   -  Так  вот,  в  субботу  на  митинге  чтоб  его  не  было.  Вы  сами
утверждаете, что  он  слишком  шустрый.  Все  неожиданности  и  сюрпризы
совершенно ни к чему.
   Вспоминая утренний разговор, Ильин  про  себя  матерился.  Как  легко
руководство раздает задания: "Чтобы  полковника  Гурова  на  митинге  не
было!" И как генерал это представляет  себе  конкретно?  Кто  не  пустит
полковника милиции на  митинг,  куда  свободно  проходит  любой  пьяный,
хромая  бабка  с  непристойным  плакатом   в   дрожащих   руках.   Можно
организовать автомобильную аварию. Но она требует тщательной подготовки,
о тако