, значит. Референт едет домой. Гуров назвал водителю адрес.
   "Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы платило в конвертируемой валюте", -
думал Референт, подъезжая к дому.
   - Жду тебя часа через два, - сказал он Денису, выходя  из  машины.  -
Нам предстоит кататься целый вечер.
   Референт, человек в принципе очень внимательный, так был  погружен  в
свои мысли,  что,  проходя  через  вестибюль,  не  обратил  внимания  на
швейцара, который  хотя  и  поклонился,  но  улыбка  не  соответствовала
обычной, была ехидной, торжествующей. Референт поднялся на этаж,  открыл
первые двери, отпер вторые, получил толчок  в  спину  и  в  квартиру  не
вошел, влетел.
   - Я же сказал, как освобожусь, так мы и  встретимся,  -  Гуров  запер
двери, прошел мимо хозяина, оглядел гостиную. - Ты  ко  мне  явился  без
приглашения, так я понял, что мы без церемоний, попросту.
   Гуров начал разгуливать по квартире, осматривая ее, словно музей.
   - Руслан, ты не знаешь, кто первым высказал  пошлую,  но  в  принципе
верную мысль, что красиво жить не запретишь?
   - Когда я к  вам,  Лев  Иванович,  пришел,  то  поздоровался,  -  шок
неожиданно прошел, и Референт взял себя в руки. - И плащ я снял, и  ноги
вытер.
   - Так ты хотел понравиться, а мне это ни к чему, - Гуров  снял  плащ,
бросил его на руки хозяину. - Я тебя чаем поил, так что давай, накрывай.
   Хотя Волин был растерян, ему почему-то в этот момент  казалось  самым
важным, чтобы гость обращался к нему на "вы".
   - Лев Иванович, может, вы не помните, меня зовут Руслан Алексеевич.
   - Я намекнул на кофе или чай, - сказал Гуров, проходя в кабинет  и  с
любопытством его оглядывая.
   На обитой кожей стене красовалось старинное оружие.  "Где-то  в  этой
квартире нужный мне  пистолетик.  Конечно,  получи  я  постановление  на
обыск..."
   - Кофе по-восточному или  можно  растворимый?  -  Волин  выглянул  из
кухни.
   - Был бы коньяк хорош, а кофе можно любой, - ответил Гуров,  переходя
в  спальню.  -  Интересно,  сколько  душ  прописано  в  столь   скромных
апартаментах?
   - Не изображайте участкового. Лев Иванович, -  Волин  принес  кофе  в
гостиную, открыл бар, жестом пригласил, мол, выбирайте.
   Гуров подошел, взял одну бутылку, затем другую, вздохнул, поставил на
место, опустился в низкое кресло.
   -  Ну?  Каковы  наши  дела?  -  Он  понял,  что  хозяина   раздражает
бесцеремонность, даже хамское обращение, но мириться было  еще  рано,  и
Гуров спросил:
   - Так зачем я тебе понадобился? Какие важные  вопросы  ты  хочешь  со
мной решить?
   Гуров откровенно бутафорил, переигрывал, вел себя, словно подвыпивший
амбал с хлипким интеллигентом. Мол, вот ты образованный, умный, в  шляпе
и очках, а я с тобой чего хочу, то и сделаю, могу очки и шляпу снять,  а
могу и морду набить. И будешь ты молчать и  терпеть,  так  как  ни  одна
живая душа за тебя все равно не заступится.
   - Лев Иванович, у вас на руках двадцать два, а вы все  прикупаете,  -
Волин налил кофе, коньяк не предложил,  понимая,  что  подполковник  все
равно пить не будет. - Может, хватит?
   - У кого сколько очков, выяснится, когда карты раскроем, - Гуров взял
чашку, понюхал кофе и отставил. - А сейчас говори: зачем звал?
   - Хотел выяснить наши взаимоотношения...
   - А ты считаешь, что они существуют? - Гуров брезгливо поморщился.
   - Конечно, существуют, - Волин обретал  уверенность.  -  Но  если  вы
хотите, я еще раз могу объяснить отлично известную вам ситуацию. У  меня
есть доказательства, что подполковник Гуров застрелил генерала Потапова.
Конечно, вы не убивали, но  это  вы  будете  долго  и  нудно  доказывать
сначала на следствии, потом в суде.
   - Ты, конечно, читал "Золотого теленка". Там есть такой  Паниковский.
Так вот, он нарушил конвенцию. Не помнишь, что с ним приключилось?  Я  с
тобой, сукин сын, никакого договора не заключал. Но при нашей  последней
и единственной встрече прозвучало выражение  "честное  слово".  Ты  свое
нарушил, считай, и я его не давал, так что берегись.
   - Слова всегда слова, а дело - всегда дело. Если вы на переговоры  не
идете, покидайте помещение. А завтра...
   -  Так  бы  и  говорил,  -  перебил  Гуров  и  поднялся.   -   А   то
цирлих-манирлих, белые перчатки...
   Он шагнул к двери. Референт тоже встал, чего и добивался Гуров.
   - И последнее, - он улыбнулся, опустил голову, взглянул под  ноги.  -
Разрешите?
   - Извольте, - отозвался Референт, убежденный, что  сейчас  строптивец
начнет торговаться. Додумать он  не  успел,  Гуров  слегка  пригнулся  и
ударил Референта со всей силой, на какую был способен. Учитывая, что вес
Гурова превышал восемьдесят килограммов  и  удар  пришелся  по  открытой
челюсти, результат оказался  соответствующим.  Безвольное  тело  хозяина
опрокинуло кресло, ударилось о ковер, свалилось сначала  на  бок,  затем
медленно улеглось на спину и затихло. Гуров  посмотрел  на  Волина,  как
смотрят  на  неодушевленный  предмет,  скажем,  на  манекен  в   витрине
магазина, сказал:
   - А ведь  красивый  и  вроде  неглупый  мужик...  Жалость  какая.  Он
вздохнул, прошел в ванную, подержал ушибленную руку под холодной  водой,
намочил полотенце и вернулся в  гостиную.  Волин  уже  сидел,  беззвучно
шевелил кровавыми губами. Гуров швырнул ему в лицо мокрое полотенце, сел
в кресло и отпил кофе.
   - Вот и кофе уже остыл, - сказал он укоризненно.  -  Где  же  русское
гостеприимство?
   Он встал, перешагнул через ноги Волина, подошел к бару, взял  бутылку
и два бокала.
   - Давай, давай, пошевеливайся. Срочно поговорить срочно поговорить, -
передразнил Гуров, - а  сам  резину  тянешь...  у  меня  времени,  между
прочим,  нет.  Так  что  кончай  придуриваться,  поднимайся,   поговорим
серьезно.
   Волин осторожно вытерся мокрым полотенцем, ощупал  голову,  встал  на
четвереньки, затем с трудом выпрямился.
   - У  меня  сотрясение,  -  он  причмокнул  рассеченной  губой.  -  Вы
заплатите, - и замолчал, посчитав, видимо, что в данный момент  угрожать
расплатой преждевременно и опасно.
   Гуров смотрел сквозь Волина и думал почему-то об  отце  и  матери,  о
покойной домохозяйке Клаве, о юном Льве Гурове, который в  двадцать  два
года  пришел  работать  в  уголовный  розыск.  Тот   Гуров   был   юноша
стеснительный, беспричинно краснел и ужасно  переживал,  когда  над  ним
подшучивали. "Я стремился к  самостоятельности,  к  мужскому  настоящему
делу, а сотрудник "угро" борется со злом... Увидели бы родители, как  их
любимый и единственный доборолся: врезал изо всех сил человеку по лицу и
смотрит, как тот кровь сглатывает, да еще думает о том, как его еще  раз
побольнее ударить и добить окончательно. Только теперь уже не кулаком, а
словом. И хоть бы капелька жалости проступила..."
   Напрасно подполковник Гуров пытался смягчиться, вновь  очеловечиться,
он смотрел на Референта  и  видел  Риту  и  Ольгу,  и  холодел,  уже  не
черствел, а костенел душой.
   Волин  опять  осторожно  утерся  полотенцем,  выпил  коньку,  кровяня
мундштук, раскурил трубку, взгляд у него вновь стал осмысленный, цепкий.
   - Одной зуботычиной,  Руслан  Алексеевич,  за  убийство,  которое  ты
пытаешься мне повесить, я, конечно, с тобой не рассчитаюсь. Но вот  так,
не торопясь, помаленьку должок загашу, - сказал Гуров. - Я знаю, что  ты
советов не любишь, однако рекомендую: ты  пистолет  и  фотографии  отдай
по-хорошему.
   - Обязательно, - Волин согласно кивнул, - только не тебе. Убить  меня
ты не сможешь, отвечу твоими же словами: ты жди,  Лев  Иванович,  каждый
день жди...
   - Ладно, потрачу на тебя еще несколько  минут.  Дураку  надо  все  по
полочкам разложить, иначе он и умрет дураком. Компроматериал ты на  меня
предъявить  не  можешь.  Если  меня   арестуют,   я   расскажу   правду,
доказательств у меня нет, однако тебя пригласят  и  начнут  против  тебя
копать.  Возможно,  до  ареста  дело  не  дойдет,  но  твое   совместное
предприятие  прихлопнут  и  заграничный  паспорт  отберут.  Мои  коллеги
возьмутся за дело, это сейчас я один, а в  случае  моего  ареста  начнет
работать  машина.  Убил  генерала  Силин-Эффенди,  видел  убийство  Олег
Веселов, знают о нем Лебедев и Патрон.
   Гуров  замолчал,  плеснул  в  фужер  коньяку,  взглянул   на   Волина
участливо. На  Патрона  Волин  практически  не  среагировал,  лишь  чуть
прищурился, и Гуров отдал его выдержке должное.
   - МУРом ты детишек пугай, это раньше была мощная контора, сегодня над
ней тысячи рэкетиров посмеиваются, - Волин выпил и налил  снова.  -  Кто
убил вашего генерала, не знаю, но если, как ты утверждаешь, Эффенди, так
он в розыске пятый год. Как говорится, Бог в помощь, ищите  дальше.  Что
видел Олег Веселов,  мне  неизвестно,  так  это  и  не  будет  известно:
экс-чемпион внезапно скончался. Кто такой Патрон,  я  понятия  не  имею.
Лебедева знаю хорошо. Юрий Петрович любит деньги и другими вопросами  не
занимается, к убийству он никакого отношения не имеет.  А  что  касается
моего предприятия и загранпаспорта, так это даже смешно, скорее грустно.
Как формировалось твое сознание, Лев Иванович, в  застойные  семидесятые
годы, такое оно и сформировалось -  застойное.  Совместное  предприятие,
которое дает государству конвертируемую валюту, по навету подозреваемого
в убийстве никто не закроет, а если у меня попробуют отобрать паспорт, я
обращусь в прессу.
   - Руслан, ты, - перебил Гуров, - поменьше говори, - он коснулся своей
скулы. - Расплывается  на  глазах,  а  что  будет  завтра,  так  страшно
подумать.
   Волин тронул кончиками пальцев скулу, вздрогнул, но тут же взял  себя
в руки.
   - Я видел довольно посредственный фильм, но  называется  он  здорово:
"Один и без оружия!" - сказал Волин. - Так это про тебя, подполковник.
   - Веселов мертв? Откуда тебе известно? - спросил Гуров.
   - Не надо, - Волин подобрал отпадавшую губу. - Ты все сам знаешь.
   - Я много чего знаю. Откуда у тебя сведения?
   Волин хотел ответить, что не далее как сегодня приятель и  доверенное
лицо Гурова сообщил столь приятное известие,  но  сдержался.  Впервые  о
смерти спортсмена Волин узнал из  разговора,  который  вели  в  "вольво"
спортсмены, информировать об этом Гурова тоже не следовало, и  он  криво
усмехнулся - а как было усмехнуться иначе, если одна  щека  в  три  раза
больше другой, - ответил:
   - В очереди за колбасой случайно услышал.
   - Да, источник информации серьезный, - согласился Гуров и решил,  что
пора  готовиться  если  не  к  капитуляции,   то   к   "переговорам"   -
сопротивление он показал достаточно убедительное. - В принципе, в  твоих
рассуждениях есть резон. Но, поверь моему опыту, отошлешь  материалы  на
меня в КГБ или прокуратуру,  нам  уготована  братская  могила.  -  Гуров
замолчал и пригубил коньяк.
   - С этого и надо было  начинать.  А  ты?  -  Волин  коснулся  щеки  и
по-детски хлюпнул носом.
   -  А  ты?  -  ответил  Гуров.  -  Вы,  Руслан  Алексеевич  занимались
коммерцией, посредничали во взятках и неожиданно, по  крайней  мере  для
меня, организовали убийство.
   - Я ничего не организовывал. Меня поставили перед  фактом,  -  упрямо
врал Референт. - Но когда мне сунули в руки козыри, я,  естественно,  их
взял.
   "Врет, но придется поверить, иначе разговора не получится",  -  решил
Гуров и сказал:
   - Версия сомнительная, но допустимая. Однако,  взяв  в  руки  оружие,
надо не возмущаться, а ожидать нападения. Зачем вам  нужен  подполковник
Гуров? Одну версию я уже слышал, излагайте вторую.
   - Вы, конечно, знаете, что некоторые лица на Западе заинтересованы  в
непосредственных контактах с нашими неофициальными объединениями.
   - Не политическими, а уголовными, - уточнил Гуров.
   - Я политикой не  занимаюсь,  -  ответил  Волин.  -  Мы,  финансисты,
вынуждены поддерживать отношения с уголовниками.
   - Говорите,  я  слушаю,  -  Гуров  встал  и  начал  прогуливаться  по
гостиной.  -  Привычка,  -  пояснил  он,  даже  генерал  разрешает   мне
расхаживать по кабинету.
   - Мы получили приглашение на встречу в  Вене.  Как  вы  отнесетесь  к
тому, чтобы представлять нашу Корпорацию?
   - Чушь собачья, - сорвался Гуров, тут же об этом пожалев. - Вы мне не
доверяете и правильно делаете.
   - Но почему столь категорично? Семья ваша останется здесь,  пистолет,
из которого вы убили  человека,  тоже  здесь.  А  вы  человек  разумный,
сделаете один разумный шаг, затем второй, а с этого пути  еще  никто  не
возвращался. Нам известно, что вы говорите на немецком,  репутация  ваша
безупречна...
   - У меня много вопросов, но я задам лишь один.  Как,  с  вашей  точки
зрения отнесется мое начальство к столь неожиданному выезду?
   - А никак. У вашего руководства достаточно забот,  ваш  министр  стал
членом Президентского совета. Кому какое дело,  если  человек  во  время
отпуска выезжает по приглашению в Вену? Я вам даю машину, за  рулем  ваш
приятель, человек тоже отличной репутации. По-моему, все  естественно  и
для вас должно быть интересно, - Волин смотрел вопросительно. -  Вы  так
не считаете?
   - Интересно, - искренне согласился Гуров. - А приглашения,  паспорта,
визы...
   - Это не ваша забота, соглашайтесь, все будет готово через  три  дня.
Вся поездка займет неделю.
   - А Денис? Вы с ним говорили?
   - Конечно, нет, - Волин пожал плечами. - Сергачев согласится, он ведь
живой человек, ему нужны деньги. Нам требуется ваше согласие. Все.
   -  Мне  надо  подумать,  -  Гуров  снова   был   искренен.   Подобное
предложение,  даже  если  оно  фальшиво,   отклонять   нельзя,   следует
разобраться, все просчитать, взвесить, попытаться предугадать  возможные
неожиданности.
   - Даю вам сутки, - сказал Волин.
   "Ты прибудешь в Вену с товаром, я вылечу самолетом, тебя  встречу,  и
мы побеседуем иначе, все я тебе припомню", - думал Референт, направляясь
в ванную комнату, чтобы прополоскать рот и принять таблетку анальгина.
   Пистолет здесь. Гуров оглядел гостиную и машинально взял лежавшую  на
пианино  книгу.  Эдгар  По.  Основоположник  детективного  жанра.  Гуров
поставил томик на ребро и слегка  встряхнул,  страницы  распались.  Если
книга в хорошем состоянии, не зачитанная, то она обычно раскрывается  на
том месте, где ее последнее время читали. Гуров взглянул на  страницу  и
прочитал название рассказа: "Похищенное письмо". Он не помнил этой вещи,
да и какое имеет значение, что сейчас читает Руслан Алексеевич Волин?
 
*** 
 
   Финансист приехал к убийце на дачу, где Эффенди,  чтобы  не  выть  от
скуки, подрядился поправить забор.  Плотничал  он  не  очень  умело,  но
старательно, так как во всем  любил  порядок.  Когда  появился  Лебедев,
убийца взглянул на него недоброжелательно: с Референтом было  оговорено,
что, кроме единственного связника, никто не должен знать  о  месте,  где
укрылся Эффенди.
   Эффенди укреплял вкопанный в землю столб, кивнул Лебедеву  в  сторону
веранды и продолжал работать.  Конечно,  он  мог  тотчас  прервать  свое
увлекательное занятие, но  еще  минут  тридцать  укладывал  в  основание
столба битый кирпич, засыпал яму землей и внимательно следил за  ведущей
от станции тропинкой, прислушивался. Зрением и  чутьем  Эффенди  обладал
феноменальными, а иначе он бы давно уже перекочевал в мир иной.
   Убийца воткнул лопату в землю, снова оглянулся, вновь прислушался. Ни
одного "случайного" прохожего, нигде  не  слышен  мотор  "заблудившейся"
машины. Окончательно успокоившись, Эффенди подошел к крыльцу,  тщательно
вытер ноги, поднялся на веранду, снял там сапоги и только потом прошел в
комнату, сел лицом к двери так, чтобы через окно видеть подход к дому.
   Лебедев рассказал о полученном задании - собрать часть наличных денег
в Ростове - и о просьбе Референта возглавить группу охраны.
   Эффенди кивал, готовил гостю чай, и,  обдумав  услышанное,  пришел  к
заключению, что образованные, так называемые интеллигенты, люди попросту
больные, сумасшедшие. Солидные авторитеты денег  просто  не  отдадут,  а
если и пришлют, то со своей охраной, и ему, Эффенди, в таком деле  места
нет. Если же  он,  на  старости  лет  умом  двинувшись,  в  эту  историю
ввяжется, то попадет в руки "утро" в самое ближайшее время. От  валютных
операций, всяких съездов и разбирательств ему следует держаться за сотни
километров.  Приняв  решение,  он  вслух  ничего  не  сказал,  а   начал
заваривать чай. Порошок у них следует отобрать, пусть не весь, хватит  и
килограмма, если он хорошего качества. Но к порошку ни этот бухгалтер  -
так называл про себя Эффенди Лебедева, - ни молодой  дипломат,  то  есть
Референт, прямого отношения не  имеют.  И  хотя  Эффенди  видел  Патрона
только раз, да и  то  коротко,  он  безошибочно  определил,  что  именно
бородатый великан здесь единственный властелин.
   "Настоящий хозяин никогда никого к наркотику не подпустит, значит,  и
мой путь к золотому зелью лежит только через бородатого.  А  как  взять?
Силой? Не получится. Купить? Это смешно. Обменять... Вот  это  возможно.
Но что взамен предложить?"
   Эффенди задумался, ошпарил пальцы, но лишь тряхнул рукой, к  боли  он
был терпелив.
   Выпив чаю и поблагодарив, Лебедев спросил:
   - Так что передать?
   Эффенди пожал плечами, сжав тонкие губы, хмыкнул и нехотя ответил:
   - Завтра выеду. В  Ростове  за  главного  Княжинский?  Юрий  Петрович
Лебедев был в подпольном бизнесе асом,  однако  удивился,  посмотрел  на
Эффенди с уважением, кивнул и отправился, не торопясь, к станции.
   В Москве он сразу же позвонил Гурову и продиктовал адрес.
   - Когда вы туда выезжаете? - спросил Гуров.
   - Я уже вернулся, говорю с вокзала.
   - Мы же договаривались, Юрий Петрович.
   - Нет, - перебил Лебедев, - не договаривались.  Вы  сказали  сообщить
адрес немедленно, а я ответил, что сообщу. А приводить опергруппу  я  не
подписывался, я жить хочу, причем на свободе. Вы Эффенди возьмете, он из
вашего застенка мгновенно телеграмму передаст... Он собирается в  Ростов
завтра, если я вам еще нужен, берите Эффенди в поезде.
   Дачу, где проживал убийца, блокировали  через  три  часа,  ждали  его
появления до полудня следующего дня,  а  можно  было  держать  засаду  и
дольше или не ждать совсем, так как Эффенди покинул свое  убежище  через
пятнадцать минут после ухода Лебедева.
 
*** 
 
   Известие о том, что вскоре в Москве можно  будет  обменять  рубли  на
валюту,   молниеносно   прокатилась   среди    цеховиков,    нелегальных
миллионеров, царьков, князей и авторитетов  теневой  экономики.  И  хотя
поступил приказ выделять сопровождающих как  можно  меньше,  потому  что
Москва солидность сделки гарантирует,  каждый  из  серьезных  вкладчиков
посылал свое доверенное лицо.
   Юрий Петрович  был  в  смятении;  в  Москву  везли  кейсы,  чемоданы,
возможно, и рюкзаки с пачками купюр, предполагаемая сумма уже  превышала
все  оговоренные  пределы.  Распоряжение  доставлять  деньги  в   Ростов
игнорировалось.  Никто  не  хотел  рисковать,  соблюдать   дистанцию   и
находиться за тысячу верст от места сделки. Увещевания Лебедева,  прямые
угрозы, что сверх  установленных  сумм  обмен  производиться  не  будет,
воспринимались  двояко.  Одни  предлагали  колоссальные  взятки,  другие
маниакально  повторяли,  мол,  ты  только  рубли  возьми,  а  валюту  мы
подождем.
   Если на официальном открытом аукционе за доллар платили четвертак, то
что говорить о людях, которые не могли обнародовать  свои  "сбережения".
Они не торговались, только заберите бумажки и дайте реальные деньги,  то
есть конвертируемую валюту.
 
*** 
 
   Розыскники  активизацию  уголовников  почувствовали,  но   информация
поступала  противоречивая  и  с  самых  нижних  этажей.   Этого   класса
уголовники и сами ничего не знали. Из обрывочных данных можно было  лишь
понять,  что  авторитеты  из  разных  регионов  собирают  крупные  суммы
наличных денег. Куда деньги направляются и с какой целью? Кто  конкретно
осуществляет транспортировку, кто руководит?
   Засада на Эффенди опоздала.