- Чего? Нинка не интересна? - Коля поперхнулся от  возмущения.  -  Ты
чего понимаешь, писатель? - Со стороны поля донеслись частые удары  гонга,
Коля плюнул Гурову под ноги и убежал внутрь конюшни.
     Гуров пошел к трибунам. Он один пересекал широкое поле, казалось, все
зрители только на него и смотрят. Наконец поле кончилось, у калитки стояла
женщина с повязкой,  Лева  представил,  как  бы  на  его  месте  поступили
Птицыны, и вместо уже почти слетавших с  языка:  "Здравствуйте,  извините,
пожалуйста",  коротко  обронил:  "Пресса"  -  и  прошел  на  трибуны.  Они
напоминали трибуны стадиона, только публика здесь в основном не сидела,  а
стояла, ходила,  даже  бегала.  Под  ногами  -  настил  брошенных  билетов
тотализатора. Совсем недавно все эти картонные  квадратики  были  рублями.
Гуров выбрал одиноко стоявшего мужчину, который нетерпеливо поглядывал  на
электрическое табло, и, протянув пачку сигарет, сказал:
     - Простите, пожалуйста, у вас спички не найдется?
     Мужчина взял сигарету, чиркнул зажигалкой, они закурили.
     - Простите, я в первый раз...
     - Молодец, и не ходи сюда, -  перебил  Гурова  мужчина.  -  Дурачково
поле. Помнишь, Буратино золотые закапывал?
     - Кот Базилио, лиса Алиса. Помню, - Лева рассмеялся.
     - По кругу ездят коты и лисы, а мы здесь деньги закапываем и ждем.
     - Я не играю, - сказал Гуров.
     - Молодец, - ответил мужчина, не сводя глаз с  электрического  табло.
Наконец  там  появились  цифры,  мужчина  выругался.  -  За  Нину  полтора
целковых, - он показал Леве несколько билетов. - Играл ее пятеркой.
     - Теперь семь пятьдесят получите?
     Мужчина  вздохнул  и  отвернулся,  воспользовавшись   случаем,   Лева
выбросил сигарету. Неожиданно мужчина схватил его за рукав.
     - В первый раз здесь? Не играл никогда? - Лева кивнул, мужчина  сунул
ему мятую, исчерканную карандашом программу.  -  Кто  в  следующем  заезде
выиграет?
     Лева  растерянно  перелистнул  программку,  догадался,   что   прошел
седьмой, значит, нужен восьмой заезд. Десять лошадей,  указаны  наездники,
какие-то цифры. Лева понимал, что  мужчина  верит  в  счастье  новичка,  и
выбрал кобылу с красивым именем Лесная Бабочка. Мужчина  вздохнул  и  лишь
махнул на Леву рукой, затем долго рассматривал программку и  свои  записи,
сходил к кассам, сделал ставку и вернулся. Лева за это время съел  пирожок
с неизвестной начинкой. Мужчину, как выяснилось, звали Сеня, о бегах  знал
абсолютно все. Не глядя в программку, Сеня без запинки называл отца и мать
любого рысака,  знал,  из  какого  рысак  тренотделения.  Он  с  гордостью
сообщил, что посещает "дурачково поле"  (иначе  ипподром  он  не  называл)
третий десяток лет.
     На табло появились новые цифры: семь и три,  напротив  -  двенадцать.
Сеня дал пояснения: Алмаз ехал под седьмым номером, Верочка  под  третьим,
выиграла комбинация семь - три, двенадцать - сумма выигрыша.
     - Простите, я вам надоел, возможно, - Лева виновато улыбнулся. -  Как
же могло получиться, что в прошлое воскресенье, мне здесь  рассказали,  за
Гладиатора в одинаре три рубля платили? Он же известный жеребец. Дербист и
рекордист. Почему на него не ставили?
     - Смысла нет, - ответил Сеня. -  Если  все  на  одну  лошадь  ставят,
выигрывает лишь ипподром.
     - Однако платили три за рубль, - рассуждал Лева. - Сколько  же  людей
против него играло?
     - Ну, лишнего не заплатят, дорогой, - уверенно ответил Сеня.  Услышав
частые звуки гонга, сзывающего лошадей на  старт,  он  повернулся  к  Леве
спиной, смотрел, как лошади  по  двум  бровкам  друг  за  другом  медленно
направились к старту, развернулись к  стартовым  столбам.  Перед  лошадьми
ехал "Москвич", сзади у него были развернуты  как  бы  самолетные  крылья,
которые удерживали лошадей в одной шеренге.  "Москвич"  разогнался,  убрал
свои крылья, раздался гонг, лошади понеслись. Лева хотел еще поговорить  с
новым приятелем, однако Сеню сейчас ничто не могло отвлечь от бега.
     Лева взглянул на "великого лошадника"  Сеню,  решив  вернуться  к  их
разговору несколько позже. Он чувствовал, что получил  ценную  информацию,
обрабатывать ее следует в спокойной обстановке.
     Он шел под трибунами, вдоль ограды,  решил  подняться,  взглянуть  на
поле и бегущих лошадей сверху.
     - Писатель! - крикнули из ложи, он повернулся и увидел конюха Колю. -
Иди к нам, писатель.
     Коля, одетый франтом, с еще  мокрыми  от  недавнего  мытья  волосами,
занимал с компанией целую ложу. Лева раскланялся,  назвал  себя,  в  ответ
услышал:  Аня,  Наташа.  Какой-то  мужчина,  лет  около   сорока,   сидел,
облокотившись на парапет, чуть привстав, он учтиво наклонил голову,  имени
не назвал, но улыбнулся  открыто,  покосился  на  Колю,  вновь  улыбнулся,
словно  извиняясь  перед  Левой  за   своего   приятеля,   который   столь
бесцеремонно окликнул его, отодвинул стоявший рядом с ним  пустой  стул  и
жестом пригласил "писателя". Только когда Лева сел, мужчина представился:
     - Крошин Александр Александрович.
     - Очень приятно, - ответил Лева и повернул свой стул  так,  чтобы  не
сидеть к девушкам спиной.
     Александр Александрович положил ему на плечо руку и вновь улыбнулся.
     - Бросьте, Лев, здесь на такие мелочи не  обращают  внимания.  -  Имя
Гурова прозвучало у него очень естественно, Лева  не  уловил  насмешки.  -
Слышал, собираетесь писать. Статья, очерк или что-то  более  серьезное?  -
глаза у Александра Александровича были лукавые и  очень  молодые.  "Он  не
намного меня старше, - подумал Лева, - только держится  не  в  пример  мне
очень уверенно и солидно.
     - Журнал заказал очерк, - ответил он после небольшой паузы.
     - Как здоровье Кирилла Петровича? - спросил Александр  Александрович,
делая какую-то пометку в программке.
     Лева очень  скверно  запоминал  имена  и  фамилии  Кто  такой  Кирилл
Петрович? Он, вероятно,  работает  в  журнале,  на  бланке  которого  была
отпечатана бумажка, открывшая Леве ворота ипподрома. Не главный  редактор,
с которым  Лева  познакомился,  получая  задание.  Может  быть,  зам?  Или
ответственный секретарь? Кто он, этот Кирилл Петрович? Как  его  здоровье?
Может, неделю назад у него  был  инфаркт  или  он  попал  в  автомобильную
катастрофу? Или вопрос о  здоровье  Кирилла  Петровича  дежурная  шутка  в
редакции, так как он какой-нибудь чемпион?
     Александр Александрович сложил программку, смотрел  Леве  в  глаза  и
ждал ответа.
     - Спасибо, на здоровье он мне не жаловался, - ответил Гуров,  считая,
что инфаркты и катастрофы - вещь  довольно  редкая,  а  на  все  остальные
случаи жизни ответ годился. Во избежание дальнейших осложнений Лева  решил
перехватить инициативу. - Я второй раз на  ипподроме,  очень  интересно  и
совершенно непонятно.
     -  Я  здесь  почти  каждый  игровой   день,   -   ответил   Александр
Александрович. - Тоже разбираюсь слабо.
     Кто-то из девушек хихикнул, Александр Александрович взглянул  строго,
затем улыбнулся, не выдержал  и  рассмеялся.  Хорошо  он  смеялся,  мягко,
искренне.
     - Меня считают асом, - пояснил он Леве, - только потому,  что,  играя
регулярно, я не оставляю здесь зарплату.
     Начинался очередной  заезд.  Лошади  приняли  сразу,  Лева  увлеченно
следил за бегом. Вперед сразу вырвалась  гнедая  лошадь,  наездник  был  в
красном камзоле  и  красной  шапочке,  он  ярким  пятном  выделялся  среди
зеленых, синих и белых  соперников.  На  повороте  разрыв  увеличился,  на
трибунах одобрительно  шумели.  Лева,  заглянув  в  программку  Александра
Александровича, спросил:
     - Какой это номер?
     - Второй, Ринг, - ответил Александр  Александрович,  -  едет  на  нем
Виталий Тенин. Ринг отличный рысак, почти равный Гладиатору.
     На последней прямой разрыв между лидером  и  ближайшими  конкурентами
составлял  метров  тридцать,  наездник   ослабил   вожжи   и   неторопливо
финишировал под дружные аплодисменты.  Ринг  нес  славу  достойно,  бежал,
скромно опустив голову, как бы впечатывая стальные копыта в дорожку.
     - Красавец,  -  сказал  Лева,  поворачиваясь  к  девушкам.  -  Верно,
девчата?
     Как зовут девушек, Лева не помнил, но, взглянув, понял,  что  недавно
смеялась,  конечно,  брюнетка.  Хрупкая,  изящная,  она   быстро,   как-то
по-мальчишески курила, ей,  безусловно,  хотелось  говорить  и  двигаться,
однако она сидела молча, закинув ногу за ногу.  Лева  сидел  на  ступеньку
ниже и, повернувшись, почти ткнулся лицом  в  обтянутые  ажурными  чулками
колени. Девушка быстро оглядела свои ноги, насмешливо взглянула на Гурова,
как бы спрашивая: "Здорово, верно?"
     Уши у Левы уже пылали, всегда начиналось с них. Конюх Коля  о  чем-то
шептался с двумя  подошедшими  ребятами.  Вторая  девушка  была  мягкая  и
женственная, сидела, свободно откинувшись, полулежала, вытянув ноги. У нее
были  каштановые  длинные  ухоженные  волосы,  девушка  смотрела  на  Леву
неприятно равнодушно и цинично. Сдерживая зевок, девушка отвела взгляд  и,
видимо, на какой-то знак  Александра  Александровича,  ведь  больше  сзади
Гурова никого не было, капризно надула губы и, лениво  выговаривая  слова,
спросила:
     - Простите, вы что-то сказали?
     В некоторых случаях Лева умел  быть  злым  и  решительным.  Он  легко
поднялся,  поклонился  Александру  Александровичу,  который  тоже   встал,
пытаясь удержать Гурова.
     - Благодарю, очень приятно было  познакомиться,  -  сказал  Лева,  не
подчеркивая, однако и не скрывая насмешки. - Всего доброго, - поклонившись
девушкам, он вышел из ложи.
     Он действовал импульсивно, не отдавая себе отчета, почему  так  резко
распрощался и ушел. Ему не понравилась атмосфера в компании.
     Остался один заезд. Интересно, Григорьева еще на конюшне?  Хорошо  бы
ее застать. Гуров шел быстро, почти бежал, однако конюх Коля  догнал  его,
остановил и, задыхаясь, спросил:
     - Ты чего? Обиделся, что ли?
     - Я? - Гуров сделал шаг назад, оглядел Колю. Хорош. Джинсы,  замшевая
курточка, фирменная рубашечка. Он взял растерявшегося  конюха  за  лацкан,
взял грубо, а заговорил очень мягко. -  Старайтесь  быть  вежливым,  Коля.
Старайтесь, вежливость вам в жизни не повредит.  -  Лева  вновь  торопливо
зашагал к конюшне.
     Коля трусил рядом, торопливо говорил:
     - Извините, не хотел обидеть, думал, можно по-простому. Поймите, Лев,
простите, не знаю вашего отчества, у нас не разрешают ходить  на  трибуны.
Нина Петровна может меня выгнать.
     Лева понял, что конюх не отстанет, хотел спросить: зачем же  ты  меня
окликнул? Я шел и не видел тебя. Лева не спросил,  остановился,  вздохнув,
медленно произнес:
     - Идите, Коля. Идите, я даже в школе не ябедничал.
     Коля отстал,  Гуров  прибавил  шагу  и  вскоре  оказался  у  конюшни.
Навстречу шли три женщины и  Рогозин.  Плотная,  однако  стройная  молодая
женщина с русыми коротко стриженными волосами строго спросила у Гурова:
     - Вы где  были?  -  лишь  по  голосу  Лева  узнал  Григорьеву.  -  Не
расслышали? Я спрашиваю, где вы были?
     -  На  трибунах,  -  ответил  Лева,  совершенно  не  понимая,  почему
отчитывается.
     - Я  вас  прошу,  -  приказным  тоном  сказала  Нина,  повернулась  к
спутникам. - Минуту, - и пошла назад к конюшне, не сомневаясь,  что  Гуров
идет следом. Он действительно шел. - Я вас  прошу,  -  входя  на  конюшню,
повторила наездница. - Либо здесь, либо там.
     - Меня интересуют не только лошади, но и люди, - Гуров остановился  у
стойла  Гладиатора,  Нина  прошла  дальше  одна,  повернулась   и   громко
повторила:
     - Либо здесь, либо там. Вы наверняка достаточно побывали на трибунах,
-  она  остановилась  у  висевшего  на   стене   ящика,   где   в   разных
отделениях-ячейках  лежали  подковы,  персональные  для   каждой   лошади.
Тоненькие точеные подковы, согнуть такую, пожалуй, сумеет  любой  мужчина.
Нина придирчиво оглядывала какую-то пару, Лева подошел и спросил:
     - Простите, Нина, почему вы считаете для себя возможным разговаривать
со мной в подобном тоне?
     Нина резко  повернулась,  тряхнула  влажными  волосами,  нахмурилась.
Гуров смотрел сверху вниз, смотрел  твердо,  он  знал,  что,  если  сейчас
проиграет, его выставят с конюшни. Ведь ей легко и просто зайти в дирекцию
и попросить перевести писателя в другое тренотделение.  Гуров  чувствовал:
чаша весов колеблется, сейчас Нина ответит, ответ станет окончательным.
     - Нехорошо, - добавил Лева, и его чаша перетянула.
     "Нехорошо". Лева любил это  слово,  часто  им  пользовался.  Простое,
мягкое, оно, никого не обижая, касалось чего-то сокровенного, возвращало в
детство. Лева часто наблюдал, как  люди,  не  реагировавшие  ни  на  какие
слова, услышав, что поступают нехорошо,  вспыхивали,  смущались,  пытались
объяснить, что жизнь штука сложная, затем понимали, что прячутся за слова.
Нехорошо.
     -  Писатель.  Психолог,  -  Нина  наклонилась   к   подковам,   вновь
выпрямилась, подняла голову. Она доставала Леве лишь до  плеча.  -  Я  вас
очень прошу: в тот день, когда вы  работаете  на  конюшне,  не  ходите  на
трибуны. Хорошо? Выберите для этого, пожалуйста, другой день.
     - Постараюсь, - уклончиво ответил Гуров, заговорщицки глядя  на  руки
наездницы, которые перебирали  подковы  Лева  вспомнил,  как  она  держала
лошадь. Натянутые вожжи, натянутые вожжи - и так день  за  днем,  день  за
днем. Какая же сила должна развиться в руках у молодой женщины? Как  ловко
она держит подкову, а ведь она лишь в передней части округлая, а  концы  у
подковы острые. Лева вспомнил  строчки  из  заключения  экспертизы:  "Удар
нанесен  острым  металлическим  предметом.  Удар  был  очень  сильным,   и
маловероятно, что его могла нанести женщина".
     - Смотря какая женщина, как вы считаете, Нина Петровна? -  неожиданно
спросил Гуров.
     - Вы о чем? - Нина все возилась с подковами, и Гуров  незаметно  взял
одну из подков, сунул в карман.
     - Не понимаю, о чем вы? - Нина бросила подковы, отложив свои  заботы,
смотрела на Леву, ждала ответа.
     - Вы очень меняетесь, когда снимаете свою рабочую форму. -  Лева  был
уверен протяни он руку, тотчас получит полновесную затрещину. Он стоял  не
двигаясь, как это делает каждый, входя в чужой сад, где к  нему  подбегает
здоровенная овчарка.
     Нина немного оттаяла и с сарказмом спросила:
     - Начнете ухаживать?
     - Обязательно, как я могу устоять? - чистосердечно ответил Лева.
     - Ну, ну! - Нина рассмеялась, направилась к выходу. - Я  люблю  розы,
только обязательно на длинном стебле, шашлыки и кататься на такси.
     - Запомнил, - ответил Лева. - Вас подвезти?
     - Спасибо, - ответила Нина, направляясь к ожидавшим ее подругам.
     Гуров остался у конюшни, хотел было туда вернуться, но ему  преградил
дорогу седой старик с ведрами в руках. Старика этого Гуров раньше  никогда
не видел на конюшне.



                             ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

     Кирилл Петрович оказался фотокорреспондентом журнала. В прошлом  году
он  делал  фоторепортаж  с  ипподрома.  Стало   ясно,   откуда   Александр
Александрович его знает. Лева составил список  всех  сотрудников  журнала,
выучил имена, отчества и фамилии, как дети учат  иностранные  слова.  Была
суббота, познакомиться  с  сотрудниками  было  невозможно.  Заучив  имена,
отчества, фамилии и должности сотрудников редакции, Лева спрятал список  и
вытащил из сейфа справки,  рапорта  -  в  общем,  все  материалы,  которые
раздобыли братья Птицыны, изучая личную жизнь покойного  наездника  Бориса
Алексеевича Логинова.
     Некоторые полагают, что сотрудники уголовного розыска с удовольствием
работают без выходных. Это несколько не соответствует действительности.  В
субботу и воскресенье люди идут на работу  лишь  в  случае  необходимости,
причем крайне неохотно.
     Однако бега состоятся в воскресенье. Следует  подготовиться,  поэтому
Лева в субботу загорал в кабинете, а не на пляже.
     Материал  на  Логинова  не  представлял  ни  малейшего   оперативного
интереса. Воевал, два ордена,  четыре  медали,  затем  двадцать  семь  лет
работал на ипподроме. Тридцать восемь различных наград и  семь  выговоров,
последние три за появление на работе в нетрезвом виде.
     Жил Логинов в маленькой двухкомнатной скромно обставленной  квартире,
жильцами дома  характеризовался  как  исключительно  скромный,  порядочный
человек. Бывало, у него  занимали,  реже  он  занимал  деньги,  суммы  все
незначительные - десять, двадцать рублей. После смерти жены  жил  одиноко,
изредка сестра зайдет. Порой Логинов не приходил ночевать -  болел  ночной
конюх, и старый наездник дежурил за него.
     Все материалы аккуратно подшиты  и  пронумерованы,  сверху  приложена
записка: "Левушка, ты на правильном пути. Ты кузнец нашего общего счастья,
честь, знамя, светоч  группы.  Долгих  лет  жизни  и  удачи.  Твои  верные
подданные братья Птичкины. P.S. Лева, это хорошо или нехорошо?"
     Издеваются, черти.  На  песочке  сейчас  нежатся.  Нет,  скорее  свою
любимую клубнику на даче собрали, сидят в качалках, выбирают  из  блюдечка
сначала какие похуже, самые сочные оставляют под конец. Хорошо.
     "Кузнец и светоч" отложил бумаги, повертел в  руке  подкову,  которую
взял вчера на конюшне.
     Нина Григорьева, молодые наездники Василий Жуков и Петр Семин, конюхи
- Михаил Яковлевич Рогозин и губошлеп Коля. Один из них либо убийца,  либо
пособник. С наездниками Лева еще не познакомился, сказать о них ничего  не
мог. Коля робок и  добродушен,  убийцей,  конечно,  быть  не  может,  а  в
пособники умный преступник такого парня не возьмет. Нина и старый Рогозин.
     Рогозин? Что он, Лева Гуров, знает о старом конюхе? Мало, до смешного
мало. С  него  и  следует  начать,  изучить,  понять,  разобраться  в  его
психологии.  Нет,  начать  следует  с  мотива  преступления.  Мотив   даст
возможность определить психологическую модель личности преступника. А  это
чуть  ли  не  больше,  чем  словесный  портрет.  Тогда  ненужное  отпадет,
останется один, максимум два человека.
     Итак, мотив.
     Убийство с целью обогащения, видимо, отпадает, так как ни  денег,  ни
иных ценностей у Логинова не было. Убивать  из  мести?  За  что?  Женщина?
Несерьезно. Логинов обманул убийцу, нанес ему ущерб? Возможно.
     Лева составил список подозреваемых, отнес  в  картотеку,  вернулся  в
кабинет и задумался о Нине Григорьевой.  Двадцать  восемь  лет,  наверное,
замужем была. Почему была? Нет, сейчас точно незамужняя, чувствуется в ней
свобода и независимость. Жены, они все с сумками,  пакетами,  вечно  домой
торопятся, озабоченные.
     За что Нина могла мстить Логинову? Мотив? В своих рассуждениях  Лева,
описав окружность, вернулся к отправной  точке,  взял  подкову,  покрутил,
приложил к виску, она  оказалась  холодной.  В  понедельник  Лева  отнесет
подкову экспертам. Категорического заключения: мол, таким и  только  таким
предметом нанесли смертельный удар,  конечно,  он  не  получит.  А  вот  в
следующей  формулировке  Лева  не  сомневался:  "Рассмотрев...  сравнив...
тщательно исследовав...  удар  мог  быть  нанесен  острым  концом  конской
подковы".
     Лева положил подкову на  стол,  все  свои  рассуждения  расставил  по
местам.
     Удобное место конюшня, ситуация предельно подходящая. Время убийства?
Идут интереснейшие заезды, все свободные  от  работы  наездники  и  конюхи
находятся в трехстах метрах, на  кругу.  Вновь  Лева  представил:  длинные
белые здания конюшен, ленивые собаки,  пропасть  собак.  У  тренотделения.
Григорьевой  никого,  но  от  соседних  конюшен  участвовало  в  последних
заездах,  если  верить  воскресной  программе,  восемь  лошадей.   Значит,
шестнадцать раз пробежали конюхи и  шестнадцать  раз  проехали  наездники.
Графика никакого составлять не  стоит,  непрерывное  движение  прямо  мимо
ворот, через которые надо войти, а затем и выйти. Страшно, очень  страшно,
как же