у неплохой.  Ты,
Юрий, чувствуешь себя нормально, соображаешь? Ты  меня  выслушай,  потом
отправишься в камеру, подумаешь, а к вечеру мы продолжим.
   - И думать не стану, и разговору не будет, начальник!
   - Значит, так, - Гуров вновь прошелся по кабинету, - сейчас  на  тебе
лишь машина неизвестного происхождения  -  вес  пустяковый.  Отравленную
авторучку  тебе  никто  не  предъявил.  Однако  она  имеется,  изъята  с
соблюдением  всех  юридических  формальностей.  На  ней   имеются   твои
пальчики, которые сняты, зафиксированы, оформлены. Ты заявишь, что ручка
лежала в бардачке, ты ее взял и не знал, что  она  является  смертельным
оружием. Так? Прекрасно! Теперь внимание! - Гуров  остановился  у  окна,
помолчал,  давая  возможность  преступнику  сосредоточиться.  -  Я  твое
детское вранье записываю, затем приглашаю понятых и сажаю их вот на  эти
стульчики. Взгляни на стульчики, дурачок!
   Савиков невольно посмотрел на стоявшие вдоль стены стулья.
   - Я зачитываю понятым твои показания и говорю примерно так... - Гуров
почесал в  затылке,  изобразил  задумчивость.  -  Прошу  вас,  гражданин
Савиков, протяните руку, а я распишусь на вашей ладони  ручкой,  которая
была у вас изъята.
   Савиков качнулся, чуть не упал со стула.
   - Пойдешь на смерть,  Юра?  Не  пойдешь!  Откажешься!  Я  твой  отказ
зафиксирую, понятые бумагу подпишут, ручка со  всеми  документами  будет
приобщена к делу. И у тебя, Савиков, покушение  на  убийство  с  заранее
обдуманным намерением. И по суду червонец особого режима как  мечта.  Ну
до данного места мы добрались. У тебя по первой  части  возражений  нет?
Чего ты молчишь, икаешь, отвечай! Если есть,  я  готов  тебя  выслушать.
Молчишь? Значит, возражений нет, - Гуров взял  стоявший  на  подоконнике
термос,  налил  в  стакан  крепчайшего,  очень  сладкого  чая,  сунул  в
безвольные руки Савикова. - Слушай, Юрка, а может, я  не  гоп-стопник  и
люди в зоне не зря обо мне трепались?
   - Змей ты, - прошептал Савиков, отпил горячего чая.
   - Ошибаешься. Я человек и сейчас докажу, что человек. Ты взялся  меня
убить, а я зла на тебя не держу. Почему? Я не Христос, когда меня  бьют,
другую щеку не подставляю. Но  понять  ближнего  способен.  Ты  на  игле
сидишь, и мучения твои... - Гуров  передернул  плечами.  -  К  делу,  ты
осознал, червонец я могу тебе оформить, не выходя из кабинета. Дальше ты
рассуждаешь так. Люди в лагере жили, живут и будут жить. А если я  менту
серьезного человека отдам,  то  жизнь  моя  станет  короче  обыкновенной
заточки. Человек серьезный, его  арестуют,  лагерный  телеграф  работает
лучше городского, и жить мне до зоны, а то и в камере  повесят.  Мыслишь
ты складно, только плохо меня знаешь. Ты мне отдашь человека,  а  я  его
пальцем не трону. Тебя с  этой  тачкой  я  отдаю  следователю,  но  ведь
потерпевшего нет, значит, и кражи нет. Покатают тебя,  помуслякают  дней
несколько и выгонят, так как предъявить  тебе  нечего.  Выходишь  ты  на
волю, тебя обязательно встречают. Интересуются, как это ты вышел. Может,
ссучился, сдал людей? Ты отвечаешь, что, кроме машины, ничего  у  ментов
не было, а тачку привязать не сумели. Тогда интересуются: а перо где? Ты
км, натурально, перо  предъявляешь,  только  жало  у  него  разбито.  Ты
поясняешь, что, когда опера тебя брали, ты успел перо в машину воткнуть,
а обломки в карман сунуть. Натурально? Нет, Юрий,  ты  мне  ответь,  так
будет натурально?
   - Натурально, начальник. - Савиков допил  чай,  крутил  стакан  между
пальцев. - Только в песне твоей есть одна нескладушка.
   - Знаю я твою нескладушку, детская  она,  потому  как  мысли  у  тебя
короткие. - Гуров рассмеялся и тоже выпил  чаю.  -  Ты  полагаешь,  мол,
отдам я менту своего человека, а мент он  и  есть  мент,  и  человека  в
момент загребут, меня, Юрика Савикова, на  полную  катушку  и  под  нож.
Такая нескладушка? Ты не молчи, я с тобой как с человеком  разговариваю,
изволь отвечать!
   - Так, так! Я только пасть открою, и я твой с  потрохами!  И,  окромя
слов, ты мне ничего в руки дать не можешь.  Потому  скажу,  что  пел  ты
красиво и песню сложил высоко, а человека я  тебе  не  отдам.  Ты  верно
сказал - люди в лагере жиля, живут и будут жить.
   - Я сказал, что мне тот человек нужен, сказал, что ты мне его отдашь,
значит, отдашь. Подними башку, взгляни на меня! Савиков качнул  головой,
затем поднялся с трудом, выдохнул:
   - Ну? Гляжу:
   - Я кто? Я полковник Гуров Лев Иванович. Я свое имя  больше  двадцати
лет строил! Я в законе! Мне люди не твоего полета верили. У  меня  среди
твоих паханов должников как собак нерезаных! Ты полагаешь, я  свое  имя,
кровью и потом построенное, из-за такой сопли, как ты и  твой  хозяйчик,
враз порушу?
   Гуров говорил негромко, но голос его словно  материализовался,  обрел
плоть и бил, бил сильно. Савиков даже голову втянул в плечи,  пригнулся,
будто по нему стреляли.
   - Я про совесть не говорю, для меня совесть - большая часть души, для
тебя - звук пустой. Но если я слово нарушу, человека твоего повяжу,  что
будет? Люди скажут: Гуров Юрку Савикова взял, тот  человека  отдал.  Так
ведь Юрка битый и за просто так рот бы никогда не открыл. Значит,  Гуров
ему  обещал,  слово  не  сдержал,  продал.  Значит,  Гуров  не  господин
полковник, сыщик и человек чести, а  мент  поганый.  Я  тебе  напоследок
скажу - я не только вас, калек несчастных,  я  в  жизни  и  министра  ни
одного не обманул.
   Савиков, совсем ошарашенный, взглянул на  сыщика,  вроде  застеснялся
даже и сказал чуть ли не извиняющимся тоном:
   - Ладно, ладно, верю вам, господин полковник, записывайте.
   - Нет,  Юрок,  я  в  такие  игры  не  играю.  -  Гуров  отлепился  от
подоконника, потянулся, тяжело вздохнул. - Ты сейчас  брякнешь  сгоряча,
повесишь мне лапшу, я ее несколько дней разгребать буду. Ты иди отдыхай,
думай. Съешь обед, успокоишься, доктор придет, слегка тебя поддержит,  а
вечерком мы с тобой встретимся.
   Сыщик точно разгадал замысел уголовника, того прямо жаром обдало.
   - Вот видишь, мальчик,  я  прав,  торопиться  с  серьезным  делом  не
следует. Думай, как хочешь решай, но обманывать меня не советую.
 
*** 
 
   Савикова увели, в кабинет тут же ввалились Вакуров  и  Крячко,  через
некоторое время не спеша вошел Светлов.
   - Ну что, ребята? - Гуров зевнул, аж за ушами треснуло. - Полагаю, мы
с вами победили.
   - Мы пахали, - буркнул Светлов.
   - Как же вам удалось. Лев Иванович? - спросил Вакуров.
   - Секрет фирмы "Одуванчик", - улыбнулся Гуров.
   - И что же ты ему отдал? - поинтересовался практичный Крячко.
   - Все и отдал, Станислав. - Гуров пожал плечами. - Не базар, в  таких
вещах не торгуются.
   - Он тебя пытался кончить, а ты его на волю! У богатых свои привычки,
красиво жить не запретишь. - Крячко протянул руку:
   - Кто этот человек?
   - Вечером, Станислав, ближе к ночи.  Ты  этого  Савикова  вербуй.  Он
сейчас, после этой истории, на  той  стороне  в  гору  пойдет,  из  него
отличного  агента  можно  сделать.  Только  не  сразу,  пусть  это  дело
отгремит, волна уляжется. С Савиковым работать следует  тонко,  никакого
силового давления. Ты его с иглы сними - он будет твой, и только лаской,
и встречи лишь по необходимости, и как можно меньше бумаги...
   - Учи, учи, - обиделся Крячко. -  Ты,  Лев  Иванович,  великим  стал,
просто академик.
   - Не пыли, Станислав. Если обидел - извини. У нас работы  впереди  аж
до горизонта. Человека мы получили, а трогать его нельзя, нужна техника.
А где ее взять?
   - Ну сегодня, в принципе, технику получить можно, - сказал Вакуров.
   - Тонну бумаги исписать, уйму людей  оповестить,  через  какую-нибудь
дырочку информация уйдет, и мы накрылись медным тазом, - сказал Светлов.
   - Василий Иванович прав. - Гуров  снял  телефонную  трубку.  -  И  мы
пойдем  иным  путем.  -  Он  быстро  набрал   номер,   жестом   попросив
оперативников  умолкнуть.  -   Борис   Андреевич?   Гуров   беспокоит...
Счастливый, потому и застал.
   - Уже минут десять как собрался уходить, -  ответил  Борис  Андреевич
Юдин. - Черт попутал, задержался. Здравствуй, Лев  Иванович,  прошу  без
предисловий,  со  здоровьем  у  меня  все  в  порядке,  намедни  отметил
шестидесятилетие. Можешь не поздравлять, выкладывай, будь ты неладен.
   - Грубый ты человек, Борис, я к тебе со всей душой, а ты...
   - Слушай, давай я тебе отдам миллион зеленых, а ты мне больше никогда
звонить не будешь?
   - Дружбу на деньги?! Какая пошлость!
   - Лев Иванович, прошу, выкладывай.
   - Мне так сразу и неудобно...
   - Тебе? Неудобно на потолке спать,  одеяло  падает.  Говори,  я  тебя
слушаю.
   - Ты знаешь, денег у меня нет, купить не могу,  подскажи,  где  взять
напрокат пару комплектов современного  оборудования.  Я,  между  прочим,
занимаюсь делом, которое тебя, мультимиллионера, очень даже касается.
   - Ах так! - Юдин помолчал, вздохнул:
   - Ты что же, с бандитов переключился на политиков?
   - А ты их различаешь?
   - Ах так! -  повторил  Юдин.  -  Раз  ты  ввязался  в  эту  драку,  я
успокоился. Акела, ты ведь не проигрываешь?
   - В большинстве случаев.
   - Чего не позвонил раньше? Эти Олимпийские игры нас без  ножа  режут,
мы несем колоссальные убытки. Я позвоню ребятам,  наши  деньги  в  твоем
распоряжении...  У  нас  прекращаются  поставки,   от   нас   шарахаются
зарубежные партнеры...
   - Стоп! - перебил Гуров. - Ты же мечтаешь, чтобы я тебе не звонил.
   - Я же не знал!
   - Ты и не знаешь. Ты зовешь меня Акелой, так вот, предупреждаю,  если
в этот раз Акела промахнется, тебе с товарищами придется срочно покинуть
Россию, все ваши денежки, недвижимость  и  прочес  барахлишко  отымут  к
чертовой матери!
   - А что, сейчас такое возможно?
   - В России все возможно! Поэтому отнесись к  моей  просьбе  серьезно.
Мне нужен один человек, предположительно лет тридцати пяти,  образование
высшее, кличка Профессор. По складу ума  аналитик,  мог  консультировать
финансистов, тесно связанных с преступными группировками.
   - Лев Иванович, дорогой, я с данной категорией уже давно  завязал.  Я
финансист международного уровня. Извини, у меня офис в Вене.
   - Помолчи, - перебил Гуров. - Ты там был, кого-то знаешь, твои друзья
тоже в курсе, подними всех, пусть ищут. Ты понял? Теоретик, консультант,
действует только через посредников. Но где-то он должен был засветиться.
Мне этот человек необходим, вам тем более.
   - Лев Иванович, все понял, дай тебе бог здоровья...
   - Хорошо, хорошо, - миролюбиво сказал Гуров, прикрыл трубку  ладонью,
спросил у Крячко:
   - Машина нужна?
   - Господин полковник! - Крячко развел руками, мол, кто же  откажется.
Впервые Станислав назвал Гурова господином полковником; слушая  разговор
сыщика по телефону, впервые за долгие годы знакомства понял,  что  Гуров
не просто удачливее, чуток ловчее, он - господин полковник  и  сыщик,  а
он, Станислав Крячко, хороший оперативник, и не более того.
   - Ну давай твоего электронщика. - Гуров подвинул блокнот, взял ручку.
-  Так,  Сергей  Мироничев...  Отчество?  Хорошо.  -  Он  улыбнулся.   -
Ленинградский проспект  найдем,  давай  точный  адрес.  -  Гуров  быстро
записал адрес, спросил:
   -  Ты  убежден,  что  электроника  будет  соответствовать?  В  России
электроника высшего класса? Завираешь. Я подошлю своего парня, нужно два
комплекта,  полный  джентльменский   набор:   прослушивание,   слежение,
переговоры. Ну все. Будем живы - вернем. Да, Борис, еще  мне  нужны  две
машины... "Жигули" с хорошими движками.
   - А пистолеты у вас хотя бы имеются? - рассмеялся Юдин.
   - Черный юмор, Борис. Когда дело доходит до пистолетов, льется кровь,
и ты можешь не получить назад твои паршивые тачки.
   - Тьфу на тебя! - Юдин действительно сплюнул. - Я  сделаю  что  могу,
звони вечером домой.
   - Договорились. Машины подгони к Петровке, техпаспорт -  в  ящик  для
перчаток, пусть позвонят снизу, спросят подполковника  Крячко,  -  Гуров
продиктовал номер. - Спасибо и удачи!
   - Спасибо и удачи! - ответил Юдин и положил трубку.
   - Борис, - Гуров протянул Вакурову листок, - вот адрес частной фирмы.
Улочка где-то за метро "Аэропорт". Сергей Мироничев. Получишь у него два
комплекта электроники,  один  для  меня,  второй  вам,  зарядите  против
человека, которого вечером назовет наш убивец. Не стесняйся, спроси, как
техникой пользоваться, ты же темный, словно тунгус.
   - Обижаете! - Вакуров взял листок, спрятал в карман. - Лев  Иванович,
ну вы даете, слов нет. Как вам удается?
   - Оперативник должен быть щедрым и доверчивым, - усмехнулся Гуров.  -
Имеешь возможность - отдай человеку все, не торгуйся,  ничего  сразу  не
проси взамен, если раз из десяти тебе долг вернут, станешь богатым.
   - О доверчивости у тебя здорово получилось, - сказал Светлов, крякнул
и поднялся со стула. - Эх, старость не радость.
   - Ну, идите. - Гуров взглянул на Крячко:
   - Я посижу за твоим столом, ладно? Дух перевести  требуется,  у  меня
через час тяжелейшая встреча.
   - Только один вопрос,  -  сказал  Крячко.  -  Ты  дунул  в  отношении
Профессора. Хочешь, чтобы волны пошли?
   - Конечно. Мне надо его напугать, вынудить защищаться. Чтобы он думал
не о том, кого еще из окружения спикера убить,  а  о  собственной  шкуре
беспокоился.
   - Ты сам знаешь, что он первым делом предпримет?
   - Он уже предпринял, Станислав, - ответил Гуров. - Ты  видел,  какого
дерьмового исполнителя он послал. Нет у него  профессионала  и  быть  не
может, потому как он личных контактов с убийцами не имеет. Я вот  сейчас
передохну, поеду встречусь кое с кем, так на него такая волна покатится,
что он, Профессор, о полковнике Гурове забудет, норку начнет искать.  Мы
же его из любой дырки выковыряем.
   - Смотри, - с сомнением в голосе произнес Крячко. - Твоими устами  да
мед бы пить. Отдыхай и удачи. К вечеру, как я понял, ты прибудешь?
   - Обязательно.
   Крячко взялся уже за дверную ручку, задержался и, как  будто  лениво,
спросил:
   - Ну а коли задерживаться начнешь, где искать тебя прикажешь?
   - Иди, иди, заботник! - Гуров подождал, пока Крячко  выйдет,  опустил
голову на скрещенные на столе руки, попытался вздремнуть.
   Всплыла  перед  глазами  утренняя  встреча  с  супругами   Гораевыми.
Холодный взгляд спикера и злые глаза мадам, за которой тащили к лимузину
тяжелые чемоданы. Супруги явно повздорили и винили  во  всем  настырного
милиционера,  который  лез  куда  не  следует.   Словно   сыщик,   пусть
перестраховываясь, не пытался  уберечь  их  от  беды,  а  из  вредности,
воспользовавшись случаем, портил высокопоставленным особам жизнь.  Сыщик
задремал...
 
*** 
 
   На двери частного  кафе  висела  табличка  "Закрыто  на  ремонт",  но
здоровенный парень, стоявший в тамбуре, увидев Гурова,  открыл  дверь  и
приложил ладонь к форменной фуражке:
   - Здравия желаю, вас ждут.
   Сыщик вошел в кафе в семнадцать часов,  как  и  было  договорено.  За
столом сидели пятеро мужчин - четыре брюнета и блондин.
   В уголовном мире нет ни президента, ни спикера, есть члены парламента
- "авторитеты". Рейтинга не существует, и неизвестно,  кто  первый,  кто
десятый, но эти пятеро были из элиты.
   - Здравствуйте, господа, - Гуров кивнул и подошел к  человеку,  через
которого организовал эту встречу. - Здравствуй, Шалва  Давидович,  давно
не виделись. Спасибо, что пригласил людей. Спасибо всем, что согласились
со мной встретиться.
   Шалва Гочишвили, по кличке Князь, был невысок,  телом  грузен,  лицом
широк, под горбатым нависающим носом - щетинистые усы,  огромные  черные
глаза были доброжелательны, в глубине глаз светилась то ли хитринка,  то
ли смешинка - не разберешь. Он  тяжело  поднялся  из-за  стола,  положил
широкую  ладонь   на   плечо   сыщика   и   со   свойственной   грузинам
торжественностью произнес:
   - Мой старинный неприятель и друг  Гуров  Лев  Иванович.  Друзья,  он
человек серьезный, абсолютно надежный, его слово - мое  слово.  Присядь,
Лев Иванович, я тамада опытный, но за таким столом сижу первый  раз.  Не
знаю, как надо: представлять людей - не представлять?
   - Не стоит! - резко сказал блондин.
   И по его тону, плохо скрываемой злости Гуров  понял,  что  перед  ним
враг. Видно, я его где-то  когда-то  зацепил,  по  делу  он  у  меня  не
проходил, но я его знаю. Гуров посмотрел  блондину  в  лицо,  замелькали
перед глазами, строчки рапортов, донесений, ориентировок.
   Лет сорока, рост высокий, широк в кости, сутулится, нос прямой, глаза
светлые, посажены близко, череп с боков приплюснутый, - видно, при родах
накладывали  щипцы,  -  лицо  вытянутое,  с  огромной  челюстью.  Кличка
Челюсть, вспомнил Гуров и в ответ на недоброжелательный  взгляд  открыто
улыбнулся.
   - Марат Петрович, вы слишком известный человек, чтобы я, занимающийся
своим ремеслом более двадцати лет, не знал вас  в  лицо.  И  имя  у  вас
красивое, запоминающееся. - Гуров оглядел присутствующих, каждого одарил
улыбкой. - Я каждого из вас прекрасно знаю  и  еще  раз  благодарю,  что
пришли.
   -  Говорил  я  вам,  люди,  на  хер  нам  нужны  эти   посиделки!   -
Власов-Челюсть,   единственный   русский,   оказался   самым   злым    и
несдержанным. - Толку быть не может, волк собаке не друг и не брат!  Кто
кого за горло первым схватит, тот и верх держит! И люди нас не поймут! -
он махнул ручищей, опрокинул бутылку водки. - Люди  скажут  -  с  ментом
связались, водку с ним пили, хлеб ломали!
   Элита "авторитетов" Москвы, зачем они взяли такого дебила и открытого
уголовника? - недоумевал Гуров. Если я сейчас его не уйму, все полетит к
черту.
   - Умные поймут, а дураку не объяснишь, - сказал  Гуров  и,  чувствуя,
что сидящий рядом Шалва готов вспылить, прижал его ладонь к столу.
   - Ты, конечно, умный, - Власов  скривился.  -  Думаешь,  я  не  знаю,
сколько на тебе крови людской? Сколько мальчиков ты в железо заковал?
   - Много заказал, и крови хватает, Марат Петрович. Но я никогда  своим
товарищам в затылок не стрелял! Ты слышишь, Челюсть? Я - не  стрелял.  И
женщинам пальцы я не ломал!
   Власов-Челюсть вскочил, отшвырнул стул и закричал:
   - Вы все меня попомните! А ты, - он ткнул  пальцем  в  Гурова,  -  ты
умрешь первым! - и выскочил из кафе.
   - Извините! - Гуров развел руками. - Я не виноват.  Зачем  же  такого
человека приглашать к столу?
   - Так получилось, Лев Иванович, - сказал авторитет-чеченец, по кличке
Сека. - Меня Ринат зовут. Ты нас извини.
   - Забудем, Ринат Арифзятович, -  улыбнулся  Гуров.  -  Очень  трудное
отчество у тебя. Скажи, а кличка Сека от  карточной  игры  прилипла  или
нет?
   - От карт,  -  признался  Ринат.  -  В  детстве  играл,  жульничал  -
вспоминать стыдно. Ты, полковник, меня по кличке не называй. Хорошо?
   - Конечно, - Гуров согласно кивнул.
   И без того круглое лицо Шалвы расплылось в улыбке,  стало  еще  шире.
Князь нервничал, как-то примут его протеже, а тут  еще  Челюсть  прилип,
стал возникать. Шалва видел, что  мент  попадает  в  цвет.  Чеченец  его
признал, два азербайджанца перестали между собой переговариваться,  один
даже улыбнулся. Гуров все понимал, он приготовился к  встрече,  перебрал
всех, кто может прийти, знал, что, если он  хочет  добиться  результата,
сначала надо произвести хорошее впечатление.
   -  Мелик   Юсуф-оглы?   Рафиз   Аза-оглы?   -   обратился   Гуров   к
азербайджанцам. -  К  вашему  столу  гость  пришел,  а  вы  молчите,  не
угощаете. Я в Баку давно не был, но хорошо  помню,  как  меня  принимали
азербайджанцы.
   - А ты не гость, ты шайтан! - сказал Рафиз и, показывая,  что  шутит,
громко рассмеялся и схватился за голову. - Клянусь Аллахом, я тебя  вижу
первый раз! Откуда имя знаешь?
   - Кушайте, Лев Иванович, угощайтесь, - вмешался в разговор  Мелик.  -
Пить, я понимаю, вы не станете?
   - Не стану,  потому  как  не  наливаете,  -  усмехнулся  Гуров,  взяв
круглый, еще теплый хлеб.
   - Откуда человек наши имена знает? - воз