нужно, чтобы груз прошел нашу западную
таможню, и мы убедились, что все чисто  и  потеряли  интерес  к  товару,
поступающему из Вьетнама.  Ларчик  просто  открывался,  а  мы  с  тобой,
Станислав, головы ломали. Нет интереса к  товару,  можно  выслать  новую
партию. И коли мы начинаем работать порознь, я  вас,  господин  генерал,
убедительно прошу, подумать и взвесить, прежде  чем  потрошить  груз  на
восточной границе. Иначе  мы  захватим  героин  или  кокаин,  сактируем,
уничтожим и уйдем на пенсию.
   - "Мы" - это Петька Орлов? - усмехнулся Орлов.
   - Далее, по убийце и ключевой фигуре мафии,  работающей  в  "Стоике".
Похоже, что мы с моим другом... - Гуров выдержал паузу и наградил Крячко
взглядом, от которого  сыщик  поежился,  -  ...  с  моим  верным  другом
Станиславом зацепились. Только предположительно, и он работает. К слову,
все материалы по  убийце  находятся  в  следственном  деле  прокуратуры.
Только ни следователь, ни доблестные оперативники МУРа, которые и добыли
улики, не видят, что держат в руках. Данный факт, как говорится, факт их
биографии.  Частные  сыщики  ничего  от  правоохранительных  органов  не
скрывают и под  полой  не  прячут.  Я  только  не  нанимался  заниматься
ликбезом. Предлагаю, установив убийцу,  пока  его  не  трогать.  Почему?
Доказать не могу, однако убежден, что изъятый убийцей  наркотик  еще  не
передан для отправки. Бухгалтера убили потому, что он  увидел  человека,
который... - Гуров запнулся. - Уже  говорили,  Станислав  того  человека
ищет.  Далее.  Струсил  юрист  Банков,   начали   разбираться   с   ним.
Небезызвестный сыщик Гуров крутится  рядом,  мешает,  пугает.  Никто  не
станет в такой момент брать в руки многомиллионный груз и не потащит его
"почтальону". Убийца ждет, и  мы  должны  набраться  терпения.  И  брать
следует всех скопом в  момент  передачи  или  прохождения  "почтальоном"
таможни и границы. Кто он такой? Депутат? Министр? Не  знаю,  жизнь  нам
его укажет. А еще лучше на границе его не трогать,  пропустить,  передав
Интерполу. Там работают профессионалы, пусть они и решают,  когда,  где,
каким образом.
   - И Россия окажется в дерьме по самые уши, - подвел итог Орлов. -  Не
говоря уже о том, кто всем делом будет  заниматься?  Ванька  с  Васькой?
Левка со Славкой? - он  указал  на  Гурова  и  Крячко.  -  Нужна  группа
профессионалов, верных, технически оснащенных. Оперативников я найду. Но
как получить разрешение на  создание  такой  группы,  не  оповестив  лиц
заинтересованных?
   -  Россия  окажется  в  дерьме  из-за  того,  что  один,  даже  очень
высокопоставленный чиновник коррумпирован? И выявили его русские сыщики!
А сейчас мы все в белом, хотя на Западе пресса трубит:  "Красная  дорога
белой смерти". В начале разговора ты, Петр Николаевич, сказал, что  двум
богам не служат. Мы  согласны.  Ты  при  погонах,  на  службе  у  власть
предержащих, мы - частные сыщики, законопослушные граждане. Мы  изложили
свои соображения другу, старому сыщику. Ты решай, тащить наше барахло  в
генеральский кабинет или оставить на этой  кухне.  Как  создать  группу,
нужно ли ее создавать вообще, как  уберечься  от  прессинга  чиновников?
Такие вопросы решает генерал, начальник главка, а не мы, сирые и убогие.
   - Ничего, настанет мой день! - Орлов  встал,  подтянул  тренировочные
штаны, вынул из буфета бутылку коньяка. - Настанет мой  день!  Я  возьму
сучковатую палку, и тогда, Лева, посчитаемся!
   - Станислав! - Гуров рассмеялся. - Этот  кряжистый  пень  прост,  как
передовица  коммунистической  "Правды".  Сейчас  мы  должны  стоять   на
четвереньках, так как мы мелочь штатская, а он генерал. А  потом  он  не
даст нам подняться, потому как возьмет в лапу  сучковатую  дубинку.  Ну,
давай, Станислав, выпьем за его здоровье и терпение!
   -  Как  ни  мучилась,  а  родила!  -  Крячко   опрокинул   стакан   и
перекрестился. - Ну, так как я окончательно ссучился, стучу на друга, то
вновь поднимаю вопрос, - он обсосал дольку лимона, чуть было не  сплюнул
под ноги. - Что будем делать с настырным парнишкой, который забавы  ради
прихватил винтарь с оптикой и топчется под окнами?
 
*** 
 
   Прошло три дня.  Ивана  Прокофьевича  Жмыха  похоронили  скромно,  но
вполне достойно, с цветами, фальшивыми словами и пьянкой, организованной
заместителем покойного, который и возглавил довольно жалкую коммерческую
деятельность СП. Юрий Петрович Еланчук бездельничал, отсиживал  в  своем
кабинете   положенные   часы,   порой   проверял   охрану,   исправность
сигнализации. Виктор Жеволуб, ранее возивший и охранявший Валентино и  в
нужный момент оказавшийся, у  зубного  врача,  поступил  в  распоряжение
Еланчука. Выяснилось это крайне просто. На следующий день после похорон,
когда бывший гэбэшник еще не ознакомился с  газетами,  раздался  стук  в
дверь.
   - Не заперто, - привычно  сказал  Еланчук,  разворачивая  "Московский
комсомолец".
   Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы пропустить  грузную  фигуру
Жеволуба.
   - Здравствуйте,  Юрий  Петрович,  -  тихо  сказал  он.  -  Разрешите?
Надеюсь, не помешал?
   - Виктор? - Еланчук  отложил  газеты,  смотрел  удивленно.  -  Ты  не
заболел? Стучишь, а не открываешь дверь ногой,  здороваешься,  бормочешь
вежливые слова. Прямо чудеса в решете.
   - Я поступаю в ваше распоряжение, Юрий  Петрович,  -  Жеволуб  тяжело
вздохнул и вытянулся. - Такие дела, приказано.
   Еланчук догадывался, что доверенный  покойного  имеет  свою  связь  и
служит водителем, охранником и осведомителем. Мафиози  секретничали,  но
гэбэшник в своей жизни знал столько секретов, что новые  его  совершенно
не интересовали. Он ничего у Жеволуба не спросил: ни  кто  приказал,  ни
кому это нужно.
   - Присаживайся, - Еланчук указал на  стул,  подождал,  пока  охранник
усядется, добавил:
   - Кое-какие бумажки просмотрю и побеседуем.
   Жеволуб молча взгромоздился на стул. Еланчук открыл папку, в  которой
лежали уже просмотренные документы. Гэбист давно разобрался  в  сидевшем
напротив человеке. Он небольшого ума, но отнюдь не  дурак,  каким  хочет
казаться, хитрый, хорошо знаком с оперативной работой, сам служил  много
лет. Организация имеет с охранником  прямой  контакт  и  ценит  его  как
исполнителя, человека, которым легко манипулировать.
   Еланчук не обращал на него особого внимания, общался с ним  только  в
присутствии Валентино, терпел наглость, как терпят  злую  собаку  своего
хозяина. Теперь ситуация изменилась,  "простак"  с  пистолетом,  человек
хитрый  и  сравнительно  опытный,  поступил   в   его   непосредственное
распоряжение. Как себя с ним вести? Не надо придумывать новое, все было,
неторопливо вербовать, верить ему, конечно, нельзя,  но  взаимоотношения
смягчить, создав определенную дистанцию. Приняв решение, Еланчук  закрыл
папку, отодвинул, сказал:
   - Значит, бить мне, паршивому интеллигенту, морду ты раздумал.
   - Юрий Петрович! - возмутился Жеволуб. - Как вы могли подумать?
   - Конечно, я не прав, - Еланчук озорно подмигнул. - Ты  не  раздумал,
лишь отложил мордобой до лучших времен. Я тебе вот что скажу, дорогой ты
мой.  Мне  приходилось  работать  с   ребятами   и   глупее,   и   менее
образованными, и круче  сваренными.  Как  видишь,  я  жив,  слава  богу,
здоров, - он посмотрел на свои холеные  руки,  словно  благодаря  именно
этим рукам и сохранил жизнь и здоровье. - Ты такой и совершенно ни в чем
не виноват. Ты не поверишь, выйдя за дверь, станешь смеяться,  но  я  на
тебя не сержусь, зла не имею и отыгрываться за прошлое не собираюсь.
   Он замолчал, выждал, пока охранник перестанет изучать пол и  поднимет
глаза, досмотрел в них проникновенно.
   - А мог бы, Виктор, расправиться с  тобой  легко  и  просто.  Ты  мне
веришь?
   Жеволуб пробурчал нечленораздельное и вновь уставился в пол.
   - Не понял. Ответь, пожалуйста, внятно.
   - Верю, шеф! - охранник расправил широкие плечи.
   - Смешной ты, Витя, сил нет, - Еланчук  покачал  головой.  -  Вот  ты
подумал, как бы  здорово  врезать  этому  хлыщу,  то  есть  мне,  твоему
непосредственному начальнику. Мысли у тебя короткие, как у  Буратино.  А
ведь парень ты по сути неглупый и, когда надо, очень сообразительный. Ты
ко мне быстро привыкнешь, мои костюмчики, платочки и то, что я матом  не
ругаюсь, перестанешь замечать. Сегодня ты выходной, опохмелись, но  знай
меру. Будь здоров.
   - Спасибо, шеф, - Жеволуб тяжело поднялся, шагнул к двери,  обернулся
и повторил:
   - Спасибо. Когда дверь закрылась, Еланчук сказал:
   - Простой ты парень, но повернуться к тебе спиной я остерегусь,  -  и
развернул газету.
   Он просматривал газеты, думал  об  Организации,  о  сложности  работы
иностранцев в России. Если он, Юрий Петрович Еланчук, родившийся в  этой
стране,  никак  не  мог  привыкнуть,  что  в  любой  момент  тебя   ради
сиюминутной копеечной выгоды могут подвести в деле, которое завтра сулит
серьезные деньги, то каково чужакам? Они почувствовали во  мне  человека
надежного, рассуждал Еланчук, потому и оставили,  хотя  я  и  засветился
одновременно с Валентино. Но его ликвидировали, а меня оставили, видимо,
"законсервируют". Такой вариант Еланчука вполне устраивал.
   Он разобрался в системе транспортировки товара,  понял,  что  главная
фигура сидит непосредственно в "Стоике",  а  еще  более  важная  персона
существует  в  иной  среде   обитания.   Об   этом   человеке,   который
непосредственно переправляет наркотик через западную границу, Еланчук не
желал и думать. Бизнесмен, банкир международного масштаба,  запутавшийся
в липких сетях наркомафии,  или  высокопоставленный  чиновник,  которого
цинично купили, - не имеет значения.  Если  Гурова  не  ликвидируют,  он
обязательно доберется до "перевозчика", кем бы тот ни был.
   Еланчук знал, представитель "центра" все еще в Москве,  так  как  тот
ежедневно звонил, интересовался здоровьем, пару минут вел  пустопорожние
разговоры. Значит, добраться до Гурова не удается, а пока сыщик жив,  не
может шелохнуться и человек мафии, работающий в "Стоике", и наркотик  не
передан по цепочке,  а  временно  захоронен  здесь,  в  Москве.  Еланчук
относился к  Гурову  двояко.  С  одной  стороны,  сыщик  раздражал,  был
инородным существом, гэбист презирал фанатиков. С другой стороны,  Гуров
ассоциировался с бойцом-чемпионом, который дерется потому, что  дерется,
ничего другого не умеет,  но  свое  дело  выполняет  классно.  Возможно,
подсознательно Еланчук тоже хотел стать  лишь  профессиональным  бойцом,
драться лишь в  ринге,  быть  над  политикой.  Белые,  красные,  зеленые
политики-хамелеоны известны с доисторических времен, мир сложен и  прост
одновременно,  существует   добро   и   существует   зло.   Наркотик   -
общепризнанное зло, торговцы "белой смертью" презирают наркоманов, но от
этого меньшим злом не становятся. И он, Еланчук, человек талантливый, не
злой, в иных вопросах гуманный, продался  за  деньги.  Он  не  обманывал
себя, называл вещи своими именами,  объясняя  происшедшее  просто,  мол,
жил-был человек, честно работал,  старался  защищать  добро,  но  его  в
расцвете сил выбросили за борт. У него свой  окоп,  он  обязан  защищать
жену и детей, защита очага  -  естественная  потребность,  долг  каждого
мужчины. Для защиты необходимо оружие, сегодня  самое  мощное  оружие  -
деньги. Он зарабатывает деньги для защиты своих детей, но  в  результате
его деятельности гибнут люди, рождаются уроды.  Еланчук  знал  об  этом,
отвечал себе, что в результате деятельности  человека  на  Земле  гибнет
сама Земля, гибнут от голода миллионы людей.
   А Гуров? Он одинокий волк, боец,  на  него  интересно  посмотреть  из
мягкой ложи. Здорово  бьется  человек.  Еланчук,  наблюдая  за  Гуровым,
испытывал чувство корпоративной гордости. Вот  какого  бойца  спецслужбы
воспитали - наркомафия ощетинилась, торчит пень на дороге, не обойти, не
объехать, а закопать не могут.
   Еланчук  понимал,  что  весь  состоит  из  противоречий.  Если  Гуров
уцелеет, то придет и его, бывшего гэбиста, черед, однако, не  скоро,  уж
очень много на пути сыщика преград.
   Он сложил газеты, так и не поняв, что  читал,  главное,  зачем?  Дума
объявила амнистию, погибли люди, никто за их  смерти  не  заплатит.  Так
чего ему, рядовому Еланчуку, думать о совести? Абсолютно не к чему.  Вот
он и не думает.
 
*** 
 
   И уж совсем не имел понятия о  совести  Федор  Ивлев,  киллер,  палач
мафии. Говорят, проституция - древнейшая профессия. А  профессия  палача
появилась на свет вместе с телевизорами марки "Сони"?  В  старые  добрые
времена палач работал  в  комфортных  условиях.  Ему  приводили  жертву,
ставили поудобнее, палач  отрубал  голову  прилюдно,  ничем  не  рискуя,
забирал гонорар и отправлялся домой. Пить чай, любить жену,  подстригать
газон. Сегодня работа у палача муторная, опасная.  Приговоренного  никто
привести не удосужится, сунули фотографию  да  адрес,  действуй,  добрый
молодец, на свой страх и риск.
   Признаться,  в  последнее  время  Федор  приобрел  авторитет  и  хотя
отказаться от работы не мог, но выдвигал  определенные  условия.  Так  и
сейчас, почувствовав, что Гуров превратился из жертвы в охотника и напал
на след, киллер ушел в сторону, не  торопясь  начал  подготовку  заново.
Хозяева отреагировали спокойно,  сообщили  телефон  для  связи,  обещали
помощь. Он появился на Суворовском бульваре, осмотрел дом, выяснил,  что
подъезды проходные, даже поднялся на этаж, взглянул на дверь в  квартиру
Гурова, удивился, что опытный  человек  доверяет  обыкновенным  серийным
замкам.
   Каждый день, ровно в восемь  утра  и  а  одиннадцать  вечера,  киллер
набирал указанный ему номер, просил к телефону Веру Петровну.  Спокойный
мужской голос вежливо отвечал, что Веры нет дома, и просил  перезвонить.
Чем дольше Федор кружил вокруг дома Гурова, тем яснее понимал,  что  без
помощи со стороны опытного сыщика не взять.  Он  не  обыватель,  ведущий
размеренный образ жизни, явно был насторожен, за  три  дня  убийце  лишь
один раз удалось увидеть, как Гуров  вышел  из  подъезда,  направился  в
сторону Кутузовского проспекта. Где бывший мент сел в машину, установить
не удалось. Федор не  рискнул  приблизиться,  если  Гуров  его  засечет,
считай, полный провал. Передавать  по  связи,  что  нуждается  в  группе
поддержки, убийца не хотел. Ему и так дали  отсрочку,  просить  людей  -
значит, расписаться в бессилии,  лучше  выждать,  может,  по  связи  что
подскажут или Гуров успокоится и потеряет осторожность.
 
*** 
 
   Гарик Загранян заведовал мастерскими, где собирали и  освежали  лаком
прибывающую из Вьетнама мебель. Армянин, что нетрудно было определить по
масти, носу, акценту и фамилии, должен был первым заинтересовать  службу
безопасности, так как работал с мебелью, в которой,  по  мнению  Гурова,
прибывал наркотик. Но последний месяц Загранян постоянно летал в Ереван,
что в данное время дело далеко не простое. Он пытался перевезти в Москву
престарелых родителей. Гуров лишь проверил, что Загранян действительно в
Ереван летает и приготовил родителям квартиру, потерял к  нему  интерес,
но вскоре пришел к выводу, что напрасно сбросил армянина со счетов.
   Крячко в офисе  появлялся,  вновь  исчезал  -  полученное  от  Гурова
задание требовало разъездов. Гуров приезжал и  уезжал  в  разное  время,
пытаясь не думать о нависшей опасности и одновременно ни  на  минуту  не
забывать, что в любой момент может оказаться в  перекрестье  оптического
прицела. Отношения с Еленой за прошедшие дни установились ровные, однако
сыщик  порой  ловил  ее  вопрошающий  взгляд,  молчал,  чувствовал  себя
отвратительно,  как  совестливый  человек,  который  задолжал,  о  долге
постоянно помнил, но отдать был не в силах.  С  шефом  сыщик  встречался
ежедневно. Юдин ни о чем Гурова не спрашивал, понимая, что когда новости
появятся и ему сочтут нужным их сообщить, то и расскажут без вопросов  с
его стороны. Он лишь сегодня  утром,  когда  Гуров  заглянул  в  кабинет
поздороваться, сорвался:
   - И долго так будет продолжаться? - Накануне у  Юдина  не  состоялась
заманчивая сделка, и Гуров первым попался под руку.  -  Я  по  наивности
полагал, что служба безопасности обеспечивает покой и безопасность.
   - Наивность и доверчивость, мой друг, свидетельство  не  глупости,  а
чистоты души, - с ходу ответил Гуров, так как афоризм где-то  вычитал  и
неоднократно им пользовался, объясняя собственные ошибки и  просчеты.  -
Настоящий бизнесмен не имеет права срывать  свое  плохое  настроение  на
подчиненных.
   - Я не настоящий, - буркнул Юдин. - Раз пришел, присядь.
   - Какого ты мнения о Заграняне?
   - Ты уже спрашивал. Он отличный специалист  и  кристальной  честности
человек, так что выбрось из головы.
   - Я по твоему совету все повыбрасывал, - Гуров  сел  в  отдалении  за
стол для совещаний, - остался с пустой головой. Сейчас по третьему кругу
перебираю  твоих  умных,  порядочных,  кристально  честных,  главное   -
оставшихся в живых. Меня интересует Гарик Загранян.
   - Интересуйся, профессию ты выбрал сам, - холодно ответил Юдин. -  Он
вечером мне звонил, сейчас должен объявиться.
   - Благодарю, шеф, - Гуров прошел к двери, церемонно поклонился.
   - Елена, Загранян не появлялся? - спросил он, выходя из кабинета.
   - Звонил, сейчас будет, - ответила секретарша, продолжая печатать  на
компьютере.
   - Попросите его заглянуть ко мне.
   - Обязательно, - ответила Елена и улыбнулась.
   - Обязательно, - серьезно повторил Гуров, прошел  в  свой  кабинет  и
тоже сел за компьютер, выставив на экран досье на Заграняна.
   Вскоре, постучав для проформы, объявился и Загранян.
   - Здравия желаю, господин полковник! - сказал  он  весело.  -  Допрос
третьей степени или сначала можно выпить кофе?
   - Если изготовишь две чашки,  то  сможешь  выпить.  Обычно  хмурый  и
молчаливый, постоянно озабоченный либо плохими вестями из Армении,  либо
свалившимися на его голову  беженцами,  сегодня  Загранян  был  весел  и
говорлив. В модной джинсовой паре,  хорошо  сидевшей  на  его  невысокой
ладной фигуре, чисто выбритый, что уже расценивалось как  ЧП,  он  ловко
орудовал у кофеварки, шутливо ругался:
   - Техника! Быстро, еще быстрее! Если это кофе,  значит,  я  китайский
император! Мой дед сидел во дворе и варил кофе. - Он тяжело вздохнул,  -
о том, что дедушка варит кофе, можно было узнать, лишь свернув с улицы в
переулок, за пять домов до нашего. Господин полковник, если вы  не  пили
кофе, сваренный на Кавказе, вы не знаете даже вкуса кофе.
   - Ты, армянин, родившийся в Ереване, говоришь, как еврей из Одессы, -
улыбнулся Гуров, хотя настроение у сыщика было отнюдь не улыбчивое.
   - Еврей, армянин, грузин, какая разница, дорогой?  -  Гарик  поставил
перед Гуровым чашку кофе. - Что хочешь спросить? - В его огромных черных
глазах искрилась насмешка, сквозь которую проглядывала печаль.
   - Спрошу,  -  Гуров  опустил  плечи,  расслабился,  словно  собирался
драться. - Ты выпей плохой кофе  спокойно,  мои  вопросы  тебе  испортят
настроение.
 
*** 
 
   - Я не дам вам слова, что наш разговор останется между нами!  -  Егор
Крупин агрессивно уперся  в  стол,  нагнул  голову,  со  своей  короткой
стрижкой стал похож на приготовившегося к атаке ежа. - С какой  стати  я
должен вам что-либо обещать?
   Гуров сидел в кабинете коммерческого директора,  смотрел  на  хозяина
недоумевающе.
   - Я не сказал "должен", - он достал сигареты, начал искать  зажигалку
- довольно избитый прием, которым пользуются, чтобы оправдать паузу. - Я
лишь прошу, вы вправе отказаться.
   - Простите, Лев Иванович, нервы, - Крупин тоже взял  со  стола  пачку
"Мальборо",  вытряхнул  сигарету,  щелкнул  настольной   зажигалкой.   -
Включишь телевизор,  развернешь  газету,  придешь  на  работу,  в  конце
концов, - везде убийства! Взрывают, расстреливают из всех видов  оружия,
с ума можно сойти!
   - Я ничего не говорил об убийствах, - Гуров  пожал  пл