установить? - вспылил Володин.
   - Думаю, к существу дела это  отношения  не  имеет,  -  сухо  ответил
Гуров. - Капитан Вердин находится в вашем подчинении, задавайте  вопросы
ему.
   - Я хотел бы побеседовать с вашими сотрудниками, которые  работали  в
Париже.
   - Вы меня не поняли, Степан Сидорович, ребята не сотрудники, они  мои
помощники, на них нет никаких дел. Так что встречаться с ними нельзя. Вы
ничего не приобретете, а я потеряю помощников.
   Володин взглянул на Бардина, который кивком подтвердил сказанное.
   - Хорошо, - контрразведчик вздохнул. - Дальше, пожалуйста.
   -  Третьего  февраля  Юлия  Горсткова  вернулась  в  Москву,   но   в
Шереметьеве мы девушку  потеряли.  Сутки  она  где-то  пропадала,  домой
вернулась на следующий день.
   - Как она объясняет свое отсутствие? Где она  находилась?  -  спросил
Володин.
   - Не знаю, - Гуров пожал плечами. - Подобные вопросы вправе  задавать
отец, а не офицер милиции.
   -  Черт  вас  возьми,  у  вас  на  все  есть  ответ,  но  ни   одного
вразумительного! Что говорит папочка?
   - Он не имеет к нам никаких претензий.
   - А не пропадала его дочь?
   - Спросите Юрия Карловича, - Гуров представил себе реакцию  Горсткова
на подобный вопрос и не сдержал улыбку.
   - В старые времена он ответил бы на все мои вопросы! - Володин понял,
что зарвался, но не выдержал и пробормотал:
   -  Дерьмовые  демократы,  совсем   распустились!   -   Контрразведчик
представил, что могут с  ним  сделать,  если  Горстков  узнает  об  этом
разговоре. Ему достаточно  снять  трубку  и  пожаловаться  министру  или
генералу Коржанову.
   Об этом же подумал и замминистра Бардин. Гуров знал, что  никогда  не
передаст финансисту неосторожные слова Володина, знал об этом и  генерал
Орлов, потому сыщики о подобной ерунде не думали.
   - Значит, вопрос можно считать закрытым, вы. Лев Иванович, больше  не
занимаетесь данным делом, - Володин уже говорил тихо, интеллигентно.
   - Чем я буду заниматься - решает мое руководство, - ответил Гуров.  -
Мое  личное  мнение,  что  если  изначально  для  девушки   существовала
опасность чисто  гипотетически,  то  с  сегодняшнего  дня  такая  угроза
становится более чем реальной.
   - Поясните, Лев Иванович, - сказал Бардин.  Орлов  взглядом  приказал
Гурову  молчать  и,  потерев  короткопалой   ладонью   шишковатый   лоб,
недовольно сказал:
   - Разрешите мне,  Николай  Ильич,  -  и  перевел  тяжелый  взгляд  на
Володина. - Почему вы  послали  человека  сопровождать  Юлию  Горсткову?
Откуда, когда вы получили  предупреждение  о  готовящемся  преступлении,
какую ведете работу?
   - Я не вправе отвечать на ваши вопросы.  Я  прибыл  сюда  по  приказу
моего шефа.
   - Задавать вопросы вы вправе, а  отвечать,  так  увольте?  Вы  тут  с
сожалением вспомнили времена, когда власть ваша была значительно больше.
Советую подобные настроения отложить до июня, может, вы и  вернете  себе
былую славу. Но сегодня положение такое, какое оно есть. И я вам, Степан
Сидорович, скажу, что с вами случится, если вы скроете от  нас  хотя  бы
частичку имеющейся информации.
   - Петр Николаевич, прошу вас...
   - Извините, Николай Ильич, это я вас  прошу!  -  перебил  заместителя
министра Орлов. - Меня тридцать лег назад неделю держали  в  подвале  их
ведомства, век не забуду. Я их тогда не боялся, сегодня не боюсь, завтра
не испугаюсь.
   -  Уважаемый  Петр  Николаевич,  вы  не  правильно  меня  поняли,   -
пробормотал Володин.
   - Я таких понимаю с полуслова. Так вот, слушайте и запоминайте!  Лева
- парень интеллигентный, жаловаться на вас  побрезгует,  а  я  мужицкого
роду, потому пощады от меня не  ждите!  Это  дерьмовое  дело  изначально
должны вести вы, а не розыскники. Я  сейчас,  прямо  из  кабинета  звоню
Горсткову, сообщаю ему, что некто  Володин  мешает  нам  работать,  и  я
полковника Гурова с дела снимаю. Я не знаю,  девчонку  убьют  или  вновь
похитят, но точно - в покое не оставят. Что сделает с  вами  руководство
или приложат руку потяжелее, меня не интересует. Все понял? А  теперь  я
тебя видеть не желаю!
   Орлов встал, тут же поднялся и Гуров.
   - Уважаемый Николай Ильич, приношу вам свои  искренние  извинения.  Я
старый человек, плохо себя чувствую, полковник меня проводит.
   Гуров никогда не видел своего друга и начальника в  таком  бешенстве.
Жилы вздулись на шее, казалось,  они  душат  генерала,  огромный  желвак
пульсировал на виске. Полковник распахнул перед Орловым  тяжелую  дверь,
генерал подтолкнул Гурова на выход, обернулся и добавил:
   - Все написать собственноручно, в конце каждой страницы  расписаться,
- и вышел.
   Станислав  Крячко  расхаживал  по  коридору  у  дверей  генеральского
кабинета, глянул на начальников и пробормотал:
   - А до рукопашной дело не дошло, значит, нужен не йод, а нечто иное.
   Станислав исчез, а Гуров и Орлов вошли  в  кабинет,  Полковник  помог
генералу снять тесный мундир,  освободить  галстук.  Орлов  плюхнулся  в
кресло, помассировал затылок, сказал:
   - Годы, мать их в поднебесную, в прежние времена я  таких  щенков  на
завтрак хряпал! Ты много врал?
   - Не имею привычки, ты не обучил, - ответил Гуров, открывая  форточку
и закуривая. - О попытке  затащить  девчонку  в  машину  при  выходе  из
гостиницы промолчал. Так об этом Володину пусть его  малый  докладывает,
который свою башку подставляет.
   - А двоих  молодцов,  что  официантами  прикинулись,  твои  парни  не
видели?
   - Как не видели? - удивился Гуров. - Они же  Юлию  в  машину  сажали!
Валентин Нестеренко даже по морде схлопотал. Еланчук  доложил,  так  как
заявления в полицию подано не было, то скрывшихся не искали, а проверять
улетавших русских - дохлое дело. Ясно, они по липовым документам прошли.
   В кабинет бесшумно вошел Крячко, воровато плеснул в  стаканы  коньяк,
один подвинул Орлову. Генерал кивнул, молча выпил, приказал  жестом  все
убрать. Станислав убрал, но свою порцию быстренько выпил.
   - Лева, думай быстро, что делать. Либо мы немедленно отказываемся  от
этого дела и все валим на "соседей". Или ты впрягаешься, тогда мы за все
в ответе.
   - Решает старший, - быстро ответил Гуров.
   - Решаешь ты и не крути. Тебе вся история в, полном объеме виднее.
   - Мне ничего не видно, Петр. Я даже не знаю, какая в этой игре  масть
козырная.
   - Сто лет в сыске, виски седые, а ты словно придурок! Если мы возьмем
в руки объяснение этого... - Орлов матерно выругался, - обратной  дороги
нет,  только  вперед,  орденов  не  будет.  Мы  должны  сейчас   решить,
немедленно. Если отказываемся, я звоню Бардину, сообщаю,  чтобы  никаких
бумаг не готовили. А там ковер, коллегия, пенсия - неизвестно. Не от нас
зависит, не от ситуации, от того, в каких они на верхах отношениях.  Кто
кого сей момент за глотку держит.
   - Чего решать, когда у меня есть моральные обязательства, перед Юрием
Карловичем Горстковым. Я же не могу явиться к человеку и  сказать,  мол,
да, я обещал, но сегодня обстоятельства изменились, я забираю свое слово
обратно.
   - Можно не являться, ничего не говорить, - Крячко слегка  отстранился
от Гурова. - Поверь, он бы с тобой именно так и поступил бы. Поверь.
   -  Мне  неинтересно  знать,  как  Горстков  поступает   в   различных
ситуациях. Меня интересуют отец, Орлов, Крячко,  главное.  Лев  Иванович
Гуров, которого я уважаю, даже люблю, - сказал Гуров, взглянул на друзей
серьезно, без улыбки.
   - Удивляюсь и многого в жизни не понимаю. Не  понимаю,  как  с  таким
характером ты третий десяток лет на оперативной работе и  все  еще  жив.
Лева, скажи, зачем ты в кабинете Николая прикрыл его и  меня,  отсек  от
получения информации, взял все на себя? Придумал этот  дурацкий  звонок,
не сказал о письме? - спросил Орлов.
   - Трезвый расчет и никакого благородства.  Я  люблю  давать  в  долг.
Когда меня возьмут за горло, Бардин, прикрывая меня, под паровоз ляжет.
   - Надо же, а я считал тебя умным. Он крупный чиновник, в их кабинетах
понятие долга неведомо, - сказал Крячко.
   - А понятие страха? - поинтересовался  Гуров,  и  его  голубые  глаза
словно подернулись ледком.
   - Обязательно, только при чем тут... - Крячко замолчал, откашлялся  и
забормотал:
   - Горстков. Он же знает, кому отдавал письмо...  Ты  просчитал  такую
комбинацию на лету? Все, Лев Иванович, я с тобой больше не играю.
   Зазвонил телефон, Орлов сиял трубку.
   - Петр Николаевич, справка для вас готова, - сказал Бардин.
   - Спасибо, Николай Ильич, я загляну к вам минут  Через  несколько,  -
ответил Орлов.
   - Володину вас подождать?
   - Не стоит, я уже в возрасте, выдержка не та. - Орлов положил трубку.
- Все, мы отошли от причала, куда теперь рулить будем?
   - Пока девочка  не  заговорит,  мы  будем  болтаться,  как  дерьмо  в
проруби. Полагаю, ее может разговорить только Петр Николаевич.
   - Это вряд ли, - возразил Гуров. - Юлией займусь я сам. -  Он  увидел
на лицах друзей недоумение, улыбнулся. - Не лично, конечно.
 
Глава 5 
 
   Наступило воскресенье. У Марии спектакля не было, Гуров на работу  не
пошел, сидя в гостиной, листал скопившиеся  за  неделю  газеты,  изредка
поглядывая  на  любимую  женщину,  которая  расхаживала  по  квартире  с
тряпкой, вытирала пыль.
   После возвращения Марии прошло уже две недели, а она все еще не могла
успокоиться, смириться с тем, что Гуров ни о чем  не  спрашивает,  ведет
себя так, словно ничего не произошло и их  взаимоотношения  не  были  на
грани разрыва.
   - Я часто думаю, что ты не любишь меня, я тебе абсолютно безразлична,
просто удобна.
   Он отложил газеты, оглядел стройную, подтянутую фигуру Марии, даже  в
домашней обстановке она держалась подчеркнуто прямо, ходила в туфлях  на
каблуках.
   - Ты настоящая женщина, умна, коварна, хитра и очень  интуитивна.  Ты
прекрасно знаешь, что я тебя люблю. А говорить об этом не умею, не  хочу
отнимать последние крохи у твоих многочисленных поклонников.
   - Значит, я хитра и коварна? - Мария запустила в Гурова тряпкой.
   - Обязательно. - Гуров  поймал  тряпку  и  положил  на  стол.  -  Это
заложено Богом в каждую женщину, остальные качества одной даны, другой -
нет, у тебя полный набор. Ты ко всему  еще  талантлива  и  красива,  тут
легкий перебор, но я отношусь к нему спокойно. А в отношении удобства? -
Он скорчил гримасу.  -  Удобно  жить  с  пантерой?  Красиво,  экзотично,
обращаешь на себя внимание: ни у кого нет, а у тебя есть. Удобно?  Я  не
мазохист, однако терплю. Главное, я тебя не боюсь, и ты тоже это знаешь.
Ты можешь в любой момент уйти, а порвать меня ты не в  силах.  Я  хотел,
родная, сказать о другом. Сегодня мы приглашены в гости на  обед.  Форма
одежды повседневная, не раут, семейный обед, шесть человек.
   Мария не могла привыкнуть к манере Гурова без всякого перехода менять
тему разговора.
   - Какой-нибудь генерал? Я же знаю, ты  терпеть  не  можешь  ходить  в
гости.
   - Не генерал, только миллиардер, его супруга, дочь с ухажером и мы  с
тобой. Они порядочные приятные люди, кроме того, мне данный обед нужен.
   - Миллиардер и порядочный? Ты смешнее ничего придумать не сумел?
   - Маша, чего только в жизни не случается! - Гуров махнул рукой.  -  Я
знаю ментов, не берущих взятки, больше того,  я  знаком  с  талантливой,
красивой актрисой, ты можешь не верить, однако точно тебе скажу, она  не
тщеславна и умна.
   - Как сказал бы твой Станислав: ври-ври, да знай, где край. Тщеславна
твоя знакомая, тщеславна. -  Мария  прыгнула  на  Гурова,  он  ловко  ее
поймал, поцеловал.
   - Абсолютно не тщеславный человек... - начал Гуров.
   Мария закрыла его губы поцелуем, отдышавшись, сказала:
   - Боюсь я тебя, Гуров! Боюсь!
   - Я тебя никогда не обижу.
   - Ты можешь уйти, уйти не по своей воле...
   - Ах, это! - Гуров поднялся, поставил Марию на  диван,  поцеловал  ей
руку. - Наша жизнь, дорогая, не в нашей власти. - Он посмотрел вверх.  -
Тут все равны.
   - Все, забыли! - Мария не умела, как Гуров, ломать  разговор.  -  Все
под Богом, но  счастье,  что  не  знаем  своего  часа.  Значит,  обед  у
миллиардера? Что за люди, возраст, как одеваются?
   - Обычно, я бы сказал, старомодно и со вкусом. Хозяину лет пятьдесят,
мадам моложе. Обстановка в квартире соответствует.
   - Так! - Мария  задумалась,  побежала  в  спальню,  раздвинула  шкаф,
начала перебирать парады. - А дочка?
   - Блондинка, лет двадцати пяти, как она оденется - понятия  не  имею,
может джинсы надеть, хотя это вряд ли... Я тебя хочу попросить. -  Гуров
замялся,  Мария  перестала  двигать  вешалки,  взглянула   на   него   с
любопытством, даже  настороженно.  -  Я  же  говорил,  ты  кошка,  чуешь
опасность за закрытой дверью. - Гуров изобразил улыбку, тряхнул  головой
и пошел напролом. - У меня к тебе оперативное задание.
   Не вдаваясь в подробности, он рассказал о происшествии в  Париже,  об
исчезновении Юлии в Шереметьеве.
   - Юлия молчит, где провела сутки после  прилета,  и  мне  никогда  не
скажет, а я должен все знать.
   - Значит, обед, как вы называете, лишь оперативное мероприятие, а я в
роли агента? - Мария швырнула какую-то кофточку. - Да никогда в жизни!
   - А кто тебя спрашивает, родная?  -  искренне  удивился  Гуров,  даже
развел руками. - Тебя никто не спрашивает. Сделаешь, куда  ты  денешься?
Так карта легла. Судьба.
   - Бред собачий! - Мария повысила голос, но тут же взяла себя в  руки,
несколько севшим голосом спросила:
   - Ты, случаем, не двинулся? - Она постучала пальцем по виску. - Ты  и
собственную мать способен в агента превратить?
   - Мама для данного задания не подходит. А в случае  надобности  отбил
телеграмму, мама бы вылетела первым рейсом и не  кричала  бы,  спросила,
мол, куда, Левушка, идти  и  что  делать?  И  перестань  размазывать  по
тарелке, я сказал, ты все сделаешь. И не швыряйся  в  меня  туфлями,  не
попадешь. Я плохо  объяснил.  Ты  идешь  мимо  пруда,  в  котором  тонет
ребенок. Рядом никого. Ты что, будешь смотреть, в какой ты блузке, или в
воду бросишься? Юлия стоят на краю и не знает об этом. Спасти  ее  можем
лишь мы с тобой. Я тебе сказал, у тебя выбора нет, поедешь  со  мной  на
обед, познакомишься с семьей, посмотришь квартиру Юлии, соседняя  дверь,
понравишься девушке. Все поняла?
   - Так ты и вербуешь своих агентов? - Мария поняла свою не правоту, но
гонор унять не могла. - Какие вопросы я должна задавать?
   - Никаких, пригласишь на спектакль, там видно будет.
   - Долгая история.
   - У нас быстро редко получается. Теперь обо мне. Я сотрудник милиции,
ухаживаю. В каких мы с тобой отношениях - реши сама, но  лучше  говорить
правду, только без особой любви и сложностей.
   - Короче, мы с тобой любовники.
   - О моей работе ты ничего не знаешь и не интересуешься. Какие у  меня
дела с Горстковым, то есть с ее отцом, тебе неизвестно.
   - Я знаю, что она была в Париже? - Мария  почувствовала  к  "заданию"
интерес, словно знакомилась с новой ролью.
   - О поездке в Париж ты слышала мимоходом.
   - И на что же ты рассчитываешь? Девушка проникнется ко мне любовью  и
доверием, начнет исповедоваться?
   - Это вряд ли, - усмехнулся  Гуров.  -  Юлия  истинной  опасности  не
понимает, однако события последних дней ее, конечно, ошарашили.  Отцу  и
матери девушка ничего не говорит, ухажеру тоже не скажет, близких подруг
у нее  не  просматривается.  Ты  известная  актриса,  женщина  взрослая,
опытная, а поговорить с кем-то по душам человеку необходимо.
   - Ты змей...
   - Есть немного, - согласился Гуров.
   Гуров с первого дня знакомства с Марией  понимал,  что  она  красива,
относился к ее внешности спокойно, не более того. Любил он Марию  не  за
красоту, возможно, за тайну, которая порой проглядывала из-под  пушистых
ресниц, за свободу, некоторую дикость  и  непредсказуемость,  запах,  да
черт ее знает, за что мужчина любит женщину. Факт  остается  фактом,  до
сегодняшнего вечера  к  внешности  актрисы  он  относился  со  спокойной
доброжелательностью, мол, красота женщину не портит, но не в  ней  сила,
через некоторое время общения с человеком о его красоте забываешь.
   Сегодня он выяснил, что  никогда  не  видел  Марию  при  параде,  как
говорится, "на выходе". В  вечер  знакомства  она  находилась  в  дурном
настроении и не в форме, вечерами, после спектакля, усталая, нервная или
вялая, по утрам да, красивая, ну и только.
   Днем, а обед был назначен на три часа, Мария уже пребывала  в  боевой
форме, Гуров, подавая ей невесомую шубку из серебристого меха,  тоже  не
отреагировал на ее внешний вид. Он не хотел садиться за  руль,  так  как
собирался у Горстковых выпить, попросил  Станислава  отвезти  их,  позже
доставить  обратно.  Когда  они  вышли  из   подъезда,   Крячко   стоял,
облокотившись на свой "мерседес", глянул на Марию, слегка отвернулся  и,
судя по движению его губ,  матюгнулся,  затем  распахнул  дверцу,  низко
поклонился, поздоровался.
   - Станислав, я тоже люблю тебя, однако веди себя достойно, -  сказала
Мария и легко нырнула в машину.
   Гуров не понял, что произошло, хлопнул друга по плечу, сказал:
   - Привет, спасибо, что приехал, ты немного не в себе, словно тебя  по
лбу шарахнули.
   - Здравия желаю, - ответил Станислав, прижал ладони к груди,  нацепил
привычную улыбочку. - Я? Все в порядке, господин полковник, -  продолжил
загадочно. - Ты бы поостерегся, сыщик, не вывозил  бы  девушку  в  свет,
держал под замком. Ограбят.
   Гуров думал о постороннем, не мог врубиться, принял  совет  друга  за
чистую монету, привычно тронул  лежавший  в  кармане  "вальтер",  сел  в
машину и ответил:
   - Два ствола, отобьемся.
   Крячко ничего не ответил,  лишь  насмешливо  хмыкнул,  сел  за  руль,
мгновенно  превратился  в  оперативника,   просмотрел   едущие   машины,
аккуратно вписался.
   - Интересно, откуда у  рядового  мента  такой  роскошный  лимузин?  -
насмешливо спросила Мария.
   - Станислав далеко не рядовой, и не отвлекай человека, он на  работе,
- сказал Гуров. - Напомни как-нибудь на досуге,  я  расскажу  тебе,  как
Станислав умыкнул эту телегу.
   Крячко болтовню за спиной не слушал,  смотрел  на  дорогу.  День  был
воскресный, машин на улице было  немного,  через  пятнадцать  минут  они
припарковались, договорились, что Крячко вернется через три часа, и  он,
осуждающе глянув на Марию, укатил.
   Когда они вошли в квартиру и Гуров знакомил Марию с супругами,  Юлией
и стоявшим чуть поодаль Алентовым, неожиданно возникла  короткая  пауза.
Гуров почувствовал легкий озноб, возникающий у него в момент  опасности,
сосредоточился, из галантного  гостя  превратился,  точнее,  вернулся  в
привычную шкуру сыщика. Он отметил, как  Юрий  Карлович  без  надобности
поправил галстук, вытянулся и напрягся и без того статный  Алентов,  зло
прищурилась Юлия и чуть растерянно заулыбалась хозяйка Нина  Дмитриевна.
Гуров перевел взгляд на Марию и в тот момент увидел,  как  она  красива,
понял, что секундное замешательство вызвано именно ее появлением. Умелый
макияж, подчеркивающий высокие скулы, мерцающие из-под удлиненных ресниц
глаза, старомодная прическа, когда волосы  подтянуты,  уложены  в  тугой
узел и  обнажают  шею,  облегающее,  простого  покроя,  видимо,  безумно
дорогое платье,  не  обнажая,  подчеркивало  изящество  и  сексуальность
женской фигуры, простые туфли на очень высоком каблуке - все это  вместе
создавало образ  женщины  из  другого  мира.  Казалось,  она  пришла  из
прошлого века, сошла со старинных фотографий, гравюр и картин, заглянула
в сегодня мимоходом, из чистого любопытства.
   Гуров, который привык в любом обществе находиться в центре  внимания,
сейчас почувствовал, что он лицо лишь сопровождающее.
   - Простите, Мария, вы та самая...  -  произнесла,  слегка  запинаясь,
хозяйка. Актриса простодушно улыбнулась, взяла Нину Дмитриевну под  руку
и смешливо заговорила:
   - Дорогая Нина Дмитриевна, если вы имеете в виду Марию Стюарт,  то  я
другая. - Глянула на Алентова:
   - Поручик Рже