ые.
   Большевики грабили торопливо, они же не знали, что у них впереди  еще
масса времени. При такой поспешности они  прозевали  две  ценные  иконы,
которые во времена нэпа женщины поменяли на  золотые  червонцы,  да  еще
кое-что  из  серебряной  посуды  осталось,  так  что   и   хозяйкам,   и
приблудившему пацану на кормежку вполне хватало.
   Иван подрос, начал скрести снег и махать  метлой,  а  осенью  подошло
время отправляться в школу.  Но  в  роковой  момент  у  матери  случился
роковой роман. "Жених" унес швейную машинку, больше брать было нечего, и
скрылся. А мать запила. Случается, мужчина десятилетиями  из  канавы  не
вылезает, а в баньке попарится, пару дней кваску попьет и  словно  новый
пятиалтынный. У женщин организация иная, ей порой несколько стаканов,  и
она только на четвереньках передвигается,  поднять  ее  можно  только  в
клинике. Баб на России уйма, а клиник - лишь на жен крупных  большевиков
хватает.
   Здоровья матери Ивана  хватило  лишь  на  три  месяца,  останки,  что
выплюнул зеленый змий, схоронили, люди скинулись на похороны  -  люди  в
доме жили обеспеченные. А из пролетариата лишь один, на втором этаже,  и
тот работал мастером. Ивана взяли к себе сестры, у которых он и так  жил
безвылазно.
   В первом классе парнишка  учился  отлично,  затем  похуже,  но  школу
окончил благополучно. Криминал в его жизни присутствовал в виде  обычных
мальчишеских драк да  спекуляции  билетами  в  ближайшем  кинотеатре.  В
общем, никаких предпосылок, что из парня вырастет закоренелый уголовник,
не было. Когда пришел срок, военкомат направил его в армию.
   А вот здесь все перевернулось. Дедовщина в те годы еще  не  расцвела,
но старослужащие держали молодняк  в  строгости.  Неожиданно,  даже  для
самого Ивана, в нем появился твердый характер, произошло несколько драк,
последовала гауптвахта, выйдя с нее, он столкнулся  с  сержантом,  из-за
драки с которым и сидел. Сержант с приятелем  встречали  Ивана  Петрова,
желая  проучить  "салагу"  серьезно.  Надо  же  такому  случиться,   что
неподалеку от места встречи механик чинил автомобиль.  Иван  схватил  из
ящика с инструментами гаечный ключ и проломил сержанту голову.  Дело  бы
замяли и Петров вновь отделался бы гауптвахтой.  Но,  на  беду,  сержант
оказался сыном штабного полковника, и "злостного  хулигана"  отдали  под
суд. Иван Сидорович Петров получил пять лет строгого режима.
   О тюрьмах и лагерях написано более чем достаточно,  в  нашей  истории
ничего нового и принципиального не произошло.  Даже  в  том  факте,  что
крепкого самостоятельного парня в зоне не топтали,  а  воры  хоть  и  не
признали за своего, но отнеслись к парню значительно  внимательнее,  чем
администрация, тоже ничего необычного не было. Ворам люди нужны, это для
политрука человек в зоне что брошенный окурок.
   Особенно Иван приглянулся вору в законе по кличке Стриж. Он  "держал"
зону, имел за плечами убийство и побег, а впереди, так же, как и  Ивану,
Стрижу маячили пять лет.  Он  быстро  оценил  характер  новенького,  его
природные ум и силу, сообразительность в острых ситуациях. Стрижа  очень
привлекали в парне его стойкость, случайная судимость, менты не  обратят
внимания на драку  в  армии,  природная  молчаливость  и  то,  что  Иван
объяснялся на чистом русском языке,  не  имел  наколок,  даже  почти  не
ругался матом, да еще мог ввернуть несколько слов по-английски. "Золотой
мальчик",  звал  Ивана  старый  уголовник,  немного  обучить   правильно
держаться, неоценимый помощник получится.
   Стриж освободился на месяц  раньше  Ивана,  согласно  договоренности.
Обождал  крестника  в  ближайшей  деревеньке,  где  устроился  подсобным
рабочим  на  лесопилку.  Он  написал  нескольким  авторитетным  людям  с
просьбой приехать, потолковать, так как сам имел ограничения и прибыть в
Москву  не  рисковал,  сначала  необходимо  было  обзавестись   крепкими
документами.
   Вернулся из  зоны  Иван  Петров,  ничего  не  спросил,  устроился  на
лесопилку, начал вкалывать. Затем по  одному  прибыли  и  старые  дружки
Стрижа. Они отнеслись к Ивану настороженно, при нем разговоров не  вели.
А если бы опытные уголовники знали, о чем  молодой  парень  думает,  так
попросту пристукнули бы наглеца.
   Иван тихо ненавидел буквально  всех:  и  блатных,  и  ментов,  людей,
сидевших за колючей проволокой и вкалывающих за гроши с утра  до  вечера
на работе. Он не пил, не курил, приспособил тележную ось вместо  штанги,
качал силу. Когда он не ел, не спал и не работал, то часами искал  выход
из  создавшегося  положения.   Он   желал   быть   свободным,   богатым,
независимым. Для своего возраста он прочитал много книг, много запомнил.
Но ни золотоискатели Лондона, ни граф Монте-Кристо явно  не  годились  в
качестве примеров для сегодняшней действительности.
   Своего учителя Стрижа парень презирал, а когда  увидел  его  дружков,
понял, что компания эта  -  люди  на  свободе  временные.  После  долгих
раздумий Иван пришел к выводу, что ему требуется связь  с  КГБ  -  самой
мощной государственной организацией. Он отлично  понимал,  что  никакого
разведчика из него не  получится,  биография  не  позволит,  иностранные
языки надо знать в совершенстве.
   И хотя в книгах и фильмах о героях "невидимого фронта" рассказывалось
благородно и красиво, Иван, парень очень неглупый,  догадывался,  что  в
тайной организации существуют и другие люди, которые белых  перчаток  не
носят, фильмов о них не снимают, ордена им не нужны. И на  такую  работу
даже КГБ подобрать хороших специалистов трудно. Он, Иван Петров,  считал
себя человеком вполне подходящим, даже его судимость могла стать плюсом.
   Оставался  "пустяк",  надо  было  попасть   в   поле   зрения   людей
заинтересованных.
   В  жизни  Ивану  выпадала  то  черная  фишка,  то  светлая,   как   и
подавляющему большинству землян. Шобла Стрижа, прихватив с собой  парня,
перебралась из деревни в небольшой уездный городишко.  Документы  у  них
были в порядке, дел никаких за  спиной  не  числилось.  Постовому  менту
можно было смело смотреть в  глаза  да  спросить,  где  находится  улица
Ленина. Для каждого поселка, где домов было больше десятка, такая  улица
была обязательной.
   Весну тянуло на лето, ватники  пришлось  снять,  с  лагерной  обувкой
расстаться, дружки Стрижа неохотно прикупили Ивану пару штанов,  линялую
куртку, изготовленную очень далеко от России и  проделавшую  всю  дорогу
пешком, от чего иностранные слова истерлись,  но  шик  дальних  краев  в
вещичке остался.  Старенькие  кроссовки  носили  даже  в  Москве,  можно
считать, что Иван был одет по последней  моде.  Крутые  плечи,  короткая
стрижка, ленивые движения  и  безразличный  взгляд  полностью  завершали
портрет только появившегося в России типа молодого бизнесмена, рэкетира,
бандита, их в конце  восьмидесятых  годов  путали.  Правда,  не  хватало
импортной тачки, якобы стоявшей за ближайшим углом,  и  пачки  долларов,
перетянутой  резинкой,  в  кармане,  в  остальном,  внешний  вид   Ивана
соответствовал.
   "Старики" проводили очередное совещание и  выгнали  парня  со  двора.
Иван, волоча ноги, продвигался по центральной улице, когда почувствовал,
как его взяли под руку. То была не ментовская хватка, да и взяли лишь  с
одной стороны.  Иван  реагировал  спокойно,  не  напрягся,  взглянул  на
незнакомого мужчину, который шел  рядом.  Это  был  человек  тридцати  с
небольшим, одетый по-столичному, дорого, но не броско, чуть выше  Ивана,
с безразличным выражением лица, свойственным оперативникам.
   - У меня документы в полном порядке, - сказал Иван не останавливаясь.
   - Я знаю, Иван Сидорович, -  ответил  мужчина,  изобразив  улыбку.  -
Хотелось поговорить, подполковник Хазанов отзывался о вас как о человеке
уравновешенном и благоразумном.
   Подполковник Хазанов был заместителем начальника лагеря, из  которого
Иван недавно освободился. Как все оперативники мест заключения,  Хазанов
имел кличку Кум. Он вербовал заключенных, "слушал" лагерь,  предупреждал
побеги и кровавые разборки,  иногда  удачно,  порой  опаздывал.  Хазанов
беседовал с Иваном больше года назад, пытался склонить к сотрудничеству,
но получил категорический отказ и оставил в покое. Иван Петров не  знал,
что подполковник записал его в особую тетрадь, которую время от  времени
показывал коллегам из бывшего КГБ. Кроме того, Хазанов  держал  рядом  с
Иваном Петровым агента, знал о заключенном много, считал  перспективным.
Каждый заключенный, освобождаясь, порой попадал в агентурную  сеть  ФСБ,
считался  заслугой  Кума,  способствовал  его  продвижению  по   службе.
Практически это была пустая  работа,  так  как  контрразведка  вербовала
агентов из числа освобожденных  крайне  редко.  Освободившиеся  являлись
людьми крайне неустойчивыми, склонными к преступлениям и двурушничеству.
   Капитан, остановивший Ивана, в успех предстоящего разговора не верил,
просто выполнял рутинное задание,  чтобы  потом  написать  рапорт,  мол,
встреча состоялась, положительных результатов не дала.
   - Иван Сидорович,  зайдем  в  хату,  на  улице  промозгло,  -  сказал
оперативник.
   - А чего же ты берешь меня  прилюдно,  люди-то  видят,  -  равнодушно
ответил Иван и достал из кармана спички, хотя он и не курил,  но  спички
при себе всегда  имел,  выждал,  пока  капитан  достанет  сигарету,  дал
прикурить. - Топай, я за тобой пройду.
   Капитан не привык к  подобному  разговору,  хотел  окрыситься,  решил
обиду проглотить, взглянуть, что из встречу получится.
   Дом, в котором он держал конспиративную квартиру, находился  в  одном
квартале, капитан, не оборачиваясь,  поднялся  на  второй  этаж,  открыл
замок и, получив легкий толчок в спину, влетел в квартиру.
   - И в каких только вас школах обучают? - Иван пошел следом, запер  за
собой дверь. - Тебя мои кореша интересуют? Так Кум  Хазанов  должен  был
предупредить, я даже дерьмовых содельников не сдаю.
   - Чай будешь? Знаю, что ханку  не  употребляешь,  -  сказал  капитан,
включил плитку, поставил  чайник.  Иван  опустился  в  потертое  кресло,
взглянул на хозяина внимательнее. По внешности он  был  не  мент,  а  по
манере работать - обыкновенный участковый.
   - Значит, о приятелях разговора не будет. - Хозяин начал накрывать на
стол. - Зазря, ты бы помог нам, мы в долгу не останемся.
   - Пустое, - ответил Иван. - Коли ты обо мне разговор  с  Кумом  имел,
значит, и Стрижа знаешь. Он в законе, и дружки его соответствуют. Я  для
них чужой, они люди битые, языки  не  распускают,  так  что  я  не  знаю
ничего. Да и знал бы -  не  сказал,  вы,  уважаемый,  адресом  ошиблись.
Сейчас в "Арсе", это киношка неподалеку, крутят фильм  "Скованные  одной
цепью". Я кино люблю, сейчас там пребываю. Так что у нас  на  все  ля-ля
час отпущен. Говори, чего надо, и закругляемся. Я так понимаю, вас  сюда
за грехи сослали, вы от безделья совсем оборзели.
   - Откуда такая  речь  культурная?  -  Капитан  подвинул  Ивану  хлеб,
тарелку с нарезанной колбасой.
   - Книжку "Мойдодыр" читал. Кончайте крутить, говорите, чего надо?
   - В Москву собираетесь?
   - Ну? Я там родился, у меня вроде комнатушка имеется.
   - На дорогу деньги  нужны.  Вы  со  своими  дружками  перед  отъездом
какой-нибудь ларек или магазин засадите...
   - А вы ночью не спите с бабой, а порядок в городе  блюдите.  Что  же,
местные менты не знают, что в городе серьезные люди появились?  Или  вам
нужно знать адрес и час, чтобы ожидаючи не простудиться?
   - А ты нахал!
   - А ты только сейчас понял? -  Иван  взял  ломтик  колбасы,  понюхал,
положил на тарелку. - Колбаса с чесноком. Как мне  потом  оправдываться,
где я ее ел? Чего люди задумали, я не знаю, знать не  хочу,  на  дело  с
ними не пойду. Если они меня возьмут с собой, дело  известное,  прикажут
сторожа убить, кровью повязать, мне такое не годится. Я  тюрьму  и  зону
посмотрел, не Третьяковка,  второй  раз  там  нового  и  интересного  не
увидишь.
   Капитан смотрел на Ивана и рассуждал, что через такого парня можно из
этой дыры выбраться. Случайных людей в зоне хватает, освобождаются  и  с
высшим образованием, и кандидаты наук. Но те  люди  от  уголовного  мира
далекие и в оперативном деле бесполезны.  Этот  парень  жесткий,  но  не
блатной  по  крови.  Из  него  при  желании  можно  полезного   человека
изготовить, такие встречаются редко. Опять же не пьет, значит, на пятаки
не  разменяется.  Как  же  его  заинтересовать  и  от  воровской  группы
отделить? И, главное,  как  представиться?  К  ментам  парень  относится
презрительно, работать с ними не согласится.
   Неожиданно все вопросы решил сам Иван  Петров.  Он  прихлебывал  чай,
закусывал корочкой хлеба  и  смотрел  на  капитана  так,  словно  не  он
кандидат на вербовку, а сам решает вопрос, связываться  ему  с  хозяином
квартиры или расстаться мирно и все забыть.
   - Вы, как я понимаю, из контрразведки, шарите тут,  пытаясь  выловить
подходящего исполнителя. Видно, вы не местный, из областного управления.
Вам вставили фитиль и отправили сюда исправляться, а вы  бездельничаете.
И подобный фильтрационный пункт вообще дурак придумал. Приличный человек
проскочит  его,  зажмурившись,  серьезный  вор  не  остановится,  а  мои
приятели - исключение, о них разговора не будет. Я от них вечером  уйду,
ночным поездом двину в столицу.
   - Не отпустят, - сказал хозяин.
   - Со Стрижом договорюсь, остальные молчать станут.
   - А как ты уедешь? Деньги на билет требуются.
   - Деньги вы мне дадите, - усмехнулся Иван. - Телефончик  шепнете,  по
которому я в Москве позвоню. Вам,  уважаемый,  начальству  свое  усердие
доказать требуется. Хорошо будете себя  вести,  вы  еще  за  меня  орден
получите.
   - Ну ты и наглец! - У капитана даже дух захватило от возмущения.
   - А я, между прочим, с вами вежливо разговариваю. Я вас прошу  прийти
на вокзал и взять мне плацкартный билет  до  Москвы,  а  телефон  можете
назвать, я запомню. Сейчас около пяти, после  девятнадцати,  каждый  час
ровно, то есть в семь, восемь, девять, вы будете ждать меня у кинотеатра
"Арс", положите мне конверт в боковой карман куртки.
   - Обманешь, - с сомнением пробормотал капитан.
   - Могу, но советую рискнуть. - Иван отставил чашку, поднялся и вышел.
***
 
   Объяснение с ворами прошло на удивление спокойно. Иван понял,  что  в
споре с товарищами Стриж проиграл и они еще не решили, как избавиться от
молодого чужого парня. И, хотя за каждым из них было  "мокрое",  лишнего
никто на себя, брать не хотел.
   Когда пообедали, мужики остаканились, Иван неожиданно для них сказал:
   - Каждый ведет свою охоту. Я, господа, не вашего окраса, дел ваших не
знаю, если разрешите, то тихо уйду.
   Воры любили уважительное отношение, а обращение "господа"  их  просто
потрясло. Парнишка действительно ничего  не  знал,  не  убег  втихую,  а
испросил разрешения. Они  взглянули  на  Стрижа  понимающе,  мол,  такой
парень мог в душу запасть. Старший  из  присутствующих,  вор  в  законе,
кличку которого Иван не знал, мужчина лет пятидесяти, сипло сказал:
   - Ты, пацан, головастик, может, из тебя вор  и  получится,  пока  иди
своей дорогой. - Он вынул  из  кармана  несколько  мятых  купюр,  дружки
добавили. - Возьми, на билет тут не хватит, однако вывернешься.
   Иван взял деньги, низко поклонился, скрывая презрительную усмешку. Он
не сомневался, у воров при себе имелись серьезные деньги. Но  воры  вели
себя подобно членам ЦК КПСС:  сначала  обеспечить  себя,  родственников,
заместителей,  секретарей  более  низкого  уровня,  кончая  уборщицей  в
райкоме. А  что  останется,  если  подобное  случится,  раздать  рядовым
членам, однако не каждому, в таком вопросе, как жополизство, уравниловка
не допустима: одному баночка балыка, другому и частик в  томате  сойдет.
Зря они вывеску над фашистским концлагерем изничтожили "Каждому - свое".
Следовало ее в Россию перетащить и укрепить на Старой площади.
   Иван принадлежал к  людям  самообучающимся,  лагерные  законы  усвоил
быстро, расстался с "учителем" и его дружками по-хорошему.
   Когда он вошел в вагон,  то  мельком  увидел,  что  воры  его  отъезд
проверяют. Никаких специальных курсов он не кончал, но проводнице  билет
не предъявил, а, подхватив тяжелый  баул  какой-то  женщины,  вошел  как
провожающий.
   - Ловок малец, - сказал Стриж. - Зря мы его отпустили.
   - Я видывал стукачей и половчее, - ответил вор в законе, и они ушли с
перрона.
 
*** 
 
   В Москве Иван поселился у своих старушек, которые охали и благодарили
судьбу, что их Ванечка не попал в братоубийственную  войну  в  Чечне,  а
вернулся наконец с руками и ногами. Он, естественно, о лагерях ничего не
рассказывал, пошел в милицию, отметился и прописался в  чулане,  который
имел номер и звонок, назывался комнатой. Бабушки  поначалу  возмущались,
но  Иван  объяснил,  что  должен  проживать  по  месту  прописки,  иначе
нормальную комнату, тем более квартиру, ему никогда не получить.
   Через три дня Иван  набрал  номер  телефона,  который  получил  в  не
указанном  на  карте  России  городишке  у  кинотеатра  "Арс".   Ответил
спокойный мужской голос, но не представился, просто сказал:
   - Слушаю.
   - Здравствуйте, - ответил Иван, выдержал паузу, ответа не дождался  и
продолжал:
   - Я около пяти лет отдыхал вдали от цивилизации.  На  железнодорожной
станции представительный мужчина передал мне конверт и просил  позвонить
по этому номеру.
   Повисла короткая пауза,  Ивану  послышалась  матерная  ругань,  затем
мужчина сказал:
   - Сегодня в пятнадцать подходите в наше бюро пропусков,  я  возьму  у
вас конверт, только ничего не обещаю. -  В  ваше  бюро  пропусков  ходят
шизики и стукачи. Второе, мне от вас ничего не надо. Можете считать, что
я не звонил.
   Не обучался в спецшколах Иван  Петров,  не  обучался.  Но  врожденная
смекалка подсказывала, разговоры по этому номеру наверняка записываются.
И гонористому парню на другом конце провода врежут и пониже спины, и  по
шее.
   - Минуточку! Минуточку! - быстро заговорил абонент. - Вы  не  желаете
заходить в наше бюро пропусков? Встретимся в  другом  месте...  Памятник
Долгорукому знаете?
   - Не годится. Мне подойдет квартира, лучше номер в гостинице.
   Абонент опешил, затем сказал:
   - Опять же в пятнадцать часов при входе в гостиницу "Москва",  одного
вас не пропустят.
   - Хорошо. Нарисуйте себя, я подойду.
   Иван подошел к месту встречи за полчаса,  не  отдавая  отчета,  зачем
явился так рано. Делать ему было нечего, он прогуливался  неподалеку  от
входа в гостиницу с тремя гвоздиками  в  руке,  изображал  нетерпеливого
влюбленного. Люди входили в зеркальные двери и выходили,  все  двигались
быстро, словно куда-то опаздывали. К  тротуару  подкатывали  автомобили,
чаще такси,  но  многие  иномарки  он  не  знал.  Иван  приглядывался  к
прохожим,  отмечал,  как  одеты,  довольно  быстро   научился   выделять
иногородних, даже тех, что вылезали  из  шикарных  лимузинов.  Приезжие,
многие из которых в своих городах являлись людьми значительными,  они  и
здесь, в Москве, старались выделиться, не просто  ходили,  а  ступали  с
достоинством, задирали подбородки, смотрели значительно, практически  не
улыбались. Кроме того, приезжих начальников выдавали  свободные  дорогие
пальто и непременные кейсы.
   Иван заметил, что шоферы и сопровождающие  провинциальных  сановников
сдержанно улыбаются, порой друг  другу  подмигивают.  Дважды  появлялись
фотографы и телевизионщики, которые держались особняком  и  головами  не
крутили, снимали свой объект и исчезали.
   Своего гэбэшника Иван  заметил  шагов  за  двадцать  и  не  мог  себе
объяснить,  почему  выделил  мужчину  из  общей  массы.  Пожалуй,   туго
затянутый на плаще пояс да спортивная выправка, и никакого занятия  себе
мужик  не  придумал,  шел  неторопливо,  не  оглядывался,  но  косил  по
сторонам. О поясе, бежевом плаще, росте  и  отсутствии  головного  убора
гэбэшник сказал п