и,  безусловно,  не  коррумпированным,
Павел взбеленился. Спорить с начальством было бесполезно, и  опер  решил
умышленно засветиться перед опытным сыщиком. Что  за  человек  полковник
Ильин, так бог ему судья,  но  оперативник  он  настоящий,  на  козе  не
объедешь, разобрался в момент.
   - Рапорт - идея подходящая, - ответил спокойно Гуров.  -  Я  поначалу
решил, ни к чему генералам в разборках оперативников участвовать, теперь
понял: иначе мне тебя не остановить.
   - Группа выполняла специальное задание, - решительно говорил Ильин. -
К тебе никакого отношения. Ты  узнал  Павла  Кулагина,  засветил  ребят,
прогнал с места наблюдения. Паша - человек честный, вместо того...
   - Какой еще Паша с Уралмаша? - возмутился Гуров. - Я твоих топтунов в
гробу видел! Ты оторви задницу от мягкого кресла, взгляни на машину,  на
которой они работают. Маскируетесь, используете списанные из  таксопарка
тачки. У их машины крыша другого цвета. Я ее за день раз пять видел!  Ты
бы еще им флаг в радиатор воткнул, конспиратор херов!
   Ильин прикрыл ладонью трубку, спросил:
   - Верно, у вас машина цветная?
   - Какую дали, Игорь Трофимович. - Павел развел руками.
   - Ну ладно, Лев Иванович, не пыли. Коли ты понял, что  повисли  свои,
что по городу как очумелый мотался,  заготовленные  отходы  использовал?
Остановился бы да переговорил...
   - Да пошел ты! Я на встречу с человеком ехал! Одного ты  мне  спалил!
Ты какое имел право вступать в контакт с чужим человеком? Если у тебя на
человека, с которым встречается утро, есть чего, ты обязан  связаться  с
инициатором, посоветоваться. Теперь ты его напугал, он на встречу ко мне
не пришел, ты прекрасную разработку порушил.
   - Мы  его  проверяли,  он  на  учете  не  состоит,  -  Ильин  натужно
закашлялся. Пусть Гуров десять раз врет, но обвинения,  что  оперативник
спалил чужого агента, страшнее не бывает.
   - Это вы любой мусор в картотеку засовываете, чтобы лишнюю  "галочку"
иметь. Да еще нас к своим карточкам не допускаете, а  сами  в  наши  без
спросу лезете. Я хорошего  человека  в  жизни  не  зарегистрирую,  не  в
компьютере, в голове держу. Хватит ля-ля разводить,  кладем  трубки,  ты
своему пишешь, а я своему. У  генералов  погоны  золотые,  ума  много  -
рассудят нас по совести.
   - Лев Иванович, извини, не пори горячку, я тебе  минут  через  десять
перезвоню. - Ильин положил трубку, сказал:
   - Все выйдите. Павел, задержись.
   Когда оперативники вышли, Ильин по-свойски, даже задушевно сказал:
   - Да, Паша, кажись, попали мы с тобой под козырной отбой, хоть  карты
бросай. Врет на все  сто,  а  крыть  нечем.  Утек,  подлюга,  ничего  не
скажешь. Помню, еще лет восемь назад я с ним работал, так зарок себе дал
- никогда ему дорогу не перебегать.  Подзабыл,  старый  мудак.  -  Ильин
тяжело вздохнул, выждал, может, парень проговорится, что тоже  знаком  с
Гуровым.
   Майор стоял, смотрел в окно, лишь слизнул капельку пота  над  верхней
губой.
   - Боишься? Нормальный человек  и  должен  бояться.  Этот  сумасшедший
сыскарь - человек безжалостный, проглотит и не заметит, как косточку  от
маслины. Ты маслины любишь?
   Павел  понял,  что  милицейский  полковник  победил  и  его,   майора
Кулагина, из-под удара вывел. Он посмотрел начальнику в лицо, спросил:
   - Какие будут указания, товарищ полковник?
   - Товарищей отменили, остались лишь господа, друзья и враги. Так  вот
я - твой друг, а Гуров - злейший враг. Работу за ним,  конечно,  бросай,
до завтра отдыхайте...
   Крячко слышал разговор Гурова по телефону.  Когда  полковник  положил
трубку, Станислав вышел из-за стола.
   - Лев Иванович, забыл сказать, нас генерал Орлов просил заглянуть.
   Гуров глянул на друга, на телефон и, выходя из кабинета, сказал:
   - Артем, мне позвонят, скажи: к начальству вышел, скоро вернется.
   Крячко шел по  коридору  быстро,  словно  действительно  спешил,  но,
свернув к лифтам, остановился. Когда Гуров подошел, Крячко сказал:
   - Я сто лет шучу, обзывая тебя гением. А ты просто гений, без  всяких
шуток.
   - Брось, Станислав. - Гуров смущался редко, но сейчас потупился. -  Я
не заготавливал, случайно слова так сложились.
   - Ведь и номер простой: выдать Галея за  агента  и  пусть  кто-нибудь
проверит. У тебя так слова сложились? Не знаешь,  кто  колесо  придумал?
Такая простая штука" У  Есенина  тоже  слова  складывались.  К  примеру:
"Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянии!" -  Крячко
хлопнул Гурова по плечу, повернулся, бросил через плечо:
   - Иди, находчивый, добывай этого прохвоста.
   - Тут у меня еще одна идейка появилась. - Гуров замолчал, так как они
вошли в кабинет.
   - Минуточку, господин полковник вернулся. - Ермаков  протянул  Гурову
телефонную трубку.
   - Слушаю, - сказал Гуров, взглянул на Крячко и кивнул.
   - Лев Иванович, мы с тобой люди битые, не стоит размазывать  кашу  по
тарелке. Ты ошибся, я поторопился, пусть останется между нами,  -  Ильин
старался говорить спокойно, даже весело.
   - В мультике, по телевизору,  кот  Леопольд  беспрестанно  повторяет:
"Ребята,  давайте  жить  дружно".  Ребята  соглашаются  и  все  подлянку
подложить норовят. Я не Леопольд, мои условия,  полковник,  простые.  За
мной наблюдение снять, если я увижу либо мне покажется, что я  увидел...
пеняй  на  себя.  Второе.  Ты  получил  компру  на  моего  человека,  ты
оперативник - обязан работать. Занимайся, и  попутного  тебе  ветра!  Я,
вкалывая больше полугода, имею головную боль  и  кое-какие  соображения,
которые дали мне возможность наладить контакт. Наблюдай, подслушивай, на
уши становись, но никаких личных встреч. Это мой человек, ты меня понял,
полковник? Как говорят в Одессе: бью два раза, второй раз  -  по  крышке
гроба.
   - Но у меня свое начальство, - попробовал возразить Ильин.
   - Твое  начальство  -  твоя  головная  боль.  Гуров  положил  трубку,
взглянул на Крячко, затем на Артема Ермакова и назидательно произнес:
   - КГБ, или как их там нынче обзывают, - могучая организация.  Но  она
состоит из человеков, каждый из которых отлично знает, что шкура у  него
только одна.
 
*** 
 
   Совещание финансовых тузов закончилось ничем,  к  единому  мнению  не
пришли,   но   Виктор   Иванович   Якушев   понимал,   что    фактически
единомышленники от него отказались.  Если  отбросить  словесную  шелуху,
которую произносили, щадя самолюбие Якушева и не  желая  нажить  в  лице
магната личного врага, суть всех выступлений сводилась  к  нескольким  в
большинстве  своем  повторяющим  друг  друга  позициям.  Каждый   должен
заниматься своим делом. Финансист  -  финансами,  политик  -  политикой,
солдат - чистить свое ружье. Россия -  страна  богатая,  огромадная,  за
столько лет не разворовали, на наш век хватит. Президент пусть  балуется
своими указами, они никому жить не мешают. Дума пусть  думает,  так  как
делать иного не умеет. Интеллигенция разговаривает  и  возмущается,  так
было всегда, среди них есть славные ребята, их забавно  слушать.  "Ящик"
работает,  для  того  его  и  придумали,  газеты  пишут  -  все,  как  в
цивилизованных странах. Все хорошо,  кроме  бандитов.  Но  их  в  Россию
послал бог, и не нам противиться божьей воле. Мы откупимся, а за  Россию
пусть президент отвечает. В Чечне действительно  плохо,  поэтому  каждый
пусть внесет посильную помощь в благотворительный фонд.
   Якушев слушал невнимательно,  когда  заговорили  о  благотворительных
фондах, отключился совсем, даже вышел из кабинета, который они занимали,
в общий зал ресторана, пережившего не одну человеческую  жизнь.  Недавно
ресторан вновь реставрировали, красиво, ничего  не  скажешь,  но  почему
большинство подобных  работ  выполняют  иностранцы?  Русские  мастеровые
перевелись? Вранье, блуд и воровство! Хозяина нет, все эти  АО  и  СП  -
сплошное блядство и воровство. Хозяин  -  один  человек,  который  берет
подряд, нанимает людей выполнять работу и кладет прибыль  в  карманы.  А
здесь делают какие-то турки, значит, русские  остаются  без  работы,  не
обучаются мастерству, не растут в профессионалов, за  которыми  не  надо
следить, деньги можно выдать без бухгалтера и накладных, а  под  честное
слово. А эти козлы, - он оглянулся на дверь  кабинета,  -  кроме  денег,
ничего не хотят, скоро валютой срыгивать начнут.
   Он вернулся в кабинет и, бесцеремонно перебивая  кого-то  из  коллег,
сказал:
   - Невмешательство в политику, говорите? - Он хохотнул, копируя  героя
фильма "Белое солнце пустыни". - Придут большевики и  поотнимают  у  вас
все к нехорошей матери!
   Сначала все опешили, потом кто-то уверенно сказал:
   - Большевики уже никогда не придут.
   - Во-первых, когда их лишали власти, ты, Иван, держал подпольный  цех
и готовился к посадке. Во-вторых, придут молодые, зубастые и голодные, а
под каким флагом - тебе будет неинтересно. Ты будешь в подвале блевать и
молить, чтобы у тебя последнее забрали, а жизнь оставили.
   - Не пугай, Виктор Иванович, тридцать седьмой канул в Лету.
   - Ты, Лешенька, кто - господь  бог?  Ты  знаешь,  кто  куда  канул  и
надолго ли? Ты на Канарах виллу прикупил, пару  миллионов  "зеленых"  за
"бугром" упрятал... Хочешь, точно скажу, где и сколько у тебя лежит?  Да
тебе же дальше Малаховки не дадут уехать.
   - Слушай, Иванович, - спокойно  и  уважительно  произнес  старший  из
присутствующих - бритоголовый бизнесмен в солидной тройке  и  с  золотой
цепью на животе. - Ты умен, спору нет, силен и ловок, признаю.  Но  люди
скроены не одинаково. Я знаю, чего ты желаешь. Ни скипетр и  корона,  ни
мешок золота тебе не нужны. Ты желаешь видеть  Россию  в  одном  ряду  с
европейцами, а для себя лично гарантию  спокойной  работы  и  нормальное
человеческое  уважение.  Тебя  тут-то,  среди  своих,   -   он   оглядел
собравшихся, - не  все  поймут,  не  каждый  поверит.  Россия  в  клочья
порвана, где не горит, там тлеет. Если мы сейчас людям  все  до  копейки
отдадим, нам не то что спасибо не скажут  -  не  помянут  вслед,  просто
забудут.
   - Не говори за всех, Тимур Васильевич, - перебил говорившего  молодой
человек с ясными спокойными глазами и мягкими уверенными движениями. - Я
с вами, Виктор Иванович, но уважаемый Тимур Васильевич прав, мы разные -
среди нас нет ни виноватых, ни правых. Я знаю, наше время еще не пришло.
Тут вояки  не  могут  два  дня  не  стрелять,  чтобы  люди  могли  трупы
захоронить, а вы, уважаемые, собрались президента менять и правительство
перетасовывать.
   - Леша, ну ты из меня клоуна не делай... -Якушев даже смутился.
   - Извините. - Молодой оппонент развел руками.  -  Нам  главное  -  на
властителей не походить, иметь каждому свое, но  человеческое  лицо.  Не
договорились? Не страшно! Разойдемся уважительно. Кто не хочет  политики
касаться, пусть так и живет. Я хочу, но считаю, что надо выждать.
   Когда  большинство   бизнесменов   ушли,   Якушев   взял   под   руки
бритоголового Тимура Васильевича  и  по-юношески  вихрастого  Александра
Морозкина, сел за еще не убранный стол.
   - Вы правы, коллеги, я меры не знаю,  способен  лошадей  загнать.  Но
ведь никто не знает, состоятся ли выборы в девяносто шестом или  Ельцина
попытаются заменить в девяносто пятом. Плох он или хорош, я лично его на
дух не переношу, но он не фашист и резни не допустит. А вот если Ельцина
сменят   и    посадят    на    трон    безмозглого    солдатика,    либо
"красно-коричневого" типа Зюганова-Невзорова,  либо  Бесковитого,  тогда
останется только бежать. Поэтому я и говорю, что мы должны по  мере  сил
участвовать в избрании нового президента. Никого не пытаться  свергнуть,
ничего не перетасовывать - нам это не под силу, но помочь деньгами людям
разумным, уравновешенным, не делающим  единственную  ставку  на  силовые
министерства.
   - А конкретно? - спросил Морозкин.
   - Недавно назначен вице-премьером молодой,  насколько  мне  известно,
прогрессивно мыслящий человек, Вадим Суриков.
   - Люди - терпеть не могу слово "народ", у меня  сразу  перед  глазами
табун или стадо, - Тимур огладил бритую голову, - люди,  жители  России,
его не знают.
   - Вадиму, - я как раз его знаю, - никак не обойти нынешних  зубров  и
фашистов, - сказал Морозкин.
   - Да, Вадима Сурикова не знают. Но он не замазан ни  в  крови,  ни  в
грязной лжи, - ответил Якушев. -  А  для  чего  существуют  телевидение,
радио, газеты,  средства  массовой  информации,  -  тоже  отвратительное
словосочетание, ассоциирующееся с радио в парикмахерской, которое играет
и говорит как бы само для себя? Здесь наши личные связи и  деньги  могут
сработать и сделать из молодого вице если не знаменитость,  то  человека
достаточно известного и людям симпатичного.
   Якушев, конечно, не обмолвился о том,  что  для  воплощения  в  жизнь
задуманного плана уже нанят киллер, что началась борьба между ФСК и  МВД
и все происходящее сегодня, тем более то, что свершится завтра, не имеет
ничего общего ни с демократией, ни  с  надеждами  людей,  которые  живут
здесь, в России.
   Поздним вечером в квартире Гурова собрались несколько  оперативников,
знавших Крячко и тем  более  Гурова  многие  годы.  Мужчины  в  возрасте
сорока, одетые не бедно, не богато, они не отличались физической мощью и
мужественностью лиц, и глаза у них  были  не  проницательные,  а  скорее
усталые, временами равнодушные. Но каждый из присутствующих, а  особенно
все вместе, они источали спокойную уверенность. Каждый из них  принес  с
собой сверток,  пакет,  кейс.  Когда  все  выложили  на  кухонный  стол,
выяснилось, что принесли еду, большинство - колбасу  или  ветчину,  один
даже  захватил  кастрюльку  с  еще  теплой  вареной  картошкой  и  банку
маринованных огурцов.
   Все  знали  друг  друга,  многие  не   виделись   годами,   некоторые
десятилетиями, но ни объятий, ни восторженных восклицаний -  большинство
были друг  у  друга  в  должниках.  Один  прикрыл  другого  от  ретивого
начальства, другой вытолкнул друга с  простреливаемого  участка,  третий
оказался быстрее напарника в стрельбе, а уж таких фактов, как не  сказал
лишнего, не спросил, не напомнил, и сосчитать  было  невозможно.  Мужики
собрались очень разные и очень похожие.  Все  с  любопытством  осмотрели
квартиру Гурова, одобряя ту или иную вещь, переглядывались, подмигивали,
ухмылялись доброжелательно, в конце осмотра полковник Добродеев, - такая
вот подходящая фамилия для опера-важняка, - сказал:
   - Лев Иванович, квартирка у тебя хороша. В первый раз смотрю на чужой
достаток и не думаю, а на какие, собственно, шиши он приобретен?
   - И напрасно, потому как туг моего самая малость, - ответил Гуров,  -
остальное - дареное.
   - Ясное дело,  понравился  мужик,  чего  ему  трехкомнатную  хатку  с
обстановочкой не подарить, - сказал кто-то.
   - Тем более  что  мужик  оказался  ловчее  убийцы,  да  и  мою  нищую
коммерсантскую душу от застенка спас.
   Смеялись дружно, но хохотнули приглушенно, тихо и коротко.  Последняя
особенность гостей была в том, что они не говорили разом, друг друга  не
перебивали, да и вообще разговаривали мало и негромко.
   Быстро накрыли на стол, кто-то отыскал стаканы,  двухлитровый  баллон
"Фанты". Гуров оглядел стол, усмехнулся, достал из холодильника  бутылку
водки и, разливая, сказал:
   - Вытащите свои запасы, бросьте в  морозильник,  иначе  потом  теплую
придется пить.
   Когда приказание хозяина выполнили и вновь  расселись,  Гуров  поднял
стакан, кивнул и сказал:
   - За встречу!
   - Ты не болтун, Лев Иванович,  -  сказал  старший  из  присутствующих
полковник Добродеев, за хромоту носивший оригинальную кличку Костыль.  -
Плесните по второй кто помоложе,  а  ты,  хозяин,  выкладывай.  Так  как
ничего хорошего я от тебя не жду, поклон тебе, что собрал нас, стариков.
   Гуров,  словно  ища  поддержки,  взглянул  на  Крячко,  который  лишь
беспомощно развел руками.  Учитывая  профессионализм  слушателей,  Гуров
изложил суть дела и положение на сегодня.
   - Ничего говеннее ты придумать не мог? - после долгой паузы, во время
которой оперативники ели-пили без тостов, стараясь не смотреть  друг  на
друга, хрипло спросил Костыль.
   Разговор начинался трудно.
   - У меня недавно внук родился.
   - Когда ты женился, умные тебя упреждали, что торопишься.
   - Как они были суками, так и остались.
   - Брось, нормальные парни, как мы с тобой, служба у них такая.
   - Фото киллера покажи.
   Крячко достал конверт, высыпал на стол фотографии Галея: и портретик,
и в рост, снимок машины и ее номера отдельно.
   Оперативники  смотрели  снимки  без  энтузиазма,  каждый  знал,   что
опознать  человека,  находящегося  в  толпе,   если   человек   опытный,
практически невозможно. Ведь киллера не подведут, не поставят рядом.  Он
будет среди массы людей и в каком обличье - неизвестно.
   - А он не сменит пистолет на винтовку  с  оптикой?  Не  устроится  на
чердаке?
   - Это вряд ли, - ответил Гуров.
   - Новая игра, где каждый может заработать пулю при помощи собственных
мозгов. Нам предлагают ответить на вопросы: когда? где? кого?
   - Слушай, Гуров, ты эту конфетку сунул за щеку не сегодня.
   - Верно, ставь задачу. Выпьем - пойдем думать.
   - Считаю, что митинг и обязательно  на  улице,  -  ответил  Гуров.  -
Мишень - не президент и не премьер.
   - Спасибо.
   - Не за что, - Гуров кивнул. -  Начнем  с  исполнителя.  Рост  -  сто
семьдесят, вес - семьдесят, возраст не называю, возможен камуфляж.  Если
замолодится, возможны вязаная шапочка и  длинные  волосы.  В  костыли  и
подобную атрибутику я не верю, - его готовят не пацаны. Особая  примета:
либо забинтованная рука, либо он должен что-то в руке держать, доставать
пистолет из кармана он не станет.
   - Протезные шины - это из нашей молодости.
   - Что-то современное.
   - Фототехника, она сейчас бывает огромадная.
   - Книга, пачка газет - старо, но удобно.
   - Узнать его должен я, а  показать  вам  сумеет  Станислав,  -  Гуров
кивнул на Крячко:
   - После чего вы должны киллера блокировать.
   - Ну, это  просто.  Комитетчики  расступятся:  мол,  валяйте  ребята,
становитесь поудобнее.
   -  И  сколько  гэбэшников  и  просто  личных  амбалов-охранников  там
соберется?
   - Охрану не считайте, они будут толкаться у микрофонов,  в  толпу  не
пойдут, - ответил Гуров. - А у наших коллег проблема та же, что и у нас,
- чтобы ведро не текло, а значит, людей будет минимум. Полагаю,  человек
десять, не более...
   - Стрелять в толпе не осмелятся, а в рукопашной, в  метущейся  толпе,
два к одному - мы с ними справимся.
   - Ты, Филя, как всегда, через пролет шагаешь, - заговорил  Крячко.  -
Лев Иванович случайно устанавливает время и место.
   - Слушай, Лева, не темни, у тебя агентурный подход имеется?
   - Возможно. - Гуров помялся. - Надеюсь, что будет.
   - Агент не комар, не может за сутки родиться, он либо есть, либо  его
нет!
   - Много знаешь. Налейте ему, пусть заткнется.
   - Извиняйте, я  не  старший,  но  как  лицо  приближенное,  -  Крячко
поклонился Гурову, - хочу продолжить. Знаем мы время и место, приходим с
людьми, кто сумеет, бабку какую-нибудь подхватит. Каждый  должен  видеть
меня. Если Лев Иванович мне просемафорит, надеюсь - я киллера  определю.
Надо договориться, как я вам его покажу,  и  вы,  бросив  своих  невест,
подтянетесь к герою.
   - Если не втянут в драку и не поломают ребра.
   - Ребра за счет профсоюза. - Крячко скривился в улыбке. - Кто получит
серьезные повреждения, пытается уйти самостоятельно в сторону.
   - А как мы тебя-то будем видеть?
   - Меня вы будете видеть отлично, гарантирую.  Момент  настал,  киллер
стреляет, жертва падает. Выстрела, конечно, никто не  услышит  и,  кроме
нас и десятка гэбэшников, ничего не поймет.  Люди  решат,  что  человеку
стало плохо, стоящие рядом поддержат его.
   - Людям интересно, хочется взглянуть. Толпа качнется к ораторам.
   - Верно! Это наш момент. Двое,  кто  окажется  ближе,  берут  убийцу,
остальные  пр