А  то  бы  получился  цирк:  один
поворачивается, а другой отворачивается.
   После этого следует  только  пожать  друг  другу  руки  и  обменяться
визитками.
   Появился лейтенант. Он так устал, что его качало.
   - Извини, спички  есть?  -  Гуров  протянул  руку,  вложил  в  ладонь
лейтенанта зажигалку, якобы взял ее, чиркнул  и  прикурил.  -  Отдыхать.
Ложитесь спать до завтрашнего утра.
   - А пальма? Ее же наблюдать требуется круглосуточно.
   - Выполняйте приказ, лейтенант! - Гуров хлопнул парня по плечу, пошел
следом за Марией.
   У входа в административное здание они  столкнулись  с  Еланчуком,  на
лице которого блуждала растерянная улыбка.
   - Во-первых, вновь прибывший  немец  интересовался  у  администратора
автобусом, в котором он якобы забыл очешник. Врет! С утра должен был сто
раз хватиться очков. Когда ему сообщили, что автобус вернется лишь через
два дня, он не упал лишь потому, что держался за стойку.
   - Прекрасно, Юрий, ты умница, - сказал Гуров, хотя пять  минут  назад
понял, что ошпаренный солнцем мужчина скорее всего и есть проверяющий.
   - Скажи честно. Лев Иванович, ты любишь Эдгара По?
   Гуров неопределенно пожал плечами, ожидая продолжения.
   Но Еланчук лишь погрозил ему пальцем, сказал иное:
   - Тебя срочно просят к Назих-бею, - и, не прощаясь, ушел.
   - Вам обоим требуется психиатр, - вздохнула Мария.  -  И  не  разовая
встреча, а длительное стационарное обследование. Гуров! -  Она  тряхнула
его за плечо. - Эта лестница идет вверх, тебе необходимо поднять ногу.
   - А  я  писаю  и  улыбаюсь.  Потом  снова  писаю  и  снова  улыбаюсь,
пробормотал Гуров, опомнился и пояснил:
   - Реклама детских подгузников по  телевизору.  Так  что  мне  рано  в
стационар, я - нормальная жертва.
   - В больницах и лежат жертвы. Здоровые люди  гуляют  на  свободе.  Ты
пойдешь к своему турку, а мне снова сидеть  с  развеселой  компанией?  -
Мария указала на веранду, откуда доносился русский говор.  Через  стекло
виднелась рыжая шевелюра Екатерины.
   - Я быстренько, скажи друзьям, что я упорно  дозваниваюсь  в  Москву.
Гуров проводил Марию до выхода на веранду и пошел в кабинет менеджера.
   Господин Назих-бей был в смокинге, отчего казался  выше  и  солидней.
Кроме него в кабинете находился  еще  один  мужчина-европеец  в  светлом
полотняном костюме, тщательно причесанный блондин с официальной  улыбкой
на губах.
   Гуров в шортах, кроссовках и с полотенцем на плече выглядел  рядом  с
ним нелепо. Кроме того, Гуров считал разговор лишним.
   И хотя безукоризненно владел собой, лицо его было достаточно хмурым.
   - Добрый вечер, господа, извините меня за пляжный наряд, - сказал он,
совершенно не заботясь о том, понимают его или нет.
   Назих-бей кивнул, а незнакомец на приличном русском языке ответил:
   - Добрый вечер, господин полковник. Я инспектор  местной  спецслужбы.
Имя у меня для вас сложное, зовите просто - инспектор. Извините, что  мы
вас побеспокоили.
   - Наша жизнь - сплошное беспокойство. Чем могу быть полезен?
   - Так вы считаете, что какая-то ветвь  наркокартеля  решила  в  отеле
создать нечто вроде перевалочного пункта? - Инспектор перевел  несколько
слов Назих-бею, и Гуров почувствовал, что разговаривают люди равные, что
"инспектор" - это маскировка.
   - Похоже, так, господин инспектор.
   - Передача наркотика уже состоялась?
   - Думаю, что да. -  Гуров  помолчал.  -  Есть  основания  полагать...
Впрочем, меня это не касается.
   - Как я понял, вы  здесь  на  отдыхе  и  в  деле  оказались  замешаны
случайно?
   - Простите, но я не замешан ни в каком деле.
   - Господин Назих-бей должен вам какие-то  деньги?  -  поинтересовался
инспектор.
   - Обязательно. Двести сорок долларов. Я заплатил их за информацию.
   Инспектор рассмеялся,  перевел  хозяину,  который  тоже  улыбнулся  и
достал чековую книжку.
   - Извините,  господин  инспектор,  но  я  платил  из  своего  кармана
наличными, - сказал Гуров и встал. - Впрочем, мне надо идти.
   - Господин полковник! - Голос инспектора прозвучал начальственно.
   Гуров вернулся в кабинет, безразлично подумал, что штатский не  иначе
как министр, и, медленно выговаривая слова, ответил:
   - Я - господин полковник много лет, в отличие от вас своего звания не
скрываю. Вы же, будь хоть генералиссимус, меня можете только просить.  И
хотя вы мне неприятны, я вас  успокою.  Наркотик  готов  к  отправлению,
мешать его вывозу никто не собирается. Уверен, что дельцы,  которые  его
сюда  засунули,  почувствовали  дыхание  Интерпола  и  больше  здесь   в
ближайшее время не появятся. Ну, может, сегодня-завтра здесь  кто-нибудь
умрет ненароком.
   - Ни в коем случае!  -  вскинул  руки  Назих-бей,  которому  штатский
быстро перевел сказанное.
   - Человек смертен. Ни пистолетов, ни ножей никто применять не  будет.
Человек умер, врачи констатируют инфаркт.
   - Не могу вас понять, вы интеллигентный человек. Москва дала  на  вас
великолепные отзывы, а ведете себя вы  более  чем  странно.  Гостиничный
бизнес - основа Анталии, миллионы, а вы о ста долларах говорите.
   - Простите, двести сорок, - поправил Гуров.
   Хозяин понял, снял телефонную трубку,  что-то  сказал;  когда  он  ее
положил,   дверь   кабинета   бесшумно   открылась,   вошел,   кланяясь,
администратор, положил перед хозяином конверт и так же  бесшумно  вышел.
Инспектор рассмеялся:
   - Вы, русские, тоже поняли, что деньги - сила,  -  он  взял  конверт,
протянул Гурову.
   Полковник повел себя неприлично и открыл конверт, поморщился, взял из
толстенной пачки несколько банкнот,  остальные  в  конверте  положил  на
стол.
   - Спасибо, господа, мы в расчете, - кивнул,  шагнул  к  двери,  вновь
остановился:
   - Я постараюсь, чтобы в вашем отеле никто не умирал от  инфаркта.  За
это вы мне обещаете арестовать человека, которого разыскивает Интерпол.
   - Зачем это вам? - раздраженно поморщился инспектор. -  В  Москве  он
пересечет границу, и ваша взяла.
   - Я гуманист. Хочу, чтобы последним  воспоминанием  перед  арестом  у
человека остались море и пальмы.
 
*** 
 
   Накануне отлета, рано утром, четверо русских парней покинули о  отель
и отправились в город.
   Мария поднялась ни свет ни заря, металась  по  номеру,  кричала,  что
немедленно желает вернуться в театр, который обожает лютой ненавистью, и
ей обрыдло это животное состояние ничегонеделания.  Гуров  прятался  под
одеялом и молчал.
   - Между прочим, несчастного мальчишку убили неделю назад! А  Немезида
что-то задерживается!
   Гуров выпрыгнул из постели:
   - Мальчишку убили не между прочим, а кастетом. А дама, имя которой вы
изволили упомянуть, является не по щучьему велению,  а  когда  пожелает.
Иначе на этом шарике было бы все слишком просто. А  вы,  мадам,  хоть  и
великая актриса,  слегка  остыньте,  не  то  взорветесь  ненароком.  Ты,
радость моя, завтракай одна, я тут приглашен на презентацию.
   Солнце поднялось уже довольно высоко, когда к отелю подкатило  такси.
С  переднего  сиденья  неторопливо  вылез  Борис,  остальные  "мальчики"
высыпали из машины веселее. Неожиданно из-под густых ветвей неизвестного
Гурову экзотического дерева выползла голубая машина с мигалкой на крыше,
с надписью "Роlicia" на борту. Из машины вышли трое  элегантных  мужчин.
Вид у них был такой, словно им в почетный караул  заступать,  подошли  к
Борису, мгновенно защелкнули на его запястьях наручники, взяли под руки,
поволокли к своей машине.
   -  По  какому  праву?  -  успел  прохрипеть  тот  и  осекся.   Дверца
захлопнулась, машина укатила.
   Трое "качков" каким-то образом съежились,  взглянули  на  безучастные
лица охранников, один  из  них  взглядом  показал  на  Гурова,  которого
"ребята" до того момента не видели.
   - Лев Иванович, чего делается? - Сергей  и  Николай  подбежали,  Алан
застыл как вкопанный.
   - Что делается? - Гуров хлестнул прутиком по брючине. - Полиция  есть
везде, у нее работа. Пошли завтракать.
   Сергей и Николай шли по бокам Гурова. Алан плелся сзади.
   - А за что Борьку взяли, может, выпустят до завтра?
   - Это вряд ли, - флегматично ответил Гуров.
   - Да за что его? За что?
   - Знаю, но не скажу, - Гуров остановился, встали и остальные.  -  Вы,
ребятки,  какой-то  каракулевый  бизнес  проворачиваете,   так   бросьте
немедля. Постарайтесь свои деньги вернуть, завтра уматывайте. И никогда,
слышите, никогда  о  бизнесе  не  помышляйте!  Вы  для  такого  дела  не
годитесь! Вы мне на слово поверьте. Я понимаю! -  Он  швырнул  прутик  в
кусты и зашагал в ресторан.
   - А я знал! - прошептал Алан. - Клянусь здоровьем мамы, знал!
   - Чего ты знал? Чего? - вытаращились дружки.
   - Он большой ментовский начальник.
 
*** 
 
   Концертный зал походил на  опрокинутую  чашу,  дно  которой  являлось
сценой, стенки обвивали стулья, а небо и звезды служили лучшими  в  мире
декорациями.
   Мария сидела в  одном  из  кресел  верхнего  ряда.  Гуров  и  Еланчук
прохаживались за ее спиной, напряженно, однако тихо беседовали.
   - Сегодня Петр зашел в  администраторскую  и  объявил,  что  Аэрофлот
пальму перевозить отказался, потому он ее оставляет в подарок  отелю.  -
Еланчук не рассказывал, а рассуждал. - Грубый прием! Но сработал.  Когда
фокусник показывает тебе живого петуха, ты, хочешь не  хочешь,  смотришь
на петуха и забываешь о левой руке фокусника.
   - Не грубая работа, а грубейшая ошибка! - усмехнулся Гуров. - Показав
нам пальму, они доказали, что наркотик у них.
   - У кого именно?
   - В Москве станет ясно. Так я читал Эдгара По и прекрасно  помню  его
рассказ "Пропавшее письмо". Ты убежден, что  ликвидатор  стоит  рядом  и
похлопывает по плечу?
   - Уверен, - ответил Еланчук. - Кто из нашего окружения  меньше  всего
похож на убийцу?
   - Катя, - ответил Гуров.
   - Вот ты и сказал. - Еланчук остановился и начал тереть ладонями уши.
Я всегда так делаю, когда хочу протрезветь. Катя Чумак, она же Екатерина
Дуглас, в восемьдесят шестом году судима в  штате  Техас  за  отравление
своего мужа. Освобождена из зала суда за недоказанностью.
   - Хорошая у Гиви подруга, - заметил Гуров.
   - Катя характеризуется как умная, волевая, целеустремленная  женщина.
Она проиграла в различных казино все состояние мужа, живет  на  средства
некоего любовника, в кредитоспособности которого налоговая служба сильно
сомневается.
   - И что ты собираешься с ней делать?
   - А ничего, - Еланчук пожал плечами. - Она никакого  преступления  не
совершала, к моему заданию отношения не имеет.
   Гуров начал оглядываться, чуть не опустился на корточки, повторяя:
   - Где же они? Куда запропастились?
   - Что ты ищешь?
   - Белые перчатки.
   - Перестань валять дурака! Я не могу тронуть безвинного человека.
   - Она ликвидатор. Скольких человек она убила? И скольких еще убьет?
   - Когда-то стреляли и в меня, я только защищался. Лежал за машиной  в
пяти метрах и мог легко прострелить киллеру плечо. Но я знал,  что  Юрий
Петрович Еланчук по глупости замазался в дело  с  наркотиками.  И  я  не
прострелил ему плечо, всадил пулю прямо в лоб.  Ведь  мертвецы  не  дают
показаний.
   - Что ты от меня хочешь? - Еланчук остановился. - Я всю жизнь помню.
   - У тебя плохая память, Юрий! - перебил Гуров. -  Ликвидатор  -  твоя
забота.
   - Я здесь никто! Меня посадят на всю жизнь!
   - Я ничего не говорил про  Анталию,  -  ответил  Гуров.  -  Мы  летим
самолетом три часа.
   Подошла Мария. Она была в летнем длинном платье и, конечно, в  туфлях
на высоком каблуке.
   - Мальчики, между вами шныряют электрические заряды.  Вы  собираетесь
драться? Лев Иванович, побойся  Бога,  если  тебе  некуда  девать  силу,
выбери кого-нибудь посолиднее. Вот Петра  хотя  бы.  -  Она  указала  на
женщин и Гиви с Петром, как раз выходивших из концертного зала.
   - Мария, не перестаю изумляться твоей мудрости! -  воскликнул  Гуров.
Петр, извинись перед дамами и подойди к нам на минуточку,  -  он  кивнул
Еланчуку: мол, отойди на минуточку!
   - Я не разбираюсь в искусстве, но то, что турки творят в  своей  яме,
смахивает на балаган двадцатых годов.
   - Машенька, тебе нравятся  крутые  американские  драки?  -  улыбаясь,
спросил Гуров и отвел Марию  немного  в  сторону.  -  Хочешь  взглянуть,
насколько драка прозаичнее в жизни? - Он повернулся к Петру.  -  У  тебя
кастет с собой?
   Обычно округлое, мягкое лицо Петра стало жестким,  крутой  подбородок
выдвинулся вперед.
   - Что ты хочешь этим сказать? - вылупился тот,  но  чувствовалось  по
тону, он понимает, о чем разговор, и знает, от столкновения не уйти.
   - Кастет, которым убил мальчишку, ты носишь с собой?
   - А кроме брехни, у тебя что-нибудь имеется? - Петр оглянулся,  желая
убедиться в отсутствии свидетелей.
   - Не-а, - беспечно ответил Гуров. - Стал бы я с тобой  разговаривать,
детоубийца.
   Петр неловко прыгнул, целясь ногой в живот или грудь Гурова.
   Тот легко уклонился и резко подбил бьющую  ногу  вверх.  Петр  тяжело
шлепнулся на землю.
   - Я могу наступить тебе на лицо, - задумчиво произнес Гуров. - Тебя в
Москве встречают?
   - Что тебе надо, сука?  Ты  ничего  не  докажешь!  -  Петр  встал  на
четвереньки и походил на какое-то крупное животное.
   - Хочу, чтобы ваша компания провела вечер как обычно. Но с некоторыми
поправками. Вы не пойдете в бар, не будете там  сидеть  до  трех,  сразу
разойдетесь по номерам. Ты в номер к Эльзе, а Гиви - с Катериной. У меня
сегодня нет настроения ждать, пока вы насосетесь в баре. Пейте парами.
   - А если я не соглашусь? - Петр выпрямился, отряхнулся,  почувствовал
себя увереннее.
   - Плохо. Возникнут сложности, - Гуров сделал шаг назад.  -  Я  сломаю
тебе руку.  Ну  и,  к  примеру,  нос.  Мы  проведем  некоторое  время  в
полицейском участке, где тебя  подлатают,  наложат  гипс.  Ты  вел  себя
неэтично по отношению к моей  даме.  У  меня  свидетель.  Да  и  дракой,
русских между собой турецкую полицию не удивишь. Я излагаю доходчиво?
   Петр уже почувствовал физическое превосходство противника.
   Но  главная  угроза   исходила   от   голоса   Гурова.   Спокойствие,
уверенность, даже безжалостность. И еще - может быть, самое  страшное  -
равнодушие этого человека буквально подавляло.
   - Чего ты думаешь? Тебя и просят о ерунде. Последняя ночь, ты  хочешь
провести эту ночь со своей пассией.
   - И все? - недоверчиво просипел Петр.
   - Естественно, нет. - Гуров усмехнулся. -  Когда  вы  разойдетесь  по
номерам, я у тебя даму заберу. Нам необходимо поговорить.
   - А если я против? - неожиданно вмешалась Мария.
   - Машенька, ты передумаешь, - Гуров вновь взглянул на Петра. - Говори
"согласен" и уходи.
   Петр ничего не сказал, лишь кивнул и пошел по аллее к жилым корпусам.
   - Ты хочешь жениться на мне, - твердо сказала Мария.
   - Не надо переживать, Машенька, - Гуров  взял  ее  под  руку.  -  Чем
больше избита истина, тем она вернее. Иначе  люди  не  повторяли  бы  ее
веками. И я, не краснея, скажу: жизнь -  сложная  штука.  Ты  правишь  в
своем мире, я - в своем. Надо уметь быть и царем и рабом. Завтра вечером
мое царствие закончится  и  начнется  твое.  Потерпи,  родная,  осталось
совсем немного.
 
*** 
 
   Около двух часов ночи Гуров сидел с Эльзой на лавочке, держал женщину
за руку. Парк еще жил, по аллеям бродили люди, слышался говор и смех.
   -  Я  не  понимаю,  да  и  не  желаю  понимать,  что  происходит,   -
возбужденно, но вполголоса говорила женщина. - Я хочу домой.
   - Как давно Екатерина шантажирует вас?  Она  вынуждает  вас  уродливо
одеваться, носить кошмарный  парик,  боится,  что  вас  случайно  узнает
кто-нибудь из ваших бывших мужчин?
   - Но если вы все знаете, зачем мучаете меня?
   - Не знаю. Теоретически мне на вашу  судьбу  наплевать.  По  жизни  я
сочувствую вам.
   - Вы способны сочувствовать? - Женщина пыталась придать  своему  тону
сарказм.
   - Ваш муж депутат? Он встретит вас в багажном отделении  аэропорта  и
выведет мимо таможенников?
   - Откуда вы все знаете?
   - Профессия. Но с наркотиками задерживают и депутатов, и дипломатов.
   - Если знают точно.
   - Я знаю точно. Не берите коробку у Петра. Пусть он вынесет ее сам.
   - И его задержат?
   -  Какое  вам  дело?  Его  не  задержат.  Вы  уезжаете  с   мужем   и
отправляетесь в гости, на неизвестную дачу, к черту  на  кулички...  Это
ваша чисто женская проблема. Нам надо, чтобы в Москве  вы  растворились.
Пусть Петр сам продвигает груз в нужный адрес.
   - Вы решили спасти меня? - прошептала женщина.
   Если бы ситуация не была столь напряженной, Гуров не  выдержал  бы  и
рассмеялся, но в данный момент лишь закашлялся.
   - Идите и поите его.  Утром  он  должен  опохмелиться  и  в  самолете
добавлять. Тогда ваша задача упростится до минимума.  Остальное  вас  не
касается.
   Гуров проводил женщину до номера и пошел к себе. Мария спала  или  не
спала, просто лежала, плотно завернувшись в крахмальную простыню.  Гуров
тихо занял свое место и замер. Он знал, что не заснет.  Лежать  придется
около пяти часов.
 
*** 
 
   Первое впечатление от салона самолета было шикарное: три ряда по  три
кресла  в  ряду,  два  прохода,  простор  и  удобства.  Такое   ощущение
сохраняется у человека до момента, когда  люди  начинают  рассаживаться.
Тут выясняется, что в проходе  двум  пассажирам  разминуться  трудно,  а
когда наконец сел, то упираешься коленками в спинку  кресла  впереди.  А
если человек решит спинку своего кресла откинуть, то  другому,  сидящему
позади, необходимо решить проблему своих ног. Если рост у  него  до  ста
шестидесяти, то сложностей у него почти не возникает. Ну а если  вымахал
за  сто  восемьдесят,  терпи!  Благо,  перелет  короток  -  три  часа  с
минутками. В общем, "пользуйтесь услугами Аэрофлота"!
   Как ни роскошна  жизнь  в  дорогом  отеле,  словно  в  раю,  а  домой
нормальному человеку  вернуться  не  терпится,  и  временные  неудобства
воспринимаются философски. "И не такое  терпели".  "Главное,  чтобы  эта
керосинка  до  Москвы  добралась".  "Дружище,  ты  бутылку  не  потерял?
Наливай, пока не поднялись".
   Трое молодых незадачливых коммерсантов заняли места в последнем  ряду
и о своей трезвости даже не вспоминали. Бутылки они сложили на свободное
кресло, где должен был находиться фиксатый Борис. Но он,  как  известно,
пребывал в другом месте.
   Остальные расположились в центре первого салона в одном ряду. Мария -
у правого иллюминатора, демонстративно отвернувшись от  Гурова,  который
сидел в крайнем кресле и мог вытянуть правую ногу. Место между ними пока
пустовало. Через проход втиснулась в кресло Катерина. Рядом с нею дремал
или делал вид, что дремлет, обожженный солнцем мужчина, который пробыл в
раю всего неделю; в самолете он  впервые  снял  свою  соломенную  шляпу,
оказалось, что у него красивые волнистые волосы. С другого  края  сидела
красивая незнакомая леди в дорогом строгом костюме, прекрасно облегающем
ее крупную, но стройную фигуру.
   Гуров, не вдруг узнав Эльзу, - а это была она, - едва не ахнул.
   Катерина держалась с подругой вежливо, как с попутчицей. Через проход
расположились блондинистый Петр и смоляно-черный Гиви. Крайним к проходу
сиротливо притулился худенький Еланчук.
   Лишь в момент взлета  стюардесса  пыталась  восстановить  статус-кво.
Друзья обозначили порядок, затем все встало на свои места.
   Мужики маялись после крутого вчерашнего бодуна  и  сразу  достали  из
кейса бутылку коньяка,  чем  усугубили  свое  состояние.  Когда  самолет
набрал высоту, они завалились к иллюминатору и захрапели.
   Марии надоели перистые облака, она повернулась к Гурову.
   - Красиво отдохнули, милорд! Я благодарна тебе,  твоим  друзьям.  Две
недели ни одного слова о съемках, ролях, театре. Даже  не  верится,  что
такое возможно.
   - Спасибо, очень приятно, миледи, что  тебе  понравилось,  -  расцвел
Гуров.
   - Характер у тебя... - она вздохнула. - Зато  ты  был  великолепен  в
сцене с этим дебилом. Ночь, ог