едят,  костей  не  выплюнут!"  Отари  совершенно  не  к  месту
рассмеялся. Девушки сразу замолчали, глядели испуганно:
   - Спасибо, красавицы, за доверие, - сказал он. -  Разговор  останется
между нами трудитесь, любитесь, рожайте детей, в общем, живите. И меньше
болтайте - закончил Отари сурово,  встал,  давая  понять,  что  разговор
окончен.
   - Вы Леню не  трогайте,  он  хороший,  -  сказала  на  прощание  Катя
Иванова.
   Сначала Отари хотел позвонить Гурову, затем решил самолюбие  товарища
поберечь. Кружнева официально допросить.  Ведь  кто-то  гайки  открутил,
факт, так  пусть  преступник  узнает,  что  его  видели.  Может,  начнет
дергаться, глупостей наделает.
   Кружнев, выпятив острый подбородок,  смотрел  на  Отари  воинственно.
"Сильный мужчина, -  уважительно  подумал  Отари.  -  Не  хочет  женщину
пачкать"
   - Почему вы не  хотите  ответить  на  простои  вопрос?  -  миролюбиво
спросил Отари.
   - Не вижу смысла.
   - Раз спрашиваем, значит, смысл есть, - вспылил следователь.
   - Подожди, Степан Прокофьевич, - сказал Отари. - Товарищ не понимает,
надо объяснить. Вы знаете,  Леонид  Тимофеевич,  в  ту  ночь  угнали  от
гостиницы  машину.  Она  сорвалась  в  ущелье  и   разбилась.   Эксперты
утверждают, что крепежные гайки правого переднего  колеса  "Волги"  были
свинчены. Вы не знаете, кто их открутил?
   - Не знаю. - Кружнев удивился откровенности милиционера.
   Следователь взглянул на майора, как  на  тяжелобольного,  и  решил  о
"заболевании" Антадзе доложить полковнику.
   - И мы не знаем, - тяжело вздохнул Отари. - Вас видели  той  ночью  у
машины.
   Откровенность майора преследовала две цели, дать пищу для разговоров,
напугать преступника и выяснить, до каких пор станет молчать Кружнев.
   - Глупости, - Кружнев сухо рассмеялся. - Я спал в своем номере  и  на
улицу не выходил.
   - Кто может подтвердить? - спросил следователь.
   - Одеяло и подушка.
   - Подпишите протокол. Вы свободны, - сказал Отари. -  Попросите  сюда
ваших приятелей Степанову и Артеменко.
   - Вы что делаете, товарищ майор? - спросил следователь, когда Кружнев
вышел. - Теперь о ваших предположениях заговорит вся гостиница.
   - Говорить станет не вся гостиница, а пять  человек,  которые  и  так
суть дела знают либо догадываются.
   Майю и  Артеменко  допросили.  Эти  двое  дали  одинаковые  показания
восьмого после ужина в ресторане ночевали в  номере  Артеменко  и  утром
поднялись вместе, когда их разбудил телефонный звонок. Формально алиби у
них существовало.
   Под предлогом допроса пригласили в кабинет и  Гурова.  Он  просмотрел
протоколы и сказал следователю:
   - Плохо работаете, капитан. Если вы не принимаете версию всерьез,  не
соглашаетесь с начальством, - подайте  рапорт,  устранитесь  от  ведения
дела.
   - Гражданин Гуров.
   - Не будем препираться, капитан, - перебил Гуров. - Я высказал личную
точку зрения, вам только кажется, что Москва далеко, а вы здесь  большой
начальник. - И  голос  его  звучал  так  неприязненно,  что  следователь
замолчал. - Если у вас есть свободное  время,  выясните,  пожалуйста,  у
гражданина Зинича, когда он вечером восьмого заменил на "Волге"  колесо,
кто запер багажник на ключ. И место нахождения Зинича в ночь с  восьмого
на девятое.
   Капитан покраснел, собрал документы, кивнул майору Антадзе и вышел.
   - Почему раньше не сказал? - Отари тоже смутился. - Это и моя ошибка.
   Гуров решил отвлечь приятеля и сказал:
   - Все не мог понять, что меня так  в  Кружневе  настораживает.  Такой
несчастненький, забитый, самоунижается,  заискивает.  На  самом  деле  -
сильный, тренированный мужик и с женщинами, как выяснилось, ловок.  Если
бы Кружнев действительно хотел скрыть свои  физические  возможности,  он
никогда не помог бы твоему шоферу, не  отворачивал  зажатые  до  предела
гайки. Кружнев не мистифицирует окружающих, он в разладе  сам  с  собой,
действует импульсивно. Я ехал, как паровоз, куда рельсы ведут, и  уперся
в  тупик.  Кружнев  первым  привлек  внимание,  я  бросился  на  дешевую
приманку.
   Зазвонил телефон. Отари помедлил и снял трубку.
   - Слушаю, - он долго молчал, поблагодарил, сказал, что едет,  положил
трубку. - На имя  подполковника  Гурова  из  Москвы  передали  материал,
почему-то поставили гриф "Секретно. Лично".
 
РЕЖИССЕР-ПОСТАНОВЩИК 
 
   Сегодня Юрию Петровичу исполнилось шестьдесят четыре года.  Известно,
возраст  человека  определяет  не  количество  прожитых   лет,   а   его
самочувствие  и  мироощущение.  Здоровьем  он  отличался  отменным,  его
наблюдал личный врач, должность и звания которого умещались на  визитной
карточке в три строки. Он  небрежно  брал  пятьдесят  рублей  за  визит,
изрекая: "Медицина у  нас  бесплатная,  но  лечиться  даром,  это  даром
лечиться. Вам, батенька,  я  практически  пока  не  нужен,  но  душевное
спокойствие денежными знаками не измеришь".
   Шестидесятилетие Юрий Петрович отмечал в  загородной  резиденции  под
Таллинном,  в  кругу  людей  светских,  не  деловых,   гуляли   красиво,
пристойно.  Юбиляр  был  представлен  гостям  как  лицо,  причастное   к
отечественным успехам в космосе. Костюм,  сшитый  у  лучшего  модельера,
сидел  на  Юрий  Петровиче  безукоризненно,  благородная   седина   лишь
подчеркивала моложавость загорелого лица.  Загар  был  естественный,  не
паршивый кварц, солнце ласкало его ранней  весной  в  горах,  осенью  на
Черноморском побережье.
   А сегодня Юрий Петрович находился  хоть  и  у  Черного  моря,  но  не
развлекался,  а  работал,  пытаясь  вырваться   из   капкана,   готового
захлопнуться в любую минуту. Чужие документы, поношенный костюм,  парик,
нарисованная  татуировка  на  кисти  руки,  ненужные   очки   и   палка,
выработанная привычка  сутулиться  и  шаркать  растоптанными  ботинками,
изменили Юрия Петровича не только внешне, но и внутренне. Он  хуже  себя
чувствовал,  плохо  спал,  по  утрам  разминал  ступни,  которые  начали
отекать, появилась головная боль.
   Он был вынужден прибегнуть к маскараду, встречаясь с Толиком Зиничем,
чтобы в случае задержания парня милиция разыскивала человека  из  другой
социальной среды.
   В этот пасмурный дождливый день,  всего  в  нескольких  кварталах  от
гостиницы "Приморская", Юрий Петрович пил горячий чай с  медом  и  писал
фамилии. Артеменко, Кружнев, Зинич. Поставил знак вопроса,  задумался  и
дописал девушки, москвич. Присутствие в гостинице подполковника из  МУРа
беспокоило Юрия Петровича, но отказаться  от  задуманного  уже  не  было
возможности. Если не хватает денег, их всегда  можно  взять  взаймы,  но
времени никто не одолжит ни дня, ни  часа.  Юрий  Петрович  находился  в
жесточайшем цейтноте.
   Родился он в двадцать четвертом в Москве. Отец погиб в сорок  первом,
через год Юрий ушел на фронт, мать с тех пор не  видел,  даже  не  узнал
обстоятельства ее смерти.
   Служил Юрий по хозяйственной части, был  исполнительным  служакой,  с
начальством ладил. Его сверстники совершали подвиги,  мерзли  в  окопах,
умирали, становились героями, а он просто служил, разве что был  одет  в
военную форму, писал каллиграфическим почерком хозяйственные  ведомости,
принимал, отпускал товар.
   Начальство его ценило. Бытовала шутка, что Юрка  Лебедев  так  быстро
считает, пишет столь безукоризненно, что зам по тылу не обменяет его  на
целый хозвзвод.
   В Москву он вернулся летом сорок пятого, особых ценностей не  привез,
но и не с пустыми руками прибыл, все-таки  сопровождал  вагон  с  личным
имуществом генерала.
   Юрий Петрович свою  деятельность  никогда  за  воровство  не  считал.
Прямым  воровством  никогда  и   не   занимался,   чужого,   тем   более
государственного, имущества не брал, в  закрома  не  тащил.  Он  обладал
талантом посредника.
   И если начинал Лебедев с обмена муки и  картошки  на  чулки  и  отрез
габардина, то через двадцать лет помогал получать взамен квартир, машин,
дачных участков дипломы, звания и повышения по службе. Юрий  Петрович  и
себя не обошел, приобрел диплом о  высшем  образовании,  медали  Великой
Отечественной войны у него были настоящие, анкета выглядела безупречно.
   Очень быстро он сообразил, что главная ценность в  жизни  не  деньги,
брильянты и золото, а человек. Преданный, а главное, управляемый. И Юрий
Петрович,   словно   талантливый   селекционер,   выращивал    и,    как
фанатик-нумизмат,  коллекционировал  нужных  ему   людей.   Он   обладал
незаурядными способностями психолога, тактика и стратега.
   Вербовал людей, играя не только на их слабостях и страстях, но  и  на
сильных чертах характера, на искренних и честных увлечениях. Он слыл, да
и  являлся  на  самом  деле,  человеком  слова,  и,  если  считал  людей
перспективными,  помогал  им  бескорыстно.  Правда,  без  принуждения  и
шантажа тоже не обходилось, ведь жизнь - штука сложная, противоречивая.
   Он, конечно, работал. Не  часто,  но  систематически  менял  вывески.
Всегда числился у кого-то замом по  хозяйственной  или  административной
части.
   Деньги, как таковые, не интересовали Юрия Петровича  уже  давно.  Как
магнат в капиталистическом обществе сражался не за лишний миллион, а  за
власть, за укрепление завоеванного и за расширение сферы влияния.
   Юрий Петрович не женился,  девушки  появлялись,  исчезали;  в  личной
жизни был нетребователен  удобная,  отнюдь  не  шикарная,  двухкомнатная
квартира, "Жигули", никаких дач, тем более вилл на побережье. Работал по
пятнадцать-восемнадцать  часов  в  сутки.  Ради   чего   он   поднимался
ежедневно, не исключая субботу и воскресенье, около семи, ложился  после
полуночи?
   Юрия Петровича сжигала жажда власти. Ему  не  требовалось  признания,
удовлетворяла уверенность, что он "может". Может наградить  и  наказать,
помочь и отвернуться.  И  это  делало  его  счастливым.  Преступления  и
безнаказанность определенной категории власть  имущих  породили  в  нем,
"сером  кардинале",  уверенность,  что  он   принадлежит   к   категории
неприкасаемых.
   И вдруг все кончилось. Сначала он отнесся к перестройке  и  гласности
насмешливо.  Ну,  еще  одна  кампания,  ну,  пошумят,   повоинствуют   и
успокоятся. Когда начались  судебные  процессы  и  на  газетных  полосах
замелькали знакомые  имена,  он  насторожился.  Еще  теплилась  надежда,
выпустят лишнюю кровь и тут же перетянут вену потуже,  наложат  повязку,
залечат. Потом понял надо уходить; кто  не  успел,  тот  пропал.  Вскоре
донеслась весть, что арестован человек  -  крупный  функционер,  который
лично скупал у него антиквариат и валюту.
   Два месяца Юрий Петрович конструировал, строил планы, но  решения  не
находил.  Перевалить  через  Урал  и  податься  в  нелегалы?  Оформиться
туристом и остаться в капстране? Пустому туда ехать - безумие,  а  везти
валюту и камни - риск не меньший, чем сидеть дома и ждать. В эти дни  он
проклял  перестройщиков,  обвиняя  их  во  всех   смертных   грехах.   В
цивилизованном мире не начинают бомбежку без объявления войны.
   "Так нельзя, - думал он, - это безнравственно,  надо  предупреждать".
Он не лукавил, не лицемерил, был в своем гневе совершенно искренен.
   Товарищи с холодными глазами и бесстрастными  лицами,  именно  такими
представлял он страшных гостей из милиции, не появлялись. Значит, южанин
молчит, ему невыгодно говорить. Незваный гость появился под вечер,  один
и понятых не приглашал, и лицо у него было не бесстрастное, а обиженное.
Верительных грамот Юрий Петрович у него  не  спрашивал,  даже  имени  не
узнал, ни к чему, по нескольким фразам понял безошибочно гость  в  курсе
дел.
   Новости тот сообщил удручающие у южанина конфисковали все  имущество,
семья осталась без средств к существованию, а работать никто  не  умеет,
да никогда и не пробовали. Сам герой о длине срока уже не думал, боролся
за жизнь. Юрия Петровича пока не назвал,  но  за  свое  молчание  просит
многое. Гость употребил именно это  слово  "просит"  -  и  посмотрел  на
хозяина так грустно, что стало ясно он в  случае  невыполнения  просьбы,
никакой ответственности не несет.
   Во-первых, передать семье пятьсот тысяч, чтобы не померли  с  голода.
Юрий Петрович отдал бы миллион, только бы не существовало, во-вторых. Но
оно существовало. Необходимо ликвидировать Володю  Артеменко  и  некоего
Толика Зинича, так как  в  случае  их  ареста  южанину  высшей  меры  не
избежать. Основной эпизод обвинения - пока  не  доказали  -  шкатулка  с
иностранной валютой и брильянтами. Она найдена в подвале, и арестованный
божится, что ничего о ней не знал,  не  ведал  и  понятия  не  имел.  На
шкатулке обнаружены отпечатки пальцев.  Один  из  сотрудников  следствия
сообщил, что шкатулку держали в руках несколько лиц. Если  их  выявят  и
они  дадут  показания,  что  шкатулка  принадлежит  арестованному   круг
замкнется.
   Артеменко действительно в свое время передавал  злосчастную  шкатулку
по назначению, уж кто-кто, а Юрий Петрович об этом знал.  Каким  образом
ларчик попал потом в руки Зинича, Юрия Петровича  не  интересовало,  эту
фигуру высчитали другие. А  вот  ликвидацию  пытаются  взвалить  на  его
плечи.
   - Я подобными делами не занимаюсь, - выслушав повествование,  ответил
Юрий Петрович. - Деньги семье, конечно, дам, остальное не мое.
   Гость согласно кивнул, приложил к глазам платок, затем вытер им руки.
   - Мой друг вас любит, как брата, и не хочет видеть рядом в зале суда.
   И  вот  сегодня  он  отмечает  день  рождения  один,   с   рисованной
татуировкой на руке в паричке и с палочкой - дешевый маскарад,  но  куда
денешься. Все он просчитал  и  организовал.  Убить  Артеменко  и  Зинича
трудно, но возможно. Так надо же было здесь  появиться  парню  из  МУРа!
Дьявол его принес к Черному морю в такую непогоду. Эти  нищие  борцы  за
идею не могут отдыхать, как люди, в бархатный сезон ищут трудностей.
   Именинник допил сладкий чай, тяжело заворочался в  кресле,  вздохнул.
Удалось организовать звонок начальнику местной  милиции,  он  из  старой
гвардии, ему есть что вспомнить. Но милиционер мечтает сегодня только бы
унести свою старую шкуру на пенсию, обещал лишь посильную помощь. Посмел
бы он так ответить вчера!
   Кто мог предположить, что мир перевернется?  Кого  они  судят  и  как
смеют? Безобразие. Этих огнеметчиков самих судить следует. Вчера жили по
одним правилам, сегодня по другим. Неизвестно, до чего докатиться можно,
до действительного равенства. Полный абсурд, люди не  равны,  и  все  об
этом знают.
   Юрий Петрович свою линию поведения  определил  правильно.  Главное  -
убрать из гостиницы московского сыщика. Через  час  полетела  телеграмма
"Москва, Петровка 38 Управление кадров. Находясь в отпуске Лев  Иванович
Гуров получил подарок десять тысяч. Иванов".
   Очень  довольный  собой,  Юрий  Петрович  решил  загулять   как-никак
праздник. Зашел в скромный ресторанчик, попросил коньяк. Меры по  борьбе
с пьянством усилили, но деньги не отменили, и, несмотря на  ранний  час,
коньяк подали, правда, в стакане с прозрачной долькой лимона и ложечкой,
да  какое  это  имеет  значение.  Юрий  Петрович  маленькими  глоточками
прихлебывал "чай" и вспоминал одну мудрость. "Лучше  прятаться  в  тени,
чем греться у костра"
   Он взглянул на часы и неторопливо отправился  на  встречу  с  Толиком
Зиничем. Уныло моросил дождь. Юрий Петрович  представил  себе  пустынную
аллею, две одинокие фигуры  на  мокрой  лавочке  и  поежился.  Что  двум
мужчинам  делать  под  дождем?  Они  будут  смотреться  со  стороны  как
заговорщики. Он решил изменить маршрут и перехватить Толика у санатория.
   Невысокий, ссутулившийся, опираясь  на  толстую  палку,  под  большим
черным зонтом, он походил на гриб. Брел по мелким рябым  лужам,  смотрел
на раскисшие хлюпающие ботинки и, свернув за угол, налетел на  какого-то
человека.
   - Отец, в такую погоду дома надо сидеть, чай пить! - произнес голос с
сильным грузинским акцентом.
   Юрий Петрович головы не поднял, смотрел на ноги незнакомца.  "Ботинки
форменные, а брюки штатские", - безразлично подумал  он  и  остановился.
Надо взглянуть на парня, но оборачиваться не хотелось, и  Юрий  Петрович
свернул во двор, встал за дощатым забором у щели.
   Парень был явно из местных, мусолил намокшую сигарету,  болтался  без
дела, поглядывал в сторону санатория, где работал Зинич.
   Толик появился через несколько минут,  прыгая  через  лужи,  поднимая
фонтаны брызг, побежал в сторону  аллеи,  где  была  назначена  встреча.
Парень в милицейских  ботинках,  подняв  воротничок  нейлоновой  куртки,
затрусил следом. Юрий Петрович не знал, радоваться ему или огорчаться. С
одной стороны, что за физкультурником наблюдают  -  факт  пренеприятный,
даже пугающий, с другой - сам Юрий Петрович на глаза милиции не попал, и
это прекрасно.
 
ВНОВЬ ОТКРЫВШИЕСЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА 
 
   - Отари, тебе необходимо переходить в наступление, - сказал Гуров.  -
Тактика выжидания в лучшем случае не дает никаких результатов, в худшем,
ты выедешь со следователем прокуратуры на осмотр трупа.
   Гуров закрыл папку с материалами.
   - Кружнев как центральная фигура отпал. Где сейчас Зинич?
   Промокший, изрядно замерзший оперативник, казалось, стоял под дверью.
   - Разрешите, товарищ майор? - он перешагнул порог.
   - Заходи, Рамиз, - Отари сдернул  с  подчиненного  липкую  куртку.  -
Сейчас чай попрошу.
   Худой, загорелый оперативник вытерся брошенным ему Отари  полотенцем,
вытянулся и доложил:
   - Ночью объект из  дома  не  выходил.  В  восемь  утра  он  явился  в
санаторий. Как вы приказали, я туда не пошел. В одиннадцать часов восемь
минут объект вышел из санатория, тридцать четыре минуты ходил по городу,
ни с кем в контакты не вступал  и  вернулся  в  свой  дом.  Меня  сменил
лейтенант Топадзе.
   "Я опять ошибся, - подумал Гуров, - Зинич  тоже  пустышка,  и  я  его
выдумал. Будь у него хозяин, встреча бы обязательно состоялась и  именно
сегодня утром".
   Из дежурной части принесли чай, Отари  поставил  на  стол  тарелку  с
сухим виноградом и спросил:
   - Тридцать четыре минуты гулял по городу? В такую погоду? Где гулял?
   - В приморской аллее, - оперативник прихлебывал горячий чай. - В один
конец прошел,  постоял,  в  другой  конец  прошел,  снова  постоял.  Мне
кажется, ждал или искал кого-то, но никто не пришел. Клянусь,  ни  одной
души. Погода!
   - А тебя засечь не могли? - спросил Отари.
   - Товарищ майор! Обижаете! Тофика Кудашвили знаете?
   Гуров  был  убежден,  если  встреча  должна   была   состояться,   то
оперативника засекли перед самым выходом Зинича. Физкультурник ничего не
заметил, иначе не болтался бы под  дождем.  Кто  увидел  оперативника  и
когда?
   Товарищи по работе,  особенно  подчиненные,  знали  о  манере  Гурова
расспрашивать  до   бесконечности.   Многих   людей   он   довел   своей
занудливостью и повторами одних и тех же вопросов чуть не до истерики.
   Через полчаса Отари решил, что его московский друг над бедным  парнем
просто издевается.
   - Машина проехала в эту сторону? - Гуров провел пальцем по чертежу.
   - Я уже говорил, товарищ...
   - А ты повтори, - Гуров обнял парня за худые плечи.  -  Повторение  -
мать учения. Значит, проехало такси, не останавливалось, огонек горел?
   - Горел, - обречено согласился Рамиз.
   - Огонек горел, а на заднем сиденье мог находиться пассажир?
   - Не было пассажира, - парень взглянул на Отари, но тот отвернулся.
   - На улице дождь, стекла мокрые, в машине темно.  Почему  ты  уверен,
что в такси никого не было?
   Оперативник вырвался из-под руки Гурова, вскочил:
   - Зачем из меня душу вынимать? Из моей души преступника  не  сделать,
да?
   Гуров жестом остановил пытавшегося вмешаться Отари,  на  оперативника
взглянул строго:
   - Здесь не театр. Сядь на место.
   - Не сяду, - Рамиз опустил голову.
   - Сядешь, - миролюбиво сказал Гуров. - Ты сказал, что такси  проехало
в десять тридцать. А объект, - повторяя выражение молодого оперативника