ьшая власть. Он опьянел от азарта, но рассудка
не терял и принял меры безопасности.  Незаметно,  исподволь  в  нем  росло
чувство собственного  величия,  он  создавал  миф  о  своей  Неуязвимости.
Крутившиеся вокруг девочки и мальчики смотрели на него с обожанием.  Когда
же гром грянул и он оказался за решеткой, спасла его предусмотрительность.
Валюту, золото и деньги  Крошин  хранил  сам,  выдавал  участникам  группы
понемногу. Он установил  такой  порядок,  чтобы  полнее  чувствовать  свою
власть. Арестованные не назвали Крошина, не дали  против  него  показаний.
Для  этого  существовало  две  причины.  Раз   ценности   не   обнаружены,
преступников судили как мелких фарцовщиков. Кроме того, после освобождения
они  рассчитывали  получить  у  Крошина  свои  доли.  Крошин  освобождение
приписал целиком и полностью собственному уму и силе. Раз я  победил  МУР,
значит, я могу все, решил он. Несмотря на такой вывод, из Москвы он уехал.
Временно. Приехав сюда, он устроился  на  работу.  Людей  на  стройках  не
хватало, его приняли.
     Существовал в биографии Крошина еще один факт, о котором он  старался
не думать, считал, что никому об этом ничего не известно.
     Ровно в два Крошин вошел в кабинет  следователя.  Николай  Тимофеевич
был один, что-то писал, увидев Крошина, сказал:
     - Садитесь, пора с вами кончать. У меня дел накопилось невпроворот, -
он был сегодня сух и деловит. От вчерашней неторопливости  не  осталось  и
следа.  Гурова  следователь  попросил  не  приходить,  так  как  собирался
предложить преступнику  капитуляцию.  В  подобной  ситуации  зрители  были
совершенно ни к чему.
     Крошин приготовился к спокойной беседе,  заготовил  рассказ  о  своей
жизни в Москве, о превратностях судьбы и незаконном аресте. И такое начало
сбило его с толку.
     - Значит, так, Крошин, - следователь отложил свои бумаги. - Я никогда
не меняю решений. Вы мне верите?
     Крошин посмотрел на следователя и молча кивнул.
     - Вы берете бумагу, садитесь вон там, - следователь указал на  столик
в углу, - и пишете подробно и правдиво обо всем. О московском  деле  и  об
убийстве Логинова. Согласны?
     - Никогда, - ответил Крошин.
     - Не бросайтесь словами. У вас есть два пути.  Я  рекомендую  явку  с
повинной. Если я начну допрос, будет поздно.
     Это "поздно" прозвучало для Крошина, как гудок уходящего поезда.
     - Допрашивайте, - упрямо сказал он.
     - Хорошо, - следователь положил перед собой бланки допросов. - Прежде
я коротко обрисую ваше положение. Делаю это не из-за вас. Жалко вашу мать,
она, видимо, этого не перенесет.
     - Вы знаете? - спросил Крошин и удивился собственной глупости.
     Николай Тимофеевич  не  ответил.  Реакция  Крошина  доказала  правоту
следователя. Фраза о матери должна  была  прозвучать  неожиданно  и  между
прочим. Тогда она могла сработать, и она сработала.  Уж  конечно,  Крошина
потрясла не жалость к старушке-матери.
     Несколько   дней   назад   полковник   Турилин   сказал   следователю
прокуратуры, что по непонятным причинам Крошин указывает во всех  анкетах,
что его мать скончалась в шестьдесят пятом году. Старушка же  проживает  в
Ленинграде и понятия не имеет, что родной сын ее похоронил. Крошин человек
расчетливый и рациональный, просто так ничего  не  делает.  Уклоняется  от
уплаты алиментов? Не похоже, при всех своих недостатках Крошин человек  не
скупой, да и шестьдесят-семьдесят рублей  в  месяц  для  него  не  расход.
Сопоставляя даты, они выяснили: Крошин "похоронил" мать в период  расцвета
своей валютной деятельности. Сделал он это тонко,  получил  из  Ленинграда
телеграмму,  которую  показывал  своим  партнерам  по  бизнесу.  Ездил   в
Ленинград на "похороны". Смерть матери Крошина  не  вызвала  у  работников
уголовного розыска в Москве сомнений, тем более что "произошла" она  много
лет назад. Проверка московских связей Крошина ничего  не  дала,  золото  и
валюта обнаружены не были.
     Так появилась версия, что Крошин  хранит  свою  "казну"  у  матери  в
Ленинграде. Как  данную  версию  проверить?  Везти  в  Ленинград  Крошима,
разоблачить перед старой женщиной и устроить обыск? А  если  ошибка?  Если
ничего обнаружено не будет, Крошин вновь выскользнет из рук правосудия.  А
его  мать?  Если  семидесятилетняя  женщина,  пережившая  блокаду,  честно
трудившаяся всю жизнь, не выдержит удара и  умрет?  Кто  возьмет  на  себя
такую ответственность? Можно ли  ради  изобличения  преступника  рисковать
жизнью человека?
     Тут же возникла и вторая версия.  При  выяснении  биографии  Логинова
было установлено, что он после войны жил пять лет в Ленинграде и  чуть  ли
не ежегодно ездил туда в отпуск к племяннице. Племянница проживает в одном
доме с "покойной" матерью Крошина. Логинов знал мать  Крошина,  знал,  что
старушка жива. Если  все  это  звенья  одной  цепи?  Если  истинный  мотив
убийства не месть, а стремление убрать опасного свидетеля?  Почему  Крошин
"похоронил" мать?
     Один из братьев Птицыных вылетел в Ленинград, передал старушке привет
от сына, почитал его письма. Мать готова была рассказывать о сыне  с  утра
до  вечера.  Сейчас  он  "знаменитый  строитель",  разъезжает  по  стране.
Три-четыре раза в год навещает старушку-мать.  Он  внимателен  и  помогает
деньгами. Детство  у  Сашеньки  было  трудное,  но  он  всегда  был  очень
талантлив. Инспектор с последним  согласился,  сказал  между  прочим,  что
Крошин просил привезти ему кое-какой инструмент, хранившийся в оставленном
у матери чемодане. Робкая попытка обнаружить ценности успеха не  принесла.
Но когда инспектор уголовного розыска заговорил о соседке  и  сказал,  что
случайно знаком с ее дядей, старушка  сообщила,  что  тоже  знает  старого
наездника, весной он вновь приезжал На несколько дней в гости.
     Предположение, что  Крошин  хранит  в  доме  своей  матери  валюту  и
ценности,  стало  совсем  реальным.  Цепь  почти  замкнулась,   оставалось
чуть-чуть.
     Весь  вчерашний  разговор   был   прелюдией,   подготовкой.   Сегодня
следователь так резко сменил тон и ритм беседы,  так  легко,  как  о  само
собой разумеющемся, произнес фразу о матери,  что  Крошин  невольно  выдал
себя.
     - Из-за вашей матери я и не арестовываю вас, - сказал следователь.  -
Нам известно, что валюту и прочие ценности, приобретенные вами  в  Москве,
вы храните у матери.  -  Крошин  впервые  за  все  время  опустил  голову,
следователь понял, что победил, и, как о само собой разумеющемся,  сказал:
- С вами в Ленинград полетят два наших товарища, вы заберете свою "казну",
скажете матери, что улетаете на Крайний Север...
     - Вы не сказали?..
     -  Не  изображайте  из  себя  любящего  сына...  -  перебил   Крошина
следователь. - Мы не сказали.


     В  воскресенье  над  ипподромом   развевались   разноцветные   флаги.
Разыгрывался главный приз сезона.
     В ложе Лева тоном бывалого человека давал пояснения  отцу,  матери  и
несколько растерявшейся от суматохи и шума Клаве. Генерал был при  параде,
Саша настояла, пришлось надеть форму и все ордена. Когда  Лева  убежал  на
конюшню, в ложе появился работник ипподрома и спросил:
     - Простите, товарищ генерал, вы отец Льва Ивановича?
     - Что? - генерал не понял вопроса. - Я генерал-лейтенант...
     - Вижу, что генерал, - перебил мужчина и виновато улыбнулся. - Но  вы
папаша инспектора уголовного розыска Гурова?
     - Папаша, папаша, а я мамаша, - сказала мама и рассмеялась.
     Работник ипподрома исчез, явился через минуту со стульями, расставляя
их, говорил:
     - Будьте любезны, садитесь, пожалуйста. - Он разместил четыре  стула,
спросил: - Программа у вас есть? Хотите бинокль? У меня есть  собственный,
цейсовский.
     -  Спасибо,  не  надо,  -  ответила  мама,  глядя  на  кипевшего   от
негодования генерала.
     Клава, которая, казалось, и не слышала ничего, села на стул, одернула
юбку и солидно сказала: - Это ты у себя генерал, Иван, а в жизни  ты  Левы
Гурова отец. Садись уж, - и она отвернулась.
     Лева держал Гладиатора. Рогозин и Николай запрягали. Нина  сидела  на
погнутом колесе, мяла в руках  пустой  пакет  из-под  молока  и  задумчиво
смотрела себе под ноги.
     - Нашел время, когда явиться, - шипел  на  Леву  Рогозин.  -  Большой
приз, понимать должен. Двухлетка!
     Нина села в "американку", приняла от Рогозина  вожжи,  скользнула  на
Леву безразличным взглядом.
     Гладиатор напрягся, выдержал паузу и пошел, не рысью, шагом, он  знал
себе цену.
     - Уйди сегодня с глаз моих долой! - уже в голос заявил Рогозин.
     - Лев Иванович, - поддержал Рогозина Кунин, - Нина Петровна в большом
призу едет, вы мешаете.
     - Девчонка с разминки вернется, чтобы  духу  твоего  не  было.  Уйди,
говорю! - Рогозин наступал на Леву.
     Он повернулся и пошел.
     - То я в призу, то она в призу, - бормотал Лева обиженно.
     - Какого-то Ринга здесь называют, Отеллу какую-то, - сообщила  Клава,
когда Лева вернулся в ложу. - Ну-ка, Лев Иванович, - она достала  кошелек,
стала  вынимать  аккуратно  сложенные  купюры,  -  поставь  там  на  моего
Григория.
     - Клава!
     - Что Клава! - она с вызовом  взглянула  на  генерала.  -  Какая  еще
Отелла, когда мой Григорий едет?
     Мама тоже раскрыла сумку, генерал же демонстративно отвернулся.
     Лева купил билеты и  вернулся  в  ложу,  когда  рысаки  двинулись  за
стартовой машиной. Нина на Гладиаторе принимала восьмым колесом и в первый
поворот вошла лишь четвертой.
     - Ты когда жениться думаешь? - глядя на  летящих  лошадей  и  скрывая
охвативший его азарт, спросил тихо генерал.
     - Я сам решу, отец, - ответил Лева.
     На противоположной прямой Гладиатор  переместился  на  третье  место.
Ринг и Отелло шли голова в  голову.  При  выходе  из  последнего  поворота
Гладиатор захватил их. Лошади голова в голову летели к финишу.
     - Завтра, отец! Завтра! - бормотал Лева, и ему казалось, что  это  он
сам борется на дорожке с соперниками.


   Николай ЛЕОНОВ 
   МЩЕНИЕ СПРАВЕДЛИВО 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
ПРОЛОГ 
 
   Он сидел у себя в кабинете за письменным столом и бездумно  наблюдал,
как  пузырится  и  тает  в  стакане  таблетка  аспирина.  Голова  болела
несколько суток, не очень сильно  болела,  но  постоянно,  без  пауз.  В
телевизионной рекламе аспирин помогал безукоризненно. Реклама существует
для отъема денег у людей доверчивых, к которым он не принадлежал, однако
растворимый аспирин распорядился купить. Теперь смотрел  на  пузырьки  и
понимал, лишь совсем никчемный, наивный человек может рассчитывать,  что
голова, заболевшая от мыслей об  убийстве,  может  быть  излечена  столь
примитивным способом. Совершенно некстати вспомнилась пошлая шутка,  что
безотказное средство от головной боли есть лишь одно - гильотина.
   Он залпом осушил стакан, вкуса не  почувствовал,  пригубил  из  рюмки
коньяка и включил лежавший перед ним магнитофон.
   - На Руси, коллеги, издревле все  действия  начинались  от  печки,  -
произнес спокойный, слегка насмешливый голос полковника Гурова.
   Старший оперативный уполномоченный по  особо  важным  делам  Главного
управления  уголовного  розыска  Министерства  внутренних   дел   России
полковник милиции Гуров выступал, если угодно, читал  лекцию,  в  Высшей
школе МВД. Перед началом своего выступления полковник сказал:
   - Уважаемые коллеги, попробуем разобраться в причинах, которые мешают
нам разыскивать наемных убийц...
   Он выключил магнитофон, вспомнил самоуверенного  полковника,  который
говорил  четко,  рублеными  фразами,  порой  повторяя  некоторые  слова,
видимо, придавая им особое значение, посидел некоторое время в состоянии
прострации, вновь нажал клавишу магнитофона.
   - Для сыщика, работающего по розыску  наемника,  крайне  важно  точно
определить, что именно в конкретном деле следует принять за "печку". Для
примера мы возьмем, убийство, когда проведенные оперативные  мероприятия
успеха не принесли. Период "хватай мешки,  вокзал  отходит"  закончился.
Начальство  разъехалось  по  теплым  кабинетам,  эксперты  собрали  свои
чемоданы, следователь прокуратуры дал нам  соответствующее  поручение...
Труп в морге, родственники убитого в трауре, накрывают столы. Вы на свой
обшарпанный стол выкладываете стопочку бумаги и начинаете сочинять  план
оперативно-розыскных мероприятий. К черту план! Я не  лектор,  вы  -  не
ученики, мы с  вами  -  сыщики.  Мы  отлично  знаем,  что  бумага  нужна
начальству для отчета...
   Он хлопнул по магнитофону ладонью, известный сыщик заткнулся.  Запись
была сделана неделю назад. Он слышал Гурова в зале,  затем  неоднократно
прокручивал пленку, выучил выступление сыскаря наизусть. Он  никогда  не
держал в руках оружия, разве что в тире парка отдыха. Он и дрался лишь в
детстве и не слишком успешно. Убить человека? Моральная сторона дела его
не волновала. Как человек на земле организовался, так и  начал  убивать,
убивает по сей день и будет убивать, пока существует. Дело не в  морали.
Он знал себя, понимал, что убить не сумеет, и не оттого, что струсит, не
хватит  ловкости,  силы  воли,  решительности.  Он  кран  водопроводный,
штепсель починить не может, не рукастый  от  рождения.  Не  боги  горшки
обжигают!  Верно,  не  боги.  Но  и  не  пианисты  или,  к  примеру,  не
математики. Каждый должен заниматься своим делом. А когда кухарка начнет
управлять государством, мы имеем то,  что  имеем,  конкретно  -  Россию.
Вроде все есть, а на самом деле ничего нет.
   Ты финансист, политик, чиновник, короче, Головастик. А убивать должен
убийца! Так где его взять? Правильно  этот  чертов  мент  говорил,  мол,
газеты, телевидение, радио неустанно повторяют: наемный убийца - человек
обреченный, его ликвидируют непосредственно  после  выполнения  задания.
Данную истину постигла даже тетя Маша из Херсона. Все знают! А  наемники
этого не знают и продолжают убивать! Откуда же они берутся, недоумки? Он
помнил, когда полковник Гуров сделал паузу, как  тронул  пальцами  седой
висок и продолжал в том духе, что самое простое и есть наиболее сложное.
Взять хоть колесо телеги, хоть таблицу умножения.  И  говорил  полковник
еще часа два.
   Он слушал Гурова, сидя за столом президиума между  двумя  генералами,
которые, судя по их взглядам друг на друга и на расхаживающего по  сцене
полковника, были последним крайне недовольны, однако помалкивали.
   Жизнь загнала его в тупик, выход существовал,  но  его  перегораживал
один   человек,   обойти   которого   не    представлялось    возможным,
следовательно, необходимо было убрать.  Читаешь  газеты,  так  в  Москве
убивают ежедневно, практически убийц  не  находят.  Бандиты  стреляют  в
бандитов, что естественно. Но  убивают  и  людей  солидных,  не  имеющих
прямого отношения к преступным группировкам. Вот и Он не имеет, а  убить
необходимо, так как самому жить очень хочется,  причем  жить  красиво  и
свободно, а не существовать.
   И  Он,  Головастик,  обязан  вопрос  решить.  Все-таки  не   зря   Он
организовал   выступление   этого   сыщика,   кое-что   Гуров    сообщил
поучительного. Сколько раз прослушал пленку, но  так  и  не  узнал,  где
найти исполнителя и как совершить убийство,  но  Он  понял  нечто  очень
важное - чего в таком деле совершать не следует.
 
Глава первая 
 
   Полковники Гуров и Крячко занимали один кабинет, столы стояли боком к
единственному окну, "лбами" друг к другу, таким образом,  сыщики  сидели
друг против друга, глаза в глаза,  хотя  и  были  закадычными  друзьями,
изрядно надоели друг другу. У каждого за спиной, в углу, стоял сейф, еще
один письменный стол находился у  стены,  слева  от  входной  двери,  за
которым  "гости"  и  подчиненные  порой  писали   рапорта,   объяснения,
заявления и, конечно, бесчисленные жалобы.
   - Если на сыщика не "катят бочки", значит,  он  не  сыщик,  а  сторож
садового участка, - говорил порой Крячко и  следил,  чтобы  на  гостевом
столе всегда лежала папка с чистой бумагой и  шариковая  ручка,  которая
регулярно исчезала.
   Станислав, обнаружив очередную пропажу,  записывал  подозреваемого  в
краже на страничку отрывного  календаря,  грозился  привязать  шариковую
ручку к ножке стола и клал на "жалостливую"  папку  новую,  которую  сам
недавно позаимствовал в чьем-нибудь кабинете.
   В общем, кабинет старших оперов  главка  угро  никак  не  походил  на
каземат, в котором зачастую плакали мужчины, рыдали женщины,  матерились
менты, некоторые в генеральских погонах. Никто в этом кабинете никого  и
пальцем не тронул, но человек очень болезненно реагирует,  когда  ему  в
лицо говорят о нем правду. А добывать правду и порой излагать  ее  вслух
являлось профессией хозяев этого обычного канцелярского кабинета.
   Гуров работал в сыске двадцать лет. Высокий, стройный, элегантный,  с
задумчивыми и светлыми глазами под темными бровями,  он  очень  нравился
женщинам и крайне не нравился начальству.
   Крячко был ниже ростом, круглее в талии, проще лицом и одеждой, любил
балагурить, жаловаться на  жизнь,  и  внешностью  и  манерами  временами
походил на знаменитого солдата Швейка.
   Сыщики знали друг  друга  давно,  пережили  и  взаимную  неприязнь  и
недоверие, ссорились и вновь шли рядом, порой ползли, сплевывая  кровью.
Они были очень разные, но  их  прочно  объединяли  такие  качества,  как
честность, которая не мешала порой хитрить  и  недоговаривать,  верность
своему слову, опыт розыскной работы, дружба и взаимная  любовь,  которой
они стеснялись и порой говорили друг другу вещи достаточно неприятные.
   У Гурова и Крячко был еще один друг - генерал, начальник главка  Петр
Николаевич Орлов. Гуров знал его без малого двадцать лет, работал с  ним
в одной опергруппе МУРа, когда Орлов был не генералом, а старшим  группы
и отнюдь не другом. Работа в розыске - не война на передовой,  не  будем
кощунствовать, но это мужская "соленая" работа, где тоже грязи  и  крови
хватает и мало не покажется. Крячко пришел в группу  Гурова  спустя  два
года, так что эти три человека работали бок о  бок  черт  знает  сколько
времени, так как жизнь в сыске считать день  за  день  несправедливо,  а
никакого коэффициента еще не придумали.
   Кабинет оперов находился в одном коридоре  с  генеральским,  и  когда
секретарь сообщила, что "сам просит заглянуть", сыщики  через  несколько
секунд вошли в "предбанник". Хозяйка приемной, влюбленная в начальника и
в обоих сыщиков, причем в  каждого  по-разному,  взглянула  на  вошедших
строго и сочувственно, тем предупреждая, что ничего хорошего  друзей  не
ждет и шуточки следует оставить здесь, молча кивнула на  дубовые  двери.
Женщина  работала  у  Орлова  давно,  соответственно   и   давно   знала
оперативников,  но  и  ее  опыта  не  хватало,  чтобы  понять  -  данное
предупреждение излишне, так как вызов не самолично, а  через  секретаря,
говорил сам за себя.
   Крячко распахнул  перед  Гуровым  тяжелую  дверь,  состроил  подружке
"рожу", демонстративно одернул пиджак и вошел следом за другом.
   Орлов был в мундире, который терпеть  не  мог  и  надевал  в  случаях
крайней необходимости.  Петр  Николаевич  меньше  месяца  назад  получил
вторую генеральскую звезду.  Гуров  моментально  просек,  что  Петр  сей
момент вернулся с выволочки, не стал переодеваться,  значит,  торопится,
настроение у друга  говенное  не  только  из-за  недавнего  разговора  в
верхах, но и в связи с тем, что генерал в мундире и вроде бы  хвастается
повышением в звании. Стараясь разрядить обстановку, Гуров И сказал:
   - Добрый день,  Петр  Николаевич.  -  В  официальной  обстановке  они
разговаривали  на  "вы".  Однако  Крячко,  хотя  тоже  все  понимал,  не
сдержался и по-строевому четко произнес:
   - Здравия желаю, господин генерал-лейтенант!
   Орлов даже не изобразил  желания  приподняться,  махнул  короткопалой
рукой, буркнул:
   - Располагайтесь. Не знаю, кто из вас хуже: один хитер и  неиск