старые
офицеры называли нового зама, курирующего  основной  главк  -  уголовный
розыск, вселил в людей оптимизм. Зам был истинным ментом, начинал опером
в отделении, служил в МУРе, руководил райуправлением,  даже  около  года
работал начальником УВД крупной области.
   Хвастаться Орлову было  совершенно  нечем,  но  шел  он  спокойно:  с
коллегой всегда договоришься.
   Секретарь четко поздоровался, открыл  перед  гостем  двойные  дубовые
двери, и Орлов оказался в кабинете, где бывал множество раз.
   - Здравия желаю, поздравляю  с  назначением,  Алексей  Алексеевич,  -
сказал Орлов, которого в  первое  мгновение  несколько  покоробило,  что
хозяин не вышел из-за стола, лишь  махнул  могучей  рукой,  указывая  на
кресло.
   В молодости  Бодрашов  увлекался  самбо,  был  чемпионом  "Динамо"  в
тяжелом весе, имел рост под сто девяносто и вес около  ста  двадцати.  В
общем, Бодраш был большой  мужик,  в  отличие  от  гостя,  с  отнюдь  не
простецким лицом, а на службе хорошо ли он относился к кому-то,  неважно
ли, но был со всеми сдержанно-корректен.
   - Здравствуйте, Петр Николасвич. - Хозяин откинулся на спинку кресла,
оно  жалобно  застонало.  -  Уж  коли  мы  столько  лет  обращались   по
имени-отчеству, так и оставим. А случится выпить да песни спеть, тогда и
поглядим.
   Орлов согласно кивнул и сел. Он был без портфеля, даже без папки.
   - Знаете, читать не люблю, - неожиданно заявил Бодрашов.
   - Я-то как раз знаю, что вы читать любите,  но  у  торшера,  либо  на
боку.  Впрочем,  положение  в  главке  вы  знаете,  так  зачем  мусолить
страницы? Мы, с легкой руки  Гурова,  вцепились  в  непонятные  угоны  с
пропавшими людьми и теперь мучаемся. Нельзя сказать,  что  пустышка,  но
серьезно пока говорить не о  чем.  Загадочная  история,  хотя  я  данное
словосочетание  терпеть   не   могу.   Загадка   самим   фактом   своего
существования доказывает, сколь несовершенен твой разум.
   - Дело ведет, конечно, полковник  Гуров?  Не  понимаю  я  его,  шибко
сложный.
   - Что выросло, то выросло, Алексей Алексеевич.
   - Да-да, знаю, дежурные прибаутки вашего управления все  министерство
повторяет. "Ныряй, здесь неглубоко". "Младшего обидеть легко".
   - Слушайте, Алексей Алексеевич, мы, конечно,  упрямы,  слов  нет.  Но
конкретное преступление в определенном смысле для нас  принципиально  по
нескольким позициям.
   - Попробую перечислить, - сказал хозяин.  -  Пропало  около  тридцати
экипажей, даже для России это  многовато.  Преступники  придумали  нечто
новое, сыщики не спят спокойно, зная, что противник знает нечто,  а  они
этого не знают. Мы не можем простить около  тридцати  человек,  а  может
сложиться еще  хуже.  Сегодня  неизвестный  нам  прием  используют  лишь
несколько человек, но рано или поздно о нем узнают и другие  уголовники.
Погибнут еще люди, а мы бросимся догонять.
   - Если срочно не прооперировать, может родиться легенда, как  деловые
ловкачи похитили не около тридцати машин с людьми, а три тысячи... Армия
ментов с ног  сбилась,  год  ничего  сделать  не  могут.  Такие  легенды
поднимают дух бандитов и деморализуют  население.  Существует  еще  один
фактор, он масштабом поменьше, но для нас крайне  важен.  На  территории
Москвы вблизи от Окружной дороги, между  двумя  техстанциями,  обнаружен
труп автомеханика. В этом месте  незримо  смыкаются  зоны  влияния  двух
преступных группировок. Они состоят как из москвичей, так и из  бандитов
области и перемещаются в зависимости от обстоятельств.
   Обнаруженный нами труп, казалось бы, не имеет отношения  к  пропавшим
машинам  и  людям.  Но  я  внутренне  убежден,  что   имеет,   и   самое
непосредственное.  Автомеханик.  Труп  в  непосредственной  близости  со
станциями обслуживания. И убит он единственным  выстрелом  из  пистолета
"ТТ" с глушителем, в затылок, почти в упор. У меня нет никаких данных, а
следовательно, и веских оснований, но я убежден, что именно так  убивали
пассажиров угнанных машин.
   - А разве точка зрения Льва Ивановича Гурова не основание? -  спросил
замминистра, и Орлов увидел в его серых глазах смешинки.
   - Основание! - с вызовом ответил Орлов. - Но Гуров до поры до времени
помалкивает.
   - Задачи серьезные, а вас всего-то три  человека  и  два  рекрута.  -
Бодрашов взглянул на Орлова, прищурился. - Возьмите людей из отделов.
   - Я подумаю, Алексей Алексеевич, - ответил Орлов. - Разрешите идти?
   Хозяин махнул на гостя своей лапищей, что-то  пробормотал  и  занялся
телефоном. Орлов был уверен, что замминистра сказал:
   - Проваливай, сыщик.
   Орлов вышел от руководства, направился к себе  и  увидел  у  открытой
двери привалившуюся плечом к косяку фигуру Станислава. Тогда  он  понял,
что передохнуть не придется.
   Но друзья есть друзья. Мы еще думаем, а они уже знают.
   В приемной Гуров отобрал у секретарши  Верочки  поднос  с  чашками  и
кофейником. Станислав  распахнул  перед  генералом  двери  и  с  пафосом
заявил:
   - Они заняты, кофейничают в семейном кругу.
   - Петр, ты выглядишь  словно  новый  полтинник,  -  сказал  Гуров.  -
Первый, кто заговорит о работе, штрафуется на месте.
   - Деньги собираю лично я, - вставил Станислав.
   - Судя по твоему виду, Бодраш не изменился. А теперь, так как я всего
лишь собираюсь нарисовать психологический этюд, прошу не  принимать  мои
слова всерьез, - сказал Гуров. Станислав моментально ответил:
   - Тогда, считай, ты сто лет бездельничаешь в сыске.
   Коротко, но точно Гуров рассказал о своих отношениях с Ильёй Титовым.
   - Чего же ты молчал раньше? - поинтересовался Станислав.
   - Плохо, Лева, ты  разочаровал  молодого  человека,  даже  обидел,  -
сказал Орлов.  -  Ни  о  какой  вербовке  не  может  быть  и  речи,  но,
разговаривая с молодым парнем, необходимо делать скидку  на  возраст.  В
эти годы человек остро восприимчив и обидчив. А ты, желая выбить из  его
головенки романтику, прешь как танк. Лева, с таким парнем следует больше
советоваться, сомневаться и советоваться. Если он тебе позвонит еще раз,
но, боюсь, этого не случится.
   - Да что я такого  сказал?  -  возмутился  Гуров.  -  Если  он  такой
обидчивый, пусть отправляется в кружок  кройки  и  шитья.  Он  с  первой
встречи должен понять, у нас мужская работа.
   - Умный, а дурак! - рассердился Орлов. - Работа мужская, а  Илья  еще
мальчик, хотя и умный, и самолюбивый.
   - А как ты меня утюжил первое время? - напомнил Гуров.
   - Ты был офицер, а я был тогда не прав. Впрочем, у  тебя  только  вид
голубоглазый, а по сути ты хищник, иначе я бы  тебя  сломал  и  никакого
сыщика Гурова не было бы.
   - Хорошо, если Илья объявится, буду вокруг него на цыпочках ходить, -
усмехнулся Гуров. - Только сдается мне, что они еще  кого-нибудь  убьют,
из своих, я имею в виду.
   - Если мы вышли в цвет, - задумчиво произнес Станислав.
   - Не хрен хвастаться, никуда мы не  выходили,  нас  вывел  случай,  -
сказал Орлов. - Юрий Власов что-то знал, больше, пожалуй, догадывался, и
его ликвидировали практически в собственном  доме.  Явились  мы,  причем
вели себя не правильно. Сколько  убийств  в  Москве  за  сутки?  Значит,
должен был прибыть ленивый, не  опохмелившийся  участковый,  нужно  было
долго вызывать группу МУРа. Оперативники приехали бы недовольные,  злые.
А мы скопом. И прокуратура города, и старшие офицеры главка.  Ты,  Лева,
взгляни на себя в зеркало. Может такой франт  прилететь  рано  утром  на
окраину Москвы, лишь бы взглянуть на  труп  автомеханика?  Продыха  нет,
пирожок  сожрать  некогда,  а  прилетели  два  полковника   со   старшим
следователем не районной, а городской прокуратуры. Сработали,  как...  в
кино лучше делают. Поймите, мальчики, у них около тридцати  захоронений.
Убийцы, вурдалаки, так нервы у них все одно имеются, они на  каждый  чих
вздрагивают и спят только после литра выпитого. А мы им гвардию  в  нос,
мол, все, допрыгались, мы теперь с  этого  места  с  пустыми  руками  не
уйдем.
   - Да не казнись ты так, Петр, - сказал Гуров. - Ведь они уверены, что
у нас ничего нет.
   - Они сейчас уверены только в том, что смертны. И им страшно,  в  том
они тоже уверены. И мысли у них одни - как от проклятого места  подальше
оказаться.

***

   Жизнь Вальки Сухотого от рождения складывалась совсем неплохо. Мать с
отцом работали на одном заводе, отец - мастером, мать  -  нормировщицей,
жили дружно. Батя, случалось, поддавал, так не без этого, иначе с людьми
близости никакой, даже дружком не обзаведешься, и девки  смеются.  Он  и
поддавал, да меру знал, дома вел себя спокойно, а лишнее примет -  сразу
спать.  Маманя  у  Вальки  была  шустрая  и  деловитая,   когда   спала,
неизвестно, но обед всегда был готов, квартирка двухкомнатная от  завода
сверкала, мужики всегда в чистом. В общем, Сухотые жили по тем  временам
красиво и в достатке. Ни с того ни с сего батя  заболел,  мужик  он  был
здоровый, врачей не уважал, держался за живот,  постанывал,  но  терпел.
Все думали, язва, травами лечили; когда вконец приперло, пошел к  врачу.
Рентген, срочно в палату, а через две недели его  не  стало.  Рак.  Мать
была на восьмом месяце. Ее в деревню к бабке. Валентин в восемь лет стал
главой семьи. Мать жалел, сестренку народившуюся  любил  до  ужаса,  как
взрослый ходил с ней гулять, матери, как мог, помогал. Но на деньги, что
были в доме, как ни крути, прожить хоть и было можно, но жрать  хотелось
всегда, даже но чью.
   Жили они на Плющихе, мальца, который тут родился, конечно, все знали,
и участковый тоже. Парни постарше стали Вальку привечать: то на "шухере"
постоит, то в форточку слазает, малолетке ничего не сделают.  Так  он  и
начал потихоньку воровать, и все в дом  тащит,  матери  -  продуктов  на
обед, сеструхе - леденцов.
   Классе в восьмом  Валька  от  воровства  отошел,  помог  ему  в  этом
школьный физрук. В  те  годы  в  моду  вошло  карате,  а  дружбан-физрук
отработал много лет на Востоке водителем. И там многим  хитростям  новой
борьбы  обучился.  Физрук  друга  в  школу  зазвал,  и  они  в   подвале
оборудовали зал. Тогда карате спортом не считалось, но известное дело  -
мальчишек хлебом не корми, дай только подраться.
   Валентин   к   шестнадцати   годам   сформировался   парнем   ловким,
восприимчивым. По природе ширококостный и сухой, он быстро стал  лидером
секции, его даже на первенство Москвы среди юношей заявили,  так  как  к
этому времени карате стало спортом.
   Десятый  класс.  Валька  учился  средне,  но  не   плохо,   даже   на
дополнительные занятия оставался. Физика  ему  нравилась.  В  марте,  уж
экзамены на носу, идет он из школы домой и слышит тонкий голос:
   - Караул! Помогите!
   А сестрин голос Валентин с ее пеленок  узнавал,  вот  и  рванул,  как
молодой лось. Каких-то три  парня  во  дворе  с  девчонки,  считай,  всю
одежонку сорвали и на скамейку уложили. Валентин как  увидел,  в  глазах
потемнело, больше ничего не помнит. Очнулся он уже связанным в  милиции.
Оказалось, он одному парню руку сломал, другому  -  нос,  а  у  третьего
нашли тяжелое сотрясение мозга.
   Участковый  за  него  бился,  школа  писала  в  прокуратуру,  да,   к
несчастью,  придурок,  что  головой  сильно  ударился,  оказался   сыном
секретаря райкома. И перед  милицией,  как  позже  перед  судом,  встала
дилемма:  либо  попытка  изнасилования  была,  тогда  всем  троим  сроки
солидные светили. Либо хулигану Валентину Сухотому все  померещилось,  и
он, используя свое  физическое  превосходство,  невинных  интеллигентных
мальчиков изувечил, тогда у него чистая статья за хулиганство, нанесение
тяжких телесных повреждений со стойким нарушением здоровья.
   Первый  секретарь  райкома  партии  в  начале  восьмидесятых  являлся
полновластным хозяином  района,  так  что  вопрос,  кто  в  произошедшей
истории виноват, дальше дворовых хозяев не поднимался.
   В семнадцать лет Валентин Сухотый получил три года, и жизнь его резко
сломалась. Лагерь малолеток отличался от лагеря для  взрослых,  пожалуй,
лишь жестокостью. У Валентина была первая  ходка,  поначалу  его  хотели
согнуть, сделать "шестеркой", а то и опустить. Но  он  вырос  на  улице,
законы ее знал, драться умел как никто в отряде, и местные паханы быстро
поняли - новичка лучше, а главное выгоднее, пригреть.
   Через три года на волю вышел форменный преступник,  сильный,  злой  и
если не с высшим, то точно со средним  воровским  образованием.  Главная
трагедия парня заключалась в том, что он уверовал:  человек  человеку  -
волк, существует лишь один закон - закон клыка.
   Но неполных десять лет он  все-таки  проучился,  книжки  читал  и  по
сравнению с остальными был парнем очень даже образованным. Мать  к  тому
времени спилась, любимая сестра уехала с каким-то азербайджанцем далеко,
но участковый его не забыл и Валентина в квартиру прописал.  И  тут  без
какого-либо перерыва Валентину не повезло  снова.  Школьный  его  дружок
оказался агентом угро, и на первой же краже  из  дерьмовой  палатки  его
снова взяли. Он не имел даже возможности вольготно вздохнуть, как  вновь
получил пять лет и оказался за решеткой.
   Взрослая зона учила его серьезнее, можно сказать,  основательнее,  и,
когда в двадцать пять лет Валентин Сухотый вновь оказался на свободе, он
стал уже человеком не только сильным и злым, но и крайне осторожным.
   Содельники сбивались в стаи, теперь они называются  группировками.  В
одной из таких группировок оказался вор в законе, который знал Валентина
по зоне: он принял его  спокойно,  без  всяких  эмоций,  и  определил  в
группу, получавшую  ежемесячную  дань  с  палаточников  подведомственной
территории. Прошел год. Сухой, такую кличку ему определили еще  в  зоне,
был уже старшим группы, когда пахана застрелили. Пуля предназначалась не
вору в законе, но угодила именно ему и точно в лоб.
   Группировка начала уже рассыпаться, и тут  нашлись  активные  ребята,
устроили сход, решили выбрать нового авторитета, воров  в  законе  среди
них не было. Сухой сидел безучастно, в  "базаре"  участия  не  принимал,
думал о матери, которой жить оставалось  считанные  дни:  водка  женщину
доедала, однако не торопилась - видно,  лакомилась.  Сидели  в  "Веселых
парнях", заведение по  такому  случаю  закрыли.  За  корону  бились  два
азербайджанца, хотя, может, парни были и другой "южной национальности".
   Наконец один другому сломал челюсть, и тогда было решено  голосовать.
Так бы все и кончилось, если бы распаленный схваткой Ахмет не крикнул:
   - Ясно, главой должен быть кавказец, и вы правильно определили  меня.
Мы, родившиеся в  горах,  настоящие  мужчины.  Маленькая  Ичкерия  вашей
России жопу надрала, вы  ей  дань  платите.  -  Ахмет  поднял  палец.  -
Помощника президента увезли, потом его за деньги девочкой отдадут.
   Не такие уж большие патриоты сидели в  зале,  некоторые  точно  и  не
знали,  что  они  русские,  но  последние  слова  всколыхнули  собрание,
раздались негодующие матерные крики.
   - Тихо! - Ахмет поднял руку. - Воете, как шакалы. А никто против меня
один на один не выйдет.
   - Сева, дай-ка пройти. - Сухой из  дальнего  угла  уже  пробирался  к
центру.
   - Зачем поднялся, Сухой? -  рассмеялся  Ахмет.  -  Травки  нанюхался?
Грабь палатки, не лезь в мужской разговор.
   - Ребята, сдвиньте столы, освободите центр.  Твое  место,  Ахмет,  на
рынке зеленью торговать, наших девок за подолы хватать. Иди сюда, я тебе
укажу твое место.
   Ахмет выругался на своем языке, начал медленно снимать пиджак.  Сухой
был очень спокоен и улыбался как-то странно. И Ахмет выхватил нож.
   В зале зашумели, кто-то передернул затвор.
   - Брось перо, Ахмет!
   - У нас руками дерутся только женщины! - крикнул кавказец.
   - Пусть его, - Сухой махнул рукой. - Так иди, я жду.  -  Он  стоял  в
центре освободившейся площадки.
   - Почему я к тебе? - Ахмет пренебрежительно махнул рукой.
   - Все, сам захотел! - Сухой сделал  два  мягких  шага,  махнул  одной
рукой, другой, нож Ахмета отлетел в сторону, а сам он упал.
   - Извинись, шакал, что ты о Руси болтал, я отпущу тебя.
   - Мамой клянусь! - крикнул Ахмет, вскакивая.
   Сухой ударил ногой, и из руки Ахмета вылетел пистолет, он  беспомощно
завертелся на полу и затих.  Сухой  взял  противника  поперек  туловища,
тряхнул,  моментально  оказался  сзади,  схватил  за  голову,  дернул  в
сторону, развел руки, и кавказец обмяк и опустился на пол.
   Вскочил из-за стола кавказец постарше и крикнул:
   - Ты убил его, русский! Теперь ты мой кровник!
   - Отберите у него пушку,  ребята,  и  садитесь,  водка  греется,  еда
стынет.
   Когда Сухой шел драться, он и в  голове  не  держал,  что  бьется  за
власть. Он  только  знал,  что  землю  и  народ  оскорблять  нельзя,  их
требуется защищать.
   Зал хрипло и пьяно повторял одно слово:
   - Сухой! Сухой!
   Он наконец понял, развел руками и сказал:
   - Какой же из меня авторитет, ребята? Сегодня  поужинаем,  завтра  на
свежую  голову  решим.  Одно  слово!  Сегодня  начали  друг   друга   по
национальности называть. Раньше этого не  было.  Если  еще  раз  услышу,
морду набью.
   Так Валентин Сухотый, по кличке  Сухой,  стал  авторитетом  небольшой
бандитской группировки.
   С тех пор прошел год, несколько кавказцев из группировки ушли, другие
остались. Приблудилось еще несколько человек. Вскоре произошла  короткая
стычка  с  соседом,  вором  в  законе  Крещеным.  В  воровской  иерархии
последний был выше, но по тем же законам, если ты авторитетом  не  сумел
задавить, а начал стрелять, то  не  жалуйся.  Крещеный  стычку  проиграл
вчистую,  потерял  двух  человек  и  отдал  бензоколонку.   Сухой   ждал
нападения, выставил посты. Потом он решил, что  вор  в  законе  нападет,
когда  они  соберутся  на  известной  поляне,  как  это   делалось   при
предшественнике. Сухой угадал: когда люди  Крещеного  вышли  из  кустов,
размахивая оружием, раздался залп, и пять парней Крещеного полегли.
   Людей у Крещеного было больше, но в основном рецидивисты,  отсидевшие
десятилетия в лагерях, жестокие и коварные, виртуозно убивающие ножом  в
спину, но плохо владеющие  огнестрельным  оружием  и  не  умеющие  вести
организованный бой. Парни Сухого,  примерно  его  ровесники,  почти  все
служили в армии, хорошо стреляли  и  в  бою  были  дисциплинированны.  В
общем, сила была на стороне молодых.  Крещеный  ездил  в  центр  города,
разыскал воров в законе и авторитетов, искал поддержки, но сочувствия не
встретил. "Смотрящий" по городу сказал: "Хочешь всем районом  владеть  -
владей, а людей не мути, у них свои дела". Сухой  драться  не  хотел,  и
Крещеный был вынужден заключить мир.

Глава 3

   Машины в Москве как  угоняли,  так  и  продолжали  угонять,  но  люди
пропадать перестали, и генерал Орлов убедился  в  своей  правоте:  наезд
милицейских чинов на два расположенных у  Окружной  автосервиса  испугал
убийц. Конечно, это было во благо, однако  трупы  пропавших  найдены  не
были, как говорят розыскники, образовался "глухой висяк".
   Над Гуровым и Крячко в открытую не посмеивались,  но  за  их  спинами
перешептывались, отдельные "доброжелатели" позволяли себе шуточки,  мол,
шибко  хитрого  бандита  разыскать  -  так  мозги  необходимы,  а  чтобы
российского простого душегуба выявить,  необходимо  не  столько  думать,
сколько бегать.
   Гуров склонялся к мысли, что прошедшая серия захвата машин и  убийств
с Полозом, Рощиным и их хозяйствами не связана, а убийство  автомеханика
Власова - дело отдельное, потому и тело брошено, хотя все хозяева  машин
бесследно исчезали.
   Нераскрытое убийство, к сожалению, давно перестало быть ЧП, но  такой
длинной серии  не  помнили  ни  Орлов,  ни  другие  старожилы.  И  ранее
появлялись маньяки, охота за  которыми  продолжалась  годами,  но  чтобы
пропадали люди и машины, такого никогда не было.
   Нестеренко и Котов упрямо  чинили  свой  "Москвич".  Сначала  раритет
стоял на яме в автосервисе Полоза, механики неделю с  ненавистью