Все
прахом, -  генерал  матерно  выругался,  подошел  к  стоявшему  у  стены
круглому столику, налил рюмку коньяка, пригубил.
   - Сколько было империй, на всех слез не хватит, - зло сказал Грек.  -
И давай хоть здесь не лицемерить, страдаешь  ты  не  за  Россию,  не  за
народ, а плачешь по былой власти, которой  сегодня  у  тебя  нет.  Давай
лучше думать, будем мы пытаться отхватить по куску  или  тихо  сопьемся,
как некоторые.
   Генерал подтянул штаны тренировочного костюма, глянул на Грека, молча
поджал губы.
   - У нас есть шанс, может, мы последние из могикан. Если ты,  генерал,
вместо дела станешь думать  о  том,  как  мне  в  случае  успеха  голову
свернешь, то будем походить на сопляков, что шастают  у  трона  и  ножки
друг Другу подставляют.
   - Ну ладно,  ладно,  в  чужом  глазу  соринку  замечаешь,  -  генерал
подтянулся, огладил седую голову. - Ты мне лучше скажи, как  получилось,
что Волоха забрали?
   - Мудак он и уголовник,  -  зло  ответил  Грек.  -  Предупреждал,  не
подходи ты близко к опытным ментам. Хороших оперативников что у нас, что
у них по пальцам пересчитать  можно.  С  Волохом  так  и  так  следовало
кончать, много знает. А расколоться он не  может,  иначе  ему  вышка,  в
лучшем случае червонец впаяют.
   - Да? А если ему за информацию скидку пообещают? Мне ночью позвонили,
сказали: в уголовке агентура прошла, что днями своего подручного кончил.
   - Плохо. А данные точные? - спросил Грек.
   - Где и у кого сейчас точные  данные?  В  наши  времена  агенты...  А
сейчас, - генерал махнул рукой.
   - Опять Гуров раскопал?
   - Да что тебе этот опер везде чудится? Он в главке? А донесение через
МУР прошло. Было время, на такой бумаге можно было обвинение  построить,
сейчас и связываться не станут. Я полагаю, Володя, независимо от  Волоха
требуется чистку провести. Мы ничего не смогли  сделать:  этот  говорун,
что рядом с премьером стоит, своего прокурора в городе поставил.  Думаю,
временно, а так черт его знает. Новый прокурор пока и. о. Можно год быть
и. о., да такого наворочать, не расхлебаешь. В общем, так...  -  генерал
задумался.  -  Ты  своего  говенного  помощничка  Золотарева   сошли   с
повышением подальше. Из тира человека убери, но не далеко,  людей  мало.
Демидов тебе еще понадобится. Сложнее с Поповым, он вроде и вице,  а  на
деле пустое место. Кроме того, он под первым ходит, тебя знает, в общем,
он не нужен, главное, опасен.
   Грек всегда поражался памяти и связям старого  комитетчика.  Всех  по
фамилиям помнит, сам пятый  год  не  у  дел,  а  среди  вновь  пришедших
агентурой обзавелся.
   - Так меня и полковник Гуров знает, а это вам  не  Попов,  который  в
любой момент может в открытый люк свалиться, - навязчиво повторил Грек.
   - Ты мне плешь проел  с  этим  ментовским  полкашом.  Он  что,  Кощей
Бессмертный? Ты  сам  говорил,  что  парень  на  ликвидацию  группировки
полезет. А там стрельбы много будет. Лишней пули не найдется?
   Начальник отдела МУРа полковник Осокин вошел в кабинет Гурова  легкой
спортивной походкой, будто и не перевалило ему на пятый десяток.
   Гуров вышел из-за стола, оглядел  старого  коллегу  с  удовольствием,
пожал крепкую ладонь, подвинул стул.
   - Молодец, - Гуров улыбнулся. -  Выглядишь  отлично,  а  то  встречаю
ровесников, в глаза неудобно смотреть, словно я виноват, что у меня щеки
на плечах не лежат, а брюхо через штаны не виснет.
   - Привет, Лев Иванович, здорово, Станислав. - Осокин пожал  приятелям
руки, уселся за ничейный стол. - Могли  бы  задницы  с  насиженных  мест
оторвать и подскочить. Нет, через начальство вызываете. Как Петр?
   - Сам взглянешь, мы каждый день видим, не судьи, - ответил  Гуров.  -
Не молодеет, это точно, но такой же мудрый змей.
   - Поглядим. - Осокин отер худое лицо ладонью, причесался. -  Что  вам
надо, я знаю. Ничего добавить не могу.  Человек  у  меня  давно,  ошибки
случались, но не хвастун, устал, но не выдохся.
   - А где же он находился, когда Волох  десятника  порешил?  -  спросил
Гуров. - Не прилюдно же все произошло.
   - Нет, они в кабаке на  Ленинском  сидели,  незаметное  местечко,  но
дорогое, престижное. Лакеи их знают, в уголке посадили, накрыли  стол  и
отошли. Сначала разговор велся мирно, а когда о банке заговорили, Во-дох
голос  повысил,  мол,  нечего  раньше  времени  болтать,  когда  он  еще
окончательно не решил. Тут Курок, кликуха десятника, и сказал,  дескать,
им генсеки ни к чему, раз их в России отменили. Слово  за  слово,  Волох
авторитетом давит, а Курок и скажи: ты, вожак, давно зубы потерял, а все
скалишься. Все замолчали,  получилось,  вроде  вызов  брошен,  слово  за
Волохом. Волох улыбнулся, своими бельмами повел и  говорит  ласково:  не
стоит, Курок, при  всех  базар  поднимать,  выйдем  на  воздух,  курнем,
обсудим  мирно.  Они  вдвоем  и  ушли.  Братва  сначала   сидела   тихо,
напряженно, затем выпили, забылись. Глядят, Волох один вернулся, сразу и
внимания не обратили, пьяненькие уже.  Мой  парень  на  часы  посмотрел,
выходит, курили они долго, где-то с полчаса.  Потом  трехнулись,  видят,
Курка-то нет, интересуются. А Волох вроде и не слышит.  А  когда  совсем
его достали, он ухмыльнулся, начал дурочку валять. Какой такой Курок?  И
не видел такого. Вы, парни, спьяну  все  напутали.  Народ  притих,  двое
сразу отвалили, а пришел этот новый, что только из зоны вернулся, Витун.
Он на Волоха глянул, не сказал  ничего;  но  скривился  недовольно.  Мой
парень к тому времени уже не пил совсем,  все  примечал.  А  тело,  сами
знаете, под утро в Нескучном нашли, от того  кабака  метров  триста,  не
более.
   - Интересно, - сказал Гуров. - Ты мне, Костя, объясни: каким  образом
ты, старый волк, такую горячую бумагу через канцелярию пустил? Сейчас  о
ней только глухонемой не знает.
   - А сам как думаешь?  -  зло  ответил  Осокин.  -  Может,  я  головой
ударился? Контрольная встреча была, на ней генерал Тяжлов присутствовал.
Я его убеждал, убеждал: господин генерал, не будем  торопиться  и  через
секретку проводить, обождем. А он ни в какую. Тяжлов генерал и начальник
МУРа, а я кто?
   - Не нравится мне Тяжлов, давно  не  нравится,  -  неожиданно  сказал
Гуров.
   В кабинете стало тихо, будто гроб вынесли. Станислав  ударил  кулаком
по столу.
   - А мне ты, Лев Иванович, не  нравишься!  Тебе  к  врачу  давно  пора
обратиться. Надо же придумать такое! В голову не идет.
   - А в твою голову ничего не идет, только  льется  хорошо,  -  ответил
Гуров. - Вот увидишь, что  с  этим  гребаным  банком  случится.  Сегодня
рапорт подаю и от участия в операции  захвата  отказываюсь.  Я  на  свои
поминки всегда успею.
   - Есть и хорошие новости, - пытаясь  разрядить  обстановку,  произнес
Осокин:
   - Я вчера вечером со своим источником вновь встречался.  Он  по  тому
сообщению в отказ пошел. Вроде он пьяный был, в туалете заснул, сидя  на
толчке. Я бумагу отписал, зарегистрировал, послал официальным ходом. Так
что если первая попала в чужие руки, то и вторая там окажется.
   - Всегда знал, что ты умница. -  Гуров  обнял  Осокина  за  плечи.  -
Теперь давайте думать, как нам с Волохом и Витуном работать.
   - Этот законник уже в камере бьется, врача требует, - сообщил Осокин.
   - Дайте ему врача, пусть под капельницу положит, только наркотика  ни
грамма. - Гуров  прошелся  по  кабинету,  казалось,  тесно  человеку.  -
Ребята, считайте меня чистоплюем,  так  оно  и  есть.  Но  я  с  больным
человеком работать не буду. Простите меня,  можете  заставить  парашу  в
камере чистить, только не допрос наркомана во время ломки.
   - Ладно, не рви на себе тельник, Лев Иванович, я с этим человеком сам
поработаю. Но Волох за тобой, его рядовому оперу отдавать нельзя.
   Гурову выделили в МУРе кабинет. Сыщик протер стол, не оставил на  нем
ни одного листа  бумаги,  как  бы  подчеркивая,  что  писать  ничего  не
собирается, и приказал привести из камеры  Волоха.  Когда  его  привели,
сыщик распорядился снять с него  наручники,  предложил  сесть,  попросил
конвойного ждать за дверью.
   - Ну? - Гуров  сцепил  пальцы  в  замок,  оглядел  подозреваемого.  -
Давайте знакомиться.
   - Я же говорил, что не верю в совпадения. Облава  на  телеграфе  была
слеплена вовремя, не грубо, - сказал Волох. - Ничего бы у вас не  вышло,
пока я не переговорил с Витуном, - он  скривился,  отрицательно  покачал
головой.
   - Мы не в ресторане, вам придется  отвечать  на  мои  вопросы,  а  не
говорить что заблагорассудится, - сказал Гуров. - Вы желаете  оставаться
Иваном  Ивановичем?  В  данном  кабинете  это  не  смешно.   Я   старший
оперативный уполномоченный по особо важным делам Гуров Лев Иванович.
   - Да не буду я на твои вопросы отвечать. За какие дела замели? Нету у
вас ничего и не будет, через трое суток выгоните, - нагло заявил Волох.
   - Авторитет, а ведете себя, как мальчик.  Чего  мы  докажем,  выяснит
время. Но, если вы себя полностью не назовете, имеем  право  держать  до
установления личности. Подозреваетесь вы в убийстве  своего  сотоварища.
Если я вашу вину докажу, вас ждет длинный срок. А когда  дружки  узнают,
что вы собирались вверенный вам "общак"  за  доллары  продать,  то  могу
предсказать: вам столько лет в зоне не прожить.
   - Ах ты, сука ментовская! На гоп-стоп  хочешь  взять?  Чего,  кому  я
хотел продать, доказать требуется!
   - Вы никак не осмыслите, где находитесь и  с  кем  разговариваете.  С
вами вежливо, на  "вы"...  В  ответ  я  бранные  слова  слышу.  Доказать
совершенное вами убийство непросто,  но  возможно.  А  можно  его  и  не
доказывать. А вот ваше намерение  продать  общаковые  деньги  доказывать
необязательно. Зона не суд, адвокатов нет, одни прокуроры. Слух  прошел,
один  человек  подтвердил,  второй...  Считайте,  приговор  приведен   в
исполнение. Будем говорить? Ваши фамилия, имя, отчество?
   - Так вы же знаете!
   - Верно. Знаю. Мне важно, чтобы вы начали говорить правду, хотя бы  в
малом.
   - Ну, Фокин я. Игорь Петрович Фокин. И что?
   - Так вот, Игорь Петрович, предстоит вам решить  простенький  вопрос.
Жить или умереть? - Гуров провел ладонями по совершенно чистому столу. -
Если вы идете на сотрудничество с  нами,  я  не  занимаюсь  убийством  в
Нескучном. Через двое суток вы возвращаетесь домой.
   - Ссучиться предлагаешь? Да никогда в жизни! - Волох вскочил, швырнул
стул.
   Стоящий за дверью охранник встал на пороге.
   - Не беспокойтесь, сержант. Я сам управлюсь  с  нервным  гражданином.
Сейчас у него приступ пройдет, будет себя вести хорошо. Фокин, поставьте
стул и сядьте.
   - Никогда! - повторил Волох, но стул поднял и сел.
   - Я не сумасшедший и агента из вас делать не  собираюсь,  -  спокойно
продолжал Гуров. - Прикинем, что я имею и что хочу. Решать вам, жизнь-то
ваша. В данный момент ваш приятель Витун, точнее,  Виктор  Шаров,  лежит
под капельницей. Он наркоман, у него началась ломка; как  вы  понимаете,
умереть мы ему не дадим, наркотика он не получит, через день  заговорит.
Он был свидетелем убийства в Нескучном.
   Гуров блефовал, но чутье подсказывало, что Волох  во  время  убийства
был не один. Рядом с телом обнаружили  след  ботинка  тридцать  седьмого
размера, а у Шарова  очень  маленькая  нога.  Его  не  было  поначалу  в
ресторане,  вор  явился  позже.  Эксперты  уверены:  след  годится   для
проведения идентификации. Все это были предположения, но и беседа сыщика
с авторитетом юридической силы не имела. Может,  удастся  доказать,  что
стрелял Волох, а  может,  и  нет.  За  ним  числилось  столько  "глухих"
убийств, что еще одно  не  делало  погоды.  Один  бандит  убил  другого,
рядовой случай.
   Гуров прекрасно понимал: с точки зрения прокуратуры он, сыщик, творит
беззаконие. Но ему необходим путь наверх, к мозговому центру заговора, и
первая серьезная ступенька - Волох. Его необходимо сломать.
   Сыщик курил, молчал, словно и забыл о сидевшем напротив преступнике.
   - Но вы можете ничего и не доказывать, - сказал  Волох,  не  замечая,
что начал отступление.
   - Случается.  Однако  у  меня  довольно  редко.  Мы  можем  пройти  в
санчасть, где сейчас содержится Шаров. Вы взглянете на него,  прикинете,
сколько он продержится. Учтите,  когда  Шаров  начнет  давать  показания
официально следователю прокуратуры, моя  власть  закончится  и  никакого
торга не состоится. - Гуров  понял,  что  все  угадал  правильно,  Волох
никуда не денется. Вопрос в том, достаточно ли он знает?
   - Все равно, я братву сдавать не стану, - заявил Волох.
   Начиналось театрализованное  представление,  сыщику  стало  скучно  -
подобное он слышал сотни раз. Волох плевать  хотел  на  подельников,  он
рисовался перед собой и ненавистным ментом, сидевшим напротив.
   - Нужны мне ваши Клыки, Курки, Головы, Челюсти...  Тоже  мне,  боевой
отряд! На базаре такие червонец пучок. Мне необходим лишь один  человек.
- Гуров начал возиться с новой сигаретой, держал паузу.
   - Кто? - Нервы у Волоха никуда не годились.
   - Угадай с одного раза, Игорь, - перешел на доверительный тон  Гуров.
- Маленькая подсказка. Он не из ваших, держится с тобой на равных,  хотя
за человека не считает. Когда ты выполнишь свою миссию, он не сдаст тебя
ментам, велит убить.
   - Эта сука из ГБ? - Волох усмехнулся. - Да ему  жить  осталось  всего
ничего.
   - Так не пойдет. Грек мне нужен живой, здоровый и с петлей на шее. Ты
мне отдаешь Грека, и мы с тобой расстаемся до твоего следующего прокола.
Ну, обменивались вы с ним информацией. Давал ты ему "быков" для разового
использования. Мне этого мало. Нужно чистое  уголовное  дело.  Не  может
такого быть, чтобы он плавал в канализации и серьезно не испачкался.
   - Да он же ваш!
   - Нет, он чужой. И он мне нужен.
   - Ну, мокрого за ним не числится, - начал рассуждать  Волох.  -  Было
раз, я получил от него героин.
   - Годится, - Гуров кивнул. - Но он мне нужен с товаром в руках.
   - Можно. Только мне требуется с ним встретиться, - сказал Волох.
   - Не держи меня за дурака. Да и Грек уже знает, что  ты  здесь,  и  с
тобой встречаться не захочет.
   - Тогда не знаю, - пробормотал Волох.
   - Я все за тебя должен решать? - Гуров изобразил  праведный  гнев.  -
Кто с намыленной веревкой на шее? Ты или я? Напишешь ему. Интересно  то,
что напишешь только правду. Витун валяется с ломкой, если ему срочно  не
передать дозу, вор сломается и заговорит.
   - А кто передаст?
   - Тебе своих забот не хватает? - Гуров  вынул  из  ящика  стола  лист
бумаги, разорвал, половину смял, вытер ею подоконник, расправил, положил
на стол несколько газет, сверху мятый и грязный листок. - Пиши.
   Волох задумался, начал было писать, но карандаш рвал  бумагу,  писать
было неудобно.
   - Давай, давай, ты лежа на нарах пишешь, там еще хуже. Пиши отдельные
слова. Он мужик догадливый, поймет.
 
*** 
 
   Кирилл Лукьянович Пузырев жил в двухкомнатной квартире в старом доме,
расположенном на Петровском бульваре. Крепкий непьющий мужчина прекрасно
сохранился, у определенной категории женщин  даже  пользовался  успехом.
Бывший офицер ГРУ чуть  не  половину  жизни  провел  за  границей  и  по
известным лишь  на  небесах  причинам  остался  жив,  вернулся  в  конце
восьмидесятых в Россию, где вскоре спокойно ушел в отставку. Он  получил
новые документы, имя и фамилию. Жизнь его состояла из сплошных  загадок.
Его могли арестовать  контрразведчики  многих  стран,  но  почему-то  не
трогали. Пузырева трижды должны были арестовать дома, в Советском Союзе,
однако не арестовали, даже помогли уволиться, получить квартиру,  что  в
Москве дело далеко не простое.
   Всего несколько человек знали о причинах  "везения"  агента.  Он  был
человек абсолютно беспринципный и  крайне  жестокий.  Он  не  работал  с
агентурой,  не  занимался  шпионажем,  являлся   высококвалифицированным
"ликвидатором".  Будучи  человеком  недюжинной  фантазии   и   ловкости,
использовал в работе все виды оружия, транспорт, взрывчатку,  даже  яды,
которые, казалось бы, уже были сняты с вооружения.  Когда  контрразведка
страны его пребывания  выходила  на  убийцу,  готовилась  к  задержанию,
Пузырев спокойно предлагал ей свои услуги. У любой спецслужбы  в  стране
имеются враги. Когда вставал вопрос, что выбрать: арестовать убийцу или,
используя его талант, избавиться от нежелательного лица, всегда выбирали
второе. Он убивал красных, белых, желтых, коричневых, мужчин и женщин.
   В восемьдесят девятом на Лубянке вновь встал вопрос о его аресте. Как
обычно, нашелся человек, который спросил: "А чего мы  добьемся?  Да,  он
сука и ликвидировал двух наших ребят. А сколько он убил  всяких  других,
нам не нужных?"
   Шли годы, люди умирали, все меньше оставалось профессионалов, знающих
подноготную Пузырева. Когда развалился Союз, один крупный генерал, решая
судьбу данного  индивида,  сказал:  "Мы  не  возмущаемся,  что  пистолет
стреляет? Не ломаем его, не  выбрасываем,  кладем  под  подушку.  Оружие
всегда может понадобиться".
   Горбачев.   Реформы.   Ельцин.   Смутное   время.   За   границей   о
двойном-тройном агенте давно забыли, а в Москве о нем  знали  всего  два
человека. Они очень берегли Пузырева, уверенные: его время еще придет.
   Кроме  перечисленных  достоинств,  ликвидатор   обладал   уникальными
внешними данными. Чуть выше среднего роста, нормального телосложения, он
умел естественна  сгорбиться  и  сделаться  коротышкой,  мог  неожиданно
выпрямиться, обрести гусарскую осанку и сразу стать высоким. И лицо было
самое что ни на  есть  усредненное,  бесцветное,  потому  незаметное,  в
общем, никакое. Но стоило ему вымыть голову, чуть тронуть  брови,  губы,
ресницы гримерными карандашами, Пузырев превращался в красавца.  Костюмы
он носил безукоризненно, при желании мог  сойти  и  за  дипломата  и  за
сантехника. А может, в нем жил великий актер? Кто знает?
   С соседями по дому он держался предельно вежливо,  но  на  дистанции,
люди к нему относились неплохо, считали вышедшим на  пенсию  сотрудником
МИДа или Внешторга. Он был дважды женат. Первый раз в молодости,  следуя
оперативной  необходимости.  По  той  же  причине  оставил   супругу   в
Центральной Европе, молча ушел из дома и  растворился  в  неизвестности.
Второй раз Пузырев женился, уже вернувшись окончательно в Россию, у жены
обнаружился рак легких, она сгорела за несколько недель. Он привык  жить
один, больше попыток создать хотя бы видимость  семьи  не  предпринимал.
Денег у него было в достатке плюс солидная пенсия, ежемесячно он получал
от хозяев пять тысяч долларов и мог купаться в роскоши, но жил неброско,
хотя ни в чем себе не отказывал. У  него  имелось  несколько  приходящих
девочек, он их называл санитарками.
   Пытаясь  разнообразить  свою  жизнь,  Пузырев  преподавал  в  детской
спортшколе, занимаясь с подростками стрельбой. И развлечение, и рука  не
отвыкает, остается в тренинге.
   Пузырев  отлично  понимал:  раз  деньги  платят,  значит,  работа  не
окончена, относился к этому философски. Так было всю жизнь, так жизнь  и
закончится. Когда в августе раздался телефонный звонок и  Пузырев  узнал
голос Грека, то не удивился,  не  испугался.  Он  решил,  что,  находясь
столько лет в конспирации, назначать  конспиративную  встречу  глупо,  и
радушно сказал:
   - Я сегодня абсолютно свободен, загляни на чашку чая.
   Грек, как и договорились, пришел днем. Конечно, такой  визит  являлся
грубейшим  нарушением  элементарных  правил  конспирации,   но   гэбисты
справедливо решили, что нечего на воду  дуть,  никто  их  не  знает,  не
помнит, никому они давно не интересны.
   Выпив по чашке чая и обсудив нынешних политиков, перешли к делу. Грек
выложил на стол фото Голуба, спросил:
   - Ты "ящик" смотришь?
   Пузырев взглянул мельком, отодвинул фотографию.
   - Какие сроки?
   -  На  твое  усмотрение,  -  ответил  Грек.  -  Существует  небольшая
сложность. Начальство желает, чтобы он умер на телецентре.
   - Театральные эффекты, - усмехнулся "лик