калеке  в
коляске они и не вспоминали, словно их никогда и не существовало.
 
Глава 4 
 
   В восемь утра Министерство внутренних дел пустовало. Лишь в  дежурной
части усталые  и  небритые  офицеры  нетерпеливо  поглядывали  на  часы,
готовились сдавать дела заступающей смене.
   А в кабинете Гурова только собирались оперативники, они не сменялись,
работали ежедневно от звонка до звонка. Время начала нового дня назначал
полковник, час отбоя на сон определял каждый из  оперов  самостоятельно.
Если и обстановка складывалась так, что поспать удавалось лишь  час  или
два, никто не  роптал,  людей  не  силой  вынудили  заниматься  грязной,
неблагодарной работой, каждый выбрал дорогу самостоятельно.
   После убийства в квартире Григория Котова Гуров не  объявлял  осадное
положение, оно сложилось само, без руководящих приказов. Никто не  мазал
лицо кровью и не обнажал томагавк войны.  Она  начиналась,  оперативники
знали, теперь не будет победителей и побежденных, останутся лишь живые и
мертвые. Если хватит мастерства да поможет Госпожа Удача, то появятся  и
арестованные. Как-то само собой получилось, что в группе почти перестали
разговаривать, даже Станислав забыл о своих извечных шутках и подначках.
   В  пять  минут  девятого  полковник  Гуров  глянул  мельком  на  свое
немногочисленное войско и сказал:
   - Значит, так, коллеги, пленных не брать,  либо  обоснованный  арест,
либо убийство в порядке самообороны, помните, ваш выстрел только второй.
Я разговаривал с Петром, генерал мной недоволен, считает, что я умничаю,
ищу в жопе мозг, хотя известно, там  только  говно.  Отморозки  для  нас
противник непривычный, необходимо перестроиться. Никакой  преступник  не
нападает на  квартиру  мента  дважды.  Григорий,  твою  Настю  и  малыша
необходимо спрятать.
   - Уже сделано, Лев Иванович. -  Котов  поднял  голову,  по  его  лицу
нельзя было догадаться,  что  человек  недавно  перенес  психологическую
травму.
   - Мы временно меняем направление удара. Необходимо  разыскать  убийц,
собрать доказательства. Дело не только  в  возмездии,  возможно,  они  и
явятся  первой  ступенькой  лестницы,  которая  приведет  нас  к   цели:
обоснованному аресту руководителей,  развалу  группировки.  -  Казалось,
Гуров не смотрит на своих товарищей,  но  впечатление  обманчиво,  сыщик
прекрасно видел каждого, потому и сказал:
   - Слушаю, Станислав.
   -  Я  не  оригинален.  Лев  Иванович,   полагаю,   исполнителей   уже
ликвидировали, - сказал Станислав, - мы лишь потеряем время.
   Гуров  кивнул,  взглянул  на  Котова  и  я  Нестеренко.  Оперативники
молчали, но по  их  лицам  легко  можно  было  понять,  они  согласны  с
полковником Крячко.
   -  Мы  с  Петром  так  не  считаем.  Отморозки  не  жесткая,   хорошо
организованная структура, лишь преступная группировка. Агеев не крестный
отец, лишь мальчишка, желающий стать фюрером.
   Самовлюблен,  внутренне  недостаточно  уверен  в  себе,   да   и   не
располагает необходимыми чистильщиками. Они все друг друга знают,  здесь
принцип   "домино"   не   проходит.   Они   не   хладнокровные   убийцы,
провозглашенный ими принцип "Сила  смеется  над  всем"  доказывает,  что
настоящей  силой  они  не  обладают.  Запугать  обывателя,  лишить   нас
свидетелей они могут, убить своего кореша вряд ли способны. Не в  драке,
сгоряча, а обдуманно, по приказу.
   - Я не согласен, - упрямо повторил Крячко.
   - Имеешь полное право, тебя,  видимо,  не  было,  когда  я  распустил
профсоюз. -  Гуров  говорил  рассеянно,  думая  о  другом.  -  Дискуссия
закончена, каждый остается при своем мнении и выполняет все мои приказы.
Григорий, ты возвращаешься в  свой  дом,  находишь  свидетелей,  которые
видели  убийц.  Убежден,  была  машина,  далеко   оставлять   ее   парни
поленились. Свидетели есть, я не  сомневаюсь,  обнаружить  их  несложно,
трудно убедить дать официальные показания.
   - Лев Иванович, там трое суток копали ребята  из  МУРа,  я  их  знаю,
стоящие оперативники. Результата нет.
   - А у тебя будет, - уверенно произнес Гуров. - И  не  только  потому,
что ты способный, ты  местный,  твоих  родственников  зарезали.  Выявишь
свидетелей, аккуратно доставишь в прокуратуру, затем решим, что с людьми
делать.
   Кто работает, возьмет отпуск и  путевку  в  дом  отдыха,  пенсионеров
сразу в дом отдыха либо к  родственникам.  Деньги  я  достану.  Ни  один
свидетель не должен из прокуратуры вернуться домой.
   - Понял. - Котов поднялся. - Разрешите выполнять?
   - Действуй. - Гуров подождал,  когда  за  Котовым  прикроется  дверь,
продолжал:
   - Станислав, ты встречаешься а со своим Блондином, выясняешь, кто  из
группировки пропал.  Не  рискуй,  все  только  наверняка.  Валентин,  ты
страхуешь полковника, учить вас не  стану.  Когда  исчезнувших  выявите,
проведете на них  установку,  ищите  дальних  родственников,  приятелей,
любовниц, проживающих недалеко от Москвы. Серьезных денег у парней  нет,
вылет за рубеж или в район Камчатки считаю нереальным.
   - Будет так, как я считаю удобным, -  прокомментировал  Станислав.  -
Мне такая постановка вопроса нравится.
   - Я рад за тебя, выполняй. - Гуров смотрел  на  друга  без  симпатии.
Понадобится, пешком на край света пойдешь, сначала взглянешь, что  лежит
под ногами.
   Станислав собрался  возразить,  перехватил  недобрый  взгляд  Гурова,
удержался и снял трубку ожившего телефона.
   -  Слушаю  вас  внимательно,  -  передразнил  Станислав   начальника.
Спасибо, Олег, я понял. Ты заступил или меняешься?  Счастливого  отдыха,
не пей чай, вредно, посадишь печень. - Он разъединился,  трубку  положил
на стол, пояснил:
   - Помощник дежурного сообщает,  только  что  звонили,  интересовались
телефоном полковника Гурова.
   Голос молодой, уверенный, себя назвать отказался.
   Гуров кивнул, постукивал карандашом по столу, затем сказал:
   - Видимо, Агеев, с подачи Георгия.
   Положи трубку, я с ним разговаривать не хочу, если он звонит, то все,
что мне надо, он сообщил.  Скажи,  полковника  послали  в  командировку,
вернется на следующей неделе. Поинтересуйся, кто  спрашивает,  нужна  ли
помощь...
   Вновь зазвонил телефон, Станислав снял трубку, вежливо, но достаточно
сухо сказал:
   - Здравствуйте, вас слушают. - Он поднял взгляд  на  Гурова,  кивнул.
Полковник по приказу руководства улетел  в  дальние  края,  вернется  на
следующей неделе. Что-нибудь передать? Я могу  вам  помочь?  Раз  сугубо
личное, то звоните.  -  Станислав  положил  трубку.  -  С  тобой  тяжело
работать. Лев Иванович, постоянно ощущаешь комплекс неполноценности.
   - Поезжай в район, встряхнись, не  пытайся  меня  разжалобить,  я  по
вторникам не подаю.
   - Сегодня среда,  господин  полковник.  -  Станислав  взял  из  шкафа
куртку, открьш дверь, пропустил Нестеренко.
   - Среда? - взглянув на закрывающуюся дверь, переспросил Гуров. -  Так
тем более, мой друг, тем более.
   Котов сидел на кухне у старой соседки по  лестничной  площадке  Нюры,
которую в доме почтительно величали Матвеевной,  пил  обязательный  чай,
выслушивал обязательные  соболезнования.  Матвеевна,  старуха  набожная,
злая и лживая, держала в страхе весь дом, и  Григорий  явился  к  ней  к
первой отнюдь  не  оттого,  что  рассчитывал  на  ее  помощь.  Возможные
свидетели скорее  всего  окажутся  людьми  пожилыми,  вероятно,  с  ними
придется беседовать не один раз. Котов  не  хотел  иметь  в  лице  своей
злобной соседки мощного противника. Сама она все  знает,  но  ничего  не
скажет, в то же время Матвеевна способна  оказать  давление  на  других.
Вниманием ее обходить не следовало.
   Опер молчал около часа, невнимательно слушал причитания, перемешанные
с шипением, решал, кто в доме мог видеть  машину,  чьи  окна  выходят  в
переулок, кто видел убийц - окна  других  свидетелей  выходят  во  двор.
Из-за мартовского ненастья скамейка во дворе наверняка пустовала, а если
на ней и распивали, так посторонние, которых не найдешь, да они ничего и
не видели, спиртное глаза застит.
   - Вижу, и не слушаешь ты меня, милок, - прорвалась  Матвеевна  сквозь
заслон оперативных размышлений. - Вижу, твой еврейский Бог душу мутит.
   А наш Христос велел не мстить, а прощать.
   Терпение опера имело границы, он спросил:
   - А ваш Христос какой национальности был?
   -  Православной,  значит,  исконно  русской,  -   уверенно   ответила
Матвеевна.
   - А как же он в Иерусалим забрался, далековато?
   - Истину нес, вот и забрел, - убежденно заявила верующая.  -  Батюшка
говорил, Христа из зависти евреи и распяли.
   - Русского? Мысль интересная. А кто видел  то,  как  распяли?  И  кто
видел, как убийцы в мою квартиру вошли и невинных жизни лишили?
   - Жиды вошли и порешили, и Колюшку-калеку они убили.
   - А видел кто?
   - Хитро ваше племя. Своих-то ты упрятал, на поминках Насти не было. А
я твоим угощением отравилась.
   - Угощение жиды из Германии прислали.
   - Они везде. И ты свое семя упрятал,  ходишь,  ждешь,  какой  русский
дурак горло подставит.
   - Значит, не знаете? - Котов начинал злиться. - А  за  укрывательство
убийц срок большой полагается. В прокуратуре год  рождения  не  смотрят,
прокурору важно, чтобы совершеннолетний был.
   - Ты никак угрожаешь, посадить собрался?  Я  законы  знаю,  да  и  не
пугливая.
   - Ну, Матвеевна, если вы законы знаете как Библию,  то  можете  и  на
нары устроиться. - Котов поднялся.
   - Зайди в восьмую и двенадцатую, может, чего и подскажут. - Матвеевна
проводила опера до двери, отодвинула тяжелый засов.
   - Спасибо, Матвеевна, вы  законы  знаете,  однако  напоминаю,  помеха
следствию - дело подсудное.  -  Котов  шагнул  через  порог,  облегченно
вздохнул.
   В квартирах, названных старой  ведьмой,  жили  интеллигенты,  злейшие
враги  русского  парня  Иисуса  Христа  и  лично  Матвеевны.  Котов   не
сомневался,  жители,  подсказанные  набожной  женщиной,   уже   опрошены
ребятами с Петровки, ничего не видели  и  не  знают,  иначе  сказали  бы
непременно. Котов начал вспоминать, кого видел ранее  у  квартиры  своей
"симпатичной" соседки. Настя, конечно, знает, но она  сейчас  на  другом
конце города, беспокоить ее не хочется.
   Как опер ни напрягался, ничего  путного  вспомнить  не  удалось,  что
вполне естественно. Он целый день на работе и, кто с кем в доме  дружит,
не знает.
   Тогда он решил подойти к  вопросу  с  иной  стороны  и  направился  в
двенадцатую квартиру, где жила  интеллигентнейшая  пенсионерка,  некогда
преподавательница русского языка и литературы, Нина Владимировна.
   Он вышел на улицу, заскочил в магазин, купил коробку хороших  конфет,
поднялся на второй этаж, позвонил.
   Дверь почти сразу открьыи, старая  учительница  походила  на  героинь
кинематографа пятидесятых годов.
   - Здравствуйте, дорогая училка, - улыбнулся Котов. - Что же вы  дверь
распахиваете?
   - Здравствуй, Гриша. - Седая, аккуратно одетая женщина пропустила его
в квартиру.
   Опер мельком взглянул на дверной замок,  вздохнул,  замок  открывался
копейкой.
   - Что поделать,  Гришенька,  наше  племя  уже  не  переделаешь.  Тихо
вымираем, красть у нас сроду нечего.
   Котов долго вытирал ноги, затем нагнулся и снял кроссовки,  прошел  в
комнату, стесняясь, положил на стол коробку конфет.
   - Я рада вашему приходу, только сообщить, Гриша,  совершенно  нечего.
Учительница поставила чашки, налила жиденькой заварки. - Два  дня  назад
ваш молодой коллега с Петровки больше часа меня  убеждал,  мол,  бояться
совершенно нечего. И только когда я ему заявила, что Берии  не  боялась,
он поверил и ушел.
   - Дорогая Нина Владимировна, бояться есть чего и бояться не стыдно.
   Вести себя подло - стыдно, а страх - чувство естественное. Я к вам по
тому же вопросу, но несколько с  другой  стороны.  Был  сейчас  у  своей
соседки, Матвеевны... - Котов запнулся, подыскивая мягкие слова.
   - Знаю, несчастная женщина. - Старая учительница горестно  вздохнула.
Я, когда ее вижу, мучаюсь.
   - Она несчастная? Как сказал  бы  мой  начальник,  мысль  интересная.
Гриша тряхнул головой. - Не будем отвлекаться. Кто у Матвеевны если не в
друзьях и не в доверии, то хотя бы общается с ней?
   - Некомпетентная я в таких вопросах. - Нина Владимировна сняла  очки,
указательным пальцем потерла переносицу. - Вы, голубчик, на верном пути,
эта несчастная, конечно, в курсе. Она  не  первоисточник,  ей  сообщили.
Кто? - она прикрыла  глаза,  назвала  несколько  квартир  и  фамилий.  -
Полагаю, я права. Однако, голубчик, эти люди вам правду не скажут. А вы,
извините покорно, совсем не сыщик.
   Котов тихо рассмеялся и ответил:
   - Позвольте не согласиться, я вполне приличный оперативник,  хотя  бы
потому, что служу у лучшего сыщика, какого знаю. И если названным  людям
что-либо известно, поверьте, они мне все скажут.
   Полковник  Крячко  отловил  Блондина  и  мгновенно   узнал,   что   в
группировке пропали Шестерка и Червь.  Якобы  они  скрылись  из  Москвы,
отказавшись выполнять какое-то задание руководства.
   За обедом в кафешке Нестеренко сказал:
   - Станислав, тебя учить, только портить. Сам прекрасно  знаешь:  если
начало очень хорошее, жди кирпича на голову.
   - Согласен, но выбора у нас нет, вперед, - ответил Крячко.
   Они так же быстро  получили  на  фигурантов  установочные  данные,  а
дальше уперлись в стенку. По месту жительства  и  среди  некриминального
окружения парней говорили разное. Наиболее  распространенный  ответ  был
"понятия Не имею". Высказывались и различные  взаимоисключающие  версии.
Станислав,  не  мудрствуя   лукаво,   делал   пометки   в   блокноте   и
злорадствовал, рассуждая: мое дело - сбор информации. Для ее  анализа  и
конкретных выводов другая голова имеется.
   Он вышел  из  очередного  подъезда,  когда  его  обогнал  Нестеренко,
обронил:
   - Прощу в машину.
   Усевшись  в  "Мерседес",  включив  печку,  Нестеренко   категорически
заявил:
   - Уже восемь часов, темень, у тебя  на  хвосте  сначала  один  парень
болтался, затем второй,  третий,  сейчас  я  со  счета  сбился,  двигай,
полковник, пока живой.
   Крячко и сам чувствовал опасность, включил передачу,  нажал  на  газ,
отличная машина мощно  приняла  с  места,  когда  оперативники  услышали
выстрел.
   Станислав,  не  включая  габаритов,  пролетел  несколько   кварталов,
вырулил на магистраль, врубил дальний свет, уперся ногой в педаль  газа,
и стрелка спидометра завалилась направо.
   - "Жигули" хорошая машина, - глядя в зеркало бокового обзора,  сказал
Нестеренко. - Хорошая, но не лучшая в мире.
   Помощник прокурора Федул Иванович Драч допросил  третьего  свидетеля,
сказал:
   - Спасибо, подождите в коридоре,  -  и  повернулся  к  дремавшему  на
диване Котову. - Я редко хвалю ментов, но вы сработали  хорошо.  Приметы
преступников  получены,  остался  пустяк,  сами   преступники.   Машина,
стоявшая в переулке  за  домом,  тоже  обнаружена,  осталось  установить
владельца.
   Котов не сдержался, глянул насмешливо:
   - Владельца установим по телефону  и  к  вам  пригласим.  Он  заявит:
"Уважаемый Федул Иванович..." Предложить вам варианты его заявления  или
сами знаете? После чего вы скажете: ментам лишь бы человека схватить.
   - Ладно, ладно, - миролюбиво пробурчал Драч. - Я же  не  говорю,  что
ваша работа сладкая. Мы значительно продвинулись, будем  пахать  дальше.
Звонил ваш Гуров, заявил, свидетелей домой не  отпускать.  Десятый  час,
люди здесь ночевать будут?
   - Я лишь исполнитель, прикажут в темный лес людей отвезти, я  отвезу,
ответил Котов.
   Первый заместитель министра Шубин, скрывая  раздражение,  смотрел  на
присутствующих в его кабинете генерала Орлова  и  подковника  Гурова  я,
говорил:
   - Большевики много чего натворили, но при их  правлении  существовала
строгая дисциплина. Я распорядился, чтобы в ХОЗУ выделили путевки в дома
отдыха... Никаких путевок нет, чиновники давно разъехались по домам.
   Орлов молчал, надувал щеки, вытягивая губы, выпускал воздух  и  гнев.
Накладка произошла по вине самого генерал-полковника. Он распорядился, а
выполнение не проверил.
   - Я домой людей не отпущу, мы обещали им защиту,  обязаны  выполнять,
оказал Гуров. - Их трое, и нас трое, возьмем на ночь по одному  человеку
на  ночевку.  А   правильнее,   господин   генералполковник,   позвонить
начальнику ХОЗУ, предупредить, что на его  дачу  сейчас  привезут  троих
свидетелей, пустьобеснечит размещение, ужин и охрану.
   - Не царское это, дело. - Шубин взглянул на часы; - Мать его так, мне
же попадет дома. Этот  жирный  мошенник  считает,  раз  он  распределяет
материальные ценности, он фифа неприкасаемая!
   - Ha Руси издревле  довелось,  казначей  богаче  барина,  дрожит,  но
ворует, хотел сказать Гуров, взглянул на Орлова, промолчал...
   - Хорошо,  Лев  Иванович,  везите  своих  свидетелей  сюда,  я  звоню
Александру Матвеевичу, пусть решает.
   Оперативники знали, начальник  ХОЗУ  подчиняется  напрямую  министру.
Дачи, квартиры, машины, все материальные блага министерства находились в
его непосредственном ведении. - Он стоял по стойке  "смирно"  на  многих
коврах, даже вилял хвостом, но волна Начальственного гнева проходила,  а
материальные  блага  и  постоянные  нехватки  то  одного,   то   другого
оставались. Потому и власть "распределителя" оставалась безмерной.
   Шубин рисковал, нарывался на неприятности, Гуров  смотрел  на  нового
начальника с симпатией.
   - Может, не будем связываться, Василий Семенович? - спросил сыщик.  -
Мы чего-нибудь до завтра придумаем.
   - Спасибо за заботу. - Шубин снял трубку "вертушки". - Лев  Иванович,
везите свидетелей, я решу "гигантский" вопрос самостоятельно.
   Гуров вернулся в свой кабинет, где его  ждали  Крячко  и  Нестеренко,
позвонил в прокуратуру, приказал Котову привезти свидетелей.
   - Валентин, смотайся на площадь, купи бутылку и чего-нибудь пожевать.
Гуров достал из сейфа  деньги,  так  называемую  "девятку"  -  средства,
выделяемые  оперативникам  на  агентурную  работу.  Деньги  всегда  были
грошовые, с  индексацией  постоянно  опаздывали,  рубли  превращались  в
копейки, оперы молча платили из своего кармана.
   В России все время удивляются, откуда берутся воровство и мздоимство.
   Да, немец или какой-то швед крону не возьмет, но ему и  в  голову  не
придет вынуть эту крону из своего кармана.
   Мария сидела в гостиной на диване,  поджав  ноги,  туфли  на  высоком
каблуке стояли на полу, словно капканы.  Они,  казалось,  живые,  знали,
жертва никуда не денется.
   Шел одиннадцатый час, Гуров не возвращался. К данному  вопросу  Мария
относилась спокойно. Она сама  приезжала  порой  лишь  под  утро.  Такая
работа, хочешь быть красивым - терпи. Фран цузы говорят "страдай". Мария
была женщиной русской, громких слов не любила. Терпи и  терпи.  Конечно,
устаешь,  терпишь  высокие  каблуки  и  слишком  узкую  одежду,   плохих
режиссеров, порой  неприятных  партнеров.  Ей  повезло  с  внешностью  и
характером,  это  не  ее  заслуга,  так  генетически   заложено,   можно
выразиться языком оперативным "так карта легла". Но раз она так легла  и
Мария обладала сексуальной внешностью, талантом и твердьм характером,  к
своим неполным сорока пережив множество романов и мимолетных  увлечений,
она никогда от мужчин не терпела. Дважды от нее  уходили,  несчетно  раз
она уходила, но никогдат не терпела.
   Появление в ее жизни человека из иной галактики - явление уникальное.
   Поначалу она не восприняла Гурова всерьез, ну, интересный мужик  и  с
характером,  такое  проходили.   Постепенно   она   начала   чувствовать
зависимость от другого человека. И ей такое положение  категорически  не
нравилось. Он никогда не говорил лишнего, не проявлял  своей  силы,  так
матерому хищнику  и  не  требуется  ее  проявлять,  он  обладает  мощным
биополем, разумный человек прекрасно знает, тигр только похож на  кошку,
но за хвост его дергать  не  рекомендуется.  Гуров,  безусловно,  мощный
защи