мущенно взмахнул рукой Мелик.
- Ты, Рафиз, уже седой, а говоришь,  как  женщина  или  ребенок.  Скажи,
откуда твой дед любой след отличить может? Только глянет и  скажет,  кто
прошел, когда прошел, куда. Твой дед - охотник и настоящий следо...  как
по-русски?
   - Следопыт, - подсказал Гуров.
   - Вот! - Мелик взмахнул рукой. Гуров  понял,  что  разговор  начинает
приобретать опасный характер, и быстро сказал:
   - Господа, вы не звери, я не охотник, за этим  столом  все  мы  люди,
которые встретились, чтобы кое о чем договориться. - Он поднял  рюмку  с
коньяком. - Я предлагаю выпить за то, чтобы все  войны  кончились!  И  у
вас, Шалва, - Гуров кивнул грузину-тамаде, - и у вас, Мелик и Рафиз, и у
вас, Ринат. Желаю мирно разобраться со своим генералом. Здоровья  вам  и
удачи!
   "Авторитеты" подняли рюмки, переглянулись  недоуменно,  ждали,  когда
полковник выпьет. Каждый из них слышал о сыщике Гурове, знали, что он не
берет, на сделки не соглашается, хватка у него смертельная и с его тропы
следует  немедля  уходить.  Они  ждали  от   милицейского   уговоров   к
сотрудничеству,  хитрых  ловушек,  были  абсолютно  уверены,  что  сыщик
спиртного в рот не возьмет, и  с  удивлением  смотрели,  как  он  махнул
солидную рюмку коньяка, взял  рукой  кусок  шашлыка,  завернул  в  хлеб,
вложил зелень и с аппетитом начал  есть.  Они  поспешно  выпили  и  тоже
начали закусывать.
   - Я за столом представляю нацменьшинство, - вытирая хлебом жир с губ,
сказал Гуров. - Нам, в Москве, непонятно, что вы  у  себя  дома  делите,
почему убиваете друг друга? Мелик и Рафиз, скажите,  что  вы  не  можете
поделить с армянами?  Карабах?  Армяне  культурный,  мирный  народ.  Они
христиане, вы мусульмане, так ведь жили-жили - одна  земля,  одно  небо,
одно солнце. Жизнь одна, и смерть одна. В чем  дело?  Шалва,  ты  седой,
мудрый, у тебя, я знаю, внуки в Сухуми. Что ты не поделил  с  абхазцами?
Что теперь  осталось  от  дома  твоего  деда?  Ринат  Арифзятович,  тебе
приятно, что чеченцами в России пугают детей? Тебе нужна кровь, разруха?
Я знаю, у тебя солидное дело, если  посчитать  твоих  братьев,  их  жен,
отцов, матерей, племянников, так вас человек восемьдесят наберется...
   От таких слов у признанных "авторитетов" в горле кусок застрял, когда
же они проглотили, начался такой галдеж, понять ничего было  невозможно,
однако Гуров каждому с сочувствием кивал,  ел  с  аппетитом,  выпил  еще
рюмку и отставил, принялся  за  боржоми.  Изредка  он  находил  паузу  и
вставлял несколько слов:
   - Может, вы и правы, оглы, но армян мало, а вас  много...  Шалва,  ты
мудрый, я лично грузина от  абхазца  в  жизни  не  отличу,  а  Сухуми  -
красивейший город, который твои прадеды строили, бы разрушили...  Ринат,
тебе девочек замуж выдавать надо, быт их обустраивать, а не  о  генерале
Дудаеве беспокоиться.
   Минут через тридцать галдеж начал утихать, первым хитрый  ход  сыщика
разгадал Шалва, толкнул Гурова в бок и громко спросил:
   - Ты скажи, Лев Иванович, какой твой лично интерес?
   - Вы болеете за свой народ, я, россиянин и москвич, болею за свой,  -
ответил Гуров, отодвинул тарелку. - Спасибо за хлеб-соль, еще бы чашечку
кофе да сигарету...
   Колыхнулась   портьера,   скользнул   к   столу   человек,   который,
естественно,  весь  разговор  слышал,  поставил  перед   Гуровым   чашку
ароматного кофе, положил пачку "Мальборо" и дорогую зажигалку.
   - Большое спасибо.  -  Гуров  взглянул  на  официанта  внимательно  и
спросил:
   - Тебя случайно не Гури зовут?
   - Так. - Гури смотрел растерянно.
   - Слушай, Гури, поздравляю,  твоему  сыну  завтра  месяц  исполнится!
Давайте выпьем за молодого джигита и чтобы у него был богатый и  честный
отец!
   Аут! Сыщик положил присутствующих на  лопатки.  А  фокус  был  прост,
словно кукиш. Шалва назвал кафе, где состоится встреча, через  несколько
часов Гуров получил все данные о сотрудниках.
   Выпили за здоровье младенца,  Гури  поклонился,  взглянул  на  Гурова
испуганно и исчез, а Джуверин Мелик упрямо повторил:
   - Не человек - шайтан.
   - Это моя работа, Мелик, и только. - Гуров скромно потупился. - Шалва
спросил, какой у меня интерес. Хороший вопрос. Мне непонятно...  Вот  вы
серьезные люди, я ваш бизнес не знаю, он мне неинтересен. Я знаю, что ни
один из вас не убивал, не насиловал, даже оружие в руках  не  держал.  -
Сыщик лгал, ему было известно точно, что  Ринат  Галиев  с  месяц  назад
застрелил конкурента. -  Так  почему  вы,  занимаясь  крупным  бизнесом,
платите  солидные  деньги  своей  охране  и  позволяете   всякой   шпане
разъезжать по городу, стрелять, убивать? Почему?
   "Авторитеты"  переглядывались,  пожимали   плечами,   наконец   Шалва
заговорил:
   - Верно, нам мешает стрельба и  беспредел,  -  он  замялся,  взглянул
хитро и спросил:
   - Лев Иванович, ты  полковник,  важняк,  в  большом  авторитете,  так
почему менты берут взятки на каждом углу? Хорошо, им платят гроши, а  им
надо кормить семью. Мы их понимаем и прощаем. Но когда нам  подбрасывают
наркотик, не могут ничего доказать и лепят по-черному? Почему?
   - Ты прав, Шалва, такое случается, - Гуров болезненно  поморщился,  -
но мы боремся, стараемся от нечистых избавиться! А вы обезопасили  себя,
на людей плюете, отдали на растерзание шакалам. А в конце  концов,  если
разобраться, то ваши рубли из копеек простого человека складываются. Кто
режет курицу, которая несет золотые яйца?
   "Авторитеты" согласно кивали, молчали, сказать им было нечего.  Гуров
вел разговор пустой, сыщик прекрасно знал, что разномастные  вооруженные
бандиты не подчиняются воровским законам и в грош не  ставят  признанных
"авторитетов".  Они  способны  укоротить  лишь  некоторых  связанных   с
полулегальным и нелегальным бизнесом, а простой бандит он и есть бандит,
- стреляет по всякому поводу  и  вообще  за  просто  так.  Убил,  машину
захватил, на толковище поехал, мол, смотрите, какой я крутой, у меня что
ни день - новая тачка. Но разговор такой сыщику был необходим,  -  пусть
люди поверят в свое всесилие,  тогда  легче  будет  перейти  к  главному
вопросу, ради которого Гуров в кафе и приехал.
   - Понимаете, Лев Иванович, мы далеко не все можем, - честно признался
Шалва. - Шакалы подбирают объедки льва, но ему не  подчиняются,  они  от
него просто убегают.
   - Не говори за всех, Шалва, - чеченец Ринат рассердился. - Я поговорю
со своими, стрельбу пора кончать, полковник прав.
   Азербайджанцы синхронно кивнули и тихо заговорили между собой,  затем
Рафиз Караев сказал:
   - А что делать с Челюстью? Если мы его... - он на секунду  замялся  и
продолжил:
   - Если мы его не попросим затихнуть, он тебя, Лев Иванович, убьет.
   - Стоп! - Гуров рассмеялся. - Я за себя постою,  а  ваши  разборки  -
ваши дела. Будет убийство - будет следствие, если я убийцу найду, надену
наручники. Таков закон!
   - Как знаешь, как знаешь, хотели решить лучше,  -  быстро  проговорил
Мелик.
   Чеченец зыркнул на него черным  глазом  и  недовольно  забормотал  на
своем языке.
   - Вы политикой не интересуетесь, но наверняка слышали, что  в  верхах
России неспокойно, - Гуров решил переходить к главному. - Ринат, рядом с
твоим земляком двух людей убили. Твой земляк...
   - Шакал ему земляк, он на людей оперся, поднялся, потом нас продал! -
перебил зло Ринат.
   - Если эти убийства  не  остановить,  то  вам  это  может  обернуться
крупными неприятностями, - сказал Гуров, не обратив внимания на  реплику
Рината.
   - Что говоришь, дорогой! -  воскликнул  Шалва  и  смешался,  так  как
обращение "дорогой" к менту никак не подходило. -  Лев  Иванович,  пусть
они там все друг друга передавят, мы при  всех  властях  жили,  живем  и
будем жить.
   - Точно, ты, полковник, нас в политику не вяжи, -  поддержал  грузина
чеченец.
   Азербайджанцы вновь синхронно закивали и о чем-то заспорили.
   Иного ответа Гуров от "авторитетов" уголовного мира и не ждал, потому
улыбнулся и пожал плечами.
   - Вы люди взрослые, солидные, не мне вас учить, - он  закурил,  долго
держал паузу, все молчали, понимая, что  полковник  не  закончил,  -  но
если, не дай бог, случится переворот, лавочки ваши, мастерские, заводики
быстренько позакрывают, наличность конфискуют. Понимаю, - он  улыбнулся,
- вы нищими не останетесь, так ведь  обидно  из-за  одного  сумасшедшего
потерять  недвижимость,  снова  уйти  в  подполье,  снова  прятаться  от
милиции,  снова  из-за  каждого  пустяка   давать   миллионные   взятки,
переписывать свои машины на родственников. - Гуров замолчал и вздохнул:
   - Сейчас порой наркотик подбросят. Согласен, что  беспредел.  А  если
все повернется, никто  ничего  и  подбрасывать  не  будет  -  наручники,
последнее слово и этап.
   - Пугаешь, - сказал чеченец. - Тебе человек нужен, ты  хочешь,  чтобы
мы ссучились и человека отдали. Ты нас просто пугаешь!
   - Факт, точно, мамой клянусь! - сказал Шалва.
   - За обед спасибо, найти меня легко, обращайтесь. - Гуров поднялся. -
Что от меня зависит, что в рамках закона, я для каждого из вас сделаю.
   - Господин полковник, присядьте, -  сказал  Медик,  и  только  сейчас
Гуров понял, что маленький плешивый азербайджанец здесь за  старшего.  -
Вы сказали о каком-то человеке. - В его голосе неожиданно пропал акцент,
зазвучала мягкая интеллигентность. - Какой окраски человек? Если  он  из
наших, мы ваши слова забудем, если он чужой, можно вопрос обсудить.
   - Мелик Юсуф-оглы, я старый сыщик и никогда не  попрошу  человека  из
семьи или дома. Это совсем чужой человек, он для  нас  враг  и  для  вас
враг. Он друг только сам себе, своему тщеславию. Каждый из вас ходит  по
проволоке, шаг в сторону - тюрьма. Каждый из вас хлебал тюремную баланду
и знает,  сколько  весит  ватник.  Этот  человек  сидит  в  норе,  через
посредников, через третьих лиц дергает за веревочки, придумывает  планы.
Прошло дело - ему в миску капает, не прошло -  кто-то  сказал  последнее
слово и вышел на этап.
   - Мразь! - сказал Шалва. - Его удавить надо! - Следуя примеру Мелика,
Шалва тоже стал обращаться к Гурову на "вы":
   - Кто он и что вы о нем знаете, Лев Иванович?
   - Знаю мало, - вздохнул Гуров, - иначе не стал бы и  беспокоить  вас.
Видимо, но не точно, кличка Профессор.  Предположительно,  лет  тридцати
пяти, русский, образование высшее, проживает в Москве.  Ринат,  -  сыщик
повернулся  к  чеченцу,  -  почти  наверняка  он  участвовал  в  деле  с
фальшивыми авизо.
   Лицо  чеченца  оставалось  бесстрастным,  лишь  слегка   шевельнулась
смоляная бровь, а Ринат Галиев на  этом  деле  потерял  большие  деньги.
Сначала его взяли в долю, потом выкинули, и Гуров об этом знал.
   - Торопятся молодые, они спешат. - Шалва Гочишвили поднялся. - Мы уже
отбегались, нам подумать надо. На улице Гурова догнал  чеченец  Ринат  и
спросил:
   - Полковник, ты далеко едешь?
   - На Петровку.
   - И мне в ту сторону. Не подбросишь?
   - Почему нет?  Садись.  -  Гуров  открыл  машину.  Неизвестно  откуда
вынырнули два здоровенных амбала и молча устроились на заднем сиденье.
   - Из нашей деревни, - пояснил Ринат, усаживаясь рядом с Гуровым. -  А
машина у тебя, полковник, хорошая, почти новая, но надо заменить.
   - Знаю, Ринат, все времени нет на базар заехать. - Гуров  взглянул  в
зеркало заднего вида - за его "жигуленком" на проспект вырулил роскошный
"мерседес" с затемненными окнами.
   - Ты, полковник, говорил с Челюстью как мужчина. Но мужчина не всегда
бывает прав. Скажи,  зачем  тебе  лишний  кровник?  Если  бы  ты  унизил
человека один на один, он бы тут же забыл. Но ты плюнул ему в  лицо  при
нас,  он  не  может  простить.  Тебе  придется  быть  очень  осторожным,
полковник. - Чеченец говорил бесстрастно, тихо, словно беседовал  сам  с
собой.
   - Я сказал правду. Он убил своего напарника выстрелом в затылок и  он
обломал женщине пальцы, чтобы снять перстни.
   - Мы знаем.  -  Ринат  помолчал.  Когда  Гуров  остановил  машину  на
Петровке и охранники вышли, чеченец закончил:
   - Если бы я говорил вслух, да еще на людях, все,  что  я  знаю,  меня
закопали бы еще вчера.
   "Авторитет" чеченской группировки  сел  в  сверкающий  "мерседес",  и
роскошная машина,  сверкнув  затемненными  окнами,  унеслась  в  сторону
Садового кольца.
   - Я делаю карьеру, - произнес вслух Гуров,  запирая  машину.  -  Меня
стали охранять уголовники.
 
Глава десятая 
НА ДРУГОЙ СТОРОНЕ 
 
   Когда сыщик Гуров еще дремал в служебном кабинете и только  собирался
на обед  с  "авторитетами"  уголовного  мира,  в  Белом  доме  проходило
вечернее заседание Верховного Совета России.
   В комнате прессы у монитора расположился  Геннадий  Артурович  Бланк.
Когда говорят, что не одежда красит человека, то либо лукавят,  либо  не
имеют возможности хорошо одеваться. Бланк был одет великолепно, - одежда
не просто красила его, а превращала в  принципиально  другого  человека.
Костюм-тройка мышиного  цвета,  безукоризненный,  без  единой  морщинки,
воротничок рубашки, почти белый, но с каким-то голубоватым или сероватым
- не разберешь - отливом, галстук ручной работы, носки  в  тон  рубашке,
туфли черные, сверкающие, казалось бы, самые  простые,  но,  стоит  лишь
взглянуть, понимаешь -  за  такую  простоту  заплачены  бешеные  деньги.
Презренный металл, - к слову, презирают его лишь  неимущие,  богатенькие
относятся к деньгам уважительно - способен творить чудеса.
   Бланк  носил  огромную  башку  уродливой  формы,  покрытую  рыжеватой
шерстью, нос просто формы не имел, бесцветные  бровки  торчком,  ресниц,
казалось,  нет  и  в  помине.  Утром  он  позвонил  знакомой  мастерице,
договорился о встрече, через час, усаживаясь в кресло,  расположенное  в
дальнем кабинете парикмахерской, взглянул на свое отражение  без  всякой
симпатии, сказал:
   - Милочка, сделай меня если не красивым, то хотя бы цивилизованным.
   "Милочка" знала, в какой валюте платит  клиент,  к  тому  же  недавно
стригла его, всплеснула руками и фальшивым голосом воскликнула:
   - Вы симпатичный мужчина! - она провела  ладонью  по  его  вихрам.  -
Боже, два дня назад я вас отлично  постригла,  причесала!  Простите,  вы
головой дымоходы прочищаете?
   - Бакс, наглец, спит только на моей голове.
   - Бакс? - удивилась парикмахерша. - При чем тут доллары?
   - Рыжий нахальный кот, я купил его  у  мальчишек  за  доллар,  назвал
Баксом. Он мой ближайший друг, - пояснил Бланк и закрыл глаза.
   Голову тщательно вымыли, чем-то  спрыснули,  долго  укладывали,  даже
вывели пробор. Бланк взглянул на свою новую прическу одобрительно.
   - М-да, превосходно, но Баксу это может не понравиться. -  Он  провел
ладонью по лицу, покрутил нос, насупил брови. - Ас этим что делать?
   - Данный вопрос женщины решают ежедневно, дело техники.
   - Валяйте, только чтобы я не стал похож на гомика.
   - Как можно? - возмущенно сказала "милочка".
   - Валяйте-валяйте, демонстрируйте свою  технику,  -  устало  произнес
Бланк. Парикмахерша начала его утомлять.  Следует  заметить,  он  вообще
быстро уставал от женщин.
   Она занималась его лицом больше часа, затем, как  истинная  артистка,
сделала шаг в сторону и торжественно произнесла:
   - Откройте глаза!
   Он послушно открыл  глаза,  взглянул  на  себя  мельком,  нахмурился,
посмотрел внимательно и после паузы спросил:
   - Как зовут этого типа? Не припомню точно, но где-то я его  видел!  -
он дернул себя за ухо. - Вроде я, с другой стороны... -  Бланк  состроил
мину,  но  даже  зверская  гримаса  не  испортила   впечатления.   Такой
интересный мужик мог себе позволить и погримасничать.
   Веснушки не  пропали,  однако  погасли,  не  портили,  лишь  оживляли
гладкую,  слегка  смугловатую  кожу.   Проступили,   удлинились   брови,
устремились  чуть  вверх  к  вискам,  отчего  лицо  слегка   вытянулось,
перестало походить на кошачью морду. Появились ресницы, пусть рыжеватые,
не длинные, но густые, отчего открылись глаза - янтарные глаза с глубоко
запрятанным озорным огоньком. А нос? Отчего он выпрямился, ведь  никакой
операции не делали?!
   - Ну в кино я сниматься не буду, на  телевидение  не  пойду,  ко  при
такой внешности следует что-то предпринять. - Бланк подмигнул сам  себе,
искренне улыбнулся, что уже было против всяких правил.
   - Минуточку, Геночка, - парикмахерша взяла его под руку. -  К  твоему
лицу и костюму такие руки не прикладываются.  Руки  говорят  о  человеке
больше, чем все остальное.
   - Руки не отдам! -  по-детски  воскликнул  Бланк,  взглянул  на  свои
короткие пальцы - в пятнах кислоты, ногти с траурной каймой. -  Я  зайду
домой и тщательно их отмою.
   - Глупости, Геночка, - парикмахерша схватила его за рукав и  потащила
в соседнюю комнату. - Верунчик, обслужи  моего  клиента  и  приятеля,  -
шепнула подружке на ухо, девушка расплылась крашеной улыбкой.
   - Здравствуйте, всегда рады, проходите, присаживайтесь, -  произнесла
она так быстро, что слова плотно сцепились между собой, не отделишь друг
от друга.
   Бланк покорно опустился в кресло, сунул пальцы в чеплышку с кипятком,
он привык к кислоте и паяльнику  и,  на  удивление  маникюрши,  даже  не
поморщился. Валютный, крутой парень, решила девица, надо его  закадрить,
и сделала ему жестом предложение не терять  времени  даром  в  ожидании,
пока  пальцы  отпарятся.  Но  Бланк  не  разбирался  в  профессиональной
жестикуляции, привычно закрыл  глаза.  Маникюрша  решила,  что,  раз  ей
предлагают только руки, следует заниматься только руками.
   Через час Бланк с облегчением покинул салон, рассуждая,  что  деньги,
конечно, сила, все очень здорово, но уж слишком утомительно.
   Итак, Геннадий Артурович Бланк, интересный, элегантный мужчина, сидел
в Белом доме у телевизора и равнодушно наблюдал, как проходит  очередное
заседание Верховного Совета России. Он не знал повестки  дня,  несколько
минут пытался понять, какой вопрос обсуждается, не понял. Ясно было, что
каждый оратор стремился обратить на себя  внимание,  суть  дела  его  не
интересует. У большинства выступающих четко прослеживались  сложности  с
русским языком. И дело даже  не  в  том,  что  они  не  могли  правильно
произнести слово, - черт бы с  ним,  с  ударением,  слово  узнаваемо,  -
депутаты столько сил тратили на эмоции, что по мере выговаривания  фразы
теряли смысл.
   Конечно, выступил и Сергей, и Бланк с  гордостью  отметил,  что  друг
детства  на  общем  фоне  выглядит  человеком  разумным.  С  ним   можно
соглашаться или нет, но понять, что именно Сабурин говорит,  можно  было
без труда.
   Бланк явился в Белый дом не слушать народных избранников, - разговоры
ему были неинтересны. Он заложил  "мину",  с  минуты  на  минуту  ожидал
взрыва, хотел взглянуть на реакцию, оценить результат трудов:  правильно
ли он все рассчитал, не работает ли впустую. Он сидел одиноко, никто  не
обращал  на  него  внимания,  по  фойе  праздно  шатался  народ.  Бланку
представился детский сад - малыши бегают, суетятся, каждый  занят  своим
делом, сталкиваясь со сверстниками, лопочет, не слушает,  бежит  дальше.
Конечно,  у  присутствующих  отсутствовала  детская  непосредственность,
наоборот, каждый был переполнен чувством собственного достоинства, своей
значимости, но погружение в собственное "Я" было поистине детским.
   Четко выделялись журналисты - не только блокнотом и  авторучкой  либо
магнитофоном,   а   конкретностью   своих   движений,   заинтересованным
выражением лица, тем, что они не говорили,  а  слушали,  причем  слушали
внимательно. Что уж они потом напишут - дело темное,  но  выглядели  они
как нормальные люди, явно заинтересованные в происходящем.
   Ну-ну,  валяйте,  суетитесь.  Бланк   улыбнулся,   словно   взрослый,
наблюдающий  за  детьми.  Кукольный  театр,  да  и  только,   никто   не
подозревает, что висит на ниточках, за которые умный человек дергает. Он
отключился от экрана и от окружающих, погрузился в свои расчеты.
   Взрыв должен произойти до  начала  изби