ас  сообщили...  Значит,
когда вы нас собирали, никакой ниточки еще не существовало. Однако...
   - Анатолий, как тебе... - сорвалась Наташа.
   - Помолчи.  -  Иткин  облокотился  на  стол,  чувствовалось,  как  он
наливается силой. - Не хватай пустой  крючок,  будь  журналистом,  а  не
слезливой бабой!
   - Извините! - вмешалась Мария. - Я не лезу в ваши дела, но  у  нас  в
доме не принято разговаривать в подобном тоне. Толя, вы  такой  сильный,
мужественный человек, удивляюсь.
   - Простите, - Анатолий откинулся на спинку стула и расслабился.
   -  Анатолий,  я  как  сыщик  ваши  сомнения   разделяю.   Невероятное
совпадение - журналисты в доме и такой звонок. Кстати,  вы  не  слышали,
кто звонил и что говорил. У вас аналитический  склад  ума  и  прекрасная
интуиция. У  меня  цейтнот,  перейдем  к  делу.  Я  прошу  вас  написать
несколько строк, напоминая читателям,  что  был  убит  любимец  публики,
талантливый ведущий и  так  далее.  Милиция  в  свое  время  сообщила  о
задержании подозреваемого,  против  которого  имеются  серьезные  улики.
Однако никто  из  милицейских  чинов,  главное,  руководитель  розыскной
группы некто Л. Гуров, не соизволили  выступить  на,  страницах  печати,
рассказать,  как  происходило  задержание,  какими   конкретно   уликами
располагает   прокуратура,   как   продвигается    расследование.    Наш
корреспондент обратился в компетентные органы, пытаясь  получить  ответы
на эти вопросы. Однако ничего конкретного ему  сказано  не  было.  Более
того, в приватных разговорах с сотрудниками розыска явно  прослеживалась
мысль, что арестован невиновный человек и  вскоре  он  будет  освобожден
из-под стражи. Невиновный человек провел в  камере  столько-то  дней.  А
переговорить с  полковником  Гуровым  нашему  корреспонденту  так  и  не
удалось. Товарищи по службе его не очень любят, хотя  считают  одним  из
лучших сыщиков. Какой Гуров сыщик, корреспонденту установить не удалось,
но точно известно, что полковник, по чьей вине человек,  причастность  к
убийству которого не установлена, а и. о. прокурора города  в  последнем
сильно сомневается,  прекрасно  одевается  и  раскатывает  по  городу  в
роскошной иномарке. И откуда у скромного полковника подобная машина?
   Гуров закурил, сделал неопределенный жест рукой, скорчил смешную мину
и закончил:
   - Ну, примерно так! Вы профессионалы, напишете значительно лучше.
   Мария побледнела, смотрела на мужа зло. Анатолий спросил:
   - И зачем вам такой материал нужен?
   - Анатолий, как всегда, ваш вопрос в десятку. Я не  мазохист,  точно,
раз прошу, значит, нужно. Существует несколько причин. Хочу, чтобы  люди
вспомнили об убийстве и были готовы к тому, что подозреваемый выйдет  на
свободу. Хочу, чтобы истинный преступник занервничал. Сейчас он лежит  в
теплой ванне - и вдруг холодный душ. Раз того отпустили,  значит,  этого
начнут искать.
   - И он скроется, - сказала Наташа.
   - Зачем скрываться человеку, который неизвестен? - удивился Гуров.
   - Вы сами сказали, что вроде бы зацепились и скоро выйдете на него.
   - Мария, ты хотела перед вечерним  спектаклем  отдохнуть,  -  ласково
сказал Гуров.
   Мария встала, взглянула на мужа презрительно:
   - Ты можешь морочить голову кому угодно,  только  не  мне!  Не  знаю,
какой ты сыщик, но актер из тебя никудышный! - Она вышла из кухни.
   - Верно, против Маши я слабоват, - признался  Гуров.  -  Я  не  хочу,
чтобы жена слышала окончание нашего  разговора.  -  Он  помолчал,  долго
возился с сигаретами, наконец продолжил:
   - Я хочу, чтобы все это прочитал убийца. Мы его, возможно, выявим. Но
"знать" и "доказать" - две большие разницы. Прочитав такой материал,  он
поймет: я буду идти за ним до самой смерти. И тогда он проявит себя.
   - Что значит "проявит"? Он попытается вас убить? - спросила Наташа.
   Стараясь нейтрализовать Анатолия Иткина, Гуров уже сказал значительно
больше, чем собирался. Необходимо быстро подать назад. Журналисты - люди
обыкновенные, то есть слабые. В погоне  за  сенсацией  могут  сорваться,
написать: "Вызываю огонь на себя" или что-нибудь  в  таком  роде.  А  он
отнюдь не собирался совершать подобное безрассудство. Он хотел начать  с
преступником игру, принимать решения по ходу игры, как ляжет  карта.  Но
объяснить все это ребятам было невозможно.
   И Гуров начал лгать. Если б его слышала Мария, то умерла бы от смеха,
но обмануть ребят вполне возможно.
   - Ну, Наталья, вы даете. Я что, Матросов? Немцы  под  Москвой?  Да  и
убийца - профессиональный преступник, но не  сумасшедший.  Я  уже  давно
говорю лишнее, но коли прыгнул в воду, плыви. У нас дуэли не в  моде.  Я
просто рассчитываю, что, если он испугается, а мы его установим, он  это
почувствует и побежит. А когда человек нервничает, торопится, бежит,  он
всегда оставляет улики.
   Последние слова были истинной правдой, только  к  данному  случаю  не
имели никакого отношения. Даже если бы преступник пожелал, он  никак  не
мог бы оставить против  себя  улики  в  убийстве  на  телецентре.  Гуров
говорил быстро, надеясь, что нетренированные люди не поймут, что  в  его
монологе  отсутствуют  причинные  связи.  По  отдельности  каждая  фраза
правдива, а все вместе - бред сивой кобылы.
   - Конечно, все это писать не  следует  и  товарищам  рассказывать  не
надо. Напишите хлесткий материал, не мне вас учить, как наша  доблестная
милиция в очередной раз шарахнулась мордой об  стол.  Ну,  и  положенные
слова, мол, милиция  большая,  люди  разные,  большинство  в  поте  лица
своего... Но, к сожалению, есть и Гуровы, так везде, какую  сферу  жизни
ни возьми.
   Когда Гуров провожал гостей, Анатолий спросил:
   - А вам ничего не оторвут?
   - Толя, друг мой, - Гуров обнял парня за плечи, - что-нибудь оторвут,
а что-то оставят. Жизнь.
   Он убрал со стола,  посуду  мыть  не  стал,  прошел  через  гостиную,
заглянул в спальню.
   - Я не сплю, но заходить не рекомендую, - сказала Мария.
   - Как говорит Станислав, обидеть младшего каждый может. Целую.  Ушел.
Вернусь.
   Гуров вошел в кабинет, только взглянул на Нестеренко и Котова,  понял
- видит победителей.
   - Ну, слов нет, по кепке человека в Москве разыскать, да если  он  не
мэр! Кто бы другой сказал, не поверил бы. И вы лгуны, сто против  рубля.
Но раз пришли и я тут, рассказывайте.
   У друзей-оперативников  существовал  давно  установленный  порядок  -
докладывал Котов. Нестеренко вставлял критические замечания и пояснения.
   - Всю пустую, зряшную работу я опускаю, - начал Котов.
   - Неохота слушать, как Григорий копал из национального упрямства там,
где  разумный  человек  никогда  к  лопате  не  притронется,  -  добавил
Нестеренко. - На борьбу с его упрямством мы истратили время  примерно  с
шести до девяти утра.
   - На интересную информацию мы вышли около десяти утра, когда во дворе
дома увидели, как трое пацанов стреляют  из  духового  ружья  по  банкам
из-под пепси. Появилась  мать  одного  из  стрелков,  устроила  скандал:
пацаны школу прогуливали. Ребята расходились, один другому сказал,  мол,
ты не больно хвастайся, обстреляешь Лукьяныча, тогда и разговаривай.  Мы
поначалу никакого значения тем словам не придали.  Потом  книги  домовые
смотрели, взяли в "вилку" мужчин от сорока до шестидесяти.
   - Тоскливое дело, надо сказать. Одни жильцы записаны, другие  нет,  в
ином доме и книги нет, разрозненные карточки, - заметил Нестеренко.
   - Около двух дня Валентин говорит: у одного  мужика  половина  записи
сделана одним почерком,  вторая  половина  -  другим,  и  ручкой  писали
сначала  перьевой,  затем  шариковой.  Стали  приглядываться   -   явная
подтирка, и бумага просвечивает. Ну, такое случается, но касаемо  нового
места работы. А тут, наоборот, подтерто  прошлое.  Мы  фамилию  и  адрес
выписали, книги отдали, пошли в дом. Обычная установка. Бабка у  дома  с
внуком гуляет, мы разговорились, послушали о ее бедах,  затем  об  одном
жильце спрашиваем, о другом, потом о нас интересующем.
   - Гриша, извини, я это проходил, пропусти, давай  о  сути,  -  сказал
Гуров.
   - Пузырев Кирилл Лукьянович, сорокового года рождения,  проживает  по
данному адресу с девяностого, прежнее  место  жительства  установить  не
удалось, пенсионер. Думаем, рано он на пенсии оказался, пошли  в  собес,
говорят, военнослужащий, служил на Севере, номер части и все.
   - Полковник запаса, - сказал Нестеренко. -  Я  сразу  подумал  -  наш
человек, но больно грубая работа.
   - Изначально запись о прежнем месте работы была Министерство  внешней
торговли. Затем переправлено на какое-то северное пароходство, а сегодня
он работает в бывшем ДОСААФе, три раза в неделю занимается с ребятами  в
стрелковой секции, - закончил Котов. -  Вроде  все  грубовато,  но  если
учесть, что списали его в девяностом, то объяснимо. Министерство внешней
торговли всю жизнь было "крышей" КГБ. Мы в  министерстве  на  Смоленской
побывали,  нам  какие-либо  данные  об  уволившихся   сотрудниках   дать
отказались, сославшись на то, что прежние  архивы  неизвестно  где.  Кто
сегодня работает, так пожалуйста, а кто раньше работал и уволился, их не
интересует.  Мы  снова  на  Петровский  бульвар  вернулись,   интересную
информацию  подцепили.  Одна   пожилая   дамочка   обмолвилась.   Кирилл
Лукьянович  сильно  изменился,  опустился,  другим  человеком  стал.  Мы
говорим, понятное дело, на пенсии  многие  пьют.  Дамочка  заявляет,  он
совсем не пьет, однажды она у него чаевничала,  мужик  рюмку  ликера  не
предложил. Так в чем опустился,  спрашиваем.  А  дамочка,  она  явно  на
Пузырева виды  имела,  отвечает:  вот  когда  он  в  дом  вселился,  как
натуральным иностранцем выглядел, чемоданы у него были по  тем  временам
совершенно потрясающие, а сегодня он и не бреется, и туфли не чистит,  а
молоденьких девочек водит. И считает, дурак, соседи не знают  ничего.  А
когда девочек, бесстыдник, водит, так...
   - Спасибо, - перебил Гуров. -  Молодцы,  орденами  награжу.  Пузырев,
значит?  Хорошую  фамилию  взял,  все  у  него  ладно.  Типичный  бывший
гэбэшник, работавший много лет за кордоном. Все у него ладно,  однако...
Скажи, Станислав.
   - Ему приработок инструктором в тире совершенно ни к чему. Он  должен
на  иномарке  разъезжать,  в  солидной  фирме  работать.  Человек  такой
квалификации сегодня очень многим нужен, но если по утрам  тренироваться
каждый день, так засветишься еще больше.
   - Ты полагаешь, консервы?
   - Полагать должен начальник, я лишь болтаю, - ответил Станислав.
   - Прокачай его с Петром, он генерал.
   -  Следует  за  Пузыревым  наружку  выставить,  -  сказал  Гуров.   -
Повседневно он не интересен, его главная связь  в  тюрьме,  на  запасной
канал так быстро он не пойдет. Интересны его девочки,  я  бы  с  большим
удовольствием посмотрел, как он ест в ресторане, как одевается  в  таких
случаях. Понаблюдать его вечерок, и можно судить, "в  цвет"  мы  выходим
или в молоко мажем. Но заказать официальную наружку я опасаюсь...
   - Ты начальника МУРа Тяжлова опасаешься, - вставил Станислав.
   - Не его лично, а окружения, - спокойно  ответил  Гуров.  -  Вот  ты,
такой умный, ответь: в тюремном  лазарете  важнейшего  свидетеля  убили.
Рядовой охранник? Медсестра? Уборщица? Кто?
   - С одной стороны, ты прав, с другой...
   - Ты помолчи,  -  перебил  Гуров.  -  Все,  что  ты  хочешь  сказать,
известно. Нельзя жить и каждого человека  опасаться.  Верно.  Однако  по
возможности ограничивать круг информированных людей необходимо. В  такое
время живем. И не я  его  создал.  Наружку  заказывать  нельзя,  а  если
считать, что Пузырев человек высочайшей  квалификации,  пускать  за  ним
Валентина с Григорием рано. Его следует  напугать,  но  позже.  На  днях
газеты напишут о нас  неласковые  слова.  Вот  когда  Пузырев  те  слова
прочитает, тогда его и пугнуть можно.
   Генерал Орлов сидел за своим столом, стучал карандашом по лежавшим на
нем газетам и, сдерживая гнев, говорил:
   - Как вас понимать, господин полковник?
   Гуров стоял вытянувшись, молчал. Станислав сидел  на  своем  стуле  и
смотрел через весь кабинет в окно.
   - Надеюсь, вы не принимаете меня за идиота и не  станете  утверждать,
что подобный материал появился в газетах без вашего участия?  -  спросил
генерал.
   Гуров стоял не шелохнувшись, вспоминал свои клятвы, что не  сознается
даже под пыткой, смотрел в родное постаревшее лицо  друга,  и  ему  было
стыдно. Сейчас соврать - значит не уважать ни Петра, ни  Станислава,  ни
себя самого.
   Петр бросил карандаш, расстегнул верхнюю  пуговицу  мундира.  Генерал
только что явился от заместителя министра.
   - Сядь и говори, - выдохнул Орлов.
   - Извини, Петр, выхода другого не вижу, - Гуров сел и закурил.
   - Будешь умирать, тебе стакан воды никто не принесет. Ты всех  друзей
разогнал! Нельзя было сесть, поговорить, посоветоваться?  -  Орлов  сжал
переносицу. - Старею, мать вашу!..
   - Все стареют, - Гуров пожал плечами. - Такая у меня работа, я за все
должен отвечать один.
   - Не говори красиво,  пакостник.  Нас  всего  трое  осталось,  беречь
следует. Ты желаешь, чтобы он вылез из логова и начал на тебя охоту?
   - Я не псих, Петр. И очень этого не хочу. Посоветоваться? Ну, считай,
никаких статей нет, мы сидим втроем и советуемся. Я вас обоих  уважаю  и
внимательно слушаю. Допустим, я не прав,  могу  уехать  в  командировку.
Пошли меня на Камчатку. Думайте. Он же сейчас размышляет и  не  бросится
завтра поутру к моему подъезду, не начнет палить  из  всех  стволов.  Он
будет выжидать, у нас масса времени, можно насоветоваться до одурения. У
нас нет и не может появиться ни одного доказательства.
   - Взять и наплевать на него! - сказал Станислав. -  Не  война,  немцы
под Москвой не стоят!
   - Я недавно говорил именно эту фразу. Говорил этим ребятам,  -  Гуров
указал на газеты. - Кстати, они не вылили на меня и  половины  из  того,
что я им предложил.
   - Не переживай, - Орлов махнул рукой.  -  Завтра  подключатся  другие
газеты, радио и телевидение, тебе на всю жизнь хватит.
   - Так за половину того, что здесь написано, не  я  отвечаю.  Мы  лишь
задержали не того человека.
   - А ты предполагаешь, выступит прокуратура  и  заместитель  министра,
скажут, простите, господа, давайте разберемся, кто за  что  отвечает.  И
дело не в том, что тебе наплевали  в  морду,  утрешься.  Важно,  как  ты
собираешься действовать.
   - Вы хотели советовать? Советуйте. На самом деле существует лишь один
вопрос. Мы его отпускаем?  То  есть  прессингуем,  выгоняем  из  Москвы.
Убежден, если только он не поймет, что мы не хотим его шкуры, он  уедет,
мы больше никогда о нем не услышим.  Россия  большая,  людей  много,  он
будет убивать в другом месте. Либо мы даем ему понять, что знаем  его  и
снимаем с него шкуру,  чего  бы  нам  это  ни  стоило.  Советуйся  -  не
советуйся. Или - или!
   - Я тебя люблю, но сволочь ты... - Станислав даже поперхнулся. - Тебе
необходимо все точки над Ё расставить. Ты не  можешь  как  люди.  Где-то
промолчать, не понять, не договорить, можно  подзабыть,  опоздать...  Ты
еще и лицемер! Сначала поднял всех на рога, теперь  говоришь  -  давайте
считать, ничего не было.
   Гуров подмигнул Станиславу, тот  махнул  рукой  и  отвернулся.  Орлов
спросил:
   - У тебя имеется конкретный план?
   -  Только  стратегический  и  тактический,  конкретный   появится   в
последнюю минуту, когда карта ляжет.
   - Излагай.
   - Я допускаю, он сильнее каждого из нас в отдельности. Видимо, он  из
КГБ, "ликвидатор", прошедший специальную подготовку, имеющий многолетнюю
практику. На этом вся его сила и кончается.
   - Тебе мало? - не удержался Станислав. - А я с ним стыкаться во дворе
один на один и не собираюсь. До этого может дойти, но к тому моменту  он
уже будет не тот. ОН один, а нас много. Он будет ждать  один,  мы  будем
ждать вместе. Силы человека не беспредельны, скоро он  начнет  уставать,
будет хуже спать, пользоваться таблетками. Он не пьет  -  скоро  захочет
выпить. Мы будем меняться и ему угрожать.  Он  прекрасно  знает,  у  нас
против него ничего нет.  Но  раз  засек  наблюдение,  два  засек...  Раз
столкнулся с сыщиком, два столкнулся... И начинают  появляться  бредовые
мысли. Нет  у  них  ничего,  но  они  не  сумасшедшие,  чего  же  пасут,
встречают, провожают?.. Значит, чего-то я не учел, что-то у них  есть...
И тогда он достает пистолет... И к тому моменту он должен быть абсолютно
уверен - цель у него лишь одна. Полковник Гуров. Если его ликвидировать,
вся цепочка рассыплется. И он станет свободен.
   -  Я  могу  согласиться,  что  оперы  вышли  на   законсервированного
"ликвидатора" бывшего КГБ или ГРУ, - неторопливо начал Орлов. -  Но  что
именно он застрелил Голуба, отнюдь не факт.
   - Киллеры такого класса в каждом подъезде живут? -  скрывая  усмешку,
спросил Гуров.
   - Я вас, полковник, не перебивал, - довольно резко ответил  Орлов.  -
Приказываю.   Подозреваемого   негласно   сфотографировать.   Фотографию
показать каждому  сотруднику  телевидения,  работающему  на  этаже,  где
расположена гримерная.  Если  вы  получите  подтверждение,  что  данного
человека в коридоре видели, тогда работайте. А иначе все это фантазии  и
пустая трата времени.
   Приказ генерала выполнили, через два дня  оперативники  выявили  трех
человек, которые видели Пузырева неподалеку от гримерной. Какого числа и
в котором часу, никто сказать не мог. Но  это  уже  значения  не  имело.
"Добро" начальника главка на разработку подозреваемого было получено.
   В одном из  находящихся  в  Москве  посольств  отмечали  национальный
праздник. С российской стороны присутствовали министр иностранных дел  и
один из первых вице-премьеров, который получил личное приглашение  посла
и не мог ответить отказом.
   В принципе, все а-ля фуршеты похожи друг на друга. Женщины в макияже,
в  бриллиантах,  с  тренированными  улыбками.   Мужчины   в   смокингах,
свежевыбритые,  каждый  обаятелен   в   меру   природных   возможностей.
Преобладает английская речь, но слышна и французская,  реже  немецкая  и
русская.
   На подобных приемах немногие  преследуют  деловые  цели  -  с  кем-то
договориться о встрече, напомнить  о  своем  существовании,  большинство
присутствующих лишь "отбывают номер". Здесь  же,  конечно,  и  различные
спецслужбы, но редко у кого из разведчиков имеется какая-либо цель,  они
присутствуют потому, что  положено.  Здесь  говорят  что  угодно,  кроме
правды, исключение составляют замечания о погоде либо о здоровье.
   Наш первый вице-премьер, для краткости будем называть  его  просто  -
чиновник, откровенно скучал. Человек по своей природе  активный,  он  не
умел бездельничать, не любил светских раутов. Ему было с  кем  и  о  чем
переговорить по делу, но он знал, что это совершенно  безнадежно:  стоит
начать разговор,  как  в  него  вмешаются  люди  посторонние,  возможно,
опасные.
   Он стоял в одиночестве с бокалом  белого  вина  в  руке,  разглядывал
присутствующих, в особенности дам, и отнюдь не потому, что являлся  ярым
поклонником слабого пола, просто на женщин приятнее смотреть.  Он  ждал,
зачем-то посол пригласил его, по протоколу  присутствие  вице  на  таком
приеме было необязательным, даже странным.
   Рядом двое незнакомых мужчин разговаривали по-французски, он не  знал
этого языка, но  догадывался,  что  беседа  носит  веселый,  беззаботный
характер. Один из них,  судя  по  смуглому  лицу  южанин,  сказал  нечто
шутливое, поклонился и отошел, второй повернулся к чиновнику,  улыбнулся
и произнес на чистом, явно родном, русском языке:
   - Добрый вечер, вы без супруги?
   - Добрый вечер, у нее легкая простуда.
   - Я временно  замещаю  Владимира  Леопольдовича,  он  прекрасно  себя
чувствует, просил кланяться.
   - Спасибо, приятно слышать. - Чиновник  невольно  напрягся,  так  как
незнакомец назвал имя-отчество  арестованного  Грека,  с  которым  он  и
виделся-то всего дважды.
   - Да