ачей не пользовался, педаль  сцепления  выжимал
аж до пола. Сидевшие позади Нестеренко и Крячко на дрожь, которая  порой
охватывала машину, реагировали философски.
   - Чапаев, ты, главное, не встань ненароком, - заметил Станислав.
   - Не боись, он хоть и с  норовом,  но  свое  дело  знает,  -  ответил
Светлов.
   Гуров  на  "Пежо"  ехал  позади,  держась  на   солидном   интервале,
скоростная  машина  могла  достать  милицейский  "козлик"  за  считанные
секунды.
   Два дня  назад  Гуров  вновь  посетил  обитель  полковника  Огаркова,
виделся с Тимуром  Яндиевым,  который  на  фотографии  уверенно  опознал
Ивана. Для прокуратуры и суда такое опознание было как филькина грамота,
но Гурову оно согрело кровь, доказало, что он вышел на столбовую дорогу.
   Куда везли  убийцу,  Гуров  не  знал,  и,  когда  милицейская  машина
остановилась  у  кирпичного  здания  районного  управления,   это   было
неожиданностью.
   Ивана вывели, Крячко понял, что ему светиться в  райуправлении  ни  к
чему, Гурову тем более, можно знакомого человека встретить, и  послал  в
здание Нестеренко. Так как дом был ментовский, арестованный под охраной,
то отставной полковник особо не торопился. Когда же он через пять  минут
в коридоре управления  столкнулся  с  сержантами,  которые  конвоировали
Ивана, то они были без задержанного. Зная милицейские нравы,  Нестеренко
остановил сержантов и начальственным тоном спросил:
   - В какой кабинет отвели арестованного?
   - В какой кабинет? - Один из сержантов пожал плечами. - Мы  его,  как
всегда, местному лейтенанту передали. Он его сам в нашу машину приводит.
   Очень быстро  выяснилось,  что  в  здании  имеется  второй  выход,  а
лейтенанта с указанными приметами в управлении никто не знает. Во дворе,
куда выходит черный ход, удалось сразу же  найти  парнишку  лет  десяти,
который видел, как два дяденьки, один  в  милицейской  форме,  другой  в
черном ватнике, сели в серую "Волгу" и уехали, вот  только  что,  совсем
недавно.
   Быстро допросив напуганных сержантов, Гуров выяснил, что привозят они
Ивана сюда в третий раз, у следователя арестованный сидит всегда  долго,
и лейтенант всегда приводит его в машину сам.
   Удалось  найти  и  молоденького  следователя,  за  которым   числился
арестованный Иван Кустов. Мальчишка начал было  разговор  на  повышенных
тонах, заявил, что "своего" карманника со дня первого  допроса  и  очной
ставки с потерпевшим больше не видел.  Но  Гуров  привел  следователя  в
кабинет замначуправления, и гонор у парня мгновенно пропал.
   Подполковник пенсионного возраста отпустил  следователя,  смотрел  на
Гурова затравленно.
   - Я все понимаю, господин полковник, - говорил он упавшим голосом.  -
Наш сарай использовали как проходной двор, брали арестанта для  каких-то
своих надобностей. Так ведь назад отдавали, может, и сегодня отдадут.  А
моей вины в происшедшем вообще нет.
   - Ну, вашу вину не мне определять. - Гуров, что для него было  совсем
несвойственно, тоже растерялся. - Хотя обращаю ваше внимание,  что  срок
задержания сегодня истек, а ваш следователь даже не шелохнулся.
   - Верно, но к происшедшему это не имеет  отношения,  -  вяло  ответил
подполковник. - Но если его раньше возвращали, то и сегодня вернут.
   - Это вряд ли, - ответил Гуров и пошел к своим оперативникам,  сел  в
"Пежо" со Станиславом.
   - Так лопухнуться - надо уметь, - со свойственной ему прямотой заявил
Станислав. - Ты старший, ты гений, думай. Они закончили свою операцию  с
чеченцем, русский уголовник им больше не нужен.
   - Так они возили взад-вперед Ивана лишь потому,  что  Тимур  сидел  в
камере смертников?
   - Не знаю! Однако не сомневаюсь -  сегодня  последняя  поездка.  Иван
сюда не вернется. Он больше не нужен.
   Если можно друга внезапно возненавидеть за то, что он посмел  сказать
тебе в глаза  правду,  то  именно  такое  чувство  испытывал  Гуров.  Он
уговаривал себя, что Станислав высказывает мысль здравую и  не  виноват,
что они споткнулись за шаг до финиша. Гуров убеждал себя, что человек не
побежден, пока не сдался, необходимо найти неординарное решение,  но  не
видел его.
 
*** 
 
   Кабинет  ресторана  был  рассчитан  человек   на   десять-двенадцать,
соответственно сервировали и стол. Но сидели за ним лишь трое. В дальнем
торце, где обычно располагается самый почетный гость или  тамада,  сидел
Иван. Он был модно  небрит,  такую,  примерно  недельную,  щетину  можно
видеть  на  лицах  крутых  парней   американских   боевиков   и   нашего
телеведушего  Леонида  Парфенова.  На  убийце  была  белая  рубашка  без
галстука и клетчатый пиджак.
   Слева от "героя" располагался подполковник  Вердин  в  своем  обычном
цивильном костюме, а справа - полноватый усмешливый парень лет тридцати,
который сидел, слегка отодвинувшись от  стола,  закинув  ногу  на  ногу,
держал на колене блокнот и поигрывал карандашом.
   Перед Иваном стояло блюдо с зажаренным молочным поросенком, и убийца,
которому в принципе обстановка не  нравилась,  поглядывал  на  блестящую
спинку поросенка завороженно, порой сглатывал слюну. О вазочках с икрой,
запотевших бутылках и прочей ерунде, которая обязательна  для  солидного
стола, упоминать скучно.
   - Режь, Иван, это твой приз за храбрость, - сказал Вердин.
   - Бесплатных пирожных не бывает, командир. - Иван  взял  нож,  тронул
пальцем лезвие. - Ты мне сначала объясни, за чей счет банкетик. Ежели  я
должен за него своей шкурой заплатить, так я не согласный. Последний раз
мы толковали, мол, встретимся, я прошедшую историю нарисую. Ни  о  каких
торжествах толковища не было.
   - Не любишь поросятинку, закуси икоркой, - ухмыльнулся Вердин.
   - А когда я с  допроса  на  нары  хмельной  вернусь,  там  уже  петлю
намылят? - поинтересовался Иван.
   Убийца  настолько   точно   предсказал   задуманное   Вердиным,   что
подполковник изумился, но выдержал взгляд приговоренного, рассердился, и
злость придала его ответу особую достоверность.
   - Как тебя привезли в Москву в мешке да в лаптях, так у тебя до  сего
дня на ногах следы от онучей. Сам готов у спящего друга портки  спереть,
так и о других думаешь. Я тебе мальчик? Водку  предлагаю,  а  легенды  у
меня нет? Я тебе еще с  собой  бутылку  дам  и  пару  сотен  баксов.  На
обратном пути ментов за водкой пошлешь, скажешь, что тебе  дружки  через
адвоката передали, а  следователь  парень  нормальный,  сговорчивый.  Вы
приедете пьяненькие,  дежурного  угостите.  Полагаешь,  ты  в  замке  Иф
содержишься и такое впервые? Дежурный причастится, его зам хлебнет, а от
них до вашей конуры, что в камере до параши.  Ты  что,  с  сокамерниками
толковище имел, знаешь  что?  Ты  для  них  фраер  залетный,  и  только.
Приволок ханку и молоток...
   Вердин замолчал, налил  себе  рюмку,  черпанул  ложкой  икру,  выпил,
закусил.
   - Не желаешь, дело твое, велю чаю тебе  подать.  Парень  с  блокнотом
что-то черканул и сказал:
   - Любезный, по правде сказать, маленькое застолье - моя  идея.  Хочу,
чтобы вы расслабились, изобразили мне происшедшее в  лицах,  чтобы  я  в
роль вошел, кожей почувствовал.
   - Да не пью я, мать вашу! - вспылил  Иван.  Он  начинал  верить,  что
выберется из дела живым, привычное  спокойствие  пропало,  убийца  начал
дрожать.
   - Так последняя блядь когда-то  девушкой  была,  -  философски  изрек
сосед. - Сорок лет не пил, а сегодня выпил, и всех делов.
   Иван мучился сомнениями, знал, гэбэшникам верить нельзя, да и  больно
красиво и складно все, словно понарошку.
   - А ты что же, фраерок, заместо меня решил  с  судом  потолковать?  -
Иван очухался, глянул на  соседа  насмешливо.  -  Решил,  что  суд,  что
церковь грехи отпустят?
   - Сам больной, решил, все хворы? Я в суде что хочешь заявлю, и ничего
мне не будет. Во-первых, наркоман, на учете скоро пять лет. Главное,  я,
когда ты автобус рванул,  в  Москве  отсутствовал.  Меня,  если  желаешь
знать, даже в России не было. - Он достал из кармана паспорт.  -  Можешь
взглянуть, виза выездная, виза въездная, все чин чинарем. И в  Хельсинки
сводный оркестр свидетелей наберется, с  которыми  я  там  водку  пил  и
кололся в то время, когда твой автобус в Москве кувыркался. А  что  я  в
суде говорил? - Парень взглянул на копчик собственного носа, лицо у него
стало абсолютно дебильным. - Так у меня галлюцинации.  Я  в  кино  такой
взрыв видел... Я даже запах тротила чую.
   - Кончай, Александр, ты кого хочешь до  дурдома  доведешь.  -  Вердин
налил себе вторую. Иван подвинул свою рюмку.
   - Наливай, командир. Думаю, коли вся Россия употребляет,  я  от  двух
стопарей  тоже  не  помру.  -  Он  выпил  одним  глотком,  словно  воду,
профессионально выдохнул и пояснил:
   - Я видел, как ее глушат столько раз в жизни, что  похож  на  мужика,
который в театре из-под пола слова актерам подсказывает.
   Началось обычное застолье, после третьей рюмки Иван порозовел,  голос
у него раскатился, движения стали свободными, размашистыми.
   - Ты придержи, Иван, - сказал Вердин. - А то с  непривычки  развезет,
"мама" не выговоришь.
   - Меня что удивляет! - Иван хрустнул корочкой свинины.  -  Пустили  в
расход этого чечена, которому я рюкзачок  подсунул,  шухер  поднялся  до
небес. А сколько их в Чечне положили, никто толком и не  знает.  Рвануло
автобус, пятерых разметало,  среди  них  двое  ребятишек.  Все  на  рога
встали! А пять душ, считай, одно прямое попадание в  подвал  в  Грозном!
Этих журналистов пришили! Каких?
   - Холодов и Листьев, - подсказал Вердин.
   - Во-во! Так в Москве крестный ход, телевизоры чуть  не  разорвались.
Пацаны! Любую живую тварь жалко! Ежели он по ящику говорил  и  в  газету
писал, так у него мать другая? Я почему на дело согласился?  Кровопийца?
Да я не хуже многих. Сто лет прошло,  они  не  знают,  кто  команду  дал
Грозный изничтожить! Зажрались, заврались, на всех плевать хотели, трава
не расти. И все говорят, говорят, какую-то правду ищут. Да ты в  зеркало
взгляни, там вся правда и обнаружится Старикам  на  прокорм  не  платят,
сами миллиарды теряют, будто  пятак  в  дырявом  кармане,  и  ни  одного
виновного! Автобус я рванул в Москве, все чуть не обосрались! А  тот  же
автобус в Буденновске на шурупы разбери, комиссию  соберут,  чтобы  было
кому пайку увеличить.
   Мне самому взрывать чего в голову не придет.  Да  я,  окромя  спичек,
ничего и не взрывал отроду. И где  ее,  взрывчатку,  взять,  понятия  не
имею. Ребята, которые меня подговорили, не сантехниками работают, у  них
все необходимое имеется. Говорят, сунь ты одному чечену узелок под ноги,
скажи, что в тряпках  деньги  на  святое  дело,  да  сваливай,  и  чтобы
парень-чечен свалил из автобуса обязательно. Мол, мешочек нужный человек
подберет. Ну а когда рванет, мы чечена того за жабры и возьмем. А  он  в
Чечне роду знаменитого. По  суду  ему  вышку  наверняка  определят,  вот
скандала-то будет. Я поначалу-то несогласный был, но, когда разговор  за
баксы пошел, я и задумался. Ну и рассудил, людей так и  так  убивают,  и
пользы от их смерти никакой. А тут мне навар солидный. Ну а за совесть я
уже говорил, дом с крыши течет. Пусть дни верха перестелют,  до  крыльца
дело не скоро дойдет.
   Вердин согласно кивал, его напарник делал вид, что записывает.
   - Александр, все понял? - спросил Вердин.
   - Да, вроде ясно. - Парень убрал карандаш, сунул блокнот в карман.  -
Я им такую речь толкну, содрогнутся. Можно я  добавлю,  кто  чего  людям
перед выборами обещал и чего мы имеем?
   - Да не к месту вроде? - усомнился Вердин.
   - Скажи, скажи. - Иван вытер жирные губы. - Ты, парень,  не  в  себе,
чего хочешь говорить можешь. А людям лишний раз услышать не мешает.
   - Иван, ты пить кончай, еще переодеться следует, - сказал Вердин.
   - У, шкура вонючая, аж воротит! - Иван поднялся. - Вы когда  меня  из
узилища вытащите? Я, когда меня  в  камеру  на  Петровку  перевели,  уже
совсем было распрощался со своей молодой жизнью.
   - Рано распрощался, - улыбнулся Вердин. - Тебе еще жить и жить.  -  А
сам подумал, что если запись прошла нормально, то парню не дожить  и  до
вечера. - Ты пройди пока в  служебный  кабинет,  обожди,  я  кое  с  кем
переговорю, уточню обстановку, возможно, ты в каземат уже не  вернешься,
и мы с тобой рассчитаемся.
   Вердин хотел своими глазами увидеть выступление истинного  террориста
по телевизору,  позвонить  хозяину,  тогда  и  решить  вопрос  с  Иваном
окончательно.
 
*** 
 
   Гуров пригласил Нестеренко в "Пежо",  вся  группа  собралась  вместе,
оставалось решить, что конкретно делать. И решить должен был Гуров, а он
этого не знал. Нестеренко мял в руках фашистскую газетенку, в которой на
первой с границе жирными буквами красовалась надпись:
   "Правительство ведет в Чечне  мирные  переговоры  и  расстреливает  в
Москве чеченца,  вина  которого  не  доказана".  Бывший  опер  не  хотел
показывать полковнику паршивый листок, но Гуров его уже читал и в  своих
рассуждениях учитывал.
   Рядом сидели коллеги, соратники, желавшие старшему только помочь,  но
невольно своим присутствием громоздили на него  дополнительную  тяжесть.
Хотели они того или нет, в их молчании  явственно  угадывалось  ожидание
результата.
   Совершенно не к месту Гуров представил себя  фокусником,  стоящим  на
эстраде с пустым цилиндром в руке. Публика ждет,  она  убеждена,  сейчас
маэстро достанет из цилиндра  живого  голубя.  И  только  он,  полковник
Гуров, знает, что цилиндр пуст.
   Природные  способности,  выработанное  десятилетиями  упрямство  идти
всегда до конца помогли Гурову посмотреть Нестеренко в глаза и сказать:
   -  Ну  что,  дружище,  сейчас  все  зависит  от  нас  с  тобой.  Если
сегодняшний день последний, а судя по всему так оно  и  есть,  то  вчера
Вердин совершил некий поступок,  который  окончательно  подготовил  день
сегодняшний. А наблюдал вчера подонка отставной  полковник,  действующий
сыщик Валентин Нестеренко. Ты рассказываешь, где Вердин вчера бывал, что
делал, я слушаю, мы думаем.
   Нестеренко машинально  смял  газету,  сунул  в  карман,  взглянул  на
Станислава Крячко, как бы прося у него помощи. Станислав не  скорчил  по
привычке смешную гримасу, сжал  кулаки  и  напрягся  так,  что  на  лице
вздулись вены.
   - Известно, я вел объект одной машиной, вынужден  был  его  временами
"терять", таких перерывов было... - Нестеренко вынул из кармана блокнот,
коротко взглянул, убрал и продолжал, в записи не заглядывая:
   - Три, на двенадцать минут я его отпустил на  Лубянской  площади,  он
двигался по кругу внутренним левым рядом, а я  правым,  наружным,  и  он
ушел в сторону Садового, где сделал правый поворот,  я  угадал,  точнее,
мне помог "жучок" на его машине, я увидел его уже у Курского вокзала.
   Нестеренко описал еще два отрыва объекта от наблюдения, вычертил весь
его путь по Москве, отметил места  остановок,  выход  из  машины,  время
отсутствия. Заходил Вердин в  здание  бывшего  Госплана,  в  собственную
контору, на Ленинградский рынок, в кафе  или  маленький  ресторанчик  на
Беговой, в два  магазина:  один  на  Тверской,  другой  на  Полянке.  Из
магазинов выходил с пакетами. Из своей  конторы  вынес  черный  кейс.  В
девятнадцать ноль  восемь  он  вернулся  домой,  в  двадцать  Нестеренко
передал наблюдение Станиславу.
   Крячко согласно кивнул и сказал:
   - До восьми он не выходил, затем пришла  служебная  "Волга",  отвезла
его в контору, где я передал Вердина ребятам Кулагина.
   Гуров позвонил Кулагину, не здороваясь, спросил:
   - Где сейчас моя любимая?
   - Обедает, - ответил контрразведчик.
   - Где именно обедает?
   - Перезвони, я уточню.
   - Что конкретно мы ищем, Станислав? - положив трубку, спросил Гуров.
   - Я ничего не ищу, жду, когда ты вытащишь  из-за  пазухи  кролика.  -
Крячко отвернулся.
   -  Станислав,  мы  даже  мыслим  с  тобой  одинаково!  -   неожиданно
развеселился Гуров, ниоткуда  возникла  твердая  уверенность  удачи.  Он
закончил на совершенно не свойственном ему языке:
   - Чтобы я пропал, но мы сейчас их сделаем.
 
Глава шестнадцатая 
 
   Гуров словно излучал энергию. Станислав  перестал  смотреть  в  окно,
повернулся и уверенно сказал:
   - Видеокамера!  Не  гвозди  забивает,  создана  для  съемки.  Снимать
Вердину нечего, не шпион... Снимать  можно  только  арестанта.  Зачем  -
вопрос другой... Вчера он искал место для съемки.
   Гуров показал другу большой палец.
   - Беговая,  кафе  или  частный  ресторанчик,  -  Гуров  махнул  рукой
Светлову и тронул машину с места. Тут же заверещал телефон.  Гуров  снял
трубку.
   - Павел? Хочешь отгадаю, где обедает моя любовь? Откуда? Я  к  твоему
аппарату подключен! Шутка! Быстро пришли туда оперативников с оружием.
 
*** 
 
   Вердин сидел в кабинете директора кафе, второй раз смотрел кассету  с
записью горячечного монолога Ивана Кустова.
   Ни сам Вердин, ни его напарник с блокнотом и  карандашом  в  кадр  не
попали. Иван оказался на  редкость  фотогеничным,  на  экране  смотрелся
вестерновским героем, держался свободно, говорил  энергично,  запинаясь,
он помогал себе мимикой, чем усиливал эффект сказанного.
   Поросенок, словно поставленный перед выступавшим  рукой  талантливого
режиссера, поблескивал поджаренной спинкой.
   Вердин был очень доволен результатом, который превзошел самые  смелые
ожидания.
   - Молодец, Виктор Олегович, ты мужик головастый, - похвалил  он  себя
вслух, выщелкнул кассету, аккуратно уложил в коробочку, затем в кейс.
   Подполковник не знал, что,  просмотрев  видеозапись  дважды,  потерял
драгоценное  время  и  поставил  себя  в   крайне   тяжелое   положение.
Торжествуя, он  снял  телефонную  трубку,  набрал  номер,  соединившись,
сказал лишь одно слово:
   - Вперед!
 
*** 
 
   "Пежо" влетел на Беговую. Нестеренко приподнялся на  сиденье,  севшим
от напряжения голосом сказал:
   - Тормози!
   Оперативники выскочили из машины, Станислав зашептал:
   - А вот и серая "волжанка" с мордоворотом за рулем.
   - Стоп! - Гуров остановился, развернулся на сто восемьдесят  градусов
и, достав неторопливо сигареты,  начал  прикуривать.  -  Мы  прибыли  на
место, но не одни, Станислав, разуй глаза.
   Напротив кафе стояла серая "Волга". "Пежо" остановился, не доезжая во
"Волги" метров двадцать, а вот чуть дальше по этой же  стороне  улицы  в
этот момент припарковались джип-"Чероки" и "жигуль" девятой модели.  Кто
находился в машинах,  разглядеть  не  удавалось.  Но  факт,  что  машины
подлетели на скорости и встали как вкопанные, из машин вышли водители  и
с  деловым  видом  подняли  капоты,  а   изнутри   никто   не   выходил,
свидетельствовал, что дела Гурова и его двух оперативников  складываются
не лучшим образом.
   - Радует, что к нам относятся серьезно, - юмор и оптимизм  Станислава
были неиссякаемы.
   - С минуты на минуту к нам тоже подъедут, - сказал Гуров.
   - За минуту из автомата можно уложить не троих, значительно больше, -
ответил Станислав.
   Гуров не  знал,  что  оперативники  из  ФСБ  не  выехали,  полковника
Кулагина вызвали на большой ковер, и Павел беспомощно пытается доказать,
что ему надо немедленно...
   К "Пежо" подъехал "Москвич", но Светлов был без оружия, а его тачка в
данной ситуации могла служить лишь отвлекающей мишенью.
   -  Прохожих,  мать  их..,  словно  нарочно  согнали,   -   матюгнулся
Нестеренко.
   - Все. Останемся живы, договорим. - Гуров жадно затянулся  сигаретой.
- Как только Иван выйдет, огонь по колесам "волжанки". Мы со Станиславом
берем Ивана, Валентин, двигаешься вдоль домов,  стреляешь  в  колеса  их
машин. Я забираю Ивана, ухожу на  "Пежо",  вы  пытаетесь  нас  прикрыть.
Попробуйте с Чапаевым сесть им на хвост, отвлеките  их.  Где  же  Павел,
мать его.
   Дверь кафе открылась, на улицу вышли  "лейтенант"  и  Иван.  Гуров  и
Крячко бросились к ним, Нестеренко выстрелил в переднее колесо  "Волги",
побежал вдоль домов.
   На улице на мгновение повисла тишина, затем поднялись  кр