писку. -  Теперь  понимаю,
ты заменил покойного. Мне о своей жизни после  ареста  рассказывать  или
сам все знаешь?
   - Известно, однако расскажи. - Вердин убрал папочку, запер сейф.
   Тулин рассказывал не торопясь. Вердин слушал терпеливо.  Когда  агент
закончил, гэбист спросил:
   - Будешь задание  выполнять  или  деньги  вернешь?  -  А  ты,  Виктор
Олегович, дураком не смотришься. Половину денег  у  меня  менты  отняли,
остаток прожил. А на Гурова я второй раз не пойду.
   - Так и будем работать? Если задание по душе, ты выполняешь,  а  если
нет, так извините? Если я так генералу отвечу, то дверь за мной хлопнет,
едва выскочить успею. - Вердин смотрел на агента изучающе. Тулин гэбисту
нравился. - А Гурова боишься?
   - Я не трусливый - осторожный, да  и  примета  плохая,  известно,  на
одного и того же медведя два раза с вилами не ходят. Я полковника только
в оптику видел, оценить не успел, но  в  камере  о  нем  плохо  говорят,
рекомендуют по одной улице не ходить. - Тулин помолчал и добавил:
   - Хотя, полагаю, базар о менте заводили неспроста,  ждали,  что  и  я
слово скажу. Не знаю. Но мои приметы сыскарю известны  детально,  можете
не сомневаться.
   Тулину понравилось, что Вердин обращение на "ты" проглотил, и Георгий
решил не хамить, блюсти протокол.
   - Я вообще в киллеры не гожусь, - продолжал он. - Убить  человека  из
засады - не мужская работа.
   - Так ты больше ничего не умеешь, - ответил Вердин. - Зачем пришел?
   - Не умеешь, - Тулин скривился. -  Это  старый  мудак,  который  меня
через дорогу в Афгане тащил,  сказал.  Так  вы,  господин  подполковник,
глупости не слушайте. Куда он  меня  таскал?  Герой!  Во  мне  девяносто
килограмм. Я бы, раненный, его, здорового, в горы уволок. Давно было,  -
он махнул рукой. - Киллера из любого стрелка изготовить можно,  говенное
дело. Я классный охранник, хотя такую работу  не  уважаю.  Я  разведчик,
Виктор Олегович. Я, считай, в любую среду смогу войти, хоть в  воровскую
или бандитскую, а надо, так и в кабинете министра, словно в родном доме,
обживусь. Только перекраситься, - он дернул за рукав  куртки,  -  шкурка
должна соответствовать. А что лицо грубое, так это  женщины  обожают,  а
мужики рядом тихнут. Генерал, что рядом с Президентом устроился, тоже не
Ален Делон, однако слушаются.
   Вердин искренне расхохотался, успокоившись, заметил;
   - А ты, смотрю, мужик образованный. На такси  работаешь?  Мы  тебя  с
машиной за собой и закрепим.  Внешне  в  твоей  жизни  вроде  ничего  не
изменится, когда не твоя смена, будешь на другой тачке у  нас  работать,
деньгами не обидим. А дальше жизнь покажет. - Вердин вышел из-за  стола,
протянул руку. - Договорились?
   Тулин сдавил ладонь гэбэшника, не отпускал.
   - А жить мне где прикажете?
   - Так ведь живешь, - Вердин попытался освободить свою руку.
   - У девочек кантуюсь, надоело. - Тулин  отпустил  руку  Вердина,  тот
сунул слипшиеся пальцы в карман.
   - Я подумаю, вопрос сложный, моей власти не хватает. -  Договорились,
- Тулин легко отставил тяжелое кресло. - Диктуйте номер, позвоню. Вы так
и доложите своему генералу, имеется отличный дворник,  требуется  койка.
Ведь без комнатушки ни один дворник метлу в руки не возьмет.
 
*** 
 
   Некая газетенка, расцветка которой напрямую  зависела  от  окраски  и
количества  полученных  купюр,  неожиданно,  когда  все  обсуждали  лишь
здоровье Президента, разразилась материалом  о  злодее  Тимуре  Яндиеве.
Газета утверждала, что мало того, что  бандиты  вынудили  капитулировать
некогда великую русскую армию, навязали  России  позорный  мир,  который
иначе как полным поражением и назвать нельзя. Но среди  прочих  позорных
условий, которые приняла Москва, продажный Кремль еще и освободил из-под
стражи чеченского террориста-детоубийцу  Тимура  Яндиева,  которого  суд
приговорил  к  расстрелу.   Купленные   чиновники   подсунули   больному
Президенту  Указ  о  помиловании.  Так  кровь  русских  детей   осталась
неотомщенной, убийцу выкупили на деньги  российских  налогоплательщиков.
Руководил преступной операцией русский человек,  полковник  милиции  Лев
Иванович Гуров.
   На следующее утро у дома Гурова  собралась  группа  женщин  в  черных
платках, некоторые держали в руках портреты погибших в Грозном  сыновей,
портреты погибших при взрыве ребятишек и огромный портрет Гурова в форме
и при орденах, на голове которого красовались  рога,  с  которых  капала
кровь.
   О статье в газете Гуров узнал мгновенно, когда получил утром почту. О
существовании газетенки полковник ранее не подозревал. Он отправил Марию
на дачу к подруге, сам временно уехал на бывшую конспиративную квартиру,
которую уже освободил Тулин.
   Когда утром он пришел на Никитский бульвар, увидел портреты, лозунги,
скорбные  лица  одних  женщин,  разъяренные  -  других,  опытный   сыщик
растерялся.  Ему  захотелось  спрятаться,   а   еще   лучше   немедленно
провалиться сквозь землю.  Однако  профессия  брала  свое,  естественно,
никем не узнанный, он сел на лавочку, закурил и начал размышлять, кто  и
откуда раздобыл его фотокарточку.
   Ветер трепал полотнище с рогатым монстром. Гуров пригляделся,  понял,
фотография взята из его личного дела. Из  управления  кадров  фотографию
выдал не обязательно мерзавец, возможно, дурак.
   - Давай поймаем Вердина и набьем ему морду,  -  сказал  явившийся  из
небытия Станислав Крячко. - И давно ты сидишь рядом?  -  поинтересовался
Гуров.
   - Минуту обязательно.
   - Значит, этот подонок добился своего, полностью выбил меня из колеи,
я сейчас дармовая жертва.
   - Ты, Лев Иванович, обыкновенный человек. Я уже переговорил  с  твоим
знаменитым комментатором. Саша  Турин  говорит,  что  можно  попробовать
уломать руководство и в сегодняшней передаче "Герой дня"  взять  у  тебя
интервью.
   - Это вряд ли, Станислав. Я не сяду  перед  камерой  и  не  стану  на
глазах миллионов соотечественников доказывать, что не верблюд.  -  Гуров
поднялся, зашагал к машине.
   - Надеюсь, в суд-то ты подашь? - Станислав  поспешил  рядом.  -  Ведь
никакого помилования не было, и парень сидит в камере смертников.
   - Ты очень умный, Станислав... Но не всегда. Они добиваются, чтобы  я
поднял скандал, подсунут прошение  о  помиловании  на  подпись  больному
человеку, разъяснят Президенту ситуацию,  получат  отказ  и  расстреляют
Тимура. Комбинация из трех пальцев, на такой номер  только  слабонервных
ловят.
   Гуров сел за  руль.  Станислав  устроился  рядом,  его  "мере"  стоял
позади.
   - Так что же делать? Тебе же в министерстве появляться нельзя.
   - Кто сказал? Петр?
   - Нет, я придумал.
   - Плохо придумал. - Гуров уже собрался, сосредоточился.
   - Так что делать? - повторил Станислав.
   - Выдерни вилку из сети, я же не компьютер.  -  Гуров  закурил  новую
сигарету, после паузы сказал:
   - Одной смерти Тимура им недостаточно, тут что-то еще.  Надо  понять.
Они к быстрой игре не готовы, надо обыгрывать в темпе.  Пересаживайся  в
свою лайбу, едем в контору.
 
*** 
 
   Обычно  Гуров  двигался  быстро,  сейчас  он  вошел  в   министерство
прогулочным шагом, задержался у постового,  долго  искал  удостоверение,
хотя оно лежало всегда в одном и том же кармане.
   - Здравствуйте, Лев Иванович,  проходите,  -  растерянно  пробормотал
сержант.
   - Во всем необходимо соблюдать  порядок,  дружище,  -  Гуров  наконец
"отыскал" удостоверение, раскрыл, давая возможность сличить фотографию с
оригиналом.
   - Ты мне объясни ситуацию, чтобы я не путался у тебя  под  ногами,  -
сказал Станислав.
   - Отправляйся в кабинет, дозвонись  Шалве  Гочишвили,  пусть  разыщет
всех кавказских авторитетов и держит их на звонке.
   Гуров зашел в машбюро управления кадров, где работали  одни  девушки.
Обычно они все сидели на местах, кто уже на компьютере, некоторые еще на
машинках, стучали по клавишам. Порой рядом  стоял  какой-нибудь  офицер,
которому требовалось  написать  документы  побыстрее.  Сейчас  никто  не
работал, девушки, сбившись в стайку, перебивая друг друга,  естественно,
и не слушая, быстро говорили.
   Когда Гуров вошел, наступила тишина,  раскрасневшиеся  девичьи  лица,
как по команде, повернулись к известному  сыщику  и  самому  популярному
мужчине министерства.
   - Здравствуйте, красавицы! - сказал  он  громко  и  жизнерадостно.  -
Чувствуйте себя вольно, свободно в стенах своего дома, я человечиной  не
питаюсь.
   - Лев Иванович, вот радость!
   - Лев Иванович, зачем  вы  убийцу  защищаете?  Две  фразы  прозвучали
отчетливо, дальнейший разговор превратился в не  связанные  между  собой
реплики и восклицания. Сцена немного походила на явление Деда  Мороза  в
детский сад.
   Гуров прекрасно понимал, что на его вопрос девушки ответить не могут,
однако громко спросил:
   - А где мерзавцы мою фотографию раздобыли?
   - Кто-то с Доски почета снял, - ответила одна. - Я сама видела, вашей
фотографии нет.
   - На том снимке я в штатском, - возразил Гуров.  -  А  у  моего  дома
увеличенным портретом, где я  в  форме,  размахивают.  Из  личного  дела
взяли. - Он не ждал ответа, зашел в машбюро  с  определенной  целью.  Он
прекрасно знал: сказать что-либо громко в этой комнате - все  равно  что
сделать объявление по громкой связи. Только  объявление  звучит  сухо  и
один  раз,  а  девушки  разнесут   услышанное   многократно   в   сильно
приукрашенных  интерпретациях.  И  что  полковник   Гуров   появился   в
министерстве веселый и уверенный,  к  концу  дня  будут  знать  все,  от
уборщицы до министра.
   - Какой-то  грязный  неразумный  смельчак  украл  мою  фотографию  из
личного дела. Вот я из отпуска выйду, подонка установлю,  оторву  голову
прилюдно. - Сначала зайдите ко  мне,  -  сказал  заместитель  начальника
управления  кадров,  молодой   генерал-лейтенант,   который   вошел   на
поднявшийся шум. - Если бы ваша работа  была  столь  же  успешна,  сколь
велик ваш успех у женщин, преступность в России давно бы исчезла.
   - Стоит проработать в милиции несколько месяцев, как  все  становится
просто и ясно, - ответил Гуров. - В борьбе с  преступностью  лучше  всех
разбираются алкоголики и домохозяйки. Им равных  нет.  А  зайти  к  вам,
господин генерал-лейтенант,  я  никак  не  могу,  нахожусь  в  очередном
отпуске, в настоящий момент тороплюсь на свидание с Мадонной.  Извините!
- Гуров поклонился и вышел.
   Интересно, рассуждал он, направляясь в кабинет Орлова, у кого  теперь
неприятностей будет больше? Девчонки о нашей стычке  по  всем  закоулкам
разнесут,  теперь   золотопогоннику   какую-нибудь   кличку   придумают.
Покровителям придется мальчику новое место подыскивать.
   В  коридоре  Гурова  остановили  коллеги,  интересовались,  будет  он
подавать в суд или нет.
   - Обязательно! - решительно ответил Гуров. - Но  при  одном  условии,
если дело будет слушаться в сортире.
   Разворачивать данную газетку в ином месте никакой надобности нет.
   - Смейся, смейся.  Лев  Иванович,  -  сказал  сослуживец  и  ровесник
Гурова. - Иди к генералу, тебе сейчас Петр накостыляет.
   - Прекрасно! Зато весь отпуск буду знать, что неприятности позади.
   Когда он вошел в приемную, Верочка вылетела из-за стола, чмокнула его
в щеку.
   - Господин полковник, немедля! - Она стала  тянуть  на  себя  тяжелую
дверь.
   Гуров хотел шлепнуть секретаря, но лишь погладил по голове, распахнул
дверь, вошел в кабинет и с ходу бросился в атаку:
   - Здравия желаю! Я, господин генерал-лейтенант; может, и  виноват,  а
чего он, салага, задирается?
   -  Тебе  дерьма  не  хватает?  -  Орлов  не   удосужился   изобразить
недовольство. - Получишь выговор за непочтительное...  А!  -  Он  махнул
рукой. - Потомки издадут том мемуаров с твоими выговорами. У меня  дела,
я не могу прохлаждаться. Что ты думаешь об этом выстреле?
   - Попытка ускорить исполнение  приговора.  -  Президент  готовится  к
операции, никаких бумаг подписывать  не  будет,  тем  более  прошение  о
помиловании. - Орлов закрыл лежавшую перед ним папку.
   - Упрощаешь, Петр Николаевич, видимо, у них ставка  здесь  серьезная.
Может найтись иуда, который шлепнет на  бумагу  факсимиле  Президента  и
отошлет по инстанции. В России часто не знают, чьи самолеты кого бомбят,
а уж кто печатку приложил, никто и не поинтересуется.
   - Не резонерствуй, давай предложения.
   - Необходимо срочно встретиться с начальником тюрьмы частным образом,
вне служебной обстановки.
   - Хочешь организовать побег?
   - Не так круто, но вроде того, - ответил Гуров. - Нужна помощь?
   - Просто ставлю тебя в известность, чтобы  разразившийся  скандал  не
явился для тебя неожиданностью.
   - Честно скажу. Лева, я твое поведение понимаю, но не одобряю. У тебя
эмоции захлестнули разум. Такая ситуация никогда до добра не доводит.
   - Абсолютно согласен, но иначе поступить не могу. - Гуров  направился
к дверям. - Сейчас дело уже не в том, что нравится, а что нет. Некоторым
господам следует дать по  рукам  так,  чтобы  они  твердо  запомнили:  в
спецслужбах не все покупаются  и  продаются,  существует  сила,  которая
способна противостоять доллару.
   - Красиво говоришь, надеюсь, понимаешь, что делаешь. Случается, сыщик
ошибается тоже лишь один раз.
 
*** 
 
   Полковник внутренней службы Огарков Игорь  Семенович  был  невысок  и
длиннорук, а если учесть, что он при этом был еще  и  сильно  сутул,  то
привлекательной его внешность назвать становилось трудно. Однако вопреки
перечисленным  качествам  полковник   являлся,   безусловно,   человеком
обаятельным. Да,  фигурой  он  походил  на  обезьяну  Читу  из  любимого
нынешними дедушками и бабушками фильма "Тарзан". Во внешности полковника
сочеталось, казалось бы,  совершенно  несочетаемое,  возможно,  создавая
его,  Господь  вовремя  спохватился,  почувствовал,  получается   что-то
неладное,  исправляя  ошибки,  одарил  по-своему,   по-Божески.   Голову
Огаркова покрывала густейшая  белая,  в  голубизну,  шевелюра,  а  брови
остались иссиня-черными,  глаза  -  голубыми,  яркими,  зубы  ровными  и
белоснежными.
   Вот такую контрастную внешность  имел  полковник  Огарков,  начальник
тюрьмы, перевидевший в свои неполные шестьдесят столько отвратительного,
трогательного, кровавого, грязного, случалось и возвышенного, чего ни  в
каком институте криминалистики не увидишь.
   Жил Огарков бобылем, жена  умерла  давно  при  родах,  в  двухэтажном
домике в трех километрах  от  Окружной,  считай  за  городом.  Служебная
машина приезжала за полковником утром и привозила вечером. В доме, кроме
полковника, обитали двое - мужчина, фигурой  копия  хозяина,  только  во
много раз больше, совершенно неопределенного возраста,  по  имени  Соня.
Несмотря на его гигантские размеры и фантастическую силу, ему можно было
дать лет двадцать с небольшим, но если учесть, что Соня отсидел в тюрьме
четырнадцать, значит, на самом деле ему было значительно больше. Третьим
полноправным  жителем  дома  был  кобель-кавказец,  которого  силой  был
способен удержать лишь  Соня,  а  словом  или  легким  посвистыванием  с
Волком, так неоригинально звали кобеля, легко справлялся сам Огарков. Из
всех человекообразных Волк признавал только  их  двоих,  остальных  лишь
терпел, мысленно расценивая как приблудную дичь.
   В свое время руководство МВД предложило Огаркову нормальную  квартиру
неподалеку от места службы. Заботливые генералы пытались объяснить,  что
начальнику тюрьмы, имевшему не одну тысячу "крестников",  среди  которых
не все университеты кончали и являлись вегетарианцами, опасно  жить  так
далеко и уединенно.
   Но полковник ответил, что ему на службе тюрьмы хватает, а если кто из
освободившихся на него зло имеет,  пусть  заходит.  Огарков  имел  среди
уголовников нормальную кличку - Хозяин, добротой и сентиментальностью не
отличался, но за тридцать лет службы остался человеком. Объяснить  столь
парадоксальное явление было совершенно невозможно.
   Бывшие зеки нападали на обитель Огаркова дважды.  В  первый  раз  лет
двадцать назад, когда Соня еще не освободился,  а  Волк  не  родился,  и
полковнику пришлось подниматься из теплой постели и стрелять.  Последнее
нападение произошло сравнительно недавно, лет пять назад, когда Соня уже
жил в доме, а Волк дремал на крыльце. Огарков услышал среди ночи крики и
стоны, но подниматься не стал, лишь устало вздохнул.
   Утром, обходя растерзанные трупы, сказал:
   - Соня, вызови ментов, пусть опознают и оформят. Кажись, это Шестерка
и Гвоздь, оба больные, в том году вышли. Дорожки присыпь. Волка вымой из
шланга, не дай Бог заразу подхватит.
 
*** 
 
   Гуров сидел в доме Огаркова под иконой, чтобы не обидеть хозяина, пил
самогон, хотя последнее время если и употреблял, то хорошее виски. Когда
Огарков сидел, то нескладность его фигуры была не видна, просто красивый
мужчина,  совершенно  седой,  с  яркими   голубыми   глазами.   Огромный
гориллообразный  Соня  обслуживал  стол,  сам   не   садился,   двигался
совершенно бесшумно.
   Гуров и Огарков виделись во второй раз, в первый  раз  встречались  в
тюрьме,  в  кабинете   полковника,   куда   сыщик   пришел   по   звонку
непосредственного начальника Огаркова, беседа тогда состоялась  сухая  и
короткая.  Гуров  просил  о  встрече  с  осужденным  Тимуром   Яндиевым,
полковник ничего не спросил, встречу разрешил, но  был  явно  недоволен,
пробормотал: "Блатное дело... Не положено".
   Сегодня, когда генерал Орлов позвонил  Огаркову  и  попросил  принять
полковника  Гурова  по  личному  вопросу,   начальника   тюрьмы   словно
подменили. Он живо, даже радостно, ответил:
   - Льва Ивановича? Да за  ради  Бога,  всегда  рад,  пусть  сегодня  и
приезжает.
   Сыщики были  приятно  удивлены,  порассуждав,  пришли  к  мысли,  что
отношение полковника изменилось из-за выступления газетенки и нескольких
слов комментатора Александра Турина, который сказал их в передаче "Герой
дня" в интервью с пресс-секретарем. Интервью велось, естественно, вокруг
здоровья Президента, когда комментатор неожиданно спросил:
   - Значит, сегодня Президент активно готовится к операции  и  текущими
делами практически не занимается?
   - Так сказать  нельзя,  архиважные  вопросы  с  премьером  Президент,
конечно, решает. Но работа строго ограничена во времени.
   - Архиважные? - Турин изобразил удивление.  -  А  газеты  пишут,  что
Президент рассматривал прошения о помиловании...
   -  Извините,  -  перебил  пресс-секретарь,   -   давайте   не   будем
тиражировать на многочисленную аудиторию досужие сплетни.
   Полковник Огарков был  начальником  тюрьмы  тридцать  лет,  пресса  и
телевидение особым вниманием его не баловали, когда газета  опубликовала
наглую дезинформацию, старый служака реагировал болезненно,  словно  это
лично его обвинили в нарушении закона. Визит  сыщик  Гурова,  о  котором
Огарков слышал достаточно, пришелся вовремя.
   Теперь они мирно ужинали, говорили о милицейских  болячках,  существа
вопроса не касались. Как у всяких людей, служивших давно, у них  нашлась
масса старых знакомых, к сожалению,  говорить  о  многих  приходилось  в
прошедшем времени. Одни умерли, другие доживали свой век на пенсии.
   - Игорь Семенович, а журналисты вам не досаждают? - спросил Гуров.  -
Ведь вы человек уникальный, о  вас,  вашем  доме,  ваших  друзьях  роман
написать можно.
   Лежавший у порога Волк ощерился, обнажая огромные клыки.
   - Видал, даже Волк твоему вопросу улыбается. -  Огарков  в  маленькие
прозрачные чашки налил крепчайшего чая. - Вот к чифиру пристрастился,  а
чашки эти мне старушка дворянка  подарила.  Вроде  взятки.  Я  ее  внуку
досрочное освобождение выбил, его к  червонцу  под  крышей  приговорили,
мальчонка доходил. Я вижу, не доживет бабуля, я и расстарался.
   - Семеныч, -  неожиданно  густым  красивым  басом  произнес  Соня.  -
Странное дело, первый раз вижу. Волк гостя нашего признал. Гляди, спиной
повернулся и морду лапой прикрыл. Диво.
   - Одной породы. Волки.