реступники,  стояла  гнетущая
тишина.
   Сегодня Рафик  вновь  звонил  в  посольство,  тот  же  мужской  голос
поинтересовался, как здоровье детей и супруги,  заверил,  что  Президент
лично ознакомлен с делом. Ясно, жизни уважаемого господина посла  и  его
семье  не   угрожает   конкретная   опасность,   все   заняты   поисками
альтернативного решения.
   - Не ищите автомат, по которому мы с вами разговариваем.  Я  не  могу
бросить  семью,  прийти  в  твой  кабинет  и  набить  тебе   морду.   Но
когда-нибудь это обязательно произойдет, - Рафик повесил трубку, вошел в
метро, затерялся в толпе, когда рядом с телефоном-автоматом остановилась
оперативная машина. Генерал Кулагин взглянул  на  пустую  кабинку,  снял
трубку городского телефона и набрал номер, по которому только что  велся
разговор. Когда номер ответил, Кулагин сказал:
   - Слушай, особист, с тобой говорит генерал  ФСБ.  Ты  играешь  чужими
жизнями и своей тоже.
   - Не забывайтесь, генерал, мы суверенная республика!
   - Я имел твой гребаный суверенитет! Передай послу дословно. Еще  двое
суток промедления, я размножаю фотографию Рафика Абасова,  раздаю  своим
людям. На следующий день начинает работать телевидение и говорить радио.
Через несколько часов подключается мировая  пресса.  Ты  понимаешь,  как
будет выглядеть вся история? А если погибнут дети, тебе точно  не  жить.
Не знаю, кто тебя убьет, ублюдок, но что убьют, это точно. Я отвечаю.
   Кулагин положил трубку, задумался. Чиновника он отлаял, пригрозил, но
ведь тот ничего не решает. Баку,  да  и  Москва  ведут  себя  более  чем
странно.  Громогласно  произносится,  что  необходимо  срочно   просечь,
разыскать, наказать, а фактически  ничего  не  делается.  Работает  лишь
генерал  Орлов  да  несколько   приближенных   к   нему   оперативников.
Действительно серьезно охраняется лишь тайна похищения. Генерал подумал,
какой бы шум поднялся в любой  цивилизованной  стране,  захвати  бандиты
посла с  семьей  да  еще  с  двумя  детьми.  Деньги  были  бы  выплачены
немедленно, люди освобождены, а затем все службы, объединившись,  начали
бы гон. И тут  преступников  не  спасли  бы  никакие  банковские  тайны,
переводы со счетов на счета, бесконечное  дробление  сумм,  выловили  бы
все, до доллара. Главное, конечно, непременно задержали бы преступников.
Такое  необходимо  сделать,  чтобы  показать  налогоплательщикам:  никто
обидеть их не может, государство за них кому угодно глотку перегрызет. И
доказать преступному  сообществу  -  существует  черта,  которую  никому
переступить не дано.
   А  тут   только   слова,   слова,   слова.   И   какой-то   засранный
генерал-полковник Рыгалин дирижирует  оркестром,  манипулирует,  рискует
людьми, а прилюдно лишь скорбно вздыхает и разводит руками.
   Дирижирует, естественно, не он, ему ноты подкладывают. Кому  и  зачем
такое нужно? О чем не могут договориться политики, рискуя  человеческими
жизнями? Они не понимают, что без конца так продолжаться не  может,  все
тайное становится явным. Когда  потечет  кровь,  вся  грязь  выплеснется
наружу. Не только Совет Европы, весь цивилизованный  мир  отвернется  от
нас.
   Но если я, генерал ФСБ, не знаю подводных течений, то что говорить  о
людях, не занимающихся подобными проблемами? Видимо, не только народ, но
и спецслужбы никогда правды не узнают. А кто и узнает, так  попадет  под
машину, выбросится из окна, вместо аспирина случайно выпьет цианид. Уж в
чем человечество преуспело, так это в способах уничтожать себе подобных.

   Рафик вспоминал свой недавний разговор с посольством  и  старался  не
показать жене и сыну, как он расстроен и  оскорблен  отношением  к  нему
правительства республики. Он знал, что имеет много  врагов  в  окружении
Президента. Могущественные люди не принимали  чужака,  который  появился
ниоткуда и занял столь высокий пост. Когда дядя вошел  в  Совмин,  часть
людей к нему переметнулась, противник  отступил.  Когда  положение  дяди
пошатнулось, вспомнили о Рафике, убедили Президента  отозвать  посла  из
Лондона.
   Но нельзя же бросить соотечественника  с  семьей,  оставить  в  руках
бандитов и ничего не предпринимать. А что можно сделать? Найти  человека
в Москве - дело безнадежное. Но когда их увозили из Шереметьева, дело не
могло обойтись без спецслужб.
   Жена села рядом с ним, погладила по голове, словно ребенка.
   - Ты знаешь, что  я  заметила,  дорогой?  -  Она  прижалась  к  нему,
заглянула в лицо. - У этого маленького... ну,  у  Шамиля,  стали  другие
глаза. Они живые, и он смотрит на Тему с таким вниманием, даже  любовью,
я перестала его бояться. Они не тронут нас, я чувствую.  Вот  только  их
старший, блондин со шрамом, стал, кажется, злее. Он не может злиться  на
нас, мы ему ничего плохого не сделали.
   - Сделали, - глухим голосом ответил Рафик. - Люди сделали  ему  много
плохого, он  считает,  люди  должны  ему...  И  правильно  считает.  Его
убивали, но не убили, а товарищей его добили и неизвестно,  за  что.  Он
долго жил как зверь и стал зверем, я напрасно откровенно разговаривал  с
ним, он еще больше возненавидел меня.
   - За что? - прошептала жена.
   - За свою судьбу. За мой университет и Кембридж,  за  то,  что  я  не
лежал в грязи, не терял товарищей, не убивал людей. За все, что  есть  у
меня и нет у него. Его использовали, изувечили  и  выбросили,  и  кто-то
должен заплатить. Рядом я. Был бы другой, платил бы  другой.  Ты  должна
знать правду, быть готовой, чтобы в тяжелую минуту не растеряться. Он не
тронет детей и тебя, но если применят  силу,  первая  пуля  моя.  И  это
справедливо. Я должен был пойти в армию, а уехал  в  Лондон  учиться.  Я
нормальный человек, но  и  он  человек  и  не  способен  ни  забыть,  ни
простить.

Глава седьмая

   Гуров не знал, за что ухватиться,  и  вновь  приехал  в  Шереметьево,
чтобы встретиться с Яшей Рунбелем.
   - Все сроки истекли, приятель, - сказал Гуров,  усаживаясь  за  стол,
который занимал Яша, и отодвигая кружку пива. - Я не верю,  что  у  тебя
нет для меня новостей.
   Яша залпом выпил кружку пива и ответил:
   - Когда я вижу  вас,  полковник,  то  ужасно  худею.  Мне  необходимо
восстановиться. Не скажу, что нашел золото, но я отыскал парня, который,
по моему разумению, имеет для вас определенный интерес. - Он  выпил  еще
одну кружку и замолчал.
   - Хорошо, познакомь нас, - сказал Гуров.
   - Вещами не возьмете? - сонливость с лица  Яши  пропала,  он  смотрел
настороженно. - Какая у меня гарантия, Лев Иванович,  что  вы  парня  не
упрячете в камеру, не начнёте его колоть на наши мелочные дела?
   - Мое слово, - ответил Гуров.
   Яша посмотрел  на  свою  ладонь,  словно  прикидывая,  сколько  слово
полковника весит, видимо, остался доволен, тяжело поднялся:
   - Ждите, человек сейчас подойдет. Гуров взял чашку кофе, занял чистый
стол, когда к нему подошел молодой, спортивного вида мужчина со стаканом
томатного сока в руке, сел рядом, взглянул без симпатии:
   - Меня зовут Иван, мне передали, что вы человек слова.
   - Ходят такие  слухи,  -  Гуров  достал  четыре  рисованных  портрета
разыскиваемых. - Мне очень нужны эти люди.
   - Я стукачом никогда не был, даже Яша не заставит меня  ссучиться,  -
Иван мельком взглянул на рисунки. - У вас хороший художник.
   - Эти люди обречены, мы их можем только спасти, хотя санаторий их  не
ждет. Их ищут убийцы, ищем мы, зависит, кто окажется быстрее,  -  сказал
Гуров. - Вам решать.
   - Надеюсь, Яша отвечает за свои слова, - задумчиво  произнес  Иван  и
спросил:
   - ФСБ или МУР?
   - Уголовка.
   - А кто хочет их замочить?
   - Политики наняли людей, - ответил Гуров.
   - Кровососы, - Иван сморщился, как от зубной боли. - Я не люблю  вас,
полковник.
   - Разумно, - Гуров кивнул.
   - Но кровососов я не люблю больше, - Иван отпил из стакана, отодвинул
в сторону рисунки. - Прошлым летом я с ними  лежал  в  одном  госпитале.
Русого зовут Юрием, чернявого - Шамилем, - Иван назвал  госпиталь.  -  У
блондина было прострелено бедро,  гноилось,  привезли  из-под  Грозного,
хотели  отнимать  ногу  по  яйца.  Чернявый  тоже  валялся  при  смерти,
гнойники, крайняя степень истощения. Крови не хватало, так  сестры  свою
давали,  парнишку  вытащили.  Когда  чернявый  пришел  в  себя  и  сняли
капельницу, он затащил матрас под койку блондина, там и отлеживался.  Он
чечен. Все время молчал. Блондин, когда кризис прошел, объяснил, что они
кровные братья. Начали ходить, маленький  таскался  за  большим,  словно
собачка. Все.
   Иван допил сок и, не прощаясь, ушел.
   Гуров нашел Яшу:
   - Ты имеешь с меня.
   - Не кашляйте, самое лучшее - мне вас никогда не видеть.
   - Не зарекайся, - Гуров нашел свой "Пежо", связался с  Крячко;  -  Ты
можешь разыскать Григория?
   - Обязательно, командир.
   - Я в Шереметьеве, еду в контору, скажи Котову, чтобы  он  немедленно
связался со мной. Лучше, если он застанет меня в машине.

   Гриша Котов встретился с Гуровым, получил подробные указания, как  ни
торопился, добрался до нужного госпиталя только к шести часам. Накупив в
палатке "сникерсов", "стиморол" и шоколадок,  он  отыскал  хирургическое
отделение,  где  обаяние  и  пустяшные  подарки  оперативника  оказались
действеннее удостоверения.
   Госпиталь был достаточно благоустроен, даже чист, но койки стояли и в
коридоре, сестер явно не хватало.
   Отловить сестру, вручить ей презент,  поговорить  несколько  минут  -
максимум,  что  удавалось  оперативнику.  К   ночи   отделение   немного
успокоилось. Измученные девушки отдыхали в сестринской.
   Григорий вскипятил самовар, устроил чай, начал осторожные  расспросы.
Сестры отвечали неохотно, смотрели устало и настороженно. Наконец  оперу
повезло, он отыскал девушку, которая только что заступила в ночь и  была
не столь уставшей.
   - Зачем вам Шамиль, случилось чего? - прямо спросила она.
   - Родственники разыскивают, - попытался соврать Котов.
   - Он круглый сирота, - отрезала сестра и ушла в палату.
   К утру Котову удалось создать атмосферу некоторого доверия.
   Сестру звали Катя,  она  работала  в  отделении  третий  год,  хорошо
помнила и чернявого Шамиля, и русского Юрия, сказала, что их выписали по
весне в нормальном состоянии. Фамилии больных она  не  помнит.  Григорий
понимал, что девчонка врет, что добром  ничего  не  добьешься:  вошел  в
кабинет главного врача:
   - Выслушайте меня, профессор. Дело идет о жизни и смерти.
   Главный взглянул на Котова безразлично, сухо ответил:
   - У нас по несколько раз в день решается данный вопрос. Уберите  это,
- он брезгливо оттолкнул удостоверение Котова. - Мне уже доложили о вас.
Два дня назад здесь были ваши коллеги, задавали те же вопросы, позже  мы
выяснили, что карточки больных  пропали,  словно  нельзя  было  выписать
интересующее, - профессор подозвал сестру.
   - Девочка, проводи рыцаря плаща и кинжала  до  дверей.  Мне  надо  на
операцию...
   Остальное сыщик не слышал, вышел из госпиталя  и  увидел  Нестеренко,
стоявшего у машины.
   - Поехали или ты решил малость подлечиться?  Котов  сел  в  машину  и
только заметил, что  сжимает  какую-то  бумажку.  Опер  ее  развернул  и
прочитал: "Заров Юрий Николаевич, 1962 года рождения".
   - Звони в адресное, я нашел, однако, - Котов повеселел.
   - Поздно, Маша, пить боржоми, когда почка отвалилась,  -  флегматично
ответил Валентин, включая мотор. - Нас отстранили от дела.

   Генерал  Орлов  сидел  в  кабинете   первого   заместителя   министра
генерал-полковника Василия Семеновича Шубина и, сдерживая гнев, говорил:
   - Столько сил требуется, чтобы удержать оставшуюся горстку российских
сыщиков в главке, а вы без объяснения причин отстраняете  нас  от  дела.
Ребята хлопнут дверью и уйдут! Кому станет лучше?
   Шубин сохранял внешнюю бесстрастность,  но  в  голосе  его  слышалась
обида:
   - Вы умудренный жизнью человек, Петр Николаевич, прекрасно понимаете,
каждый чиновник действует в рамках своих полномочий.
   - Я хочу знать,  кто,  на  каком  основании,  с  какой  формулировкой
подписал приказ об отстранении Главка от конкретного дела.
   - Подписал я, мне приказал министр, - ответил Шубин.
   - Что значит приказал? Такие вещи на основании  устных  заявлений  не
делаются. Где  приказ  министра?  Где  документы?  На  основании  нашего
разговора я людей с дела не сниму и работы не прекращу.
   - Если меня отстранят, вернут вам Бардина, станет легче? - усмехнулся
Шубин. - Министр не станет  подписывать  приказ,  а  без  него  и  я  не
подпишу. Что вы как мальчик, ей-богу? Сказали министру в  Администрации,
что президент недоволен. Министр обязан реагировать.
   - Что, Президент, - Господь Бог? К нему нельзя обратиться,  спросить,
в чем дело? - Орлов не снижал напора.
   - Можно, - ответил Шубин, - но лишь один  раз.  Во  дворце  не  любят
нарушения протокола.
   - Я достаточно стар, давно ничего не боюсь. Один раз, так  один  раз.
Но пусть соизволит ответить.
   - Не соизволит, - Шубин грустно улыбнулся.  -  Вас  к  Президенту  не
пустят. И меня не пустят. А министр с  подобной  ерундой  не  пойдет.  И
правильно сделает, потому что не царское это дело - решать,  кому  какое
дело вести.
   - Договорились! - Орлов поднялся. - Вот вручат приказ,  я  распишусь,
дам соответствующие распоряжения. Министру поклон,  а  этому  проходимцу
Рыгалину передайте, если он  подвернется  моим  ребятам,  у  него  могут
начаться осложнения со здоровьем.
   - Петр Николаевич! - пока Шубин выходил из-за своего огромного стола,
Орлов уже вышел из кабинета.
   Генерал-полковник вернулся в кресло, нажал кнопку, сказал:
   - Соедините меня с Рыгалиным, - и добавил, уже тише:
   - Знал  бы  ты  -  кто  накапал.  Зотов,  так-то  вот.  И  ничего  не
поделаешь...

   Гуров никогда не  видел  Орлова,  даже  в  его  молодые  годы,  таким
возбужденным, даже яростным.
   - Подписать бумагу они боятся! А  подтереть  собственную  задницу  не
опасаются? Приказа о нашем отстранении пока не существует, мы продолжаем
работать!
   Нестеренко и Котов не были сотрудниками главка, потому тихо сидели  в
кабинете Гурова, ждали.
   - Наплюй ты на это  дело,  Петр,  -  философски  изрек  Станислав.  -
Приказано разбираться Рыгалину? Флаг ему в руки!
   - Да? А если образуются трупы,  вся  грязь  выплеснется  на  страницы
газет  и  экраны  телевизоров?  Приказ  о  назначении  генерала   Орлова
ответственным за розыск и освобождение посла Рафика Абасова и его  семьи
существует. А приказа об  освобождении  засранного  генерала  от  данных
обязанностей нет в природе. Кто ответит за трупы? Как ты,  такой  умный,
спать будешь?
   - Солженицын написал в свое время:  "Бодался  теленок  с  дубом".  Ты
получил устное распоряжение, изволь исполнять! - Станислав даже  повысил
голос.
   - Уймись, сопляк! Я знаю, что мне исполнять! А  ты  будешь  исполнять
мои приказы!
   Гуров курил, пускал дым в открытую форточку, спокойно заметил:
   - Мы, пожалуй, пойдем, Петр. Будем у себя.  День  только  начинается,
может, еще дождик будет.
   Гуров и Станислав вернулись в свой кабинет,  где  их  ждали  Котов  и
Нестеренко. Они уже знали о том, что отстранены от дела,  сидели  тихие,
подавленные.
   На своем столе Гуров увидел рапорт  Котова  о  том,  что  Заров  Юрий
Николаевич проживает по адресу... и даже номер телефона.
   - Молодец, Гриша, - Гуров отодвинул рапорт в сторону. - Мы продолжаем
работать.
   - Лев Иванович, данные на Зарова наши коллеги получили два дня назад,
- тихо сказал Котов.
   - И ничего не происходит, - Крячко пожал плечами. -  Я  полагал,  что
знаю об оперативной работе буквально все.
   - А это не оперативная работа, а грязная возня,  -  сказал  Гуров.  -
Если мы туда сунемся, бить по голове станут именно нас.
   И, словно услышав Гурова, зазвонил телефон.
   - Слушаю вас внимательно, - привычно ответил Гуров.
   - Именно внимательно, уважаемый Лев Иванович, - сказал начальник МУРа
Тяжлов. - Вы все не можете забыть, как в определенный момент не  застали
меня на месте. Теперь вы понимаете, что вовремя уйти  от  телефона  тоже
надо уметь.
   - Я никогда не  сомневался  в  вашей  предусмотрительности,  Анатолий
Сергеевич, - ответил Гуров. - Потому вы начальник и генерал, а я опер  и
полковник.
   - Лев Иванович, по старой дружбе предупреждаю, не выкаблучивайся. Да,
ты большой опер, ты  давно  мог  стать  начальником  МУРа,  не  захотел,
холуйская должность, а вы дворяне...
   - Вы ведь звоните по делу? Ну, вот и давайте, - перебил Гуров.
   -  Как  желаете,  но  я  действительно  отношусь  к  вам  с  огромным
уважением. По городу передана  телефонограмма:  задержать  машины  марки
"Мерседес" и "Пежо"... Номера говорить?
   - Догадываюсь. Основания? Кто подписал? - спросил Гуров.
   - Подозреваются в наезде на пешехода, подпись  дежурного  по  городу.
Все понимают, что бред, но задержат сразу,  как  только  вы  выедете  со
своей стоянки. И ты понимаешь, часов несколько  вам  с  Крячко  придется
отвечать на различные вопросы.
   - Не стыдно?
   - Я разглашаю служебную информацию, пытаюсь объяснить вам, что  я  не
продажная шкура, а только живу по установленным правилам.
   - Спасибо, Анатолий  Сергеевич,  -  Гуров  тяжело  вздохнул,  положил
трубку.
   Гуров объяснил Станиславу ситуацию, Крячко выматерился, но заметил:
   - Однако Тяжлов - человек, не испугался...
   - Твоя наивность, Станислав, непонятным  образом  уживается  с  твоей
хитростью. Тяжлову приказали позвонить  и  предупредить  нас.  Никто  не
желает скандалов, не хотят наживать в нас открытых врагов.  Мол,  сидите
тихо в своей конторе и не питюкайте. - Что ж, я, увы, давно  уже  понял,
кто за всей этой  возней  стоит,  -  задумчиво  произнес  Гуров,  снимая
телефонную трубку и нерешительно возвращая ее на место.
   - Мысль правильная, - сказал Станислав. -  Но  звонить  от  секретаря
Орлова я тоже не рекомендую.
   - На весь главк у них аппаратуры вряд ли хватит, - Гуров  поднялся  и
вышел из кабинета.
   Сыщик толкнулся в одну дверь, в другую, на  третьей  ему  повезло.  В
кабинете  сидел  опер  и,  судя  по  его  недовольному  лицу,  отписывал
накопившиеся бумаги.
   - Привет, Витя, - сказал Гуров. - Я пришел к тебе на выручку.
   - Здравствуйте,  Лев  Иванович,  -  опер  встал,  -  лучше  сидеть  в
бесперспективной засаде, чем писать пустые рапорта.
   -  Согласен,  поэтому  сходи,  покури,  а  мне  надо  пошептаться  по
телефону, а у меня в кабинете люди.
   Опер не курил, но с радостью швырнул бумаги в сейф, брякнул ключами и
вышел. Гуров позвонил Шалве, услышав бас грузина, раздраженно сказал:
   - Здравствуй, Князь. Гуров. Не  говори  длинные  слова.  Я  вроде  бы
арестован, подъезжай к  салону  напротив  моей  конторы  и  забери  меня
отсюда. Только не на своем "Кадиллаке". Если у тебя нет  другой  машины,
возьми такси. Старик еще у тебя?
   - Да, дорогой...
   - Все, все! - перебил Гуров. - Через тридцать минут я буду стоять  за
витриной и ждать.
   Выйдя в коридор, Гуров махнул оперу рукой, когда тот подошел, сказал:
   - Я к тебе не заходил.
   - Ясно, Лев Иванович, все образуется.
   - Я бы тебе ответил, что конкретно образуется само, да ты еще слишком
молод и можешь разочароваться в жизни, - Гуров хлопнул парня по плечу  и
вернулся в свой кабинет.
   - Мы тут  решаем,  может,  по  этому  телефону  позвонить?  -  сказал
Станислав. - Узнать, на месте Юрий Заров?
   - Легче позвонить генералу Рыгалину  и  спросить,  -  ответил  Гуров,
снимая пиджак, наплечную кобуру и перекладывая  "вальтер"  в  карман.  -
Деньги у кого имеются? Хотя не надо, я возьму в другом месте.
   - Минуточку, - Крячко  поднял  руку,  -  прежде,  чем  вы  скроетесь,
извольте распорядиться, чем заниматься нам, грешникам.
   - У тебя сейф забит макулатурой, садись и пиши. Григорий возвращается
к своей цветочнице, следит, чтобы она с утра не напилась.  Валентин  его
довозит, затем смотрит дом Зарова, проверяет подъезд, этаж, куд