о. И твой дружочек Нестеренко видит, лишь тебя заводит. -  Гуров
поднялся, начал расхаживать по гостиной. -  Видно,  на  каждого  из  них
имеется  компра,  возможно,  собран  какой-то  материал,   готовили   на
вербовку. Когда идея провокации возникла, бумажки подняли, с  человеками
переговорили. Мол, так вот и так, поможешь изобличить террориста,  мы  о
тебе забудем, будешь жить спокойно, в общем, старая как мир песня. Время
и роли расписали - и вперед.  А  "свидетели"  наверняка  друг  друга  не
знают, каждый думает, что он один такой особенный.
   - Кроме любителя цветов Ивлева, - заметил Станислав. - Он меня  сразу
насторожил,  я,  ребята,   вашу   работу   немного   продублировал.   Он
действительно запойный и гулящий. Однако  не  в  сентябре,  когда  самые
цветы  и  работа.  У  него,  если  так  можно  выразиться,  гулянка   по
расписанию. Он сорвался не  вовремя,  думаю,  почувствовал,  что  гробит
невиновного.
   - Возможно, - согласился Гуров. - Но на  одном  свидетеле  далеко  не
уедешь.  Допустим,  мы  его  найдем,  приведем  в   сознание,   спрячем,
поработаем с ним. Ивлев  до  конца  никогда  не  расколется,  а  вот  мы
раскроемся  полностью.  Дураку   станет   ясно,   розыскники   не   ищут
соучастников, а рушат обвинение.  Пара  других  свидетелей  попадет  под
машины, оставшихся в живых испугают до смерти, мы, если будем упираться,
перестанем работать, начнем бороться за жизнь.
   - Критиковать я тоже умею, - рассердился Станислав. -  Лев  Иванович,
раз ты такой умный, не советуйся с подчиненными, давай задания.
   - Нам нужен русский мужик с наколкой на кисти, который давал  задание
Тимуру,  -  ответил  Гуров.  -  И  бомж  из  камеры,  знающий  ближайших
родственников Яндиева.
   - А лампу Аладдина не возьмешь? - усмехнулся Станислав.
   - Возьму, - серьезно ответил Гуров. - Конечно, инструктор не лысый  и
наколки у него нет. А камерный агент вовсе не бомж, и окрас у него иной.
Но этих людей разыскать необходимо, от них ниточки ведут наверх.
   - Сказать легко, - не сдержался Крячко.
   - Ты хотел задание, считай, получил, думай, как выполнить.  -  Гуров,
как обычно, пожал плечами. - Или  ты,  Станислав,  желаешь,  чтобы  я  и
думал, и работал за тебя? А ты бы  резонерствовал  да  людей  смешил?  -
Побойся Бога, Лев Иванович! - искренне  возмутился  Крячко.  -  Да  этих
людей давно в Москве нет.
   - А где же они? Сотрудники либо сильные действующие агенты - люди  не
разового использования. Так профессионалов не напасешься, на них  острый
дефицит, а у ФСК, да и у наших подонков нет  скатерти-самобранки.  Да  и
потом, мы  должны  понимать,  что  имеем  дело  не  с  контрразведкой  и
уголовным   розыском,   лишь   с   группой,   собранной   из   различных
подразделений.  С  людьми,  конечно,  профессиональными,  но  далеко  не
лучшими, хорошо законспирированными, жадными,  злыми,  но  и  пугливыми.
Заговорщики всегда трусоваты, они  ловят  рыбку  в  мутной  воде,  всего
боятся, друг другу не верят. В связи с постоянными перетасовками они  не
могут быть хорошо организованы. Следует ухватить кончик,  дальше  станет
легче.
   - Лев Иванович, будем реалистами, -  сказал  Нестеренко.  -  Если  мы
совершим невозможное и  ухватимся,  либо  веревочку  обрубят,  либо  нас
убьют.
   - Валентин! Я могу освободить тебя  сегодня!  Ищи  другую  профессию,
возвращайся в охранную фирму, отращивай живот!
   - Лева, - неожиданно подал голос Светлов, сидевший так  тихо,  что  о
нем все забыли. - Ты, сынок, людей не  обижай,  они  живые,  умирать  не
хотят.
   - Василий Иванович, ты меня не учи!  -  Гуров  крайне  редко  повышал
голос.
   - А кроме меня, тебе правду сказать  некому,  -  флегматично  ответил
Светлов. - Ты когда в МУР пришел, я уже сыщиком  был.  Валентин  боится,
потому и живой покуда. Ты, Лев Иванович, свою  стратегию  определяй,  мы
тебя уважаем.
   - Спасибо, Чапаев, - Гуров кивнул Нестеренко:
   - Извини. Значит, так, Станислав, снова отправляйся в  МУР.  Агент  в
камере, естественно, содержался под вымышленным именем. Никто и  никогда
тебе человека не назовет. Однако кто-то из оперативников агента в камеру
помещал, за кем-то он  числился.  Агента  ты  не  найдешь,  оперативника
нащупаешь. Известна точная дата пребывания агента в камере, у  дежурного
отмечено...
   - Лев Иванович, не учи, пожалуйста.  Значит,  определить  инспектора,
сблизиться с ним. Придумать легенду, кто конкретно из содержавшихся в те
дни в камере меня интересует. Об агенте и Яндиеве не говорить ни  слова.
У опера должны быть лишние деньги, так или иначе они проявятся.  Могу  я
этому парню забросить крючок, мол, в министерстве хороших розыскников не
хватает?
   - Можешь, хороших розыскников всегда не хватает. Но скажешь это  лишь
в том случае, если он подходит по возрасту, стажу и опыту работы.  Иначе
и он, и тем более его начальник тебя раскусят.
   - Петровка, все ночи, полные огня, -  переиначивая  слова  популярной
блатной песни, запел Станислав, начал убирать со стола бумаги.
   - Теперь вы трое, -  Гуров  оценивающе  оглядел  Светлова,  Котова  и
Нестеренко. - Приметы "инструктора", назовем его так, слабенькие, однако
если  вдуматься,  то  кое-что  существенное  имеется.   Возраст,   рост,
комплекция. Скажете, таких не счесть. Неверно, вот из нас так ни один не
подходит. Бритая голова  -  безусловно  искусный  парик.  Значит?  -  Он
взглянул на оперативников вопросительно. - Значит, он недавно  постригся
наголо, иначе парик хорошо сидеть не будет.
   - А может, человек лысоват в натуре? - сказал Светлов.
   - А не проще было  надеть  на  него  кепочку  или  шляпу?  -  заметил
Нестеренко.
   - Он встречался с Тимуром в кафе, - возразил Гуров. - Головной убор -
вещь в принципе опасная, можно  по  рассеянности  снять,  зацепиться  за
ветку дерева. Нет, он брился, сейчас, конечно, оброс и хорошо пострижен.
Чапаев, ты возвращаешься на  два  дня  в  гараж,  колупаешься  со  своей
тачкой, скажи,  получил  отгул,  сам  приглядись,  не  увидишь  ли  чего
интересного. А вы, ребята,  поговорите  с  бывшей  агентурой.  Мужик  по
окрасу должен быть серьезный.  Ну  и,  как  говорил  Станислав,  деньги.
Лишняя сотня тысяч из кармана нищего  всегда  торчит.  Ну,  с  Богом,  и
учтите, в данном деле лучше до цели не дойти, чем переступить черту.
 
Глава четвертая 
 
   Генерал-полковник  Борис  Петрович  Агеев  вернулся  с  совещания   в
отвратительнейшем  настроении.  Впрочем,  он  уже  и  не  помнил,  когда
настроение у него было иным.
   В России, где армию всегда чтили, а перед  многозвездными  генералами
просто трепетали, сегодня не  плевал  на  армейских  только  ленивый.  У
генерала, несмотря на минувшее недавно шестидесятилетие, была прекрасная
память. И он  прекрасно  помнил,  как  сравнительно  недавно  на  Старой
площади сопливый референт или помощник, у штатского  чин  не  разберешь,
выдерживал генерала в приемной часами, сам болтая по телефону черт знает
о чем. А позже партаппаратчик, даже не  заведующий  отделом,  который  в
жизни в руках ружья не держал, дышал на генерала перегаром и выговаривал
невесть что, путая полк с батальоном.
   Было, было, Борис Петрович ничего не  забыл,  но  при  старом  режиме
существовал   порядок,    отполированная    тысячами    предшественников
иерархическая лестница. С заслуженной  тобой  ступеньки  снимали  крайне
редко, если совсем наложил в штаны, передвигали в другой подъезд, но  на
ту же ступеньку.
   Сегодня генерал-полковник, ордена  надеть  невозможно,  на  груди  не
умещаются, не знает, кому и слово  сказать  можно.  Собратья  по  оружию
дрожат, не знают, завтра машину подадут или  на  своей  личной  на  дачу
отправляться. Неизвестные  штафирки-чиновники  смотрят  свысока,  задают
хамские вопросы, типа того: из какого кирпича загородный дом, да кто его
строил, да сколько он стоит? Словно у него, генерал-полковника Агеева, в
жизни других забот не было, чтобы он лично о подобной ерунде думал.
   Все перестраиваются, с экономикой вроде покончили, за армию  взялись.
А чего ее  перестраивать,  еще  Петр  Великий  указ  издал,  и  исправно
действует. Профессиональная армия? А кто, Интересно, фашистов через  всю
Европу до самого Берлина гнал? А сегодня с Чечней замириться собираются,
видите ли, люди гибнут. Так с сотворения мира войны не затихают  и  люди
гибнут, так положено.
   Правда, у некоторых однокашников сыновей там поубивали. Так  виданное
ли дело, чтобы сын большого генерала дальше штаба куда высовывался? Надо
эту Чечню отутюжить танками и забыть.
   Генерал вошел в приемную, кивнул вытянувшемуся адьютанту,  бросил  на
ходу:
   - Чай, мать твою! - и прошел в кабинет. Адъютант тотчас подал  чай  в
стакане с серебряным подстаканником, долькой лимона,  чуть  сахара,  как
положкено, но не уходил.
   Генерал недовольно спросил:
   - Чего еще?
   - Анатолий Владимирович звонил, просил, как приедете, соединить. - От
усердия адъютант приподнялся на носки.
   - Кто еще? - Генерал пригубил чай, обжегся. -  Тебя  надо  в  Грозный
послать. Русские солдаты гибнут,  a  ты  тут  шаркаешь,  чай  нормальный
подать не можешь.
   - Барчук Анатолий Владимирович, вице-премьер! - прошелестел адъютант.
   - Так бы и говорил. Соединяй.
   Чай немного остыл, и генерал-полковник  с  удовольствием  выпил  весь
стакан, начал жевать лимонную дольку, когда зазвонил телефон, прямой, не
через адъютанта. Генерал удивился, обычно звонили или по спецсвязи,  так
называемой "вертушке", которой пользовались лишь лица привилегированные,
или трубку снимал адъютант, докладывал,  кто  звонит,  а  хозяин  решал,
говорить ему с данным абонентом или нет. Городской прямой был лишь один,
звонили по нему редко.
   Агеев помедлил, проглотил лимонную дольку, снял трубку, ответил сухо:
   - Слушаю.
   -  Здравствуйте,  Борис  Петрович,  племянник  из  Самары  беспокоит,
извините, что оторвал от дел государственных.
   И по паролю,  и  по  голосу  генерал  сразу  узнал  наемника  Тулина,
которого одолжил  весной  покойному  Фокину.  Генерал  знал,  что  Тулин
арестован, подобный разговор был Агееву  совершенно  ни  к  чему,  но  и
положить трубку было невозможно, и  любопытство  разбирало,  так  как  о
сорвавшейся весной операции генерал знал лишь из косвенных разговоров.
   - Здравствуй, Георгий, как здоровье матери? Как сам?
   - Спасибо, Борис Петрович, дома все в порядке, я в  Москве  проездом,
остановился у приятеля.
   Значит, освободили, надо бы встретиться. А может, это фокусы ФСБ? Или
ФСК? Никак не запомнишь, как они сейчас называются. Раньше было просто -
КГБ.   Этим   все   сказано,   рассуждал   генерал.   Звякнул    аппарат
правительственной связи, наверняка Барчук, мать его так.
   - Георгий, перезвони через час, у меня люди. - Генерал  положил  одну
трубку, снял другую, услышал мягкий, но властный голос Барчука:
   - Приветствую, Борис Петрович, как прошло совещание?
   - Здравствуйте, Анатолий Владимирович, - ответил генерал. - Совещание
прошло плодотворно, решили еще подумать и разошлись.
   Барчук довольно хохотнул.
   - Генералы начали думать, что-то будет! Не обижайся,  я  не  о  тебе.
Ты-то как раз мужик головастый. Надо бы посоветоваться по сугубо личному
вопросу, да и Анна тебя частенько вспоминает.  Может,  заглянешь  в  мою
халупу в Троицком? Выпьем по рюмке, переговорим, в баньку сходим.
   Барчук вошел в состав нового правительства, еще не утвержденного,  но
официально  предложенного  премьером.  Дума  его  кандидатуру  наверняка
одобрит. Президент оклемается и подпишет. Барчук был не  первым,  однако
вице-премьером, раз приглашает, значит, надо, отказываться  нельзя.  Сам
генерал-полковник одной ногой стоял еще в кабинете,  другой  уже  топтал
грядки. Никаким финансовым структурам звездный генерал был не нужен.
   - Я повидать да выпить рюмку всегда рад, - ответил Агеев,  -  приеду.
Надеюсь, у тебя на веранде стрелять не будут?
   - Ну и память у тебя! - Барчук постарался скрыть недовольство.  -  То
быльем поросло, а российскому генералу  стыдно  беспокоиться  о  ерунде.
Вам, воякам, одной пулей больше, одной меньше...
   - Хорошо, хорошо, - спохватился генерал, сообразив, что совершенно не
к месту вспомнил историю со стрельбой, - В котором часу?
   - Часикам к восьми. Пирог с капустой или с мясом?
   - Главное, чтобы водка была  холодная,  -  ответил  генерал,  положил
трубку и начал гадать, зачем это он, генерал-полковник, без  пяти  минут
труп, мог понадобиться вице-премьеру, въезжающему в новое  правительство
на белом коне?
   Генерал-полковник отпустил служебную машину,  сел  за  руль  и  через
некоторое время остановился в условленном месте, пересел, как и положено
лицу сановному, на заднее сиденье, а за руль сел Георгий Тулин.  Генерал
сразу отметил и новую одежду, и хорошую стрижку своего крестника.
   Дело в том, что Агеев, в те годы еще генерал-майор, несколько месяцев
провел в Афганистане. Однажды, сопровождаемый капитаном Тулиным и  двумя
сержантами, уехал на БТР по дороге, которая  прекрасно  контролировалась
советскими войсками, но оказалась  заминирована.  Экипаж  погиб,  Тулина
ранило. Генерал воевать не умел и человек был говенный, однако  храбрый.
Он раненого не бросил, выволок  из  машины,  укрылся  в  камнях.  Вскоре
подоспела помощь. Тулина отправили в госпиталь, генерал  получил  вторую
звезду, между ними возникли нормальные мужские отношения.  Вскоре  Тулин
демобилизовался, войска вышли из Афганистана, бывший капитан маялся  без
работы,  разыскал  Агеева,  попросил  помощи.  К  тому  времени   бывшие
гэбэшники начали плести интриги, в  которых  активное  участие  принимал
ныне покойный Фокин, а генерал Агеев занял  место  свадебного  генерала,
чувствовал, что служить ему долго не удастся. Когда  Фокину  понадобился
боевик, способный ликвидировать ментовского полковника  Гурова,  генерал
одолжил своего крестника заговорщикам, оговорив, мол,  я  вас  знакомлю,
парень мне жизнью обязан, а  уж  договоритесь  вы  или  нет  -  меня  не
касается.
   Вообще, генерал-полковник был человек служивый и осторожный, старался
угождать и тем, и другим, сам резких движений не  делал.  Он  знал,  что
задание Тулин не выполнил, так как был арестован, а  Фокин  при  попытке
убрать  Президента  погиб.  Подробностей  генерал  не   знал,   ушел   в
"подполье",  связи  с  заговорщиками  прервались  сами  собой,  так  как
посредник Фокин ушел в мир иной.
   - На Дмитровское шоссе, - генерал хлопнул по могучему плечу Тулина. -
Ты мой личный водитель, о нашем прошлом всем известно, удивляться  никто
не станет. Фронтовые товарищи,  старший  помогает  младшему,  все  дело.
Теперь рассказывай, как тебя взяли, почему выпустили?
   - Нормально, генерал, - лениво ответил Тулин. - Взяли на  посту  ГАИ,
случайно. Арестовали за хранение огнестрельного оружия. Пистолетик,  что
я привез из Афгана, прошел бы без слез, а винтовочка с оптикой,  да  еще
штучного производства, ментов  насторожила.  Я  заявил,  мол,  в  оружии
разбираюсь, купил по случаю, хотел продать и заработать. Сказка  ладная,
да  в  уголовке  не  фраера  служат,  мурыжили  меня,  мурыжили,  пальцы
откатали, по всем учетам проверили.
   - Первый поворот направо, - сказал генерал.
   - Дорога до слез знакомая, где-то здесь мне следовало мента шлепнуть.
   - Забудь. Тот умник, что тебя  инструктировал,  на  собственной  мине
подорвался.
   - Случается, взрывчатка не различает, кто свой, кто чужой.
   - А почему выпустили? - спросил Агеев.
   - А чего меня  держать,  в  тюрьме  лишних  мест  нету,  а  дело  мое
бесперспективное. Оружие нестреляное, человек ранен в Афганистане, хотел
спекульнуть, да кто же его  осудит?  Сейчас  новая  бойня  идет,  а  тут
воина-интернационалиста за здорово живешь в тюрягу  упрячут?  Да  писаки
такой суд и следователей на клочки порвут. Освободили, взяли подписку  о
невыезде, говорят, будут судить. Но, думаю, прекратят дело. Мелочь, да и
фигура для суда я малопривлекательная. О нашем знакомстве я ментам не  -
говорил,  сочтут,  крупным  человеком  прикрываюсь,  значит,  есть   что
прятать, только крепче вцепятся.
   - Молодец, я, конечно, большой генерал, но ходить  в  прокуратуру  не
желаю, -  ответил  Агеев.  -  Пригласил  меня  один  крупный  функционер
отужинать, значит, ему от меня что-то требуется. Послушаем, может, и для
тебя сикая работенка найдется.
   - Я с радостью, Борис  Петрович,  только  обстоятельства  изменились,
следует учитывать. Раньше у гэбэшников и ментов на меня  никогда  ничего
не имелось. А теперь всего навалом: пальчики, фотографии, я  у  приятеля
живу, должен в отделение зайти, участковому представиться.
   "Волга" остановилась у железных ворот, из проходной вышел боец ОМОНа,
глянул на генерала, козырнул, махнул рукой, и ворота открылись.
   Несколько вилл для избранных  огородили  высоким  забором,  выставили
охрану. Крупные клерки и особо любимые народные избранники  предпочитают
жить в стороне от суетного народа, которому постоянно чего-то требуется.
   Тулин остановил машину у крыльца,  выпрыгнул  из-за  руля,  распахнул
перед генералом дверцу. Хозяин с  супругой  уже  спускались  по  широким
ступеням.  Барчук  выглядел  обычно,  даже  на  даче  он   оставался   в
белоснежной рубашке и при галстуке, только пиджак заменил  на  бархатную
куртку с плетеным поясом и тяжелыми кистями. Жена его за  последний  год
заметно изменилась, перестала краситься, еле заметная седина не  старила
статную женщину, лишь подчеркивала естественный загар и  свежесть  кожи.
Как  ни  странно,  но,  привыкнув  к  власти,  женщина  не  испортилась,
напротив, стала с людьми мягче, облагородилась, превратилась в даму.
   Гуров, который наблюдал супружескую пару больше года  назад,  был  бы
удивлен. Спокойные, доброжелательные люди,  ничем  не  хвастались  и  не
выставляли  напоказ  свое  благополучие,  вилла  перестала  походить  на
декорации "мыльной  оперы",  превратилась  в  жилой  дом,  уютный,  даже
теплый.
   Из-за угла виллы вынырнул ловкий парень, отогнал "Волгу"  в  сторону,
на специальную стоянку, следом за  хозяином  на  веранду  вышла  изящная
девушка в переднике, генералу поклонилась, с  Тулиным  поздоровалась  за
руку, кокетливо подмигнула, сказала:
   - Следуйте за мной, господин офицер, - и повернула не на кухню,  а  в
специальную комнату, где был накрыт стол на двоих, включила телевизор. -
Отдохните, я в момент хозяевам стол налажу, и мы с вами  пообедаем.  Или
вы желаете ужинать в одиночестве?
   Тулин,  лицо  которого  было  мужественно,  но  грубовато   слеплено,
неожиданно для себя смутился.
   - Меня зовут Георгий, звучит напыщенно, а имя Жора мне  не  нравится,
зовите меня Герой, как кликала меня мама.
   - Даша, - девушка кивнула и исчезла.
   Генерал был приятно удивлен и любезностью, и обходительностью  хозяев
и  преображением  некогда  кирпичного  замка-монстра,  теперь   он   был
облицован светлой кремовой плиткой, генерал бывал здесь и раньше,  знал,
с чем сравнивать. Хозяева похудели, одевались проще и элегантнее.  Борис
Петрович особым вкусом отмечен не был, однако за рубежом бывал, истинных
миллионеров видел.  Конечно,  Барчук  безусловно  миллионер,  но  раньше
походил на ряженого, теперь в этом невысоком мужчине все  естественно  и
ладно. Супруга стала на удивление  изящной,  не  размахивала  непрерывно
руками, голоса не  повышала,  с  мужем  как  с  дурачком-переростком  не
разговаривала, обращалась к  нему  уважительно,  называла  по  имени,  а
изредка по имени-отчеству или величала хозяином. Видно, частые визиты за
рубеж и общение с деловыми партнерами мужа изменили поведение женщины.
   - Мундир тебе очень идет, - сказал Барчук, подводя  гостя  к  бару  и
наливая ему хорошую порцию виски со льдом. - Но убежден, что  в  костюме
ты бы выглядел более элегантно.
   - Привычка, да я сейчас прямо со службы, у нас не  принято  ходить  в
штатском, - ответил Агеев, взял стакан,  хотел  сказат