ников,  как
здоровье Евлампия Дубова?
   - Спасибо, не жалуется.
   - Голосов не  хватает?  Ничего,  пусть  терпит,  молодой,  его  время
придет. Коля Алентов еще не женился на дочке Юрия Карловича?
   - Молодые, нерешительные, да и погулять хочется, - отшутился Фокин.
   - Ну, знаешь, такой брак - не прогулка в загс и в  церковь.  -  Лидер
легко перешел на "ты". - Он сродни подписанию  международного  договора.
Скажи Николаю, чтобы он дурака не валял и вопрос форсировал. И  пусть  в
ближайшие дни найдет меня, разговор есть.
   - Передам, - пожал плечами  Фокин.  -  Однако,  хотя  Евлампий  имеет
смешное имя и держится рюхой, но мужик он  самостоятельный,  и  вряд  ли
Николай может на него повлиять.
   - Я подберу ему в моем правительстве подходящую  должность,  обсудим,
так и передай.
   - Хорошо. - Фокин поклонился и подумал, что если  не  он,  никому  не
известный подполковник, то этот дебил будет иметь  не  правительство,  а
кучку галдящих в Думе  депутатов,  потому  что  в  случае  поражения  на
выборах крысы, как и положено, побегут с тонущего корабля.
   Корзинкин взял Фокина под руку и зашептал:
   - Ты ему безусловно понравился, и все видели, как долго  он  с  тобой
разговаривал.
   И точно, стоило Фокину остаться одному, как к нему  начали  подходить
незнакомые  люди,  чокаться  бокалами  с   шампанским,   представляться,
говорить всякие пошлости. Один здоровенный мужик сжал его локоть, дохнул
перегаром и прошептал: "Хайль!"
   С обеда Фокин поехал не домой, а в контору. В своем скромном кабинете
переоделся, когда, робко постучав, на пороге появился Сергей Батулин.
   - Здравствуйте, Семен Петрович, как прошел обед?
   - Привет, Серега, обед прошел нормально, меня чуть было не приняли  в
нацистскую партию, да чистого бланка под рукой не  оказалось.  Ты  этому
старому лидеру Орлову звонил?
   - Зачем? Парня доставили, все нормально.
   - Следовало позвонить, мол, мы свое слово держим. Они что же, тебя на
этом крючке всю жизнь держать будут? А Гурова  мы  все  равно  уберем  и
поднимем такой крик в газетах, мол, авторитеты сводят  счеты  с  лучшими
офицерами милиции, что ничего пенсионер нам  не  сделает.  У  него  есть
агентурные подходы к разбойникам, у меня они тоже имеются.  Шепнем,  что
стрелок из другой группировки, они  между  собой  толковище  затеют,  им
будет не до нас с тобой.
   - Семен Петрович, вы говорили, что  я  вам  понадоблюсь,  приказывали
дождаться, - в обращении к шефу он постоянно сбивался с "ты" на "вы".
   - Поедем на кладбище, покажу тебе скромную могилку, через дней десять
под ней заберешь чемодан с баксами.
   - А когда именно, как я узнаю?
   - Тебе позвонят.
   -  Кладбище,  могилка,  проще  встретиться  в  центре,  в  толпе   да
поменяться чемоданами, - рискнул возразить Батулин.
   - Лучше, чтобы домой принесли, но посредник рядом с кладбищем живет и
ехать в город  не  желает.  И  основания  у  него  для  того  достаточно
серьезные.
   Поехали не на роскошном "мерседесе" Фокина, а на скромном  "москвиче"
охранника. Батулин понял, Фокин не желает афишировать поездку. Митинское
кладбище располагалось сразу  за  Кольцевой,  кажется,  в  тех  краях  и
прописка была  московская.  Пошел  восьмой  час,  шоссе  уже  пропустило
основную массу дачников, проезжали последние  грузовики  да  деловые,  у
которых не было ни утра, ни вечера, ни даже ночи.
   У ворот кладбища машину оставили, купили какую-то рассаду, цветочки с
клубнями, и с пристойно-скорбными лицами вошли внутрь.  Любое  кладбище,
даже не  имеющее  вековой  истории,  мраморных  роскошных  памятников  и
тенистых  аллей,   все   равно   действует   на   нормального   человека
успокаивающе, напоминая, мол, и тебя не минует обитель сия.
   - Дорогу запоминай, - сказал на ходу Фокин. - Крайняя левая до самого
конца, - и пошел чуть впереди.
   Зачем-то и водитель-охранник поперся, но Фокин его  не  остановил,  а
Батулина это дело не касалось. Шли они довольно долго, люди  встречались
все реже, вскоре вообще аллея  опустела.  Для  посетителей,  в  основном
женщин пожилых, уже наступил вечер.
   - Дерево видишь? - указал Фокин  на  развесистое  дерево  неизвестной
Батулину породы. - Ориентир. За ним шагов пять.
   Он подошел к скромной могилке с жестяным крестом и скромной дощечкой,
на которой довольно коряво было написано имя и фамилия  какого-то  Якова
Ямщикова.
   Фокин  оглянулся,  опустился   на   колени,   перекрестился,   копнул
заготовленной палкой землю, сказал:
   - Взгляни.
   Батулин присел радом, тоже перекрестился. Выстрела,  который  походил
на хлопок, он не услышал, пуля вошла ему в затылок. Батулин завалился на
бок, вторая пуля пронзила висок, она была уже ненужной, но в каждом деле
существует определенный порядок.
   Фокин поднялся, на своего  ближайшего  помощника  даже  не  взглянул,
оглянулся, отряхнул брюки.
   Охранник-убийца  тщательно  протер  пистолет,  сунул  его  под  труп.
Инсценировать самоубийстве никто и не собирался.
   Возвращались  другой  дорогой,   говорили   о   постороннем.   Только
усаживаясь в "москвич", Фокин сказал:
   - Твоя баба все еще спит?
   - Уверен, - ответил убийца, - она  после  трех  стаканов  отключается
часа на четыре.
   - Выпей, ложись рядом, пусть  она  поднимется  первой,  позовет  тебя
опохмелиться. Это она хорошо запомнит.  Хотя  я  не  думаю,  чтобы  тебя
беспокоили, но на всякий случай.
   Вернувшись в Москву, Фокин вновь переоделся в смокинг и отправился  в
ресторан, затем в казино, где его прекрасно знали,  и  с  десяток  людей
могли искренне подтвердить любые его показания.
 
*** 
 
   Гуров твердо решил: его задача не уйти от киллера, не  убить  его,  а
захватить живым. Он почти наверняка ничего не знает, заказ  поступил  от
третьего посредника. Однако сыщик был убежден, захват киллера -  сильный
психологический удар. Фокин уверен, человек ничего не знает, но в  любой
уверенности существует трещинка. А вдруг? Не должен знать и не может.  А
вдруг?
   И  тут  у  сыщика  появилась  шальная,  глупая  идея,  а  что,   если
инсценировать  его,  полковника  Гурова,  убийство?  Старо,  как  колесо
телеги, ни один профессионал, пока достоверно не убедится,  не  поверит.
Не  ложиться  же  Гурову  в  гроб  и   не   устраивать   похороны?   Это
издевательство над десятками приятелей и сотнями сослуживцев, этого  ему
никогда не простят. Оперативная комбинация - одно, а святыня  -  понятие
иное. Однако колесо телеги, как ни старо, крутится до сегодняшнего  дня,
возит картошку, капусту и арбузы с дынями. Нахальный, грубый ход -  тоже
ход и требует ответа.
   Гуров решил, что да, как  инсценировать,  про  это  будем  думать,  а
киллера необходимо выявить и захватить. Во время  захвата  и  "погибнет"
легендарный сыщик. Смахивает на театр, но в театр  ходят  тысячи  людей,
где по-настоящему смеются и плачут. Умные знают, что кинжал  деревянный,
а человека все равно жалко, известно,  занавес  опустится,  парень  грим
вазелином сотрет, пойдет чай пить, а может, и водку  трескать.  Но  ведь
так натурально, просто сил никаких нет.
   Надо такой натуральный спектакль поставить,  чтобы  Фокин  зарыдал  в
голос. Подсознательно знает, что  пистолет  палит  холостыми,  а  сердце
разрывается от боли. Тем более, так хочется, чтобы этого сыскаря  скорее
пришили.
   Известно, каждый  театр  начинается  с  вешалки.  Прежде  чем  начать
спектакль, требовалось изловить главного исполнителя, то есть киллера.
   Машины могли подойти к вилле только по шоссе. Даже если жертва выйдет
через боковую дверь, миновать открытое пространство метров в пять-десять
невозможно. Для  хорошего  снайпера  выстрел  в  человека  с  расстояния
семьдесят-восемьдесят  метров  -  все  равно,  что  хорошему  футболисту
пробить  одиннадцатиметровый  в  ворота,  в  которые  забыли   поставить
вратаря.
   Гуров устроил себе у окна удобное  лежбище,  раздвинул  портьеры,  на
подоконник поставил цветок и устроился здесь с  биноклем.  Сыщик  твердо
знал, что снайпер в одном из кирпичных гробов,  стоявших  через  дорогу.
Когда-нибудь эти монстры  станут  домами,  а  возможно,  их  разрушат  и
растащат по кирпичику, все зависит от исхода выборов шестнадцатого июня:
вернутся к власти коммунисты, и тогда... Гуров  потряс  головой,  словно
прогоняя дурной сон. Сыщик уже все просчитал и точно, что  с  ним  лично
будет тогда. Он уволится на пенсию, уедет к родителям и  начнет  строить
сарай или коровник, как батя  скажет.  Он  женится  на  молодой  местной
дивчине, родит как минимум двух ребят  и  будет  вспоминать  сегодняшний
день, когда он, сидя в кресле, осматривал недостроенные дворцы нуворишей
и мог в любой момент схватить пулю, как кадры старого кино.
   А пока он внимательно изучал окна-бойницы  и  знал,  все  зависит  от
терпения. Любой человек  в  конце  концов  теряет  чувство  опасности  и
бдительность.
   Сыщик прикидывал, где бы он сам залег в аналогичной ситуации.
   - Лев Иванович, к вам пришли, - раздался  с  порога  негромкий  голос
Олега.
   Гуров отложил бинокль, поднялся с  кресла  и  вышел  из  гостиной.  У
черного хода на пороге в поношенной спецовке и резиновых  сапогах  стоял
один из бригадиров, которые обедали здесь два дня назад.
   - Здорово, начальник, - с заметным акцентом сказал бригадир.  -  Меня
Степаном зовут, мы давеча калякали...
   -  Здравствуй,  Степан,  я  тебя  помню,  проходи,   садись,   хочешь
стаканчик?
   - Благодарствую, мне рассиживаться некогда, а в рабочее  время  я  не
употребляю. Я тут поутру, часиков в  пять,  одного  человека  видел.  Он
вроде бы рыбачить приехал... Может, вам неинтересно?
   - Присядь, Степан. - Гуров силой завел бригадира в комнату, усадил  в
кресло.
   - Да замараю все...
   - Глина не кровь, отстираю. Так  мне  все  очень  интересно.  Значит,
около пяти появился рыбак, как я понимаю, человек вам незнакомый.
   - Ясное дело, - почувствовав, что его слушают  внимательно,  бригадир
заговорил увереннее. - Мужик ладный, одет справно, только думаю,  откуда
он идет? Автобус еще не ходит, до него верст шесть шагать,  такой  мужик
должен на машине приехать. Так чего он к воде не скатился, машину далеко
оставил, пехом прет? Не складывается. Ну, коли вашего  бы  разговора  не
было, я бы досыпать пошел, - он смутился, - я по нужде  во  двор  вышел.
Смотрю, мужик ходко идет, не скажешь, что дачник поутру гуляет, а  башку
воротит все вправо, на эти кирпичи смотрит, однако  не  останавливается,
открытого  интереса  не  проявляет.  И  еще,  рыбалка  у  нас   удочками
несерьезная, а у него брезентовый чехол, удилище торчит, а в низу  мешка
явно тяжелое, он даже рукой придерживает. Ну, он  по  дороге  пошел,  за
деревьями скрылся.
   - Степан, а если к заливу сходить, взглянуть, рыбачит он или  нет?  -
сказал Гуров.
   - А то, - ухмыльнулся бригадир, - я обулся и к воде  спустился,  нету
его, он на залив не выходил, там место открытое, укрыться негде.
   - Спасибо, Степан, с меня ящик водки, работай и  выбрось  из  головы,
остальное моя забота.
   - Обижаешь, командир, - бригадир подкрутил рыжий ус. - Ежели я не зря
всполошился  и  тот  "рыбак"  по  твою  душу  заявился,  я  полагаю,  он
строительство должен обогнуть, между домов вернуться к шоссе. Вон в  том
и том доме, - бригадир указал здания, - на втором этаже настилы  шаткие,
скрипят. Самый подходящий третий справа, к нему опять же от линии провод
перекинут, считай, электричество имеется. Ну, лампочку  он  зажигать  не
станет, а чайник подогреть сможет. Все.
   - Огромное спасибо, Степан, ты настоящий оперативник.
   - Был оперативник, - усмехнулся Степан. - Брать стрелка надобно через
вход из сада, там пока двора нема. - Он кивнул и ушел.
   В три ночи Олег подменил полковника, и  Гуров  отправился  спать,  но
заснуть не мог.  Совершенно  не  к  месту  сыщик  вспомнил,  что  обещал
Горсткову доложить о рождении Юлии свои соображения. Возникшую у  сыщика
версию проверял Нестеренко, связи с оперативником не было. На этой мысли
Гуров и заснул. Через три часа он поднялся, сменил охранника.
   Сутки,  как  и  обычно,  когда  сидишь  в  засаде,  растягивались   в
бесконечность, на часы, чтобы не расстраиваться, лучше было не смотреть.
Но в семь утра, когда уже давно рассвело, в окне дома, на который указал
бригадир,  мелькнул  огонек,  значит,  все  в  цвет.  Остался   какой-то
"пустяк":  взять   вооруженного   преступника.   Снайперская   винтовка,
возможно, однозарядная, и, если киллер выстрелит, чтобы дослать  патрон,
нужно время. Но что однозарядная - не факт, к  тому  же  у  него  вполне
может иметься и пистолет. Конечно, киллера  легче  подстрелить,  но,  по
замыслу сыщика, человека лучше взять целехоньким.
   Гуров пригласил охранников на совещание. Виталий,  здоровенный  амбал
лет под тридцать, решительно заявил:
   - Я вас уважаю. Лев Иванович, но по договору с хозяином мне  положено
дом от воров и хулиганов охранять. У вас, как я понимаю, дела серьезные,
у меня сын недавно родился.
   - Поздравляю, - спокойно сказал Гуров. - Сын - это прекрасно, я  тебя
понимаю. - Странно, однако подобным заявлением Гуров остался доволен.
   Что человек трусоват, лучше выяснить раньше, чем  позже,  к  тому  же
многолетняя практика свидетельствовала: человек, прилюдно  заявлявший  о
своем страхе, в критические моменты оказывался, как правило, на  высоте,
вел себя  достойно.  Что  не  всегда  случалось  с  отчаянными  парнями,
казалось бы, не боявшимися ни Бога, ни черта.
   - Как сына назвал? - спросил Гуров с улыбкой.
   - Василием, в честь деда, - ответил Виталий и  смутился,  он  ожидал,
что полковник начнет выговаривать, стыдить, издеваться.
   У Олега на скулах проступили пятна, но он молчал.
   - Любому нормальному человеку страшно, плохо, коли он пугается  вдруг
не вовремя, а когда предупреждает, он вполне порядочный мужик.  -  Гуров
допил остывший кофе, внимательно взглянул на Олега, но обратился снова к
Виталию. - А стреляешь ты как, прилично?
   - В ростовую мишень с пятидесяти метров не промахнусь.
   - Отлично, просто отлично, но  стрелять  в  человека  никто  тебе  не
позволит. Ну, - Гуров повернулся к Олегу, - а у тебя дети растут?
   - Двое, Лев Иванович, но это не  имеет  значения,  -  быстро  ответил
Олег.
   - Ребята растут,  а  значения  не  имеет.  Тебе,  дружок,  к  доктору
обратиться следует. - Гуров вел беседу в таком тоне,  словно  обсуждался
вопрос не о захвате профессионального  убийцы,  а  болтали  о  пустяках,
коротая время в ожидании обеда. - У меня детей,  к  сожалению,  нет,  но
имеются мать с отцом; когда я вынужден рисковать, я, может, и  не  хочу,
но невольно думаю, какую страшную рану  я  нанесу  любимым  людям,  если
оплошаю  и  со  мной  что-нибудь  случится.  Так  что  ты,  Олег,  мягко
выражаясь, не прав. Теперь по существу. Действовать будем так. Я вылезаю
через окно, ведущее в сад, и исчезаю; чтобы обогнуть строящийся массив и
подойти к задней двери того дома, мне понадобится минут тридцать. Кладем
сорок. Через двадцать минут после моего ухода Олег  выносит  на  веранду
садовый столик и три кресла, после чего начинает расставлять  тарелки  и
все, что полагается для обеда. Стрелять в тебя киллеру не имеет  смысла,
более того, он проваливает операцию, теряет деньги. Киллеру нужен именно
я, даже без бинокля и оптического прицела на  таком  расстоянии  спутать
нас невозможно. Олег, ты со мной согласен?
   - Теоретически, - ответил Олег. - Только  почему-то  в  жизни  всегда
случается не так, как рассчитываешь.
   Гуров  заметил,  что  десять   минут   назад   "мужественный"   Олег,
поглядывающий  на  напарника  презрительно,  сейчас   мандражит.   Гуров
подумал,  что  напрасно  не  взял  с  собой  Станислава.   А   не   взял
исключительно потому, что Крячко в данный момент нужнее в Москве.
   - Может, вынос мебели и сервировку стола отменим? - Хотя Олег  ничего
определенно не сказал, сыщик продолжал:
   - Действительно, болтаться в перекрестье прицела снайпера  -  занятие
не из приятных. А может, у него нервы сдадут?
   - Нервных на такие дела не нанимают, - неожиданно сказал  Виталий.  -
Все должно быть по-честному, у Олега двое пацанов, у меня лишь  один,  я
буду мебель расставлять.
   Сыщик  взглянул  на  одного  охранника,  затем   на   другого.   Олег
красноречиво молчал. Стремясь разрядить обстановку, Гуров сказал:
   - Олег, у меня  будет  к  тебе  не  менее  ответственное  задание.  В
оговоренное время (мы сверим часы) ты из-за портьеры дважды, можно и три
раза, стреляешь в левое окно второго этажа. У тебя  дверь  и  два  окна,
стрелять  два  раза  с  одного  места  нельзя,  реши,  как   ты   будешь
передвигаться.  Желательно,  чтобы  ты  в  окно  попал,  но,  даже  если
промахнешься или вмажешь в боковую стенку  и  произойдет  рикошет,  тоже
неплохо. Нам нужно создать отвлекающий маневр, не более  того,  чтобы  я
успел войти в дом и подняться на второй этаж.
   Киллер лежит  в  метре  от  окна,  с  улицы  его  не  видно,  заметив
приготовления к обеду, он, конечно, обратит внимание, что  прибора  три,
займет удобную позицию,  сосредоточится.  Когда  начнется  стрельба,  он
невольно пригнется, хотя и будет находиться не на линии  огня,  так  как
пули пойдут снизу вверх. Однако сразу  не  сообразишь,  а  рефлекс  есть
рефлекс.  Кроме  того,  чтобы  выстрелить,   самому   киллеру   придется
приподняться.
   - Теоретически, - вновь сказал Олег. - Откуда известно, что он именно
в данном окне? Он там в семь часов прикурил, так, может, он просто  шел,
остановился и прикурил, а лежка у него в другом месте?
   - Разумно, - согласился Гуров. - Давайте сделаем проще, я уйду, а  вы
из дома не высовывайтесь. Такая ситуация его тоже будет нервировать.
 
*** 
 
   Киллер лежал на постеленном на полу матрасе  именно  в  том  доме,  о
котором шла речь, курил и слушал разговор Гурова с охранниками.  Дело  в
том, что рыжеусый бригадир Степан действительно семь  лет  проработал  в
уголовном розыске и был уволен за пьянку и ссору с начальством. Но Фокин
знал об этом, а еще он знал, что у Степана в Харькове жена и двое детей,
которые ждут батю, отправившегося в Россию на заработки.  Бывшему  оперу
не оставили выхода, и, зайдя поутру к Гурову, предупредив его о странном
рыболове, он прилепил к задней стенке кресла "жучка", и первый этаж дома
великолепно прослушивался.
   "Нива" киллера стояла в  тридцати  метрах  от  дома,  где  он  залег,
грунтовая дорога выходила на  асфальтовое  шоссе,  до  Кольцевой  дороги
оставалось пять минут езды и ни одного поста ГАИ.
   Услышав, что  Гуров  лично  собирается  посетить  киллера,  он  скупо
улыбнулся и начал разбирать  винтовку.  Изготавливалась  она  далеко  от
Москвы    и    России    и    предназначалась     в     основном     для
специалистов-индивидуалов, в принципе по своей цене винтовка больше ни у
кого спросом не пользовалась. Она разбиралась на  составные  части,  для
каждой из которых имелся специальный чехол, а для изящного прицела  даже
футляр с бархатной обивкой. Так же в отдельный футляр укладывался затвор
и спусковой крючок. Стоило это произведение искусства  примерно  столько
же, сколько стоит  "мерседес",  только  последний  купить,  если  имеешь
деньги,  легко,  а  подобную  винтовку  крайне  сложно.  Тем  не   менее
покупатели находились, известно, если товар не покупают,  то  его  и  не
производят. Россия к  данному  закону  отношения  не  имеет,  она  живет
по-своему, как именно, пока никто в мире не знает.
   Убийца разобрал и уложил винтовку, достал револьвер, сдвинул барабан,
проверил наличие патронов, опустил оружие в  карман,  продолжал  слушать
разговор своей жертвы с охранниками.
   - Если из дома донесутся выстрелы, не волнуйтесь, значит, стреляю  я,
так как у преступника оружие с глушителем, - произнес уверенный, немного
насмешливый голос.
   - Может, мы как-то поможем?
   - Все-таки три ствола - не один.
   -  Нет,  ребята,  вы