ь  несколько  слов
хозяйке, но она куда-то исчезла.
   - Понятно, понятно, - Барчук поднял высокий бокал. -  Твое  здоровье,
дружище, - смотрел вроде бы радушно,  но  в  то  же  время  внимательно,
изучающе.
   Они были давно знакомы, но  отнюдь  не  дружны,  обращение  "дружище"
несколько  настораживало.   Генерал   быстро   прикидывал,   зачем   мог
понадобиться высокому чиновнику, тем более сейчас, когда армия в загоне,
а сам генерал-полковник далеко не в чести. - Сейчас супруга накроет  нам
ужин, а мы пока выпьем, - сказал Барчук и налил по второй. -  Всю  жизнь
считал, русской водки ничего в мире лучше нет, привык  к  виски,  понял,
что во всем  мире  мужики  не  дураки,  правильный  продукт  потребляют.
Главное, наутро голова не болит. Как прошла коллегия?
   - Обычно,  -  Агеев  ждал  этого  вопроса.  -  Освободили  еще  троих
генералов, решить ничего не решили. Лишь обсуждали, перечисляли, чего  в
армии  не  хватает.  Коллегия  -  орган  совещательный,  ему  решить  не
положено, для этого есть министр,  да  теперь  еще  и  секретарь  Совета
безопасности.
   - А как это получается, в армии российской  всего  не  хватает,  а  у
боевиков все имеется? - спросил Барчук, взглянул наивно.
   Агеев побледнел, он не был ярым патриотом, но за армию, которой отдал
всю жизнь, начиная с суворовского училища, болел искренне.
   - Ты не такой дурак и не прикидывайся! - зло ответил он. - У чеченцев
денег навалом, а ворья, считай, нет, все идет в общак и служит  каждому.
Вооружены современной техникой, если старье попадается,  значит,  у  нас
отбили.  У  них  по  внешнему  виду  и  оружию   Басаева   или   другого
военачальника от рядового бойца не отличишь. -  Генерал  сам  удивлялся,
куда его несет, остановиться не мог. - Если бы какой  чечен  себе  замок
подобный построил, - он  ткнул  ботинком  в  инкрустированный  камин,  -
голову бы отрезали. А у нас огородили и автоматчиков поставили.
   Барчук не смутился, бровью не повел, спросил:
   - Ненавидишь или просто завидуешь? На Руси испокон веков воровали,  я
не урод, не кровопийца, такой, как;
   Все. В Минобороны люди ходят в форме, и  ты  носишь  мундир,  хочется
тебе или нет, никто не желает быть белой вороной.
   - Спишь хорошо, не боишься? Вдруг  все  перевернется,  тебя  спросят,
мол, на какие шиши дворцы возводишь? И в тюрьму.
   - Через дом от меня глава президентской администрации живет, дальше -
второй человек из Думы, - Барчук улыбнулся, налил по новой.  -  Чтобы  у
всех отобрать и пересажать. Земля должна перевернуться. Нас  никогда  не
тронут, от власти отлучить возможно,  а  серьезно  тронуть  некому.  Тот
властелин, что подобное задумает, должен сначала себя первого  в  камеру
запереть. Вот тебя за то, что мансарду солдаты строили, могут на  пенсию
вытолкнуть.
   - А секретарь Совета безопасности? - тихо спросил генерал.  -  Он  от
дачи роскошной отказался, у него вроде бы ничего и нет.
   - Верно заметил, у него ничего нет, и в первую  очередь  у  него  нет
людей, команды. Он с  чеченцами  переговоры  ведет,  а  пушки  стреляют.
Каждый генерал знает: закончат стрелять,  замирятся  -  он  и  останется
нищим. Он министра обороны сменил,  а  начинать  надо  было  с  полковых
командиров. Война - это огромадные деньги, которые  учесть  никто  не  в
силах, так как они сгорают, словно нефтяной  фонтан.  Много  болтовни  о
замирении,  которое  никому  не  нужно.  Ты  почеши  в  седом  загривке,
переговори  с  элитными  генералами.  Батареи  и  самолеты   подчиняются
генералам, а не министру, тем более не секретарю СБ.
   - Ты меня в заговор приглашаешь? - Злость у Агеева угасла, навалилась
усталость.
   - Против  кого?  Сколько  ни  скрывай,  а  что  наш  Президент  болен
алкоголизмом, известно  всему  миру.  Парадокс,  алкоголизм  -  одна  из
множества болезней человека. Туберкулез - беда, рок, несчастье.  СПИД  -
кошмар, а алкоголизм - позор. Замечу, такое отношение только у нас.  Чем
Россия  провинилась  перед  Господом?  -  Барчук  говорил   с   пафосом,
фальшивил. - Сам руководить не может, соберется на время, порулит и  шаг
в сторону, значит, живем  под  боярами.  Был  один,  отстранили,  теперь
другой, - вице-премьер рассмеялся, - вон у меня с балкона третьего этажа
его особняк виден. Он, что ли, будет меня  разоблачать  и  отдавать  под
суд? Даже не смешно.
   - Спорить не желаю, я к вашим делам отношения не имею, - зло  ответил
Агеев. - Техникой и оружием не торговал, а  что  солдатики  не  в  Чечне
умирали, а мне дом строили, так Бог простит.
   - А кто группу недовольных гэбэшников  возглавил?  -  поинтересовался
Барчук, сменив тон, заговорил мягко. - Заговор не  состоялся,  не  будем
вспоминать. Сейчас отношения в Грозном налаживаются, нам это ни к  чему,
пускай воюют. Ты,  Борис  Петрович,  среди  многозвездных  генералов  не
последний  человек,  открыто  выступать  за  продолжение  войны   сейчас
неразумно, а в меру сил саботировать договоренности возможно.
   - Министр МВД  досаботировался,  одной  половинкой  в  кресле  сидит,
другая - в воздухе висит. Ни к своему министру, ни к секретарю СБ у меня
прямых подходов нет. Они в  советчиках  не  нуждаются,  зазря  ты  меня,
Анатолий Владимирович, дорогим виски потчуешь.
   - Понимаю твое положение,  особо  на  помощь  не  рассчитывал.  Когда
человек над пропастью по проволоке идет,  его  лишь  слегка  подтолкнуть
требуется. Но это не наш с тобой уровень, здесь нужны исполнители.  Есть
энтузиасты, которые интересную комбинацию проворачивают, но  решительных
людей не хватает, все руководить рвутся, а спичку зажечь  некому.  Ты  в
Афганистане служил, может, у  тебя  со  старых  времен  остались  верные
парни?
   Генерал сразу подумал о Тулине, колебался.
   - Есть один, но стрелять он не будет, хотя и кулаком зашибить может.
   - Не дай Бог, о стрельбе речь не идет, - поспешно  сказал  Барчук,  а
сам подумал: "Отдам парня исполнителям, кто и чем там занимается -  дело
не мое".
   - Хорошо, тебе позвонят по прямому проводу, скажут, что от меня..
   - Нет-нет, я тут ни при чем,  я  дам  телефон,  по  которому  следует
позвонить, - перебил Барчук.
   - А тут я с краю, - решительно сказал Агеев. -  Я  знаю  твой  номер,
больше ничего знать не желаю.
   Появилась хозяйка, пригласила мужчин к столу.
 
*** 
 
   На обратном пути Агеев  сказал  Тулину,  что  есть  работа,  заплатят
хорошо.
   - Уже объяснил вам, Борис Петрович, я, может, и не под  колпаком,  но
под приглядом. Мне сейчас следует сидеть тихо.
   - Так и сиди, встретишься с человеком, переговоришь, покажетесь  друг
другу, договоритесь, не  глянется  тебе,  пусть  сами  выкручиваются.  -
Генерал помолчал, неожиданно для себя самого заговорил откровенно:
   - Я за тебя никаких зароков не давал,  решай  по  своему  усмотрению.
Лично мне их  дела  как  кость  в  горле,  однако  они  люди  серьезные,
отказывать напрямую опасно, Земля-то вертится.  Главный  совсем  плохой,
все больше на Брежнева походить стал, смута поднимется,  в  одиночку  не
выплыть. Раньше считал, что в шестьдесят только о Боге и думать,  сейчас
оглядываюсь, где моя жизнь? Уж больно не хочется в гамаке лежать,  брюхо
отращивать и конца ждать.
   - Заведи молодую любовницу,  ты,  Борис  Петрович,  мужик  видный,  -
сказал  Тулин,  решая,  сообщать  Гурову  о  сегодняшней   встрече   или
воздержаться.
   Известно, мент тот еще змей. Наверняка скажет, мол, сиди тихо, никуда
не лезь, однако встретиться с чужим человеком  не  мешает,  узнать,  кто
какую кашу варит. А кто сегодня для него, Геры Тулина, свой, кто  чужой?
Мент - сильный мужик, вроде даром помог,  но,  конечно,  ответного  шага
ждет. Генерал юлит, в Афгане с дороги его стащил, спас можно сказать,  а
весной с этим гэбэшником в самое  дерьмо  сунул.  И  сейчас  крутит,  ни
вашим, ни нашим, на селезенку давит, слезу  выжимает,  за  чужой  спиной
хочет по нейтральной зоне пробежать.
   Ни хрена я делать не стану, ни звонить, ни  встречаться.  Я  таксист,
мое дело - крутить баранку.
 
*** 
 
   Григорий Котов оделся поплоше, хотя  щеголем  никогда  и  не  был,  и
поселился в деревеньке в сорока километрах от Москвы. Хозяйка  оказалась
недоброй, подозрительной, крученной жизнью женщиной  лет  сорока.  Котов
был старше Екатерины на четыре года, выглядел моложе, и не от того,  что
прекрасно сохранился, просто жизнь женщину сильно ухайдакала. Первый муж
исчез, когда Катюша еще не вышла из роддома, второй, неплохой и  добрый,
пил по-черному, пять  лет  назад  схоронила.  Дочь  подросла,  уехала  в
Москву, кажется, вышла замуж, о матери забыла  точно.  Катерина  жила  с
огорода, держала поросенка, порой и двух.
   Когда Григорий подошел к крыльцу, только рот открыл, Екатерина  резко
сказала:
   - Одиноким мужикам комнату не сдаю.
   - Правильно, только пьянка да девки. - Он  присел  на  край  крыльца,
взглянул на ухоженный дом  и  роскошный  сад  Ивлева,  расположенные  по
другую сторону узкой улочки.
   - Чего расселся? - Хозяйка оперлась на тяпку, сердитости в ее  голове
поубавилось. - Пропился, жена шуганула?
   - Жена любит, мирно живем, на сносях  она,  ейная  матушка  приехала,
тесно стало. Я сам непьющий, ехать куда - денег нет.
   - Ты людей поспрошал, тебе и указали бобылиху Катерину, вроде можно и
задарма пожить.
   - Немного заплачу, остальное отработаю, вижу, картошку не  копала,  а
уродилась хорошо, самое время. - Котов говорил неспешно, жевал травинку.
- Я и в сарае переночую или на сеновале.
   - Худой больно. - Хозяйка критически смотрела на незваного  гостя.  -
Картошку убрать неплохо бы, да вижу, городской, не управишься.
   - Через калитку вошел, через нее и выйду. - Котов  вынул  из  кармана
затертый бумажник, вытащил из него  мелкие  купюры,  пересчитал,  сложил
аккуратной стопочкой. - Сорок семь тыщ, больше нету.
   - Две бутылки, - Катерина вытерла загорелое конопатое  лицо  несвежим
платком. - И сколько же ты за такие гроши собираешься проживать? -  Пока
не надоем или в Москву меня теща не затребует.
   - Ну поглядим, забрось свой сидор в сенцы. Ты какого роду? Не чеченец
случаем? - Нет, еврей обыкновенный, - Котов достал паспорт.
   - Тьфу, неладная, как же это тебя угораздило?  -  В  голосе  Катерины
звучало искреннее сочувствие.
   Так Григорий Котов поселился напротив дома садовода  Эдуарда  Ивлева,
который исчез на следующий после суда день и то ли запил, то  ли  сбежал
от жены к очередной любовнице. Гуров считал несвоевременный запой  очень
профессионального садовода настораживающим, возлагал  на  его  появление
надежды, хотя и считал открытый разговор со свидетелем  преждевременным,
даже опасным.
   Григорий Котов, как никто в опергруппе, умел  ждать  и  терпеть.  Он,
закоренелый холостяк, весной разыскал нужную по делу свидетельницу,  она
работала в баре в аэропорту Шереметьево. Исключительно в интересах  дела
оперативник изобразил  влюбленного,  ходил  за  девушкой  день  и  ночь,
дежурил у подъезда, в  буфете  пил  кофе  ведрами.  Кончилось  тем,  что
действительно  влюбился,  женился,  сейчас  ждал  ребенка.   Оперативную
информацию Котов добыл раньше, так сказать, по ходу развития романа.
   Сейчас  он  копал   картошку,   сначала   не   очень   умело,   скоро
приспособился. Его жилистое бледное тело мгновенно обгорело, затем,  как
у змейки, мертвая кожа сошла, оперативник, обладающий недюжинной  силой,
блестел потным загорелым торсом, копал без устали.  Катерина  поражалась
выносливости горожанина и его неприхотливости. В хате он спать отказался
наотрез, ночевал на сеновале. Если бы хозяйка  еще  знала,  что  и  спит
работник лишь  одним  глазом,  вторым  непрестанно  наблюдает  за  домом
Ивлева,  то  ее  удивлению  не  было  бы   границ.   Катерина   поначалу
приготовилась к отпору, полагая, что все мужики  одинаковые,  им  только
"это" и надо. Но уже на второй день хозяйка почувствовала, работничек до
баб не охоч, и за ужином спросила напрямки:
   - Ты, Григории, здоров, ребенок-то от тебя зреет?
   - Бывают и здоровше, но я не  жалуюсь,  -  ответил  Котов,  отставляя
стакан самогона. - Я супругу люблю, можешь не верить, но так оно и есть,
и не будем об этом.
   Еще два  дня  Екатерина  обижалась,  затем  привыкла,  мужики  все  с
придурью, ей вот такой еврей попался.
   Пашет, как жеребец,  картошку  выкопал,  в  погреб  сгрудил,  плетень
поставил, в самую жару бежит на станцию, звонит в  Москву,  беспокоится.
Последний раз Гуров участливо спросил:
   - У нас кругом пусто, может, снять тебя?
   - Ничего, потерпим, быстро хорошо не бывает.
   - Ну-ну, даю карт-бланш, как решишь, что пустышка, так приезжай.
   - Он такие цветы оставить не может, что-то  тут  не  так,  -  ответил
Котов, попрощался и повесил трубку.
   Когда он вернулся, то во дворе Катерины загорали лейтенант милиции  с
неизменной для любого участкового планшеткой и двое парней  в  штатском.
Парни были не Очень молодые, тридцать, возможно,  больше.  Оперативники,
определил безошибочно Котов. И парни не из местной ментовки, возможно  и
не из ментовки, больно матерые, гладкие, спокойные, обеденное  время,  а
они даже не остаканились.
   - Так вот он, Григорий мой! - закричала Екатерина гак громко,  словно
люди находились на другом берегу реки.
   У заборов и калиток соседних домов уже стояли люди, что  было  крайне
выгодно Котову и совершенно ни к чему "гостям".  Не  надо  быть  опытным
сыщиком, чтобы поднять: "товарищи" прибыли не от  скуки,  а  легендируют
свой визит паспортной проверкой. Но для последней троих было  многовато,
да и смотрелись проверяющие неподходяще. Когда Котов, утирая потное лицо
ладонью, подошел, один из штатских слез  с  поленницы,  закрыл  калитку,
оказался у Григория за спиной.
   - Здравствуйте, чем обязан? - спросил Котов,  доставая  из  холщового
пиджака паспорт.
   - Проверочка, гражданин, - лейтенант протянул руку  за  паспортом.  -
Сами знаете, время сейчас беспокойное, то там рванет, то в ином месте.
   - Разумно, - согласился Котов,  держался  и  разговаривал  он  совсем
иначе, чем с хозяйкой, руку лейтенанта  вежливо  отстранил.  -  Господин
лейтенант,  прежде  чем   спросить   у   человека   документы,   следует
представиться и предъявить свое удостоверение.
   - Еще чего! - Лейтенант  надел  фуражку.  У  соседних  заборов  людей
прибавилось, две загорелые женщины подошли к калитке Катерины,  одна  на
всю улицу объявила:
   - Бабы, случилось чего, время к трем, а Колька  совсем  тверезый!  Ты
случаем не заболел, Колюня? Участковый покраснел.
   - Предъяви ксиву, - безучастно  сказал  штатский,  стоявший  рядом  с
участковым.
   Лейтенант  и  Котов  поменялись  документами,  оперативник  списал  с
удостоверения все данные участкового и невинно спросил:
   - А вы, простите, понятым являетесь? - И  взглянул  на  штатского.  -
Понятым, - штатский кивнул.
   - А господин, что у меня за спиной стоит, случаем меня по  голове  не
шарахнет? - Котов дружелюбно улыбнулся. - Я старший  научный  сотрудник,
доктор наук, для меня голова - рабочий орган. А тут на  беду  свидетелей
собралась  уйма,  сказки,  что  оказывал  сопротивление,  оскорблял,  не
пройдут.
   Участковый листал паспорт, словно впервые видел.
   - А где вы работаете, Григорий Давидович?  -  спросил  участковый.  -
Почему в паспорте нет соответствующей отметки?
   - Я работаю в НИИ твердых  сплавов,  -  ответил  Котов.  -  Сейчас  в
отпуске, подрабатываю, так как зарплату не отдают. Отметки в паспорте не
сам ставлю.
   - Прицепились к хорошему человеку! Морды отъели,  сами  каждый  месяц
получаете?
   Штатский  взял  у  участкового  паспорт,  отдал   Котову,   подмигнул
по-свойски.
   - Жизнь гребаная, ученый человек должен землю копать.
   - Неделю покопал, два мешка мои, надолго хватит, - дружелюбно ответил
Котов, уже не сомневаясь, что проверка связана с исчезнувшим  садоводом.
- Завтра в обед домой вернусь.
   Народ, увидев, что скандала не будет, начал разбредаться по участкам,
лейтенант приободрился, шепнул:
   - Я тебе, ученый еврей, сейчас навешаю.
   - Никогда, - рассмеялся Котов. - Они умные, - он кивнул на  штатских,
- не велят тебе.
   - Григорий Давидович, вы  для  научного  сотрудника  сильно  в  нашей
работе сечете, - сказал штатский, направляясь к калитке.
   - А вы, господин инспектор, для паспортной  проверки  больно  солидно
снаряжены, - Котов ткнул оперативника в левый бок, где у него  находился
пистолет.
   - Свои, что ли? - Опер остановился.
   -  Братан  служит,  потому  я  немного  кумекаю.  Вижу,  разыскиваете
серьезного человека, а участкового для отмазки взяли.
   - А вы, значит, завтра забираете свои мешки и съезжаете? -  задумчиво
произнес оперативник. - А еще недельку пожить не сможете?
   - Да нет, все уже перекопал, да и супруга на сносях,  пора  домой,  -
словно извиняясь, ответил Котов. - Так-то я коллегам братишки всегда рад
помочь.
   - А вы в саду напротив хозяина не видели?
   - Цветы шикарные, за ними каждое  утро  машина  приезжает,  -  охотно
ответил Котов. - Мужик там какой-то колупается, мне ни к чему, может,  и
хозяин.
   - Бросьте, это Петюнчик, местный алкаш у хозяина на подхвате,  грядки
окучивает, поливает, - вмешалась стоявшая поодаль Катерина.
   Когда власти явились, хозяйка испугалась, наказ строгий  был,  а  она
жильца не прописывала, вроде  как  работником  наняла,  хотя  в  деревне
каждый знает, что у нее и на  бутылку  порой  не  хватает.  Увидев,  что
разговор закончился мирно,  Катерина  и  подала  голос,  собралась  было
добавить, что ни о какой оплате разговора  с  постояльцем  не  было,  но
сдержалась.
   -  Эдик  -  тот  солидный,   собственный   "москвич"   имеет,   нынче
загуляла-заявила она авторитетно.
   - С ним и раньше случалось? - подхватил разговор оперативник.
   - Случалось! - Катерина всплеснула руками. - Натурально кот  гулящий.
Колдует на грядках, колдует, стакан вмажет, на цепи не удержишь.
   Второй оперативник вернулся от  калитки,  где  шептался  с  соседями,
кивнул, сказал:
   - Днями вернется, говорят, у него цикл такой, неделю побегает - и под
крышу. - Он повернулся к Котову:
   - А ты, господин хороший, спокойный шибко, плохая примета, не  люблю,
- и ударил Котова в живот.
   Григорий  удар  видел,  мог  легко  увернуться  или  парировать,   но
демонстрировать подготовку не хотел, потому лишь напряг мышцы и согнулся
чуть раньше, чем мощный кулак врезался в живот, и рухнул на колени.
   Катерина громко  заголосила,  один  оперативник  схватил  другого  за
рукав, повернул к калитке.
   - Приключений на свою жопу ищешь?
   - А чего он, еврейская морда, из себя шибко много корчит?
   - Шагай, шагай, вот доложу майору, что ты  на  людях  вытворяешь,  он
тебе мозги вправит, объяснит, где можно руками размахивать, где нельзя.
   Котов еще поелозил на коленках, поактерничал, поднялся,  покачиваясь,
забрался на крыльцо.
   - Все! Завтра к вечеру уезжаю, мне такой отдых только вредит.
   - О чем разговор, Гриша, я и  так  тебе  обязана.  -  Хозяйка  налила
стопку самогона, отрезала ломоть сала. - Менты, управы на них нет. А я и
не знала, что ты такой  ученый,  а  жилистый  и  здоровый,  в  хозяйстве
сноровистый.
   Котов выпил,  закусил,  сказал,  что  пойдет  на  сеновал  подремать.
Следовало многое обдумать и  принимать  решение.  Оперативники  явно  не
местные, изображают простачков, отсутствием  Ивлева  обеспокоены.  А  на
хрен свидетель нужен, когда он в  суде  показания  уже  дал  и  приговор
вынесен? А как они узнали,  что  Ивлев  пропал,  а  в  огороде  напротив
неизвестный мужик появился?  Значит,  приговор  приговором,  а  на  душе
неспокойно. И кого-то из соседей накоротке вербанули. Сообщи, мол,  если
что не так. Скорее всего  пьющего  Петюнчика  за  две  бутылки  водки  и
купили.  А  коли  беспокоятся  да  осведомителем   обзавелись,   значит,
действительно не так. Интересно, приглядывают за всеми свидетелями  либо
только за Ивлевым? Если за