Серьезно? - Гуров пригубил из бокала. - Мужчина, который  относится
к себе абсолютно серьезно, просто смешон. Ваше  здоровье,  спасибо,  что
приехали, я искренне рад вас видеть.
   Они выпили и замолчали.
   Юдин смотрел на открытое, но жесткое лицо  сыщика,  которое  смягчали
голубые, искрящиеся смешинками глаза, и думал, что было бы  замечательно
иметь такого  друга,  что  такой  человек  никогда  не  продаст,  всегда
выручит, поможет, а понадобится - спасет.  Почему  он  занимается  такой
грязной работой? Настоящий сыщик, видимо, не профессия, а  образ  жизни.
Он постоянно рискует, часто лицемерит, лезет к людям  в  душу,  пытается
отыскать непотребное. Какой же он к черту порядочный человек? Но он спас
ему  жизнь,  не  взял,  можно  сказать,  просто  подарил  почти  миллион
долларов. И это факт, от которого никуда не денешься.
   Сыщик  курил,  поглядывал  на  загорелое  лицо  коммерсанта,   думал,
разумеется, о своем. "У большинства богатых людей  отличный  цвет  лица,
они загорелые и моложавые.  Ну  сколько  ему  можно  дать?  Сорок  пять,
максимум полтинник. Мне лишь сорок один, я уже пеплом подернулся. Однако
эту фигуру я  вербанул,  но  обращаться  с  ним  следует,  как  с  вазой
тончайшего фарфора,  неосторожное  движение  -  и  у  меня  в  руках  не
останется  даже   осколков,   только   пустота.   Умный,   честолюбивый,
порядочный, в свое время в криминал его загнала система, партия,  в  том
числе член КПСС Лев Иванович Гуров, который исправно платил взносы и  по
свистку поднимал руку. Агент, по  милицейским  законам  у  него  следует
взять  подписку  о  сотрудничестве,  заводить  личное  и  рабочее  дело,
заставлять писать  донесения.  И  бесполезно  твердить,  что  при  такой
канцелярии с нами соглашаются работать либо  подонки,  пытающиеся  сдать
мешающих конкурентов, либо человек, подвешенный в  петле,  который  тебя
ненавидит, постоянно обманывает, пытается из петли выскочить и вцепиться
тебе в  горло.  А  подавляющее  большинство  просто  опустившиеся  люди,
алкоголики, наркоманы, обладающие  мелочевной  информацией,  готовые  за
стакан, шприц, пригоршню таблеток продать родную мать  и  Господа  Бога.
Агентов  считают  на  штуки,  их  донесения  взвешивают  на  тонны,  как
макулатуру. Настоящие оперативники нужных людей не только не  оформляют,
даже не заикаются об их существовании, числятся  в  отстающих,  так  как
работа оценивается не по фактическому результату,  а  по  отчетам.  Ведь
сказано  было,  что  социализм  это  учет.  Может,  где-то  социализм  и
отменили, а в спецслужбах как был учет, так и есть, и будет, потому  как
талантливых оперативников мало, а ловкачей и писак до и больше,  им  так
сподручнее, они своего не отдадут. А что в результате способные  люди  с
оперативной  работы  уходят,  преступники  наглеют,  так  верхи  это  не
волнует, расплачиваются люди. Они негодуют, им наши внутренние сложности
ни к чему, важен результат, который налицо и на улице, и в доме".
   Когда волкодав Гуров был еще опером Левой, то мог зайти в любой  двор
и, не представляясь, кто он - каждому ясно, поговорить  с  дворником,  в
домоуправлении с всезнающими пенсионерами и узнать многое, очень многое.
Сегодня дело иное, на любой вопрос  люди  злобно  ощериваются.  "Я  тебе
сексот? А ты, ищейка, убирайся, пока цел!" "Да, я ищейка,  уважаемый!  -
порой хочет крикнуть полковник. - Если вы хотите  от  волков  уберечься,
ищеек следует беречь, даже охранять, след им  показывать,  а  не  палкой
гнать и обливать помоями. Иначе вы останетесь  с  волками  нос  к  носу,
только волки сильнее, держатся  стаями,  и  результат  ясен.  Уважаемые!
Господа журналисты, не восстанавливайте обывателя против полицейского, в
любой цивилизованной стране он признан человеком необходимым и  обладает
властью. А что в истории России процветали стукачество и доносительство,
что   имя   малолетнего   доносчика   стало   символом   многомиллионной
организации, так к агентурной работе данные факты никакого отношения  не
имеют.  Господа  журналисты,  ну   почему   вы   не   обучаете   ремеслу
нейрохирургов  либо  какого-нибудь  очкастого  физика!  Дались  вам  эти
оперативники! Да еще в таком сложном и тонком вопросе, как агентура. Без
агентуры  оперативник,  что  хирург  без  рентгеновского  снимка:  хочет
человека спасти, а где резать неизвестно".
   - Так и будем молчать? - спросил Юдин. - Я тоже рад  вас  видеть,  но
согласитесь, что инструмент я мог вам прислать  с  нарочным.  Так  зачем
пригласили?
   - Есть у меня несколько вопросов, но, прежде чем их задать,  я  хотел
бы прояснить наши отношения, потому что они для меня  дороже,  чем  даже
ваши искренние ответы.
   - Смахивает на объяснение в любви, - Юдин подлил в бокалы. -  А  если
красивую обертку снять, выразиться проще,  то  вы  считаете,  что  Борис
Андреевич Юдин - не шприц для одноразового использования?
   Коммерсант разгадал сыщика. Гуров несколько растерялся, но  он  давно
убедился: ничто так не усыпляет бдительность человека,  как  откровенное
признание его правоты.
   - Грубо, но в принципе абсолютно верно, - сказал Гуров. -  Мне  нужен
консультант, и я крайне заинтересован в нашем  сотрудничестве.  Об  этом
несколько позже. Вы заговорили грубо и  цинично,  я  тоже  себе  позволю
называть вещи своими именами. Прошлой осенью  в  загородной  резиденции,
если бы не я, то...
   - То Мельник и меня, и Каца зарезал бы, - перебил Юдин.  -  Потому  я
здесь и все ждал, когда...
   - Я никогда не напоминаю  о  долгах,  -  перебил  Гуров.  -  Вы  меня
вынудили. Я вам подсказал, где спрятаны ваши бриллианты?
   - Не мои, хотя это, конечно,  не  имеет  никакого  значения,  -  Юдин
махнул рукой. - Сначала я вам не поверил,  но  когда  мы  их  нашли,  то
понял, что вы человек больной. Извините.
   - Ничего. Я привык. Так о какой вербовке вы тут бормочете, уважаемый?
Тогда, в тот самый момент,  я  мог  получить  с  вас  любую  подписку  о
сотрудничестве. И с вас, и с Каца. Кстати, как он?
   - Уехал.
   - И слава Богу, тут его  бы  зарезали  неминуемо.  Вернемся  к  нашим
баранам. Я благоприятным  моментом  не  воспользовался.  Отдал  вам  всю
информацию и раскланялся. Так?
   - И потому я здесь, - упрямо повторил Юдин. -  И  вы  такую  ситуацию
предвидели.
   - Возможно, и что в том плохого?
   - Теперь вы берете меня за горло и требуете, чтобы я платил по старым
счетам.
   - Пошли бы вы к чертовой матери! - Гуров опорожнил стакан и поднялся.
- Передайте пудреницу этой, как ее... Ольге Сосниной, убирайтесь на  все
четыре стороны, считайте, что мы с вами даже незнакомы.
   Гнев сыщика был искренним, однако он мог бы и сдержаться, не захотел,
так как понял, либо он сейчас Юдина сломает, заставит идти на  попятный,
либо он, Гуров, ошибся, и с этим человеком каши не сваришь.
   - Ну, ладно, ладно, извините. Лев Иванович, я не прав. Юдин  подошел,
взял Гурова за плечи, усадил в кресло.
   - Я обыкновенный человек и не верю людям, которых не понимаю. А  ваше
поведение ни в какие ворота не лезет. Вы отдаете колоссальные деньги  за
просто так? Ну, естественно, я жду, каждый день жду, что вы появитесь  и
потребуете, чтобы я расплатился и по самую макушку в крови выкупался.  И
не надо говорить, что вот тогда  вы  могли  потребовать,  а  сегодня  не
можете, это сказочки для детей. Стоит вам по своим каналам шепнуть,  что
Юдин и Кац имели, хотя и косвенное, отношение  к  убийству  Мельника,  а
бриллианты ушли именно через этих людей, как нам обоим конец.  Здесь,  в
Европе ли, в Америке нас найдут, и лучший для нас вариант, если мы умрем
быстро.
   - Я уже сказал: заткнитесь, устал.
   - Хорошо, хорошо, больше не буду, я вам верю. Лев  Иванович,  -  Юдин
вновь налил в бокалы.  -  Ну,  сделайте  милость,  сойдите  с  Олимпа  и
объясните грешному, почему вы, нищий, за просто так...
   - За просто так даже воробьи не чирикают, - перебил Гуров. - Воробьев
такими Господь создал - чирикающими. Вы однажды пытались меня купить,  я
вам объяснил толково. У меня, кроме имени,  ничего  нет.  Ни  денег,  ни
жены, сейчас даже любовницы нет, только имя. Я взять не могу,  для  меня
это смерть. Те чертовы камни я мог бы сдать государству, так  я  его  не
люблю. Камни бы растащили по дубовым  кабинетам,  в  каждом  из  которых
чесали бы затылки и мучились лишь одним вопросом, сколько же этот полкаш
Гуров себе за щеку засунул, если он столько сдал. А поверил бы мне  лишь
один человек, и тот обозвал бы меня кретином, и не за то,  что  сдал,  а
что в дерьмо залез. Ясно? Вот - Гуров пнул ногой  кейс.  -  У  нас  даже
такого барахла нет. А если где и есть, так тонну бумаги  испишешь,  пока
получишь. Так уже  тогда  и  не  надо.  Техники  нет,  хороших  машин  и
нормального  оружия  нет.  Я  сто  раз  говорил:  отдайте  оперативникам
пятьдесят процентов изымаемого -  технику,  транспорт,  оружие,  валюту,
даже деревянные рубли. И отдайте не в министерское ХОЗу, где все  сгинет
без следа, оставьте конкретным подразделениям,  которые  у  преступников
ценности отобрали. Мы бы за  год  вооружились,  оснастились  по  высшему
классу. Как можно, на каждого  хорошего  оперативника  по  генералу,  по
депутату, а чиновников, так по паре. А, все равно! - Гуров махнул рукой,
взял бокал, выпил залпом. - Я сейчас не работник. Ночь не спал, с  тобой
все нервы измотал, пойду высплюсь, к вечернему  представлению  буду  как
огурчик.
   - Какому представлению? - удивился Юдин.
   - Цирковому, - ответил Гуров. - Я сейчас в цирке работаю.
   - А вопросы?
   - Ну да, совсем плохой, - огорчение и хмельная  растерянность  сыщика
были настолько искренними, что Юдин смотрел на него с сочувствием.
   - Далась вам эта работа?
   - А кому далась? Кто-то  должен...  Все!  -  Гуров  тряхнул  головой,
взглянул трезво. Первый вопрос  возник  случайно.  -  Кто  есть  супруги
Соснины? - увидав, как  вытянулось  лицо  коммерсанта,  сыщик  торопливо
пояснил:
   - Да я не  спрашиваю  об  их  махинациях,  это  я  сам  выясню.  Меня
интересует их человеческая характеристика, масштаб личности,  стоит  мне
на них тратить время?
   - Отдам Ольге пудреницу, остальное выясняйте  сами,  -  сухо  ответил
Юдин.
   - Отлично, - кивнул Гуров. - Знаете ли вы коммерсантов,  связанных  с
Австралией?
   - Австралия? - удивился Юдин. - А что там для нас интересного? Я  про
Австралию и знаю только, что там много овец да кенгуру.
   - В отношении кенгуру вы не оригинальны, - съязвил Гуров. - Вы знаете
Константина Васильевича Рогового?
   - Конечно, но о нем разговаривать не собираюсь.
   - Не собираетесь,  -  повторил  Гуров,  согласно  кивнул  и  подумал:
значит. Роговой не ушел на покой, и фигура  он  по-прежнему  грозная.  -
Хорошо, тогда вопрос на общую тему. В ваших кругах не  прошел  слушок  о
том, что кто-то попал под пресс?
   - Под пресс? - недоуменно переспросил Юдин. -  Рэкетиры?  Да  их  как
котов недавленых, одних подкармливаем, других просто гоняем.
   - Нет, я имею в виду другое. С месяц назад, до того,  как  я  занялся
настоящим делом...
   - Цирком, - не удержался Юдин.
   - Цирком,  -  улыбнулся  сыщик,  -  до  меня  дошла  информация,  что
объявилась  крупная  акула,  которая  прихватывает  людей  действительно
богатых и либо уничтожает, либо обдирает мясо  до  костей.  Среди  ваших
никто неожиданно не разорялся?
   Юдин долго молчал, затем спросил:
   - Вы хотите нас защитить?
   Гуров  разозлился  по-настоящему,  почувствовал,  что  хмель  пропал,
заснуть теперь не удастся, разве что напиться до одури,  а  этого  сыщик
позволить себе не мог. Как  он  ни  владел  собой,  видимо,  выдал  свои
чувства, так как Юдин вздрогнул, отодвинул кресло и быстро произнес:
   -  Ну,  снова  виноват,  так  горбатого  лишь  могила  исправит.  Лев
Иванович, дорогой мой, всю  жизнь  мне  доказывали:  человек  не  творит
добро, лишь преследует свою корыстную цель. И вдруг появляетесь вы,  как
говорится, весь в белом. Да  не  могу  я  вот  так  сразу  поверить!  Не
способен!
   - Не в белом я, как  все  -  в  серо-буро-малиновом  в  полосочку.  К
сожалению, Борис, во мне  зла  и  дерьма  предостаточно,  и,  что  самое
неприятное, зло и жестокость с годами прибывают,  а  идеалы  испаряются.
Это, - он вновь пнул ногой кейс,  -  нравственно?  Я  стреляю  в  людей,
калечу руками! Конечно, можно сказать, что защищаюсь, они пытаются  меня
убить, я лишь быстрее, умнее, сильнее. Но я же человек, должен  сожалеть
о содеянном, каяться! Так нет этого во мне, лишь холодный  расчет,  душа
пустая и твердая. Может быть у человека твердая душа?
   "Черт побери, - думал Юдин, он же несчастный человек. Очень  сильный,
очень умный, абсолютно честный и несчастный".
   - Жена от меня ушла. Правильно сделала, невозможно  жить  с  роботом.
Ладно, исповедь сыщика окончена,  -  Гуров  лицом  помягчел,  в  голубых
глазах замелькали смешинки. - Говорил же, мужчина, который  относится  к
себе слишком  серьезно,  просто  смешон.  Так  вот,  я  не  в  белом,  а
сыщик-профессионал, когда слышу о неизвестном крупном хищнике, шерсть на
загривке становится дыбом.
   - Понял, - ответил Юдин и невольно  подумал:  слава  Богу,  что  этот
профессионал охотится не за мной. С ним следует  дружить,  наплевать  на
седельников, на всякие  принципы.  Хотя  на  кой  я  ему  нужен?  Он  не
интересуется коммерцией. Не  интересуется,  а  разозлится  и  прихлопнет
мимоходом, сказал же, что у него  душа  затвердела.  -  Я  знаю  о  двух
случаях, - продолжал Юдин. - Года два назад  одного  бизнесмена  на  его
даче изрезали на куски. Жена деньгами дело замяла, оформили, как  смерть
от инфаркта, и быстренько кремировали.  А  в  прошлом  году  один  очень
солидный человек свернул дела, все превратил в наличность, даже  бытовую
технику продал, работает в задрипанном СП  и  молчит.  Я  знаю,  коллеги
пытались его разговорить, но безуспешно, он даже от встреч с  приятелями
отказывается. Вам интересно?
   - Безусловно. Вы знаете этого человека?
   - Знаю.
   - Значит, так, - Гуров налил себе воды, выпил залпом, - вы  передаете
даме пудреницу, раскрываете меня и не уезжаете, а  придумываете  легенду
своего здесь пребывания. У меня есть некоторые соображения. Если  они  в
течение двух суток не подтвердятся, мы расстаемся. А коли  подтвердятся,
тогда извините...
   - А если я на ваше "извините" не соглашусь?
   - Тогда и договорим, - Гуров поднялся. - Иду принимать Душ, приводить
себя в форму. У вас ничего нет от этого? - он постучал пальцем по виску.
   -  Бедная  Россия,  -  вздохнул  Юдин.  -  Все  у  нас  есть,  мы  же
Цивилизованные люди.
   Он принес из ванной два флакона, вытряхнул  таблетки,  две  бросил  в
бокал, налил воды, которая тут же зашипела  и  вспенилась.  Гуров  молча
выпил.
   - Эту выпейте отдельно, - Юдин  положил  на  стол  таблетку,  секунду
помялся, протянул флакон. - В случае упадка сил принимайте по одной, это
очень сильный стимулятор.
   - Спасибо. Вы хороший парень, Борис, - весело сказал Гуров.  -  А  вы
говорили, что я вам помог просто так! А я утверждаю, что просто так даже
воробьи не чирикают!
 
Глава шестая 
УБИЙСТВО ВТОРОЕ 
 
   Начальник уголовного розыска майор Фрищенко сидел в своем кабинете  и
безразлично смотрел на небрежно сложенные в канцелярскую папку рапорты и
допросы, которые скопились за ночь и минувшее утро.  Майор  простудился,
шмыгал носом, часто вытирал мятое лицо несвежим  мокрым  платком.  После
бессонной ночи,  от  прокисшего,  пропитанного  табаком  воздуха  болела
голова, следовало идти к начальству, потом в прокуратуру, но докладывать
было практически нечего, кроме горы макулатуры, он ничего предъявить  не
мог. У майора не было даже приличной версии, по которой можно продолжить
работу. Слава Богу, упразднили горком  партии,  а  бывший  первый,  ныне
председатель горисполкома в милицейские дела особо не вмешивается.
   Фрищенко, хлюпая носом и почесывая в затылке, пытался себя успокоить.
Ну что особенного произошло? Время от времени в  городе  убивали,  одним
покойником больше, подумаешь, делов.  Пойти,  сдать  эту  бумагу,  пусть
читают либо используют  как-то  иначе,  взять  больничный,  поесть  чего
горячего и завалиться спать. Кажется, дома жрать нечего,  он  еще  вчера
обещал купить курицу, но в гастроном не завезли, а может, и завезли,  да
ему по чину не досталось. Позвонить в БХСС, там ребята жирнее живут.
   Звонить майор не стал, а от безысходности  еще  больше  скукожился  и
начал сидя дремать. Но мысли все равно толкались, хоть и бестолково,  но
упрямо не оставляли в покое, налезали друг на друга.
   Главная беда, что убили в цирке, которым в городе  гордились.  Сейчас
уже все от  малого  до  старого  в  курсе,  идут  суды-пересуды.  Второй
паршивый момент, что в городе полковник  Гуров.  Майору  наплевать,  что
полковник доложит в Москве, как  говорят,  на  войне  дальше  фронта  не
пошлют. Гуров не просто полковник,  их  в  любом  управлении  как  котов
недавленых, он настоящий сыщик.  Фрищенко  себя  тоже  считает  сыщиком,
значит, они в одной команде, а утром поцапались. И уж совсем зазря майор
брякнул, что приказывать Гуров может только через генерала. Совсем не по
совести сказал, москвич и сам способен Фрищенко для просушки  подвесить,
однако грубость молча проглотил, задрал свою гордую  башку  и  удалился,
чем еще  больше  унизил.  "Что  он,  холеный  чистодел,  в  нашей  жизни
понимает, - распалял себя Фрищенко.  -  Твердит:  свой  убил,  цирковой,
пошли туда опера. Мне не хватает разговоров, что убийцу ищут среди своих
любимцев. Будто тут Москва, где в одном доме не  знают,  что  у  соседей
покойник под кровать завалился". И хотя ночью сам  Фрищенко  втолковывал
нечто подобное директору Колесникову по  кличке  Капитан,  так  то  иное
дело, земляки чего угодно друг другу сказать могут. И  говорил-то  майор
тогда, не веря себе, так, чтобы  как-то  защититься,  вину  с  Капитаном
поделить. И тут заморский гость в их  семью  на  полном  серьезе  грязью
швыряется. Остудись, майор, остудись,  одернул  себя  Фрищенко.  Москвич
хоть и смотрится заморским графом, сыщик настоящий, уж никак  не  слабее
тебя, а поболе, могуче значительно.
   Он разлепил глаза, вытянул из папки список сотрудников  цирка,  начал
проглядывать знакомые имена, за  каждым  именем  стоял  хорошо  знакомый
человек, и никто из этих человеков засадить нож под лопатку не способен.
А Гуров утверждает... Как он говорит? Убийца физически  силен,  быстр  и
ловок,  живет  скромно,  имеет  скрытую  страсть.  Не  изобретай,  Семен
Григорьевич, велосипед, говорил этот чертов гость. Вино. Женщины.  Карты
либо другая игра. Может, до вас  добрался  наркотик?  Загляни  в  глаза,
наркоманов выдают сильно расширенные  зрачки.  Майор  вдруг  покрылся  -
гусиной кожей, задрожали руки. "Силен, быстр, ловок, главное - глаза. Да
я десятки раз восхищался этими удивительно красивыми, по-детски наивными
глазами! Классик! Но этого не может быть! Никогда!"
   Тем не менее майор швырнул папку  в  сейф,  лязгнул  ключом,  буркнул
секретарше, мол, скоро вернусь и  вышел  под  моросящий  дождь.  Машины,
конечно, не было, она либо в ремонте, либо, прыгая по ямам, разбрызгивая
грязь, рыщет по магазинам в поисках съестного по хоть  как-то  доступной
цене. Пустяки, решил майор, тут  пехом  всего  ничего,  поднял  воротник
потрепанного плаща, надвинул шляпу и затрусил по лужам.
 
*** 
 
   Гуров принял душ, надел свежую рубашку, тщательно повязал  галстук  и
вывел пробор. Снадобье Юдина действовало  безотказно,  сыщик  чувствовал
себя отлично, словно и  ночь  спал,  и  не  пил  ни  капли,  и  тяжелого
разговора не вел,  казалось,  даже  за  грязным  окном  просветлело.  Он
слышал, как пришел и вскоре ушел из соседнего  номера  Юдин,  достал  из
кейса  магнитофон,  закамуфлированный  под  изящный,   обтянутый   кожей
портсигар, положил в шкаф, взял с тумбочки подаренную недавно зажигалку,
прикурил, положил зажигалку на место