директор мелкого предприятия.  Но  письменный  стол
размером  с  бильярдный,  ряд  разноцветных  телефонов,  факс  придавали
чиновнику значительность. О кабинете и говорить нечего,  таких  размеров
кабинеты можно было увидеть только в кино. Но то была  вольная  фантазия
режиссера, так как среди живущих вряд ли кто видел такой кабинет.
   Подполковник Вердин  был  выше  среднего  роста,  хорошо  сложен,  но
сейчас, вытянувшись перед огромные столом, казался игрушечным  оловянным
солдатиком.
   -  Непонятно,  как  человек  ложится  спать  в  госпитале,  а   утром
оказывается в своем служебном кабинете, - хозяин говорил так  тихо,  что
Вердин, пытаясь не упустить ни слова и не рискуя подойти ближе,  натужно
вытягивал шею.
   -  Виноват,  но  охрану  ставить  не   рискнули,   боялись   привлечь
внимание... - начал оправдываться Вердин, хозяин кабинета перебил:
   - Не бормочите под нос, говорите нормально.
   -  Госпиталь  милицейский,  случается,  сыщики   лежат,   они   народ
внимательный, дотошный, - сказал Вердин,  глотая  ненависть  к  хозяину.
Есть порода людей, которые всю жизнь ничего не  делают,  ни  за  что  не
отвечают, только руководят.
   Контрразведчик ошибался, такой  человеческой  породы  не  существует.
Хозяин кабинета прожил жизнь  рабом.  Чем  выше  он  заползал  и  больше
становился кабинет, тем тяжелее цепи.
   -  Мы  обзавелись  в  госпитале  верным  человеком,  -  вдохновленный
молчанием хозяина, Вердин заговорил увереннее. - Когда объект уехал,  мы
узнали мгновенно. Я поднял людей, но в его машине находилась вооруженная
охрана.
   Вердин умолчал о том, что ночью к Огаркову приезжал полковник главка,
которого пытались безуспешно перехватить.
   - Мышиная возня, - сказал хозяин. - Уберите этого  упрямого  старика,
не желаю слышать его имени. Все критикуем, наши предшественники подобных
преград не имели. Я недавно подписывал расходный ордер, за такие  деньги
можно купить армию. Меня заверили, что создан отряд профессионалов. А вы
не способны остановить машину с двумя охранниками.
   - Простите, мы не можем в десятке  километров  от  Москвы  завязывать
бой. Здесь не Чечня.
   - Чечня чуть южнее, и только. Я сказал, уберите. Иосиф  Виссарионович
говорил: есть человек  -  есть  проблема...  Продолжение  вы,  наверное,
знаете. Свободны.
 
*** 
 
   Соня с Волком проводили полковника Огаркова  до  калитки,  подождали,
когда он сядет в "Волгу" и скроется за деревьями.
   "Волга", переваливаясь, катила по проселочной дороге. Стоя в  кустах,
человек в бинокль наблюдал за машиной.
   - Конечно, здесь самое удобное место, - сказал он, опуская бинокль.
   Его напарник щелкнул секундомером, ответил:
   - Как отсюда уходить? Пока выберешься на шоссе, все перекроют. Или ты
хочешь получить баксы посмертно?
 
*** 
 
   Подполковник Уткин, сидя в  своем  кабинете,  листал  газету,  ничего
нового найти не удавалось. Одного сняли, другого  поставили...  Сняли...
Сняли.  Читая  о  снятых  головах  и  золотых  погонах,  Уткин   получал
удовольствие, хотя освободившиеся должности его никак не касались.  Ведь
хромого не интересует новость, что  открылась  вакансия  солиста  балета
Большого театра.
   Уткин не любил своего начальника, хотя полковник был невзыскателен  и
молчалив и они почти между собой не разговаривали. Уткин, изнывающий  от
безделья, завидовал Огаркову, который был постоянно занят, и, хотя порой
повышал голос на подчиненных, они его любили.  Уткина  не  то  чтобы  не
любили, относились к нему  как  к  постороннему,  обращались  только  по
службе, когда миновать подполковника  не  представлялось  возможным.  Он
приходил и уходил по звонку, клял свою  жизнь,  но  уйти  на  пенсию  не
решался.  Потом  в  его  жизни  появилась  женщина,  безысходная  рутина
нарушилась,  затем  сверкнул   луч   сказочной   надежды.   И   всего-то
требовалось, чтобы седой старикан полковник провалялся в  госпитале  еще
пару дней и успели пустить в расход приговоренного.
   Он,  Федор  Васильевич  Уткин,  мог  стать   полковником,   человеком
уважаемым, с положением, пенсия позже также была бы соответствующей. Так
нет, этот белоголовый карлик словно жить без тюрьмы не может, сбежал  из
госпиталя, явился! И все рухнуло. Уткин ничего не знал  о  заговоре,  не
знал цели, которой добивались могущественные люди,  и  уж,  конечно,  не
подозревал, что если бы все состоялось, как было условлено, то его жизнь
не стоила бы и копейки, а весила бы ровно девять граммов.  Хотя  встреча
Уткина  с  вице-премьером  происходила  в  темном  брюхе   лакированного
лимузина, факт, что последний перед недалеким подполковником засветился,
был вполне достаточен для вынесения Уткину приговора.
   Знай Уткин истинное положение вещей, молился  бы  за  здравие  своего
шефа и желал бы ему долгие-долгие лета жизни, но  сейчас  Уткин  теребил
выученную наизусть газету и клял полковника последними словами.
   Коротко постучав, в кабинет вошел помощник дежурного офицера.
   - Товарищ подполковник, получена  срочная  телефонограмма,  -  сказал
лейтенант и протянул Уткину узкий листок бумаги.
   Уткин взглянул на отпечатанный текст и взорвался:
   - Лейтенант, вы что, неграмотный?  Тут  черным  по  белому  написано:
"Полковнику Огаркову".
   - Я грамотный, товарищ подполковник, потому прочитал слово  "Срочно".
А так как товарищ полковник на час отъехал, решил доложить вам.
   - Какие срочности могут быть в тюрьме?  -  недовольно  сказал  Уткин,
увидел, что телефонограмма подписана генералом, замолчал и  углубился  в
текст.
   "Начальнику... К восемнадцати часам прибыть в  мое  распоряжение  для
участия в трехсуточной инспекторской поездке".
   Уткин даже затряс головой, не веря в  собственное  счастье,  прочитал
вторично, проставил время и дату, расписался.
   - Извините, лейтенант, не разобрался я сразу, голос повысил,  вы  все
сделали  правильно.  Как  только  полковник   появится,   доложите   ему
немедленно.
   - Слушаюсь, - лейтенант взял телефонограмму,  вышел  и  подумал,  что
этот козел остается на трое суток старшим по хате, значит,  за  побелкой
можно не смотреть и забивать "козла", но без Бати вновь станет скучно, а
служба - и так веселого мало.
   Вскоре вернулся Огарков, долго ругался с кем-то  по  телефону,  затем
вызвал к себе Уткина.
   - Вы уже знаете, я на трое суток уезжаю,  если  к  моему  возвращению
стену  во   внутреннем   дворике   не   добелят,   вы   возьмете   кисть
собственноручно. У нас служба скучная, но не дом инвалидов. Не забудьте,
что у Крысалова завтра в двенадцать истекает срок карцера.
 
*** 
 
   Командировку Огаркову организовал Гуров. Во-первых,  он  считал,  что
старому полковнику грозит опасность, во-вторых, сыщикам надоело ждать  и
они решили подтолкнуть  неприятеля.  За  Вердиным  следовало  установить
наружное наблюдение. Серьезных  оснований  у  Гурова  не  было,  точнее,
основания просто отсутствовали. Если даже  выписать  "наружку",  то  она
начнет работать дня через три, а то и через неделю. В милиции не хватало
транспорта, бензина, современных средств связи, в достатке имелись  лишь
генералы.
   Но  за  Вердиным  следовало  присмотреть,  потому  Гуров   с   Крячко
расстелили на столе карту Москвы и пометили  известные  уже  адреса,  по
которым бывал Вердин. Если он  направлялся  в  место  известное,  объект
можно было "бросать" и "брать" его в адресе, а не светиться  у  него  на
хвосте всю дорогу. Машин было всего три, из них  две  иномарки,  которые
для серьезной работы не годились. И вообще, вся задумка с "наружкой"  на
машинах, которые объекту известны, водители известны, все сплошная липа.
Поэтому Гуров решил прилепить машине контрразведчика "маяк", следить  за
его передвижениями на расстоянии.
   События, связанные с полковником Огарковым, тюрьмой и  необходимостью
думать о защите жизни Тимура Яндиева, на сутки заслонили собой сообщение
камерного агента. Человек, привлекший к себе внимание, содержался в ИВС,
побег из которого для серьезного человека, да еще имевшего  поддержку  с
воли, был делом плевым.  Содержался  он  под  именем  Ивана  Трофимовича
Кустова, тщательной проверке  не  подвергался,  она  требовала  времени.
Следовало его негласно сфотографировать, доказать фото Тимуру Яндиеву.
   Гуров находился в цейтноте. Проверка, фотографирование -  это  время.
Но если содержащийся в ИВС тот самый, искомый человек, то ему ничего  не
стоит из своего укрытия бежать. Точнее, его увезут те же  люди,  которые
привезли, и "золотая рыбка" уйдет буквально  из  рук.  Следовало  что-то
срочно предпринять, используя свое имя и связи, а куда без них в  России
денешься? Гуров, не очень заботясь, что в  легенду  поверят,  под  видом
того, что в ИВС авария в системе водоснабжения, добился, что две  камеры
освободили как аварийные и Ивана Кустова "временное перевели в изолятор,
расположенный во дворе всем  москвичам  прекрасно  известного  красивого
желтого дома, находящегося по адресу: Петровка, 38.
   При  перевозке  Кустова  в   сопроводительных   документах   возникла
"путаница", и Вердин своего подопечного из поля зрения на время потерял.
Положение подполковника  тоже  нельзя  было  назвать  простым.  Конечно,
контрразведке найти человека, содержащегося в одном из  московских  ИВС,
было делом нескольких минут, следовало только нажать  кнопку.  Сложность
заключалась в том, что надо было  нажать  официальную  кнопку.  А  какое
отношение  может   иметь   подполковник,   начальник   спецподразделения
контрразведки, к карманнику? Данная  сложность  тоже  была  сравнительно
легко преодолима, но на это также требовалось время.
   Вердин позвонил  следователю  милиции,  который  занимался  карманкой
Кустова. Подполковник не  был  лично  знаком  с  замордованным  текучкой
лейтенантом,  лишь  дважды  разговаривал   по   телефону.   Следователь,
естественно, не знал звания и должности абонента, считал, что беседует с
журналистом. Услышав вопрос о карманнике,  которого  перевели  из  одной
камеры в другую и "газета" не может его найти, мент вспылил:
   - Вам что, совсем делать  нечего?  Президент  болен,  в  верхах  люди
глотки друг другу перегрызли. Киллеры по улицам чуть  ли  не  с  флагами
ходят. У меня сейф не закрывается, серьезные дела на столе лежат. А  вас
какой-то щипач интересует. Потерпевший по делу толком не допрошен,  и  я
его найти не могу. Вашего Кустова не в другую камеру переводить следует,
а на улицу гнать...
   Если бы Вердин мог разговаривать официально, милицейский  следователь
бросил бы все свои  архиважные  дела  и  занимался  бы  Иваном  Кустовым
круглые сутки. Но подполковник не  выслушал  гневную  тираду  до  конца,
положил трубку.  Через  день-другой  Иван  найдется,  полковник  Огарков
неожиданно  уехал,  следовало  срочно  форсировать  вопрос   с   Тимуром
Яндиевым.
   Вердин уже снял телефонную трубку, как неожиданно вспомнил разговор с
высокопоставленным  лицом,   упоминание   о   наличии   профессиональных
боевиков, убийц, готовых по  первому  сигналу...  Такие  люди,  конечно,
имелись, но они подчинялись отнюдь не Вердину. Сам  подполковник  боевой
силы не имел, а она могла понадобиться в  любой  момент.  Он  подумал  о
Тулине и  задании,  которое  давал  ему:  навести  мосты  с  действующей
бандитской группировкой. Собственно, именно для этого  Вердин  и  вернул
чужого  агента  в  строй.   Человека   вербовали   беспомощный   старпер
генерал-полковник и покойный шеф Батурин. Тулин своего задания тогда  не
выполнил, но никого не сдал, держался достойно.  Судя  по  его  докладу,
связь с группой Ямщикова установить удалось.  Связь  следует  проверить,
реанимировать, да и Тулин застоялся, от него практически нет отдачи.
   Подполковнику повезло, он быстро разыскал Тулина. Вердину показалось,
что бывший десантник и незадачливый киллер звонку  обрадовался,  хотя  и
разговаривал в обычной манере: "а пошел бы ты подальше".
   - Георгий, ты Якова не забыл? - спросил Вердин.
   - Видел днями, он не цветет, но уже пахнет.
   - Повидайся, скажи, мол, нужны две тачки с ребятами, выслушай, что он
за них хочет, скажи, надо посоветоваться. Но мы их возьмем, только людей
проверь лично.
   - Можно, - равнодушно ответил Тулин. - Но я не в  деле,  стар  уже  в
салочки гоняться.
   - Ты переговори, а детали обсудим, - сказал  Вердин.  -  Тебе  вечера
хватит?
   - Если свижусь, так хватит.
   - Завтра в девять, - Вердин разъединился, набрал другой номер.
 
*** 
 
   Хотя подполковнику Уткину и позвонили, официально  уведомили,  что  в
помиловании приговоренному к высшей мере Яндиеву  отказано  и  смертника
сегодня заберут, когда прибыл автозак и старший конвоя офицер внутренних
войск предъявил официальную бумагу, подполковника охватил мандраж.
   Приговор приводили в исполнение не в тюрьме.  За  человеком  приезжал
автозак,  конвой  не  милицейский,  внутренние  войска.   Приговоренного
увозили, и больше его никто никогда не видел.
   Уткин держал в руке плотный глянцевый лист, смотрел на него ослепшими
от страха глазами, сумел разобрать лишь бланк Президента да что  чернила
черные и молча кивнул.
   - При выводке будете присутствовать? - спросил  молодцеватый  старлей
так спокойно и равнодушно, словно! речь шла о погрузке в фургон скота.
   - Это обязательно? - спросил Уткин, еле сдерживая икоту.
   - По форме, товарищ подполковник, а в действительности дайте команду,
а мы люди привычные, справимся.
   Уткин вызвал дежурного, сказал  необходимые  слова.  Дежурный  офицер
козырнул, глянул на  подполковника  презрительно  и  вместе  с  офицером
внутренних войск вышел из кабинета.
   Уткин  попытался   прочитать   полученную   бумагу,   разобрал   лишь
президентскую  подпись,  документ  зарегистрировал  и  убрал,   напротив
фамилии Яндиева коряво написал: "Убыл", убрал документы в сейф.
   Подполковник пытался услышать за толстыми стенами какой-либо шум  или
звук отъезжающей машины, но тюрьма, как обычно, хранила молчание.
   "Вот так, был человек и нет человека", - подумал подполковник Уткин и
начал листать лежавший на столе "АиФ".
 
*** 
 
   В   ресторане,   где   некогда    Тулин    впервые    встретился    с
Ямщиковым-Ляльком,  бывший  десантник  бывал  дважды,  сидел  с   главой
группировки за одним столом, но ни о каких делах не говорили. Обслуга  в
кабаке  к  Тулину  привыкла,  уважала  за  умеренность  в   спиртном   и
пунктуальность в расчетах. Ближайшее окружение босса молчаливого новичка
не ревновало, он в дружки не лез, держался сторонне, уважительно, однако
без подобострастия. Однажды бригадир сказал Ляльку, кивнув на  сидевшего
поодаль Тулина:
   - Нравится мне мужик, самостоятельный, сейчас такого встретишь редко.
Но делать ему здесь совсем нечего, женского интереса нет, и  с  ребятами
он не сходится. Руку готов отдать, он из органов.
   - Мне-то какое дело? - ответил Лялек. - Хоть  из  уголовки,  хоть  из
ФСБ, мне едино. Я мелкий коммерсант, налогоплательщик  аккуратный.  Хотя
вряд ли он из службы, меня бы предупредили, все давно схвачено.
   Лялек держался равнодушно, но любопытство разбирало. Ясно, не простой
мужик, где живет, чем занимается - неизвестно,  ничем  не  интересуется,
знать конкретно ничего не может. Однако зачем-то захаживает.
   Обедал Тулин всегда один, ни приятелей, ни женщин с  ним  никогда  не
было, к Варьке он интерес потерял.
   Однажды Лялек пришел в  кабак,  увидел  Тулина,  который  сидел,  как
всегда,  в  одиночестве  за  угловым  столиком,  сказал   сопровождавшим
ребятам, что скоро подойдет, и подсел к Тулину.
   Он привстал и кивнул, налил рюмку водки, подвинул фирменную  селедку,
вежливо спросил:
   - Как жизнь, Яков Семенович?
   - Живу пока. - Лялек кивнул и выпил, закусил и спросил:
   - Какой интерес у тебя в здешнем кабаке?
   - А тут один интерес. - Тулин  разрезал  кусок  мяса,  усмехнулся.  -
Видно, никогда твой шеф готовить не научится. Надо мне  разок  на  кухню
зайти, тебе бифштекс приготовить.
   - Заботливый, - усмехнулся Лялек. - Я тебе вроде вопрос задал.
   - Какой у меня интерес? - повторил Тулин. - Хочу,  чтобы  ты  ко  мне
пригляделся,  привык.  Я  сейчас  на  перепутье,  возможно,  с  просьбой
обращусь. - С какой, если не секрет? Денег не дам,  у  тебя  обеспечения
нуль.
   - Меня однажды сильно по голове ударили, но не все  мозги  выбили.  -
Тулин наполнил рюмки. - Деньги у меня есть, возможно, я у  тебя  пацанов
попрошу одолжить. К твоим делам отношения не имеет.
   - Полагаешь, одолжу втемную? - Лялек дурно  оскалился.  -  Может,  ты
задумал дворцовый переворот сотворить?
   - Не держи за дурака, Яков Семенович. Я не генерал, и фамилия у  меня
другая. Если пацаны понадобятся, так для разового использования.
   - Ну-ну, - Лялек больше  пить  не  стал,  поднялся.  -  Такая  услуга
возможна, но она дорого стоит.
   На том разговор и закончился. Среди судомоек Тулин приобрел  если  не
агента, то осведомителя. Однажды помог одной девчушке-мотыльку от  троих
настойчивых "ухажеров" избавиться. Позже довез девчонку  до  метро.  Она
влюбилась в "рыцаря", предлагала услуги, он категорически отказался,  но
сказал, мол, возможно, позвонит, на кухне имелся телефон.
   Когда  Вердин  поручил  Тулину  вновь   встретиться   с   Ляльком   и
договориться в отношении двух машин и  шести  боевиков,  Тулин  позвонил
своей  поклоннице,  попросил  сообщить  немедля,  когда   Лялек   придет
трапезничать. Телефон свой он дал девчушке заблаговременно.
   Такой день настал. Тулин пришел в кабак, глянул на стол,  за  которым
обедал Лялек с парнями, отметил,  что  на  шестерых  всего  две  бутылки
водки, и занял свое место в углу. Когда официантка приняла заказ,  Тулин
сказал:
   - Передай Якову Семеновичу низкий поклон, скажи,  освободится,  пусть
подойдет на минутку.
   Официантка взглянула испуганно, но просьбу выполнила.  Лялек  девушку
выслушал, на Тулина даже не взглянул. Он понял, бандит проявляет  норов,
приготовился ждать. Когда Тулин  допивал  четвертую  чашку  кофе,  Лялек
подошел, упал на стул, грозно выговорил:
   - Кому требуется со мной потолковать, сам подходит, а не зовет  будто
мальчишку.
   - Извини, Яков Семенович, прав ты абсолютно.  Однако  ты  в  компании
кушаешь, а у меня разговор для двоих.
   - Приперло, значит! Ну, выкладывай.
 
*** 
 
   Убийцу, который содержался под стражей как Иван  Кустов,  через  двое
суток вернули с Петровки в знакомый ИВС, и  он  успокоился.  Неожиданная
"командировка" в самое пекло, под бок МУРа, напугала  Ивана.  Он  решил,
что Вердин потерял власть и он, убийца, попал в руки Гурова. Страхи были
напрасны, родная камера встретила его по-дружески. Из троих сокамерников
осталось двое, но это дело обычное, народ  сортируется.  Одни  уходят  в
суд, затем на этап, другие вообще выскакивают на волю.
   В камере пованивало химией. Ивану пояснили, что никакой протечки труб
не было, а лепилы, так  в  зоне  называли  врачей,  обнаружили  какие-то
палочки, то ли туберкулеза, может, холеры, потому делали дезинфекцию.
   - Я в ООН напишу! - кричал заключенный по  кличке  Щука.  -  За  двое
суток клопов не выведешь, не то что болезнь серьезную!
   Звякнули ключи, и недовольный осипший голос произнес:
   - Иван Кустов, на выход. Сызнова следак тебя требует, видно, не может
точно определить, какой рукой ты лопатник у лоха увел.
   В камере хохотнули, а Иван привычно заложил руки за спину,  подмигнул
сокамерникам, сказал:
   - Невиновного трудно засадить,  оттого  и  мучаются.  -  И  вышел  из
камеры.
   Конвой был знакомый, наручников не надевали, а  молоденький  прыщавый
сержант, как обычно, пнул Ивана ногой под зад, когда заключенный садился
в милицейский "козлик".
 
*** 
 
   Дорога  была  знакомая,  охрана  равнодушная,  никто  и  внимания  не
обратил, что, когда они  выехали  со  двора,  за  ними  двинулся  серый,
видавший  виды  "Москвич".  Василий   Иванович   знал   свой   драндулет
досконально, второй перед