о отчего так пронзительно  поет
струна?
   Мельник наконец выбрался из собственных штанов, бросил их на  пиджак,
повернулся лицом к Гурову, подхватив ладонями обвисший животик.
   - Ну, герой-оперативник, доволен?
   Гуров,  упрямо  набычившись,  толкнул  Мельника   в   кресло,   начал
обыскивать одежду, вытащил зажигалку, спросил:
   - А это к чему, вы же не курите?
   - Необходимая самооборона, бандиты кругом шастают, -  быстро  ответил
Мельник. - Осторожнее, отравишься. - Он повернулся к стоявшему в стороне
Юдину. - Принеси мне халат, исчезни и закрой за собой дверь.
   Получив халат, Мельник  облачился,  плотно  подпоясался,  налил  себе
изрядную порцию коньяка, хитро глянул на продолжавшего стоять  Гурова  и
сказал:
   - Присаживайтесь, Лев Иванович, торговаться будем.
 
Глава седьмая 
 
   Высокие договаривающиеся стороны  консенсуса  не  достигли,  зашли  в
тупик, переговоры велись, не в пример  парламентским  дебатам,  вежливо,
единственную вольность,  которую  позволяли  себе  лидеры  фракций,  это
переходы с "вы" на "ты" да замену,  порой,  имен  и  отчеств  на  вполне
литературные слова типа "мент" и "бандит".
   Программа Мельника была проста и сводилась к следующему: он  забирает
бриллианты, после чего они с  Гуровым  едут  в  Москву  и  расстаются  у
квартиры, за дверью  которой  находится  необходимая  сыщику  дискета  с
картотекой преступной организации и ее агентуры.
   - Какая гарантия, что я получу картотеку? - спрашивал устало Гуров.
   - А где сегодня гарантии? -  всплескивал  ручонками  Мельник.  -  Лев
Иванович, если я  обману,  вы  шепнете,  сами  знаете  кому,  и  Георгия
Акимовича похоронят без оркестра. Это я должен требовать гарантии,  что,
получив желаемое, вы опять же не обмолвитесь ненароком, но я в  подлости
вас не подозреваю. Я ставлю жизнь, а вы? Свои паршивые погоны?
   - Больше, чем жизнь, - я рискую именем и честью. Гуров лишь изображал
заинтересованность, торг велся несерьезный,  программа  противника  была
слишком уязвимой. Мельник не мог отдать картотеку и оставить  за  спиной
подручных, плюс Каца и Юдина. Бандит был человек широкий,  но  даже  для
его размаха кладбище  становилось  великовато.  Да  и  чисто  технически
исполнить такое захоронение - никаких рук  не  хватит.  Значит,  Мельник
блефует, тянет время, которого у него становится все  меньше  и  меньше.
Сидя под дулом пистолета, чего он ждет?
   Казалось, сыщик полностью  контролирует  все  вокруг,  но  струна  не
умолкала,  гудела  тревожно,  порой  больно  повизгивала.  Гуров  устал,
украдкой вытирал потные ладони, пил мелкими глотками  воду  и,  соблюдая
протокол, излагал встречный вариант.
   - Хорошо, на свой страх и риск я вам разрешаю забрать камни.  Насилия
я не потерплю, так вам их не отдадут, но это не  мои  заботы.  Затем  мы
вдвоем едем за дискетой. Я ее  прогоняю  на  компьютере,  если  она  мне
нравится, забираю. После этого вы прячете чертовы камни где хотите, и мы
отправляемся  в  прокуратуру.  Я  человек  служивый,  здесь  убили  двух
человек, явиться к начальству с двумя трупами на шее и с пустыми  руками
я не могу.
   Сыщик отлично понимал, что в его программе  дыр  еще  больше,  чем  в
платформе противника, и срывы Мельника воспринимал философски.
   - Даже самый умный мент остается просто ментом! Ты что, ненормальный?
Куда я дену бриллианты? И хотя я к мокрым делам отношения не имею, какой
мне резон соваться в прокуратуру. Предъявлять мне нечего,  отпустят,  но
мне это надо?
   Мельник  разговорился,  и  пусть  он  не   верит,   что   они   могут
договориться, его нервную болтовню можно использовать.
   - Мы, Георгий Акимович, изначально  в  неравных  условиях,  -  сказал
Гуров, глядя в несимпатичное лицо противника. - Бриллианты,  которые  вы
хотите получить,  -  в  соседней  комнате,  а  дискета  с  картотекой  -
неизвестно  где,  и  у  меня  нет  уверенности,   что   вы   знаете   ее
местонахождение.
   Глазки Мельника мигнули, он неуверенно  кашлянул,  понял,  что  выдал
себя.
   - Я знаю номер телефона. По номеру  даже  наша  милиция  в  состоянии
определить адрес. Или нет?
   - А какая гарантия, что вы знаете и что это номер компьютера?
   Мельник помолчал, затем взглянул торжествующе и спросил:
   - Я вас. Лев Иванович, вижу впервые? Так?  А  могу  сказать,  что  вы
служите  в  розыске  около  двадцати  лет,  полковник,  среди  своих   в
авторитете,  работали  в  МУРе,  сейчас  в  распоряжении  отдела  кадров
министерства, живете в двухкомнатной малогабаритной квартире на Бронной.
Хватит?
   - Убедительно, - согласился Гуров.
   - Слушайте, вам эти бриллианты ни к чему, - Мельник запнулся, склонил
голову набок, оглядел сыщика. - Нет, вам лично  очень  даже  пригодятся.
Хотя менту такой кусок не проглотить. Так ты их себе и не  возьмешь,  ты
их оприходуешь и сдашь любимой партии. А она!.. - Он впервые рассмеялся.
   Гуров согласно кивал, упрямо повторял:
   - Здесь убили двух человек,  я  не  могу  вернуться  к  начальству  с
пустыми руками.
   - А дискета? За мою сеть тебе все простят,  еще  висюльку  на  мундир
приколют. Ты рассуди по совести,  это  слово  Мельник  выплюнул  мокрыми
губами. Неожиданно для себя это слово ему понравилось, и он повторил:
   - По совести! Я никого не убивал, вы знаете, это факт. Я  чистенький,
будто вчера из купели.
   Гуров не сдержал улыбки, оглядел вынутого  из  купели,  отметил,  что
новорожденный нервно косит и жирные  щечки  у  него  мелко  подрагивают,
бросил взгляд на часы, на еще темные,  но  уже  начавшие  запотевать  от
утреннего тумана окна.
   - А я крещеный,  чего  улыбаетесь,  полковник?  -  Мельник  распахнул
халат, показал крест.
   Гуров сидел в кресле, откинувшись,  находясь  в  шаге  от  стола,  на
котором стояли бутылки и бокалы. Сыщик взглянул  на  крест  -  наверняка
золотой, в центр которого был  вправлен  круглый  тусклый  камень,  -  и
вспомнил похожий крест, хранившийся в шкатулке у отца.  Маленькому  Леве
Гурову не разрешалось лазить в  эту  шкатулку,  а  он  лазил,  осторожно
трогал портретик незнакомой женщины с маленьким ребенком на  руках,  два
кольца, цепочку с крестиком.
   Гуров подвинул кресло, наклонился вперед.
   - Можно взглянуть?
   Мельник беззвучно шлепнул губами,  тоже  нагнулся,  вытянул  крестик,
сколько пустила цепочка. Сыщик внимательно посмотрел  на  крест,  струна
под горлом тренькнула и лопнула. Гуров выпрямился, застыл на мгновение и
упал в кресло. Отвлекшись на секунду воспоминаниями  детства,  Гуров  не
заметил, как Мельник, держа свой крест в левой руке, протянул к его лицу
правую и большим пальцем нажал  на  перстень,  который  был  у  него  на
указательном пальце. Из перстня брызнула  невидимая  струйка,  коснулась
лица сыщика, и прения сторон закончились.
   Мельник тихо взвизгнул, запахнул халат, опрокинулся в кресло, не веря
в удачу, смотрел на бесчувственное  тело,  даже  пнул  под  столом  ногу
сыщика, затем быстро глотнул из  бутылки,  взглянул  на  закрытую  дверь
спальни и бросился к входной двери, дрожащей рукой повернул ключ,  хотел
крикнуть и не смог.
   За час с лишним, которые они провели за столом  переговоров,  Мельник
несколько раз был на грани нервного срыва. Перстень этот  он  получил  в
подарок  от  иностранца,  который  прилично  говорил  по-русски,   очень
интересовался деятельностью Корпорации и  планировал  установить  с  ней
контакт. Мельник иностранцу не понравился, он решил с ним дел не  иметь,
вышел на других людей, но, прощаясь, подарил перстень, объяснил, как  им
пользоваться. На перстень и сделал ставку Мельник, явившись  сюда  якобы
на переговоры. Он хорошо помнил, что руку  необходимо  поднести  к  лицу
жертвы на двадцать-тридцать сантиметров, и знал,  куда  следует  нажать.
Казалось, все было очень просто: протянул руку и сорвал  банк.  Но  мент
сидел, чуть отодвинувшись от стола. Да если бы он даже сидел ближе,  все
равно под его холодным твердым взглядом Мельник не решился бы  протянуть
руку к его лицу. Он был убежден, что просто  не  успеет  этого  сделать,
лишь  начнет  движение,  как  руку  перехватят,  и  мент  заинтересуется
перстнем, на который пока внимания  не  обратил.  И  приходилось  ждать,
что-то говорить, выдумывать и с каждой минутой терять силы и уверенность
в успехе.
   Мельник отлично видел, что Гуров  смеется  над  переговорами,  держит
ситуацию в руках и ждет рассвета. Мельник  уже  совсем  отчаялся,  когда
сыщик  неожиданно  заинтересовался  крестом,  приблизился  и   буквально
сунулся под удар. В последнее мгновение, уже  протягивая  руку,  нажимая
пальцем на перстень и сдвигая его камень в сторону,  Мельник  испугался:
не сработает, брызнет без  результата.  Тогда  мент  изготовит  из  него
отбивную и упрячет к черту за  пазуху.  Но  перстень  изготовили  не  по
госзаказу, и госприемку он не проходил - сработал мгновенно.
   Мельник стоял в коридоре, пытался подтянуть отпавшую челюсть.  Степан
и Толик уже подбегали, и челюсть сама встала на место.  Мельник  плотнее
запахнул халат, словно император, отдавая войскам приказ, протянул  руку
и произнес:
   - Мента я обезвредил. Этих двоих  вынуть  из  спальни,  не  калечить,
только связать.
   Охранники рванулись в номер, чуть не сорвали дверь в спальню, донесся
возглас Каца, глухой удар. Мельник, не обращая на такие мелочи внимания,
прошел в номер и начал одеваться. Он прекрасно помнил,  что  иностранец,
надевая ему  на  палец  перстень,  сказал:  мол,  человек,  которого  вы
угостите, гарантированно не будет вам докучать минут тридцать.
   Гуров валялся в кресле, Кац и Юдин со  связанными  за  спиной  пуками
стояли в центре гостиной, охранники, как  и  положено,  расположились  у
двери. Мельник  поправил  галстук,  пригладил  зачесанные  через  лысину
волосы и, не глядя на бывших соратников по  партии,  прошел  в  спальню,
распахнул стенной шкаф.
   На вешалке болтался замшевый коричневый  потертый  пиджачок.  Мельник
отвернул полу, подкладка у пиджака была старая, сеченая. Видно,  Мальчик
перед смертью сказал правду. Мельник не стал пиджак ощупывать,  понимая,
что люди, сделавшие тайник, не дураки, а  бриллианты  не  булыжники.  Он
снял свой пиджак, надел замшевый, вернулся в гостиную. Кац  не  упал,  а
медленно опустился на колени. Мельник довольно ухмыльнулся и сказал:
   - Ты, жидовская морда, должен благодарить судьбу. Ты был обречен,  но
остался жив и здоров.
   Юдин смотрел на Мельника с нескрываемым презрением.
   - Слушай, новоявленный фюрер, убить нас ты не посмеешь.  Люди  знают,
что мы поехали на встречу с тобой. Ты взял, что хотел,  кончай  балаган,
вели нас развязать и убирайся.
   - Борис Андреевич, ты же умный мужик и знаешь: на войне как на войне.
Конечно, я вас не трону и развяжу, только чуть позже.
 
*** 
 
   Толик подогнул ноги лежавшего на  заднем  сиденье  Гурова,  захлопнул
дверцу "Волги" и пробормотал:
   - Труповозы.
   - Чего-чего? - не понял Степан.
   - Четвертый жмурик, - пояснил Толик.
   - Он пока живой и может начать шевелиться, - стоявший поодаль Мельник
протянул Степану наручники, которые забрал у Гурова. - Прицепи на всякий
пожарный. Уложите мента рядом с патриархом, но перед этим, - он  чиркнул
пальцем по горлу. - Понял?
   Степа вздрогнул и отстранился.
   - Это вышка.
   - А если я узнаю, что он живой, ты получишь прогрессивку? Мы в  одном
деле до могилы, а со мной не пропадешь - кончите - вернетесь. -  Мельник
взглянул на начавшие блекнуть звезды, затем на  часы.  -  Успеете.  Меня
здесь не будет, освободите чистоделов: ни к чему, если  прислуга  найдет
людей повязанными. Понял?
   - Ну, - Степан вертел наручники, глаз не поднимал.
   - Возвращайтесь в Москву, лежите на дне, отсыпайтесь. Водку не  пить,
я приеду днем, привезу вашу долю, и раскинем карты, кому куда. Понял?
   Приказ не пить согрел Степану душу. Значит, хозяин не  бросит,  а  он
головастый. Бандит сильно  трусил,  нервы  разыгрались.  Он  не  обратил
внимания, что Мельник не в своем пиджаке, а в замшевом, о котором  перед
смертью говорил Мальчик.
   - Еврей камни не отдаст, - Степан посмотрел на второй этаж.
   - Отдаст, не дергайся, камни  -  моя  проблема,  -  Мельник  похлопал
охранника по плечу. - Двигайте.
   Мельник стоял неподвижно, пока  звук  мотора  не  заглох,  достал  из
кармана ключи от "вольво", играя, подбрасывал на ладони, хотелось  петь,
плясать, но он сдерживал себя, лишь вздохнул глубоко и сказал:
   - Свободен.
   Выстрела он не услышал, да и  пистолет  был  с  глушителем,  хлопнуло
негромко, пуля вошла в  затылок.  Ноги  Мельника  сломались  в  коленях,
свободный человек упал навзничь.
 
*** 
 
   Гуров задыхался, чувствовал, что силы кончились  и  он  не  вынырнет,
вода давила, кровь закипала и больно била в виски. Он  сделал  последний
рывок, очнулся, мелькнул  перед  глазами  крестик,  чья-то  рука.  Сыщик
приходил в сознание, через несколько секунд  все  вспомнил,  понял,  что
находится в машине, не двигаясь, начал напрягать  и  расслаблять  мышцы.
Пальцами ног пошевелить удалось, но  чувствовал  он  ступни  плохо,  как
после  анестезирующего  укола.  Сыщик  чуть  двинул  бедрами,   вздохнул
тихонечко, приподнял голову, тут же ударило в виски. Он  сжал  и  разжал
пальцы рук  и  понял,  что  правая  в  наручнике,  сообразил,  что  рука
прищелкнута к дверце машины.
   - Степан, давай скинем его и  умотаем,  -  сказал  Толик,  съезжая  с
проселочной дороги в лес и останавливаясь. - И зачем мы таскали девку по
шоссе, надо было сразу сюда.
   - Дурак, кто же оставляет покойников в двух метрах от главной хаты? -
Степан обернулся, посмотрел на неподвижно лежащего сыщика.
   - А щас? - хмыкнул Толик.
   - Щас, - передразнил Степан, - теперь дом сгорел, одни головешки, все
едино.
   Они толкли  разговор,  оттягивая  момент,  когда  надо  будет  вынуть
человека из машины и  убить.  Каждый  из  них  был  убийцей,  но  резать
неподвижное тело еще не  приходилось.  И  главное,  конечно,  пугала  не
эстетика  предстоящего,  а  тот   факт,   что   тело   принадлежало   не
человечеству, а государству.  А  оно  за  уничтожение  своего  имущества
наказывало неумолимо. Степан  с  Толиком  не  мыслили  столь  витиевато,
просто давно усвоили: мента можно убить, только защищая  свою  жизнь.  А
тело, валявшееся на заднем сиденье, ничем не угрожало.
   - Давай покурим и с Богом, -  Степан  угостил  содельника  сигаретой,
поднес спичку. - Вытащить помогу, а кончать будешь сам.
   - Это с каких дел!
   - Я мальчонку удавил, так что на каждого по жмурику - и по краям.
   - За парнишку ты от общества лишь почетную грамоту получить можешь, а
за товарища меня, в случае, до кабинета не доведут, кончат при попытке.
   Гуров  слушал  занимательную  беседу  и  пытался  расшевелить  мышцы,
разогнать кровь. Руки вроде бы в порядке, ноги хуже, с  головой  неясно.
Как бы не отключиться, когда потащат. Гуров  ощущал  не  столько  страх,
сколько  стыд.  Как  же  он,  как  утверждают,  сыщик  Божьей  милостью,
допустил, чтобы один мозгляк его отравил, а два  других  дебила  решали,
кто конкретно перережет ему горло. Гуров чуть  было  не  сорвался  и  не
зарычал. Обожгла неожиданная мысль: в суете они могли не забрать у  него
пистолет. Сыщик шевельнул левым плечом, приподнял руку,  прижал  локоть,
пистолета не было.
   - Кажись, шевельнулся, - сказал Толик.
   - Ах ты, мать твою!  -  Степан  выскочил  из  машины,  рванул  заднюю
дверцу.
   Но именно к этой дверце была прикована рука Гурова. Степан выругался,
потянул сильнее, мент наполовину вывалился, и Степан для  страховки  что
было силы шарахнул кулаком по безвольно болтающейся голове. Сыщик ожидал
удара  и  мог  бы  уклониться,  но  тогда  руку  не  освободят,   кончат
прикованного,  и  он  лишь  чуть  качнул  головой.  Удар   пришелся   по
касательной, на мгновение сознание вырубилось. Гуров  очнулся,  лежа  на
траве, увидел две пары ног и услышал:
   - Ну, держи, держи, чего отпихиваешь? Перо не видал?
   - Ну, сука!
   - Это я?
   - Да нет! Жизнь сучья!
   - Толик, кончай, время!
   Гуров следил за ногами. Чтобы  ударить  ножом  человека,  лежащею  на
спине, надо встать рядом на колени. Толика он вырубит  сразу,  но,  если
ноги подведут, до Степана не достанет, тот отпрыгнет и выхватит  оружие.
Гуров не мог представить, сколько необходимо  истратить  сил,  чтобы  не
шевелиться,  не  открыть  полностью  глаза.  Тело  требовало   движения,
действия, борьбы за жизнь. А мозг  давал  команду  ждать  до  последнего
мгновения.  У  сыщика  начала  подрагивать  челюсть,  стучали  зубы,   и
казалось, этот стук слышно окрест. На Гурова пахнуло спиртным. Он  может
ткнуть ножом в горло и в полуприсяде, понял Гуров.
   Толик опустился на колени, отер правую ладонь, плотно прихватил  нож,
примерился,  встретился  с  Гуровым  взглядом,  вздрогнул.  Сыщик  ткнул
пальцем в смотрящий на него  глаз  и  рванулся,  ноги  сработали.  Гуров
бросился головой вперед и врезался Степану в живот, а может,  и  пониже,
это значения уже не имело.
   Сыщик услышал крик. Лишь вскочив на  ноги  и  ударив  носком  ботинка
Степана в голову, понял, что кричит или визжит сам,  бывший  интеллигент
Лев Иванович Гуров.
   Степан лежал неподвижно.  Толик,  зажав  лицо  ладонями,  катался  по
траве. Гуров не  нашел  лучшего  занятия,  как  отряхнуть  костюм,  даже
поправить галстук. Затем выругался,  отхаркнул  мокроту.  Он  неожиданно
подумал, как бы оценил происшедшее тренер по боевым  единоборствам.  Где
хитрые  приемы,  захваты,  броски?  Схватка  за  жизнь  -  это  бой   на
уничтожение.
   - Ты что же сделал? - стонал Толик.  -  Больно!  Глаз!  Гуров  достал
носовой  платок,  поднял  нож  на  случай,  если   придется   доказывать
необходимую самооборону, отобрал у Толика пистолет, обыскал  Степана,  у
которого пистолетов оказалось два. Один Гуров узнал и сунул под мышку  в
кобуру.
   - Сволочь! Палач! - крикнул Толик.
   - Ну, извини, мне жизнь дорога как память, -  ответил  Гуров,  открыл
багажник, бросил оружие. - Теперь у меня арсенал.
   Он схватил Толика за шиворот, подтащил к Степану, сковал наручниками.
   - Жди, родненький, "скорую" пришлю, вздумаете уходить, останешься без
глаза. Гуманист, ты все понял?
   Сыщик сел за руль и включил мотор.
   Звезды пропали, опустились предрассветные сумерки, и  Гуров  чуть  не
споткнулся о труп Мельника. Он лежал навзничь, пуля застряла в голове, и
сыщик не видел ранения и не мог понять причину смерти. Мельник был одет,
но вот пиджака на нем не было, и Гурову это не понравилось.
   - Люди гибнут за металл, - изрек Гуров, - пора бы  объявить  антракт,
но, видимо, сломался звонок, и началось третье отделение, - нервный  шок
еще не прошел, и Гуров говорил вслух. Не притрагиваясь к телу, он быстро
прошел в  здание.  За  стойкой  администратора  никого  не  было,  сыщик
поднялся на второй этаж, толкнул дверь номера ногой, встал у стены.
   - Борис Андреевич, Анатолий Самойлович!
   - Лев Иванович! - отозвался Юдин.
   -  Посторонних  нет,  шалостей  не  предвидится?  -  Гуров  переложил
пистолет в карман.
   - Нет-нет, заходите, пожалуйста, - быстро ответил  Кац.  Освободиться
они не сумели и сидели связанные.
   - Устал я от вас изрядно, - Гуров  прошелся  по  номеру.  -  Никакого
инстинкта самосохранения. Веревочки хилые, перегрызть можно.
   Он перерезал веревки, оглядел героев, прикидывая, какую из них  можно
извлечь пользу. На таком деле их можно завербовать.
   Но лично ему сыщику, такие агенты ни к чему. С  ворами  у  них  связь
теперь потеряна, а валютно-финансовые дела в ведении КГБ и  БХСС,  пусть
парни сами пашут.
   - Как же вы смогли? -  Юдин  растирал  затекшие  руки.  -  Вы  просто
Феникс.
   - Убедил, - ответил Гуров. - Люди существа жалостливые.
   - А мельник?
   - Он самый жалостливый, - Гуров машинально снял телефонную  трубку  и
услышал гудок - телефон работал.
   Гуров вызвал "скорую", опергруппу, дежурного