своего добьемся, мы любим властвовать.
   Признаюсь, Гуров разгадал игру жены и, подыгрывая, вел  свою  партию.
Быть умным и великодушным приятно каждому нормальному мужику.
   На следующий день, когда Гуров вернулся с работы, из-за  стола  вышла
девочка, почему-то сделала книксен и сказала:
   - Здравствуйте. Добрый вечер. Меня зовут Ольга.
   - Здравствуй, рад тебя видеть, - ответил Гуров, не ожидавший, что его
приказ будет исполнен столь молниеносно.
   Рита чмокнула мужа в щеку и исчезла на кухне.
   Гуров не видел жену в отроческом  возрасте,  но,  разглядывая  Ольгу,
решил, что именно такой она и была. Не глаза, а глазищи, льняные  вихры,
дух противоречия, чуть прикрытый иронией и  смирением.  Последнее  могло
обмануть только человека, твердо решившего быть обманутым во что  бы  то
ни стало.
   Итак, Гуров разглядывал девчушку и решал, кем же ему по  родственному
прейскуранту приходится сестра жены.
   Ольга спокойно, неторопливо обошла стол,  встала  в  центре  комнаты,
подняла  и  опустила  руки,  начала   медленно   поворачиваться,   давая
возможность полного обзора собственной персоны.
   - Сейчас схлопочешь по заднице, - Гуров привстал с дивана.  -  Считаю
до трех, а уже два с половиной.
   Ольга юркнула за стол и заявила:
   - Вы мне нравитесь. Как мне вас называть?
   - Ну, во-первых, на "ты". Я  не  терплю  амикошонства,  но  жить  нам
вместе долго, и ты  будешь  взрослеть,  а  я  стареть  не  собираюсь.  В
отношении имени? - Гуров задумался:
   - Лев Иванович отпадает, когда меня зовут Лева и тем более Левушка, я
терпеть не могу. Если ты будешь называть меня Гуров либо майор...
   - Либо я придумаю, - вставила Ольга. - Я не люблю  обращения  Олюшка,
все остальное годится.
 
*** 
 
   Гуров остановил машину  у  дома,  выскочил,  распахнул  дверцу  перед
Ритой, помог выйти.
   - Не подлизывайся, - Рита отстранилась. - Запри  машину,  завтра  сам
искать будешь.
   - Не мой профиль, -  Лева  запер  машину.  -  Ленька  Завьялов  будет
искать.
   Еще не открыв дверь, они услышали грохот, визг, казалось, в  квартире
репетирует обезьяний джаз.
   - Не волнуйся, - сказала Рита, поджимая  губы.  Гуров  достал  ключи,
отстранил жену и вошел в квартиру. Здесь все казалось в порядке. Работал
телевизор, стоявший на обеденном столе, магнитофон был включен на полную
мощность. Ольга, поджав ноги и насупившись, сидела  в  кресле  и  читала
книгу. Девочка не слышала ни рева музыки, ни прихода старших.
   Гуров быстро выключил агрегаты, тишина наступила полная,  для  города
неестественная, какая бывает только в горах, потому что в лесу все время
что-то  шелестит  и  щебечет.  Вскоре  тишина  кончилась,  на   квартиру
навалился привычный шум города, все встало на свои места.
   - Да здравствует свобода! - изрек Гуров и поднял руки.
   Вопрос, как обращаться к мужу сестры, Ольга решала долго. И  какое-то
время  Лева  существовал  в  ее  лексиконе   безымянным.   "Здравствуй",
"спасибо", "будь любезен" и т. д. Как-то Гуров разбирал свой  письменный
стол, выкладывал бумаги, Ольга вертелась рядом, заглянула через плечо  и
прочла: "Старший инспектор Л.И. Гуров награждается..."
   - Так ты инспектор? - спросила Ольга. Гуров стал  объяснять,  что  их
время  от  времени  переименовывают.  Были  оперуполномоченными,   стали
инспекторами, затем вернулись...
   Ольга не слушала, смотрела отсутствующе, затем вытянула руку,  ткнула
его в грудь пальцем и сказала:
   - Инспектор.
   И с тех пор она очень редко называла Гурова иначе, если обижалась или
сердилась, то - Лев Иванович, когда хотела съехидничать - Левушкой.
   - Инспектор, - Ольга отложила книгу, - сколько за убийство дают? - Не
дождалась ответа, спросила:
   - Чего так рано? Опять поссорились? - прищурившись, оглядела  Гурова.
- Ты, конечно?
   Гуров кивнул, развел руками.
   - Прощение просил?
   Он снова кивнул.
   - Выбрала себе семейку, нечего сказать, - Ольга подмигнула.
   Лева с Ольгой сразу стали друзьями  и  союзниками.  Естественно,  что
время от времени  они  ссорились.  Лева  обладал  неоценимым  для  детей
качеством, держался с ними на равных.  Он  не  подделывался  под  Ольгу,
искренне считал ее взрослой, умной, равной ему, просто менее  опытной  и
информированной. Лева относился к девочке уважительно,  требовал  такого
же отношения к себе, не терпел капризы. Если он был Ольгой недоволен, то
замолкал, отвечал односложно либо лишь пожимал плечами.
   В отношениях инспектора с женой  Ольга  выбрала  себе  роль  классной
дамы-наставницы, что молодых супругов вполне устраивало.
   Разыгрывающийся спектакль был отлично отрепетирован.
   Гуров протянул девочке руку, Ольга его ухватила за кисть и повела  на
кухню, где Рита уже гремела посудой. Усадив Гурова за стол и  расставляя
тарелки и чашки, Ольга начала философствовать:
   - С недостатками, конечно, но в общем  и  целом...  -  она  состроила
гримасу. - Опять же, мы его  любим.  Сданным  фактором  тоже  приходится
считаться...
   - Приходится, приходится, - Рита поставила на плитку чайник.
   Гуров знал, что такое счастье, и улыбался.
 
СТАРШИЙ ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ МАЙОР МИЛИЦИИ ЛЕВ ИВАНОВИЧ ГУРОВ 
 
   Черная "волга" неслась  по  пустынным  улицам  просыпающейся  Москвы.
Мелькали одинокие фигуры то ли загулявших, то ли возвращавшихся с ночной
работы людей. Где-то прогремел,  словно  из  далекого  прошлого,  первый
трамвай, безнадежно боровшийся за существование, за свои рельсы в центре
города,  которые  выкорчевывали  вместе  со  шпалами,   замазывая   дыры
асфальтовыми заплатами.
   Гуров сидел рядом с водителем. На заднем сиденье  расположились  двое
из  его  группы.  Майор  Василий  Иванович  Светлов  готовился  отметить
шестидесятилетие и  планировал  свою  свободную  жизнь  "как  у  людей".
Лейтенант Боря Вакуров позавчера закончил университет и мечтал... Боря о
своих мечтах не распространялся.
   Группа ехала на задержание и обыск, работу эту Гуров крайне не любил.
Исключения составляли ситуации, когда задерживали  особо  опасного,  уже
проявившего  свою  кровавую,  мерзкую  сущность.  Тогда,  появляясь   на
рассвете, вырывая  преступника  из  сна,  Гуров  ощущал  себя  посланцем
Справедливости.
   Сегодня  по  распоряжению  прокуратуры  брали  соучастника.  Убийство
произошло, труп в морге, убийца в тюремном изоляторе. Парень, за которым
группа ехала, в преступлении замешан. Гуров считает, что задерживать его
преждевременно, обыск практически  ничего  дать  не  может.  Но  сколько
людей, столько и точек  зрения,  а  задерживать  или  не  задерживать  в
большинстве случаев решает  прокуратура.  И  старший  оперуполномоченный
ехал. Все, что произойдет, знал наперед и кривился, как от зубной боли.
   Он, открыв папку, просматривал служебные бумаги, хотя  отлично  знал,
что все печати и подписи на своих местах.
   Майор  Светлов,   расстелив   на   коленях   салфеточку,   завтракал,
прихлебывая из термоса. Боря Вакуров старался сидеть спокойно и солидно,
однако ерзал, поглядывая то в окно, то на Гурова, то на часы.  Возможно,
он полагал, что они могут опоздать.
   На самом деле Гуров для страховки выехал часа  на  полтора  раньше  и
из-за этого сейчас разбудит ни в чем не повинных людей. И лучше приехать
и разбудить, чем приехать через минуту после  того,  как  человек  ушел.
Оправдаться перед собой Гуров не сумел, захлопнул папку и скривился  еще
больше.
   Светлов вытер салфеточкой помидор, протянул Вакурову.
   - Спасибо, Василий Иванович, - Боря отрицательно покачал головой.
   Светлов пожал вислыми плечами, откусил половину помидора.
   - А мы не торопимся, Лев Иванович? - спросил он, вытираясь  салфеткой
и аккуратно укладывая остатки еды в сумку. - Глоток кофе хочешь?
   Старый  оперативник  в  присутствии  третьих  лиц  звал   Гурова   по
имени-отчеству, а при начальстве даже  на  "вы".  Он,  человек  опытный,
понимал, что сейчас они всполошат людей и вытянут пустышку. И вполне мог
он с Гуровым и не разговаривать,  а  просто  обмениваться  мыслями  либо
поболтать сам с собой. Но уж больно тягостная  получалась  атмосфера,  и
Светлов переспросил:
   - А не торопимся?
   - Поручение следователя, - Гуров  взял  у  Светлова  крышку  термоса,
выпил. - Спасибо, - и взглянул на Светлова - мол, отстань ты от меня  за
ради бога.
   -  Поручения  надо  выполнять,  -  рассудительно  произнес   Светлов,
прикидываясь простачком. - Можно сегодня, а можно и  послезавтра,  -  он
вздохнул, покосился на Борю.
   Машина остановилась у нового четырехэтажного дома.
 
*** 
 
   На тахте, укрывшись с головой,  спал  человек.  Светлов  одной  рукой
взялся за угол подушки, другой за одеяло и одновременно дернул в  разные
стороны.
   - Не надо! - прошептала босоногая, кутавшаяся в халат женщина.
   Спавший, худой парень лет двадцати, подтянул коленки, сжался, пошарив
рукой в поисках одеяла, промычал нечленораздельное. Парень, с его синими
острыми плечами и коленками, выглядел  несчастным  и  беззащитным.  Мать
всхлипнула, взглянула на Светлова ненавидяще.
   По оперативным данным, у группы  имелся  пистолет,  который  пока  не
изъяли. А случаи,  когда  "мирно  спящий"  стреляет  из-под  одеяла  или
подушки в живот оперативника, к сожалению, известны. Пусть шанс невелик,
пусть ничтожен, но никто не желает его поймать.
   Светлов знал, как выглядит в глазах матери, но ничего объяснить ей не
мог. И все же, бросив одеяло и подушку в угол дивана, он сказал:
   - У меня трое детей, Клавдия Борисовна. За столом, отодвинув  грязную
посуду, Гуров с отсутствующим видом раскладывал документы. У двери  Боря
Вакуров поставил два стула, усадил понятых.
   - У него  под  подушкой  всякое  может  быть,  Клавдия  Борисовна,  -
продолжал свою бессмысленную речь Светлов. - А моим отец нужен, так  что
извините за грубость.
   Женщина его не слышала, Гуров не слушал, понятые еще  не  проснулись,
так что аудиторию представлял лишь лейтенант  Вакуров,  который  старого
майора осуждал.
   - Боже мой! - женщина трясла сына за плечи. - Сереженька, проснись, к
тебе пришли.
   "С визитом!" - добавил про себя зло Гуров, заполняя протокол.
   - Гони, мать! - парень  потянулся  за  одеялом.  Гуров  отметил,  что
парень уже проснулся и  бутафорит,  взглянул  на  Светлова,  который  со
вздохом опустился на стул и следил за "спящим" - мало ли  чего,  в  окно
сиганет с третьего этажа  либо  за  тяжелый  предмет  схватится,  всякое
видели.
   - Клавдия Борисовна, подойдите, пожалуйста, -  сказал  Гуров.  -  Вот
постановление на производство у  вас  обыска.  Ознакомьтесь.  Вот  здесь
распишитесь, - он подвинул документы.
   Бумага к  столу  прилипали,  в  комнате  было  душно,  пахло  кислым,
прогорклым, нездоровым.
   - За что? - женщина не двигалась, затем махнула вялой рукой, подошла,
опустилась на стул. - Мальчик, хороший мальчик. Ну, выпьет иногда. А  вы
думаете своим указом всех враз... Вы сами-то что? Не употребляете?
   Женщина привстала, наклонилась к Гурову, он  невольно  увидел  вислые
дряблые груди и резко отвернулся.
   - То-то же, святые!
   Неожиданно   распахнулась   дверь   соседней   комнаты,   на   пороге
остановилась девушка. Она, в  отличие  от  брата  и  матери,  смотрелась
крепенькой и чистой, на круглой мордашке - румянец, только голос  у  нее
оказался визгливый, истеричный:
   -  Все?  И  никаких  тебе  разменов!  Прекрасно!   Надеюсь,   надолго
забираете?
   - Ах ты, сучка! -  парень  перестал  прикидываться  и  сел.  -  Брата
единокровного! Ошибочно!
   - Это ты ему скажи! - девушка  кивнула  на  Гурова,  угадывая  в  нем
главного.
   - Я вас попрошу, - сказал Гуров тихо, но  все  тут  же  замолчали,  -
Сергей Семенович, оденьтесь. Вас и вас, - он перевел взгляд с матери  на
дочь, - я попрошу к  десяти  подъехать  в  управление.  Повестки,  -  он
положил на стол две повестки.
   - За что? За что забираете? - закричал парень, вздувая жилы на  худой
шее.
   -  Мы  обсудим  данный  вопрос  в  кабинете,  где  ждет   следователь
прокуратуры, - Гуров отлепил от стола папку, перелистнул бумаги:
   - Постановление о вашем  задержании.  Понятые,  внимание.  Сейчас  мы
приступим к обыску.
   - Что искать-то будете? - спросила  мать.  -  Вы  скажите,  сама  вам
отдам.
   Гуров взглянул на женщину испытующе, задумался.  Они  долго  смотрели
друг на друга, он - устало, она - вызывающе.
   - Верхнюю одежду сына... Рубашку, пиджак, куртку, брюки  в  последние
три дня не стирали? - спросил Гуров.
   - Мама, - словно ребенок,  прошептал  парень.  И  мать  откликнулась,
закричала:
   - Нет!
   Она солгала так неумело, что Гуров отвернулся, сказал:
   - Все правильно, - кивнул Вакурову и Светлову:
   - Приступайте.
   Обыск - процедура для всех, мягко выражаясь, неприятная.  Сотрудникам
не доставляет удовольствия открывать  чужие  шкафы  и  комоды,  лезть  в
интимный мир, вытаскивать на  всеобщее  обозрение  вещи  порой  смешные,
ненужные, давно забытые. Отделять мужские  рубашки  от  женских  блузок,
выяснять, чей это свитер и кто надевал его в последний раз.
   Лишь понятые порой  следят  за  обыском  с  нездоровым  любопытством,
вытягивают шеи, привстают с места, пытаясь разглядеть, что  еще  достали
из ящика, что припрятали соседи интересного и запретного?
   Очень  часто  ничего  интересного  и  запретного  не  обнаруживается.
Хозяева квартиры о некоторых вещах, хранящихся неизвестно  зачем,  давно
забыли.  Когда  такие  реликвии  извлекают  на  свет  божий  и  начинают
разглядывать, всем становится неловко.
   Боря Вакуров вытащил из шкафа нижний ящик, девушка рванулась к  нему,
крикнула:
   - Не трогайте! Это мои вещи!
   Боря поднялся и встал у девушки на пути,  она  его  толкнула,  хотела
обежать,  он  пассивно,  но  упрямо  преграждал  ей  дорогу  и   пытался
встретиться взглядом с Гуровым.
   "Тебе бы пора уже самому разрешать такие ситуации", -  подумал  Лева,
хотел было выждать и не вмешиваться, но понял, что его молчание  как  бы
одобряет поведение девицы, и сказал:
   - Не мешайте, Ирина Семеновна. -  Выдержал  паузу,  пока  девушка  не
фыркнула и не отошла:
   - Работайте, лейтенант, - и отвернулся.
   - Интересная у вас работа - в чужом белье копаться. Боря доставал  из
ящика женские кофточки, трусики, лифчики.
   - Может, вам показать, где грязное лежит? Заодно и простирнете.
   - Это интересно, лейтенант, взгляните, где там грязное белье, - Гуров
не сводил взгляда с одевающегося парня,  который  при  последних  словах
втянул голову в костлявые плечи.
   Вскоре опергруппа увезла задержанного. Гурову случалось  видеть,  как
светлели лица близких, когда он уводил человека.  Однажды  простоволосая
женщина бежала за машиной, спотыкаясь, теряя  тапочки  с  босых  ног,  и
кричала:
   - Благодетели! Только не выпускайте!
   Но, как правило,  за  спиной  оперативника  оставались  разрушения  и
ненависть. В большинстве случаев ни мать, ни жена не  в  курсе  подвигов
героя. Они - женщины, хранительницы очага - неожиданно теряют  любимого,
ненаглядного и единственного. И уводят его злые несправедливые люди.
   Когда машина остановилась на Петровке, было уже  около  десяти  утра.
Сотрудники шли вереницей, по двое, по трое, здороваясь на ходу, так идут
на работу во множество учреждений столицы. Контингент, правда, несколько
специфический: почти нет женщин, а мужчины в основном молодые и часть из
них в милицейской форме.
   Светлов высадил из машины задержанного, повел не в центральные двери,
а  к  железным  тускло-серого  цвета  воротам.  Парень  шел  спотыкаясь,
оглядываясь, что-то высматривая в мире,  из  которого  уходил,  все  еще
надеялся проснуться, упрямо не веря, что его ведут в тюрьму.
   Лицо  у  майора  Светлова  было  отчужденное,  как  на  фотографии  в
паспорте. Он смотрел вниз, профессионально фиксируя ноги  конвоируемого.
Холодные ворота приоткрылись, вышел постовой. Парень  наконец  уверовал,
что сейчас перешагнет в другой мир, и забормотал:
   - Не хочу! Не надо!
   Он уперся в створ ворот. Сержант и Светлов не подталкивали его,  даже
не дотрагивались, но, взглянув в их лица,  он  затих,  наклонил  голову,
заложил руки за спину и шагнул в тюремный двор. Светлов  прошел  следом,
он нес соответствующие документы и, глядя в  ссутулившуюся  мальчишескую
спину, репетировал, что именно выскажет Гурову, когда  останется  с  ним
один на один.
   Гуров с Борей поднялись на  свой  этаж,  где  их  встретил  Станислав
Крячко. Он входил в группу Гурова и сейчас расхаживал по коридору,  явно
ждал приезда товарищей. Крячко еще не исполнилось тридцать, но  выглядел
он старше, был ниже  Гурова  ростом,  шире  в  плечах.  Крепкая  полнота
придавала ему солидность, литые щеки  и  хитроватый  прищур  карих  глаз
дополняли облик  опытного  оперативника.  Сыщиком  Крячко  был  хорошим,
стоящим.
   - Ну, как? - спросил он, не справившись о здоровье и опуская ненужные
приветствия.
   - Небо в алмазах, - ответил Гуров, повернулся к Вакурову:
   - В лабораторию, - он кивнул на чемодан, который нес Боря.
   Тот заторопился в НТО, Крячко нехорошо улыбнулся:
   - Следователь прокуратуры уже ждет, я ей открыл ваш кабинет.
   Гуров заметил улыбку, приостановился, Крячко  улыбку  убрал,  смотрел
недоуменно.
   - Что торопимся -  было  ясно,  говорено-переговорено,  -  он  развел
руками.
   Гуров молча, держал Крячко  взглядом,  затем,  неторопливо  произнося
слова, сказал:
   - Слава, на моих ошибках ты  никуда  не  приедешь.  А  доказательства
причастности парня к преступлению будешь искать ты. Расстарайся.
   - Рад стараться, товарищ майор! Благодарю, - Крячко вытянулся.
   - Я другого ответа и не ждал,  -  сказал  Гуров,  словно  не  понимал
откровенного ерничанья капитана.
   Когда Гуров отошел  и  слышать  уже  не  мог,  Крячко,  усмехнувшись,
сказал:
   - Пойди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что.
   Гуров не слышал, однако остановился, глянул через плечо и громко,  на
весь коридор, спросил:
   - Не стыдно?
   - Нет!
   - Тебе легче, - Гуров пожал плечами, шагнул к двери своего кабинета.
   Взаимоотношения капитана Крячко и майора Гурова не складывались.  Год
назад капитан пришел в МУР из районного управления, где считался  лучшим
оперативным работником. Он полагал,  что  ему  сразу  дадут  старшего  и
группу. Однако начальник отдела полковник Орлов решил иначе и  пригласил
к себе Гурова. Они работали вместе около десяти лет, когда-то Лева был в
группе Орлова.
   - Левушка! - Полковник знал, что Гуров  такое  обращение  терпеть  не
может, но употребил его не со зла, а стремясь вернуть майора в  прошлое,
- к тебе в группу приходит новенький. Он  настоящий  оперативник,  а  не
пацан Лева Гуров,  которого  когда-то  получил  я.  Ты  сядь,  сядь,  не
каменей, а то ненароком в памятник превратишься. Я тебе цену знаю и ни с
кем другим не путаю. Кстати, один на один приватно  тебе  пора  называть
меня на "ты" и по имени-отчеству. Мы такое право заслужили.
   Лева сел, выдохнул и заулыбался, вспоминая  их  первую  встречу,  как
утюжил его этот хитрющий мужик, а практически,  кроме  добра,  Гуров  от
начальника никогда ничего не видел.
   Орлов понял, что своего добился, и продолжал:
   - Оперативника я тебе даю настоящего, в кадрах его  рекомендовали  на
старшего, я поостерегся. Ты поработай с ним, приглядись, скажешь, я  ему
группу дам. Иди, майор, - Орлов  вышел  из-за  стола,  чем  окончательно
добил Леву.
   Уж чем-чем,  а  такой  любезностью  с  подчиненными  полковник  Орлов
никогда не отличался.
   - Отделу очень старший нужен, - Орлов остановился у двери. -  Я  тебе
верю, Гуров, возможно, больше, чем себе.
   Подразумевалось,  что  Крячко  проработает  в  группе  Гурова  месяца
два-три. Однако прошел год, а  положение  не  изменилось.  Трижды  Орлов
спрашивал у Гурова:
   "Ну?" - И каждый раз Лева пожимал плечами и отвечал: "Оперативник  он
настоящий. Решайте". - "Ну, а ты бы как?" - "Я бы подождал".
   Капитан