протокол быстро, задавая вопросы, не очень  вслушиваясь  в
ответы, продолжал писать.
   Принесли кофе, не растворимый,  настоящий.  Гуров  выпил  две  чашки,
подмигнул Крячко, который грозил ему кулаком.  Драч  протянул  протокол.
Гуров расписался, где положено.
   - Ну, ладушки, покончили с бумагами, - Драч закрыл папку. - Поговорим
по-людски. Вы объясните мне, старому, какого черта вы  залезли  в  такие
дела? Занимаетесь охраной спекулянтов и торгашей,  не  лезьте,  куда  не
просят.
   Гуров передохнул, выпил кофе, услышав последние  слова  прокурорского
чиновника, разозлился и пришел в форму.
   - По-людски, говорите? Я  полагаю,  человек  в  согласии  с  совестью
должен жить. Я за здоровье немцев, других европейцев либо американцев не
беспокоюсь, тем более под пулю не полезу. Я именно по-людски жить  хочу.
Они с нами на одном шарике обитают, соседи, можно сказать. Ни дружить  с
ними, ни тем более любить их я не собираюсь, но  по-соседски  относиться
должен. Они нам хлебушек, колбаску поставляют, у нас денег нет,  так  мы
бартер устроили, а шлем взамен преступников и наркотики.
   - Господин полковник  в  отставке  на  пути  встал  и  каюк!  -  Драч
усмешливо взглянул на Орлова, который  никак  не  реагировал,  сидел  на
диване, закинув ногу на ногу.  -  Молодец,  полковник,  больше  наркотик
через Россию не пойдет! - он рубанул рукой.
   - Демагогия! Лилипуты как Гулливера связали? Ниточками! Если  я  одну
ниточку разорвать могу, значит, обязан разорвать!
   - Да рви хоть одну, хоть несколько, только  не  втихую,  не  в  обход
людей уполномоченных!
   - А кто уполномоченный? - голос у Гурова стал  тихим,  вкрадчивым.  -
Вы, заместитель прокурора? Генерал Орлов, начальник главка?
   Драч опешил. Крячко втянул голову в  плечи,  зная,  что  вкрадчивость
друга добром не кончается. Лишь Орлов ухмылялся, согласно кивал.
   -  Вы,  уполномоченные,  не  втихую,  громогласно  на  защиту  закона
встаете?
   - Оберегись! - Драч шарахнул кулаком по столу. - Чуешь?
   - Чую! Кто в этом кабинете со мной последний раз беседовал, знал, что
разговор слушают, и молчал? - Гурова понесло. -  Мой  друг,  заслуженный
сыщик, генерал, мне из чиновничьего кабинета с высоким потолком звонил и
терпел! Это вы, лучшие из лучших! Я вас не виню, сам и того  хуже!  Если
мы на компромиссы, даже на убийства ради достижения  цели  идем,  так  и
результат по заслугам получаем.
   - Какие убийства? - прокурорский насторожился. - У тебя самозащита  -
не подкопаешься.
   - Я сам знаю,  чего  у  меня,  -  забывшись,  Гуров  поднялся,  начал
расхаживать по кабинету. - Петр  Николаевич,  полагаете,  наблюдение  на
платформе по неумелости засветили? Сто против одного, что умышленно.
   - Вы свои оперативные байки балакайте, я отлучусь на минуту,  -  Драч
сгреб со стола бумаги и быстро вышел.
   Запал у Гурова кончился, он взглянул на друзей, продолжал вяло:
   - Пока мы работали по носильщику с вокзала, все  было  в  норме,  как
вышли на Депутата, тут засбоило, информация утекла. Кто-то пронюхал,  за
своего коллегу разволновался, связи с мафией не  имеет,  решил  передать
опосредованно, засветить наблюдение.
   - А может, просто  лопухи?  -  с  надеждой  спросил  Крячко.  -  Петр
Николаевич, приличных оперативников определить не могли?
   Орлов не отвечал, поглядывал на Гурова  и  думал,  как  другу  сейчас
плохо. Федул не знает Леву, считает, что он застрелил бандита в  горячке
внезапно вспыхнувшей схватки. Глупости, просто Лева  ошалел  от  злости:
сначала менты на  платформе  вытворяли,  потом  сыщик  увидел  Жеволуба,
понял, что тот все  просек  и  транспортировку  наркотика  провалит.  От
автоматчиков на машинах ушел,  снайпера  перетерпел  и  захватил,  канал
выявил, и все зря? Он спровоцировал стрельбу и убил. Решил: раз  я  себя
подставил, меня бог простит. Он, может, и простит, с собой как быть?
   - Чего молчишь, генерал? - в отсутствие постороннего Гуров перешел на
"ты". - Умышленно засветились парни или по неумелости?
   - Откуда мне знать? - солгал Орлов, понял, что сработали предатели. -
У меня других  оперативников  нет,  -  для  наглядности  показал  пустые
ладони. - Кто остался, с теми и работаем.
   - Ты бочку не кати, на нас свет клином не сошелся.
   - А коли на тебе не сошелся, так не лезь,  про  Гулливера  и  ниточки
байки не рассказывай.
   Вернулся Драч, положил на стол папку с уголовным делом, сказал:
   - Раз вы такие совестливые, за правду радеющие, подскажите, кто  убил
Байкова?
   - Можно, но при одном условии, - ответил Гуров и  опустился  на  свое
место. - Дайте слово, что вы убийцу двое суток не арестуете.
   - Чего?  Петр,  твой  малый  двинулся?  -  заместитель  прокурора  не
рассчитывал, что ему назовут убийцу, надеялся,  что  подскажут  по  делу
хоть малость.
   Орлов тоже удивился, но ответил сдержанно:
   - Он не мой. Лев Иванович Гуров является гражданином России.
   - И если он  не  треплется  ради  красного  словца,  так  ответит  за
укрывательство...
   - Таким манером, Федул Иванович, вы ничего не  добьетесь,  -  перебил
Орлов. - И убийцу не узнаете, и гражданина к  уголовной  ответственности
не привлечете. Легче дать слово, а обиду проглотить.
   Драч сел за стол, пролистнул уже распухшую папку, взглянул на  Орлова
и Крячко, который демонстративно отвернулся, затем на Гурова.
   - Розыскники! Черти окаянные, креста на вас нет! - Он  почесал  седую
шевелюру, рассмеялся. - Зачем тебе двое суток?
   - Если  вы  сейчас  убийцу  возьмете,  мафия  тряхнется,  наркотик  к
покупателю не дойдет, - сказал Крячко. Терпение у него кончилось,  да  и
не хотел он все грехи валить на друга. - Оно, может, и неплохо.  Депутат
ваш дражайший, радеющий за нас, сирых и убогих, из петельки выскочит...
   - Еще один! А ты кто такой? - возмутился Драч.
   - Прохожий я, господин начальник, на огонек заскочил...
   - Все! - Орлов стукнул Крячко по лбу. - Здесь прокуратура!
   - Дяденька, здесь драться не положено, - не унимался Крячко. Он долго
молчал, теперь выпускал лишний пар.
   - Федул, кончай  с  ребятами  по-хорошему,  -  сказал  Орлов.  -  Они
издергались, устали, могут нахамить.
   - Могут, - Крячко кивнул.
   - Хорошо, ребята! Я даю слово, что, пока  Интерпол  не  просемафорит,
вашего убийцу никто пальцем не тронет, - сказал Драч.
   Крячко взглядом  спросил  у  Гурова  разрешения,  получил  "добро"  и
ответил:
   - На кой черт он нам сдался? Заберите его себе, ради  бога!  Григория
Байкова убил коммерческий директор "Стоика" Егор Крупин.
   - Белобрысый кузнечик? - Драч стал быстро листать дело. - Вы, ребята,
тут маху дали. У нас три  свидетеля  утверждают,  что  Крупин  пришел  к
Байкову в тринадцать сорок, а вышел из дома в шестнадцать. Ему  вахтерша
самолично дверь помогла открыть, он с замком  справиться  не  мог.  А  в
шестнадцать  тридцать  Байков  разговаривал  по  телефону  с  дочерью  и
матерью, значит, был жив.
   - Разрешите? - вмешался Гуров.
   - Да-да, минуточку, - Драч перечитывал  чей-то  протокол  допроса.  -
Минуточку, Лев Иванович.
   - Вот так всегда, - шептал  Крячко  на  ухо  Орлову.  -  Я  самолично
убийство раскрыл, грядку мозолистыми  руками  перепахал,  а  они  ягодки
собирают.
   - Молчи, Станислав, им сегодня все можно, - тихо ответил Орлов.
   Заместитель прокурора  огладил  узловатыми  пальцами  бумаги,  поднял
взгляд на Гурова.
   - У меня алиби Крупина сомнений не  вызывает.  Он  ушел  из  дома  до
убийства.
   - Обязательно, - Гуров кивнул. - Я обратил внимание на то, что Крупин
попросил вахтершу открыть  замок  входной  двери.  Мы  проверили:  замок
открывается  свободно,  и  я  насторожился.  Крупину  надо  было   иметь
свидетеля своего ухода. В доме имеется задняя дверь, которая  запирается
на засов изнутри. Если его предварительно отодвинуть, то можно выйти  из
подъезда, обойти дом и вернуться незамеченным. Можно  предположить,  что
юрист рассказал Крупину о звонке бухгалтера и о том, что покойный  видел
рабочего мебельного цеха на Белорусском вокзале в роли  носильщика.  Его
разоблачение грозило провалом, и Крупин решил Байкова убить.
   -  Если  так  просто,  шарахнул  бы  молотком,  а  не  уходил,  потом
возвращался, - возразил Драч.
   -  Три  человека  видели,  как  Крупин  пришел,  надо   было,   чтобы
существовал свидетель, который бы видел, как он вышел.
   - Предположение.
   - Верно, я и предполагал. Мне не нравился его  демонстративный  уход,
возня с исправным замком, но на этом далеко не уедешь, тем более что  не
было мотива. Сначала  Станислав  нашел  свидетеля,  который  видел,  как
Крупин в пять часов вернулся в квартиру Байкова. А  чуть  позже  тот  же
Крячко нашел носильщика-рабочего, выявил мотив и замкнул цепь.
   - Свидетель? - Драч взглянул на папку с бумагами,  на  Гурова.  -  На
площадке три квартиры, мы опросили всех, никто никого не видел.
   - Федул  Иванович,  поймите  человека,  который  знает,  какая  возня
происходила вокруг соседа, затем увидел, что к  нему  вернулся  недавний
гость, а чуть позже обнаружили труп. Человек стар и беспомощен.  Захочет
он идти свидетелем по делу об убийстве?
   - Боевой генерал или его супружница, - пробормотал Драч. - А чего  же
вы, сукины дети, молчали?
   - Потому, что мы сукины дети и хотим, чтобы вы  дернули  всю  цепочку
транспортировки наркотика, а не оборвали одно звено.
   - Дай закурить, Пинкертон, - сказал задумчиво Драч.
   - Вы же "Беломор" предпочитаете, - Гуров протянул пачку "Мальборо".
   - Где ж его взять? - заместитель прокурора явно думал  о  предстоящем
деле, взял  сигарету  не  глядя.  -  Нету  "Беломора",  кончился.  -  Он
прикурил, жадно затянулся и со злостью спросил:
   - А как все это доказывать?
   Гуров пожал плечами, взглянул на Орлова, указал на выход.
   - Федул, ты лишку хочешь, - сказал генерал. - Доказать не просто,  но
вполне возможно.
   - А связь  Крупина  с  наркотиками  вообще  не  вяжется,  -  тоскливо
произнес Драч. - Носильщик в жизнь не расколется... Хотя если наркотик в
Европе примут и тамошние службы данный  факт  зафиксируют...  А  чемодан
привез Депутат, и чемодан занес в купе носильщик, и раз вы  это  видели,
то парню придется объяснить, где он данный чемоданчик взял...
   Орлов выпустил из кабинета  Гурова  и  Крячко,  шагнул  через  порог,
сказал:
   - Господин  заместитель  прокурора,  если  вам  очень  тяжко  станет,
звоните, - и прикрыл за собой дверь.
 
*** 
 
   Крячко сел за руль своего "мерседеса", Орлов устроился  рядом,  Гуров
на заднем сиденье.
   - Сначала вас, Петр Николаевич? - спросил Крячко.
   - Обязательно, - Орлов обернулся к Гурову. - Чего  ты  мне  голову  с
этим армянином морочил?
   - Успокаивал,  отвлекал  убийцу,  виноват.  Ты,  Петр,  прости  меня,
грешника. - Гуров прилег, сунул руку под голову, закрыл глаза.
   Орлов вздохнул, долго молчал, услышав за спиной похрапывание, сказал:
   - Ты, пожалуй, прав, Станислав, парня следует в санаторий определить.
   - Я скажу Юдину, у него возможности огромадные, - ответил Крячко.
   - Деньги - сила, -  согласился  Орлов.  -  Так  за  деньги  и  будете
работать? - Он понял, что сказал глупость, и вновь вздохнул. -  И  верно
оно, и не денешься никуда, однако обидно.
   - Всем обидно, - согласился Крячко. - Мы и так  на  голом  энтузиазме
шкурой рисковали, нам эти наркотики даром не нужны.
   - Я понимаю.
   - Гуров по краю ходил. Если бы вы его  видели,  как  он  под  стволом
стоял...
   - Представляю, Станислав, и чего ты оправдываешься?
   - Я не оправдываюсь.
   - Оправдываешься. Может, я в жизни ничего не понимаю и слаще морковки
ничего не кушал, но, помяни мои слова, Гуров вернется.
   - Он говорит, что это вряд ли.
   - И ты вернешься, никуда вы не  денетесь.  Здоровый  мужик  может  из
дома, от детей,  жены,  ворчливых  стариков  к  красивой  бабе  сбежать.
Свобода! Красивая жизнь! Но ежели мужик  -  мужик,  а  не  кузнечик,  он
непременно в семью вернется. Пусть в доме холодно и голодно, если  он  в
нем вырос, то и деваться ему некуда.
   Крячко  остановил  "мерседес"  у  дома  Орлова,  тот  вышел,  огладил
полированную дверцу, заглянул в салон.
   - Красивая машина. Звоните! - хохотнул он и направился к подъезду.
   - Типун тебе на язык! - Крячко мягко  тронул  с  места,  взглянул  на
спящего Гурова. - Генерал! Учитель! Да в гробу мы видали его  ментовскую
контору!
   - Верно, Станислав. Только куда мы денемся? - пробормотал сонно Гуров
и повернулся на другой бок.
 
ЭПИЛОГ 
 
   Дума не лишила преступника  права  депутатской  неприкосновенности  и
отказала прокуратуре в возбуждении уголовного дела.
 
   Январь - март 1994 года. Москва



   Николай ЛЕОНОВ 
   ДЬЯВОЛ В РАЮ 
 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
Глава первая 
 
   Старший оперативный уполномоченный по особо  важным  делам  полковник
Лев Иванович Гуров собирал дорожную сумку, он отправлялся в отпуск.  Его
отец, генерал-лейтенант, и мать, доктор наук, несколько лет  назад  ушли
на пенсию и крестьянствовали в "родовом имении" под Херсоном.
   Отец  был  мужик  сильный  и  жилистый,   восстановил   развалившийся
пятистенок, стал разводить кур, коз, в общем, хозяйничал и  огородничал.
За два сезона руки матери покрылись плотным загаром, ладони -  мозолями.
Теперь  уверенно,  словно  не  возилась  всю  жизнь  с  микроскопами   и
пробирками. Сын залетал в деревню  ежегодно,  именно  залетал,  оставляя
после себя запах дорогого одеколона.
   Работать на земле Гуров-младший не умел и не любил. Мать с отцом сына
не осуждали: человека нельзя на землю посадить, он должен прийти  к  ней
сам и уже не расставаться.
   Гуров поговорил с родителями по телефону, сказал, днями будет, однако
душа его раздваивалась.
   Он очень хотел видеть отца  с  матерью,  но  терпеть  не  мог  носить
кирзовые сапоги и копать грядки.
   Гуров не любил копать их весной, когда земля радостно хлюпает, ожидая
посева, не любил ковырять ее летом, заскорузлую, высушенную солнцем.  Да
и осенью,  когда  земля  щедро  вознаграждала  труд  человека,  помидоры
трескались под собственной тяжестью, а  укроп,  кинза,  петрушка  и  лук
благоухали, работать в огороде он не любил. И хотя мать утверждала,  что
родила его в крестьянской избе почти одновременно с теленком,  опер  был
убежден, что он - дитя городского асфальта. Он  знал  и  понимал  город,
исход родителей из цивилизации воспринял философски, заявил,  что,  если
жизнь сложится нормально, имея в виду,  что  его  не  убьют  раньше,  он
приедет к старикам с внуком и они станут показательными фермерами.
   Итак, полковник, опер-важняк, собирался  к  родителям  в  деревню  на
побывку.
   В это время и раздался звонок в дверь. Гуров, уверенный,  что  явился
друг и коллега Станислав Крячко, собирался уж отодвинуть тяжелый  засов.
Но в последний момент  машинально  пригнулся  к  "глазку"  и,  к  своему
удивлению, увидел рядом со Станиславом Марию.
   Их любовь продолжалась более года, со времени развода Гурова с первой
женой. Срок был воистину рекордным. Женщины обожали  Гурова,  влюблялись
постоянно, но жить с ним под одной крышей долго не могли,  покидали  его
со слезами и стенаниями. Мария ушла с полгода назад молча, но на то  она
и была талантливой актрисой, не умела быть похожей на всех.
   - Что ты сопишь и не  открываешь?  -  Мария  нетерпеливо,  с  вызовом
забарабанила кулачком по двери. - Наверное, в трусах и  небритый?  -  не
удержалась она от насмешки.
   - Бритый, но босиком, -  Гуров  распахнул  дверь.  -  Здравствуй!  Не
представляешь, как я рад тебя видеть! - С чего это он вдруг осип?
   - Попробовал бы ты  сказать  иное!  -  Мария  чмокнула  его  в  щеку,
прошествовала  в  квартиру.  -  Стас!  Заходи,  девок  здесь  вроде   не
наблюдается.
   Станислав Крячко, тоже полковник, был ниже своего шефа на  полголовы,
но, пожалуй, шире в плечах, розовощек, насмешлив,  что  не  мешало  ему,
когда требовалось, выглядеть необычайно серьезным и солидным.  В  данный
момент требовалось.
   - Генеральная уборка?  Или  никак  господин  полковник  собираются  в
отпуск, который не отгуляли еще со времен правления большевиков?
   Какой хитрец! Кто-кто, а  он  давно  был  в  курсе  отпускных  планов
Гурова: занимали в министерстве один кабинет,  виделись  сегодня  утром,
даже пропустили обязательный символический посошок.
   От    неожиданности    Гуров    замешкался    с    ответом.    Словно
загипнотизированный, он не мог отвести глаз от Марии. Безотчетная мысль,
поразившая его при первой встрече, когда его  познакомили  с  Марией  на
какой-то артистической тусовке, опять зашевелилась в мозгу: что нашла  в
нем эта красивая, независимо гордая, порой сумасбродная женщина? С самым
невинным видом она умела иногда ввернуть соленое словечко, чем повергала
в шок далеко не инфантильных оперов, назубок  знающих  отборную  "феню".
Могла и наоборот - оборвать грубый армейский  анекдотец,  рассказываемый
обычно в добром подпитии:
   "И не стыдно вам,  господа  офицеры,  нести  такую  Пошлость?"  Слово
Пошлость она всегда произносила  с  большой  буквы.  Рассказчик  тут  же
замолкал. Только что хохочущие слушатели в  глубоком  смущении  опускали
глаза.
   Гуров на друга даже не взглянул, натянул тренировочные  брюки  и  все
смотрел на Марию, в который раз  поражаясь  ее  красоте  и  непонятному,
загадочному  отношению  женщины  к  нему,  рядовому  менту,  которое  по
глупости можно было принять за любовь.
   Играла  Мария  или  не  играла,   отличить   одно   от   другого   не
представлялось возможным, ей было безразлично, находится она в помещении
одна или рядом толкутся сотни других людей.
   - Дорогой, - Мария взяла Гурова за отворот рубашки,  -  если  мне  не
изменяет память, ты обещал, что сегодня мы улетаем к морю?
   - Я свидетель, - Станислав опустился на диван, взял  из  стоявшей  на
столе вазочки горстку орешков.
   Быстрее компьютера Гуров  просчитал  неминуемость  своего  поражения;
единственной  возможностью  сохранить   лицо   являлась   безоговорочная
капитуляция.
   - Твоя память, как всегда,  безупречна,  а  я  обычно  исполняю  свои
обещания, - ответил Гуров, заметив, как Станислав одобряюще кивнул.
   - Надеюсь, ты выбрал не трехзвездочный  сарай  на  берегу  Ледовитого
океана?
   Гуров бросил уничтожающий взгляд на Станислава,  не  сомневаясь,  что
происходящее - проделки его рук и фантазии.
   Тот как ни в чем не бывало продолжал валять ваньку.
   - Хорошо продуваемое бунгало на льдине... Трехдневный запас  питания,
сломанная радиостанция, - Станислав довольно улыбнулся.
   Мария ушла в спальню, закрыла дверь, но у мужчин без  зрителя  "игра"
не получалась.
   Станислав  шмыгнул  за  стоявший  перед  диваном  огромный   стол   и
затараторил:
   -   Я   лишь   исполнял    указания    нашего    общего    начальника
генерал-лейтенанта Орлова, - он  выложил  на  стол  плотный  конверт.  -
Анталия,  клубный  роскошный  отель,  встречи,  проводы,  солнце,  море,
пальмы... Остальное забыл. Самолет через три часа. - Тяжело перевел дух.
- Генерал говорил с твоей матушкой. Она тебя благословляет.
   - Вы что, черти, женить меня собираетесь? - Мигом осекшись,  Гуров  с
опаской оглянулся на дверь спальни.
   - На этой пантере? -  На  лице  Крячко  появилась  натуральная  маска
ужаса. - Упаси Боже! Об этой затее никто и не  заикался.  Но  вот  врачи
считают... -  Станислав  запнулся,  переминаясь  с  ноги  на  ногу,  но,
собравшись с  духом,  взорвался.  -  Врачи!  Нечего  сказать,  придумали
диагноз - "нервное истощение"! Глупости и пустобрехство! Да  пошли  они!
Ты  же  здоровый  мужик,  Лев  Иванович,  каждый  знает.  А  позагорать,
понежиться на золотом песочке рядом с очаровательной  женщиной,  кто  об
этом не мечтает? Знали бы, как я завидую вам, господин полковник!
   Потирая лоб и чувствуя - нюх сыщика не мог его  подвести,  -  что  за
всей этой историей кроется какая-то тайна, Гуров хму