риша,  под
землей найди и сделай на нее установку. Когда Котов ушел, Гуров взглянул
на Нестеренко. Сказал:
   - На Золотарева  делать  установку  бессмысленно,  он  сотрудник  той
конторы, должность мелкая, подай-принеси. Ленив, неумен да еще выпивоха.
   - Но вербовку и обучение Авилова ему поручили, - заметил Станислав.
   - Думаю,  там  иначе  сложилось,  -  после  паузы  ответил  Гуров.  -
Золотарев вел за Авиловым наружку. На парня вышли через агентуру,  он  в
тех краях фигура, решили посмотреть. Авилов как-то  подставился,  скорее
всего подрался, он на руку быстр. А Золотарев захотел отличиться, так  и
получилось. Решили второго человека не засвечивать, потому и тир.
   - Так чего мы с этим типом делать будем? - спросил Станислав.
   - Пока ничего, - Гуров задумался. - Мне обязательно надо  встретиться
с Пашей Кулагиным.
   - Назначь встречу, мы подстрахуем, - уверенно заявил Станислав.
   - Не годится. Он и так держится там  из  последнего.  Мы  должны  ему
помочь.
   - А что, если отдать ему Фокса? Фигура интересная, направление скорее
их, чем наше, у нас людей не хватает.
   - Фокса? - Гуров задумался. - Идея неплохая. А осуществить ее следует
через генерал-полковника, чтобы нашего духа в деле не было.
   - Ну, такой вопрос вам решать, - дипломатично ответил Крячко.
   - Лады, я пошел, - Гуров поднялся, одернул пиджак, щеткой  махнул  по
ботинкам, глянул на себя критически в зеркало,  причесался  и  вышел  из
кабинета.
   Сыщик зашел к Орлову, у генерала  кто-то  был.  Гуров  пофлиртовал  с
Верочкой.
   - Мои мужики ревнуют, - сын Верочки начал ходить  в  детский  сад,  -
говорят, на работе и на работе, нас совсем забросила.
   - И верно  говорят.  Девчонкой  была,  другое  дело,  танцем  меньше,
больше. Теперь ты, Верунчик, супруга и мать. Ты на нас не  равняйся,  мы
люди конченые. Сыскная болезнь хуже СПИДа, до могилы провожает.
   - Вы не совсем нормальные.
   - Мы совсем ненормальные, - поправил Гуров.
   Из кабинета Орлова вышел незнакомый генерал, сыщик встал, сказал:
   - Спроси, может, ему не до меня, я на минуту.
   - Не кокетничайте, Лев  Иванович,  -  улыбнулась  Верочка,  но  сняла
трубку. - Петр Николаевич, здесь Гуров, просит разрешения войти.
   Выслушав ответ, она покраснела, молча махнула рукой на  дверь.  Гуров
чмокнул ее в щеку, снова одернул пиджак и скрылся в кабинете.
   - Пропусти вступление, объясни, чего такой деликатный стал?
   - Тем не менее, здравия желаю, - ответил Гуров.
   - Еще бы ты не желал мне здравия. Чего выпрашивать пришел?
   - Мне необходимо переговорить с Кулагиным.  Чует  мое  сердце,  им  в
главке недовольны именно из-за его дружбы с нами. Я предлагаю отдать ему
Фокса. Но сделать это не через вас, а через генерал-полковника. У  Фокса
контрабанда алмазами, обширные связи, убежден, среди них и ребята ЦРУ, и
англичане, работы непочатый край.
   - А ты чуешь, что наши  ордена  отдаешь?  -  Орлов  наклонил  голову,
глянул испытующе. - Ты по Голубу в лучшем случае  исполнителя  возьмешь,
отметят в приказе и выльют шайку дерьма в газетах.
   - Не беда, лишний раз в баню схожу. А за Фокса нам соседи  всю  жизнь
должны будут, и Паша в порядке.
   - И ты с ним переговоришь. Тебе на  базаре  торговать  -  без  штанов
вернешься.
   - Что выросло, то выросло, господин генерал-лейтенант .
   - И чего ты от меня хочешь? Разрешать я тебе  разрешаю,  помогать  не
буду.
   - И напрасно. Без вашего звонка мне надо будет  заместителю  министра
объяснять, почему я через вашу голову прыгаю.
   - Все ты врешь, - Орлов осуждающе покачал головой. - Ну  нет  у  меня
времени разбираться в твоих хитростях. - Он нажал кнопку, когда  Верочка
ответила, сказал:
   - Девочка, соедини меня, пожалуйста, с генерал-полковником Шубиным.
   Наступила пауза. Гуров сделал вид, что обиделся. Орлов сурово  двигал
короткими бровками. Вскоре телефон звякнул, Орлов снял трубку:
   - Еще раз здравствуйте, Василий Семенович, не помешал?
   - Но и не помог, Петр Николаевич!
   - Виноват. У меня тут полковник, вы его хорошо знаете, у него тяжелая
форма... Ну, он не совсем  по  земле  ходит.  Он  мне  начал  свои  идеи
излагать, а я бумагу в верха сочиняю, да и вопрос, который ему в  голову
заскочил, лучше бы вам решить. Вы когда его  принять  сможете?  Спасибо,
сейчас будет. - Орлов положил трубку,  взглянул  на  стул,  где  секунду
назад сидел Гуров, но сыщика уже не было.
   Одним из положительных качеств Шубина было то, что он умел  терпеливо
слушать. Правда, и Гуров умел докладывать, и вопрос, который требовал от
иного офицера десяти  минут,  сыщик  ухитрялся  изложить  в  три.  Шубин
внимательно посмотрел на Гурова и спросил:
   - Этот генерал Кулагин ваш приятель?
   - Мы знакомы, и Павел  отличный  оперативник  и  честный  человек,  -
ответил Гуров, чувствуя, что вопрос задан неспроста.
   - Лев Иванович, я собирался пригласить вас к себе. Скажите, на  каком
основании  вы  считаете  возможным  обращаться  к  вице-премьеру,  минуя
непосредственного начальника и меня?
   - Я попал в тупик по делу об убийстве Голуба.  Хотел  взглянуть,  как
определенные люди отреагируют на мой визит к Попову. Если бы я обратился
к генералу Орлову или к вам, получил бы  втык  за  плохую  работу  и  не
более.
   - А согласовывать свои действия с начальством вы не считаете  нужным?
- поинтересовался генерал.
   - Обязательно, Василий Семенович. Но лишь в случае, если мои действия
логически оправданны. Авантюры - мое дело, и я лично за них  отвечаю.  А
Петр Николаевич  и  вы  можете  меня  наказать,  но  не  несете  за  мои
своевольные поступки никакой ответственности.
   - Я вам верю, полковник, - Шубин прикусил губу и спрятал усмешку,  но
его ответ прозвучал  однозначно:  "Вы  большой  хитрец  и  лгун,  но  не
считайте окружающих дураками". - Не беспокойтесь, я вас накажу, -  Шубин
переложил папку с одной стороны стола на  другую.  -  В  принципе  я  не
против вашего предложения в отношении дела Фокса, но я не  могу  звонить
вашему приятелю  и  приглашать  его  в  гости.  Существует  определенная
субординация.
   - Я понимаю. Позвоните заместителю начальника ФСБ, скажите, что у вас
интересные для их конторы предложения и было  бы  неплохо,  если  бы  он
прислал к вам генерала Кулагина,  так  как  он  стоял  у  истоков  дела,
касательно которого будет вестись разговор.
   - А он действительно стоял? - Шубин смотрел недоверчиво.
   - Вот вам крест, господин полковник! - Гуров широко перекрестился.  -
Просто я несколько ловчее Паши, и дело оказалось у нас, а не в ФСБ.
   - Я вам не верю, Лев  Иванович.  Ответьте  мне  на  один-единственный
вопрос, тогда я, возможно, и ввяжусь в вашу авантюру. Какая выгода лично
вам, уважаемый полковник? Ответьте. А креститься и  открыто  смотреть  в
глаза я тоже умею.
   - Вы знаете, я работаю по убийству Голуба. Так парни ФСБ мне все ноги
отдавили. Я хочу дать им взятку и получить большую свободу действия.
   - Взятку? -  Слово  так  гремело  на  страницах  газет  и  с  экранов
телевизоров, что Шубин даже откинулся на спинку кресла. -  Но  вы  даете
взятку моими руками.
   - А кто дает взятки сам, сидит в тюрьме.
   - Ну, наглец! Наглец! - Шубин начал шарить по карманам.
   - Все лекарства дрянь, Василий Семенович. Засадите граммов  несколько
коньяка!
   Гуров хотел заехать в театр, прикинул по времени,  что  не  успевает,
может разминуться; оставил машину, как  обычно,  напротив  посольства  в
Калашном переулке и, махнув милиционеру, отправился вверх по переулку  к
своему дому. Оказавшись во дворе, он взглянул на  окно  своей  квартиры,
оно было темным, значит, Мария еще не пришла. Он недовольно  нахмурился;
когда Маша задерживается, то возможны различные варианты. У кого-то день
рождения, именины либо другая дата,  и  закатываются  в  ресторан.  Если
денег  нет,  а  спонсоры  несимпатичны,  то   мужики,   которых   обычно
меньшинство, закупают провиант и напитки и являются к  Гурову.  С  одной
стороны, актеры его сторонились, с другой - с удовольствием пьянствовали
у него на  кухне.  Сыщику  было  приятно,  что  жена  дома,  у  него  не
поворачивался язык намекнуть, что у Марии тоже  двухкомнатная  квартира,
хотя и не так близко от театра. Тут существовал еще один  момент,  он  и
себе бы никогда не признался, однако ревновал и предпочитал, чтобы Мария
находилась в поле зрения. Сыщик не сомневался, женщина не изменяет  ему,
и не из каких-то высоких мотивов типа греха или нравственности, даже  не
из-за любви к нему. Просто Мария была женщиной очень гордой и  не  могла
опуститься до обмана.
   Он прошел двором, ожидать сейчас нападения  не  было  причин,  прошел
черным ходом и услышал звонкую пощечину, затем спокойный голос Марии:
   - Хочешь поцеловать, спроси разрешения. Забери свои цветы и убирайся,
а то с минуты на минуту явится муж, а он видит то, чего и не было,  и  у
тебя будут неприятности со здоровьем.
   Гуров стоял на пролет ниже по другую сторону лифта  -  задержался  на
секунду не для того, чтобы услышать конец диалога, а решая, как  удобнее
обойти лежащего на ступеньках пьяного.
   - Ты кому угрожаешь, женщина? Мало мы ваших мужчин-педерастов уложили
в Грозном?
   Еще через секунду Гуров стоял рядом с женой, открыл лифт, сказал:
   - Маша, поезжай, я тебя догоню. - Захлопнул лифт и, хотя  не  смотрел
на чеченца, контролировал каждое его движение.
   Тот не успел достать пистолет,  и  хотя  "вальтер"  лежал  в  кармане
плаща, Гуров ударил ногой, затем снова ногой, не  дал  упасть,  вынул  у
него из-за пояса "Макарова", ударил им в белые зубы, умышленно кроша их.
   - Дай слово, шакал, что больше никогда не приблизишься к  моей  жене,
или пойдешь в тюрьму. - Гуров поддерживал шатающегося чеченца,  взглянул
на "Макарова", подумал, что вечер испорчен окончательно. Лень заниматься
малым. Но и отпускать его нельзя, неизвестно, что висит  на  оружии.  И,
кляня судьбу, повел его по ступенькам к дверям  на  улицу.  Гуров  точно
знал, ступенек девять. Когда они ступили на пятую,  дверь  приоткрылась,
сыщик загородился полудохлым придурком и услышал знакомый бас:
   - Лев Иванович,  что  случилось?  -  В  дверном  проеме  громоздилась
огромная туша, которую звали Князь, фамилия грузинская, знакомы они были
с Гуровым давным-давно.
   - Что ты творишь, старый дурак? - буквально зарычал Гуров.
   Шалва  Гочиашвили,  чувствуя,  что  произошло  неладное,  взбежал  по
ступенькам, схватил парня, увидел его изувеченное лицо,  осколки  зубов,
торчащие из кровавого рта, и забормотал:
   - Зачем  же  так,  Лев  Иванович?  Ну,  влюбленный  мальчик  попросил
разрешения цветы  до  квартиры  донести.  Сын  хорошего  человека,  внук
самого...
   - Ты шестой десяток разменял, отару баранов  сожрал,  ума  не  нажил.
Сын, говоришь? Внук? А с этим что делать? -  и  протянул  "Макарова".  -
Сколько трупов висит  на  этом  пистолете,  ты  знаешь?  Ты  зачем  нашу
квартиру этому ублюдку назвал? Как я теперь жить буду? Ты  на  своем  "Б
MB"?
   - На "Линкольне", - ответил Князь.
   - В милицию поедем. Надо парня сдать и оружие проверить, я же офицер,
а не "волк чести".
   - А может?..
   - Не может! - перебил Гуров, выбегая на улицу и садясь в машину. Взял
телефонную трубку, набрал  номер.  -  Машенька,  я  задержусь.  У  этого
сопляка пистолет оказался, мне нужно все оформить. Судьба.
   Он вернулся через два часа. Мария приготовила ужин. Решив, что  Гуров
будет обвинять ее, начала оправдываться:
   - Пришел за кулисы Шалва, как всегда элегантен, спросил,  заедешь  ли
ты после спектакля. Я ответила,  вряд  ли.  Он  предложил  проводить.  Я
согласилась. В огромной  машине  не  сразу  увидела  этого  грызуна.  Он
говорил почтительно, у дома спросил разрешение...
   - Машенька, это неинтересно, - перебил Гуров. -  Давай  на  Рождество
уедем в какую-нибудь экзотическую страну.
   - Великолепно! На какие-нибудь  экзотические  деньги!  -  воскликнула
Мария.
   - Бедностью попрекать грешно. - Гуров вымыл за собой посуду.
   - В душ я первая! - Мария скользнула в ванную.
   Гуров сел в гостиной на диван, стал думать: полагаться  на  заявление
Князя,  что  он  урегулирует   в   чеченской   группировке   сегодняшнее
происшествие? Или Шалва совсем отстал от жизни и не понимает, что теперь
"слово чести" и переговоры ведут лишь для того, чтобы удобнее выстрелить
в затылок? Может, отослать Марию на ее квартиру? Но, если чеченцы  решат
мстить, они выследят  актрису  от  театра,  и  одна  она  станет  совсем
беззащитна.
   Когда они после душа решали,  принимать  снотворное  или  нет,  Мария
неожиданно спросила:
   - Извини, ты не собираешься увольняться?
   - Я однажды увольнялся, не получилось.  Я  не  могу  бросить  друзей,
единомышленников, главное - я не могу отступить, - ответил Гуров.  -  Ты
устала от меня?
   - Устала, но главное не в этом. Я не могу тебя понять. Ты  не  просто
умный, ты человек ума незаурядного. Так неужели тебе непонятно, что твоя
борьба бессмысленна? Я не говорю о твоем  любимом  Петре.  Он  такой  же
урод, как и ты и дебил Станислав. Но дальше, вверх,  через  министра  до
президента - все воруют. А ты сражаешься. Дорогой,  пойми,  ты  даже  не
смешон. Больной  человек  не  может  быть  смешным.  Он  просто  больной
человек.
   - Инакомыслящий, дорогая, всегда больной, - ответил Гуров.
   - Потому что, если он  здоровый,  придется  всех  остальных  признать
больными.  История  знает  общество,  которое  прошло  нашим   путем   и
выздоровело.
   -  Американцы!  Вообще-то  я  не  люблю  американцев,   они   слишком
самодостаточны. Они убеждены, что всегда и во  всем  самые  лучшие.  Они
мало читают, не знают истории развития цивилизации на земле. Они  хорошо
знают только свою историю. Молодая нация, ее надо простить, уверен,  они
еще ушибутся о свое самодовольство. Но следует  признать,  очень  многое
они делают здорово.
   - Машины, электроника, всевозможная техника...
   - Извини, родная, все  это  ерунда.  Главное  -  человек.  В  Америке
преступность была не слабее нашей, сегодняшней. Они победили. И довольно
простым способом. Было время, когда  гангстер  был  героем  американской
жизни. Но гангстера начали теснить. Газеты, радио  и  телевидение  стали
постепенно  очищаться  от  крови,  а  на  смену  гангстерам  на   экраны
телевизоров проникали полицейские.
   Посмотри, как обстоят дела сегодня? Полицейский - уважаемый в  городе
человек.  Над  ним  могут  подшучивать,  всячески  обзывать,  но,  когда
человеку плохо, он бежит в полицию.
   - И что, у них нет преступников? - ехидно спросила Мария.
   - Да сколько угодно. Только преступник не может стать мэром города, и
его не примут в порядочном доме.  Американцы  признают,  что  в  третьем
поколении что-то было, тяжело вздыхают и человека в одни двери  пускают,
а в другие не пускают. И даже мультимиллионер вынужден  скрывать  темные
пятна своей биографии.
   - Ты рассчитываешь дожить до этого времени?
   - Я ведь только прикидываюсь больным, на самом деле я здоровый и меня
убьют раньше. Но я не отступлю. Ты знаешь трех человек, я  знаю  больше,
порядочных и смелых людей значительно больше. Впрочем, нечего  скрывать,
ты актриса, тонко чувствуешь людей: кроме груды правильных слов, которые
я тебе нагородил, существует простая вещь - я чертовски самолюбив. Порой
иду  коридором,  чувствую,   как   в   мою   сторону   косят   взглядом,
перешептываются, смотрят вслед,  и  это  самые  сладкие  мгновения  моей
жизни, а не ордена и приказы.
   Мария сдернула через голову свою  воздушную  рубашечку,  прижалась  к
нему, уместившись вся, от кончиков  пальцев  до  кудрей,  почувствовала,
какой он большой и сильный, и, целуя уголки его губ, сказала:
   - Я была уверена, последнего ты не скажешь, не хватит пороха.
   Она  целовала  его,  прижимаясь  и  слегка  отстраняясь,  довела   до
состояния, когда он весь наполнился  неимоверной  силой,  только  тогда,
зарычав, овладела им.
   - Я тебе сейчас покажу, Нарцисс-себялюбец, кто главный на земле!
   - А то я не знаю или спорю. Главная на земле ты - Женщина!
   За  завтраком  Мария  в  легком  макияже,  уже  на  высоком  каблуке,
прохладная, как бы между прочим сказала:
   - Я хочу выйти за тебя  замуж.  Подумай,  когда  и  где  это  действо
устроить. Учти, я не хочу разделять твоих и моих друзей на два вечера. И
уложись, пожалуйста, в двадцать человек.
   В восемь утра раздался телефонный звонок и  Гурову  сообщили,  что  к
девяти он вызван к генерал-полковнику Шубину, говорил неизвестный сыщику
подполковник из дежурной части МВД. Подполковник не скрывал, что  ничего
хорошего Гурова не ждет,  имел  наглость  упомянуть,  что  шеф  обращает
внимание на внешний вид сотрудников.
   - Маша, меня первый зам к девяти требует. Взгляни на мой  итальянский
костюм. Подбери галстук и носки. Туфли я почищу самостоятельно.
   - Неприятности, - утвердительно сказала Мария.
   - В такое время ордена не  вручают,  -  усмехнулся  Гуров  и  занялся
чисткой обуви.
   - А может, лучше надеть форму?
   - Начальство не стоит баловать. А потом мне что, ехать переодеваться?
У нас в дежурке какой-то хмырь появился.
   - Дорогой, тебе не идут вульгаризмы.
   - Когда  ты  ругаешься  матом,  впечатление,  что  родилась  с  этими
словами, - парировал Гуров.
   - Женщина не любит, когда напоминают о ее  недостатках.  Найди  утюг.
По-моему, ты в этих штанах спал. А так как со мной ты  спишь  без  брюк,
значит, у тебя появилась баба.
   - Как насчет вульгаризмов?
   - Ты ангела выучишь мату.
   - Некоторое преувеличение, я не употребляю такие слова.
   - Как же, слышали! Прошлой весной к нам трое пьяных подошли, ты такое
выдал, парней чуть с ног не сбило.
   - Ну и память у тебя, милая.
   Гуров оделся. Мария придирчиво оглядела его, проверила, свежий  ли  у
него носовой платок, сняла с  плеча  несуществующую  пылинку,  погрозила
пальцем:
   - К девушкам не приставай.
   - Постараюсь, - он чмокнул ее в щеку и вышел.
   Без пяти девять он вошел в приемную первого заместителя министра, где
уже толклись два полковника и Павел Кулагин в штатском костюме.
   Гуров доложил адъютанту о своем прибытии, с Павлом поздоровался  лишь
кивком.
   Ровно в девять адъютант улыбнулся Гурову и сказал:
   - Вас ждут. Лев Иванович. - Он кивнул  и  Кулагину.  -  И  вас  тоже,
господин генерал.
   - А у нас "господин" прививается с трудом, - заметил Кулагин,  следуя
за Гуровым.
   - Надеетесь, Феликс восстанет, в крайнем случае Андропов возвернется.
- Он открыл двойные двери, и они вошли в кабинет.
   - Здравствуйте, здравствуйте. - Шубин сочинял какую-то  бумагу,  даже
не поднялся с места. - Лев Иванович, мне играть в  ваши  затеи  некогда.
Вот дела, которые  я  затребовал  от  вас  же,  отправляйтесь  в  заднюю
комнату, работайте, только сильно не смолите. У меня тяжелые сутки, я  в
два приду отдыхать.
   - Здравствуйте и большое спасибо, Василий Семенович. -  Гуров  забрал
лежавшие на углу стола папки.
   - Можете сварить себе кофе. Если совесть позволит, выпейте  по  рюмке
коньяка.
   - Спасибо, Василий Семенович, - Гуров поклонился и  направился  через
кабинет к двери, завешенной портьерами.
   Комната отдыха была не большая, но  и  не  маленькая,  комфортабельно
обставлена, с кроватью, а не диваном,  и  шикарными  кожаными  креслами,
имелся туалет и душ.
   - У предшественника была сауна,  но  Василий  мужик  неприхотливый  и
приказал переделать.
   - Он что, со всеми так запросто? - спросил Кулагин. - Или ты особа...
   - Я особа, - прервал Гуров. - Как он один  на  один  разговаривает  с
коллегами, мне неизвестно. Со мной он бывает  жестко  корректен.  Ладно,
Паша, давай о делах. Мы передаем вам агентурную разработку.  Руководство
между собой уладит. Ты помнишь этого деятеля?
   - Еще бы! Я локти обгрыз, как ты у меня  его  слямзил,  -  рассмеялся
Кулагин. - Уже начались рождественские подарки?
   - Павел, ты не очень прочно сидишь в своем