льича не построишь.
   - Недобрый ты, Станислав. -  Гуров  повернулся  к  бледному,  но  уже
пригревающему солнцу.
   - Нормальный российский мужик, к воровству давно пообвыкший.  А  ведь
просто как! Проверка яйца выеденного не  стоит.  Спросить  декларацию  о
доходах, положить рядом  строительную  смету  и  поинтересоваться,  мол,
откуда дровишки?
   - Любопытный, переобувайся, а то в  твоих  штиблетах  с  шоссейки  не
сойдешь, - Гуров забрался в  машину,  скинул  туфли,  натянул  резиновые
сапоги, прихватил заготовленный рюкзак, где аккуратно завернутые  лежали
две бутылки водки, шмат ветчины, огурцы, стаканы, иное необходимое.
   Уже законченный дом, принадлежавший "на правах личной  собственности"
господину Барчуку, чуть ли  не  единственный  был  обнесен  двухметровым
железным забором, только красной звезды не хватало  и  КП  с  часовым  -
форменная воинская часть. Но  одна  стена  у  забора  отсутствовала,  на
смежном участке громоздился длиннющий кран.
   Оперативники  торопливо  обошли  участок,   пока   не   оказались   с
незащищенной стороны.
   - Мужики, чего потеряли? - окликнул их ладный мужчина в телогрейке, с
распаренным и обветренным лицом. - Тут не музей,  может  по  голове  так
шлепнуть, что она враз с тапочками сравняется.
   В говорившем не чувствовалось злобы или загнанной усталости. И Крячко
ответил в тон:
   - Мы верткие, в нас сразу не попадешь. Приехали глянуть,  что  у  вас
получается.
   - Нормально. А вы кто  такие,  если  не  секрет?  -  Мужчина  подошел
вплотную, достал пачку "Явы", закурил. - Не угощаю, вы наши не курите. -
Он взглянул на Гурова, угадывая в нем старшего.
   - Прохожие мы, - усмехнулся Крячко. - Хотели домишко себе  приобрести
или построить. Да больно у вас тут все размашисто, нам бы поскромнее.
   - Как быстро строите? - отодвигая Крячко в сторону, спросил  деловито
Гуров. - Вон тот домишко, к примеру, за сколько поставили? - И указал на
четырехэтажный замок Барчука.
   - Как понимать - "поставили",  господин  хороший?  -  Рабочий  сильно
затянулся, выщелкнул недокуренную сигарету. -  Если  фундамент,  коробку
под крышу и накрыть голый кирпич - это одно...
   - Работаете в две смены, в три? - перебил Гуров.
   - Как платят, так и работаем. - Строитель  смачно  сплюнул,  собрался
уходить. - Небось секретарем обкома служили?  Так  то  время  кончилось,
надо денежки на бочку...
   - Не плюйся, еще попить попросишь. - Гуров взял его за рукав,  дернул
на себя. - Сколько дней от нулевого цикла до последнего плафона?  Вопрос
понял?
   Русский мужик всегда уважал силу, взглянул на Гурова с пониманием.
   - Строитель?
   - Вроде того.
   - Сейчас все сменилось, не поймешь, я вроде сменного мастера. Семеном
звать.
   - Гуров. - Полковник пожал протянутую руку, затем  перевернул  пустой
ящик из-под цемента, вынул из  кармана  газету,  застелил,  сел,  указал
Семену на место рядом. - Станислав, плесни мне чуток, зябко стало.
   Крячко распорядился быстро, аккуратно.
   - Тебе не предлагаю, Семен, у  тебя  служба.  -  Гуров  ловко  выпил,
хрустнул огурцом. - Бригады постоянные, комплектуетесь в фирме?
   - Так. - Семен  кивнул  и  взглянул  на  бутылку  в  руках  Крячко  с
сожалением.
   - Налей человеку, только не светись, -  сухо  сказал  Гуров,  выждал,
пока Семен выпил, и продолжал:
   - Так за сколько эту уродину поставили?
   - Мы там не работали; когда мы фундамент клали, они отделочные работы
начали.
   - Что же вы фундамент клали зимой?
   - Копали осенью, потом перерыв сделали...
   - Сезонных рабочих брали?
   - Я же говорю, зимой стояли, тут пара сторожей ошивалась...
   - Огляди подъездные пути. - Гуров кивнул Крячко, вновь  повернулся  к
Семену. - Говоришь, все свои, знакомые?
   - У них свои, у меня свои, ты, видать, с головой, соображаешь, каждый
объект сколько людей требует?
   - Понятное дело. - Гуров плеснул еще грамм по сто. - А заболеет  кто,
другой по пьянке не выйдет? Ты можешь пособника со стороны взять?
   - У меня  денег  нет,  чтобы  из  своего  кармана  платить.  -  Семен
отодвинул стакан, затем не удержался, выпил и поднялся. - У нас  с  этим
строго. Вчера на свадьбе был, от - того и позволил.
   - На воздухе вмиг оттянет. - Гуров  убрал  бутылку  и  стаканы,  свою
порцию незаметно вылил. - Вижу, организовано у вас серьезно.
   - Так тут каждая бригада сама по себе. Никто не знает, сколько соседу
платят.
   - Вижу, не обижают.
   - Думаю,  не  обижают,  народ  кругом  трезвый,  за  место  держатся.
Капитализм в действии.
   - И со стороны не берут? - вновь спросил Гуров.
   - Растрепался с тобой, спасибо за угощение. -  Семен  кого-то  увидел
или сделал вид, что увидел, и заспешил к крану.
   Как  писал  следователь  Гойда,  у  основания  этого  крана  и  нашли
винтовку. Гуров сидел почти на месте  стрелка.  Кирпичная  собственность
вице-премьера громоздилась практически рядом. Сыщик понимал,  что  такое
ощущение возникало из-за размеров дома.  Сейчас  веранда  была  закрыта,
жалюзи опущены, поверху еще витиеватая решетка.  В  общем,  условия  для
стрельбы неважные. Ну, в тот вечер окна были открыты, жалюзи раздвинуты,
хотя погода рассиживаться на веранде никак не располагала. Люди вышли на
веранду якобы на несколько минут, хозяин хвастался обустройством и вывел
одного из гостей под пулю. А решетка-то довольно густая и  наверняка  не
съемная, сквозь такую помеху может только настоящий мастер стрелять.
   Подошел Крячко, тоже взглянул на дом и веранду, сказал:
   - Для снайпера смешное дело. - Он повернулся к крану. - Шоссейка,  по
которой мы подъехали, огибает строительство  и  вскоре  возвращается  на
Дмитровку. А в принципе сюда подъехать и уехать можно по-разному. Машину
можно оставить за любым поворотом, у  брошенной  бытовки,  неработающего
крана.
   - Спасибо, ты настоящий сыщик. - Гуров кивнул на рюкзак с  посудой  и
закуской:
   - Сидор возьми и пошли, а то мы слишком долго тут светимся.
   - Один выпей, другой убери, все по справедливости.
   - А где ты встречал, чтобы все по справедливости? - удивился Гуров.
   - В дом не пойдем? Так зачем мы сюда пилили?
   - За вдохновением, Станислав. - Гуров широко зашагал по вязкой земле,
выбрался на шоссейку, начал топать, пытаясь стряхнуть с сапог грязь.
   Крячко подобрал обрывок газеты, зашел в лужу, аккуратно обмыл сапоги.
   - Багажник у моего автомобиля не примет твою обувку. Придется тебе ее
в руках до Москвы везти.
   - Тиран и собственник, - тяжело вздохнул  Гуров,  шагнув  в  лужу,  и
последовал примеру товарища.
 
Глава вторая 
 
   Финансист, президент коммерческого банка  Виктор  Михайлович  Якушев,
сидя за фигурным столом своего офиса, разговаривал по телефону,  точнее,
слушал абонента, кисло морщился, даже положил телефонную трубку на стол,
вытер платком вспотевшую ладонь, взял трубку  и,  прерывая  собеседника,
сказал:
   - Чушь собачья, даже слушать не желаю. - И положил трубку.
   Якушеву было под сорок; холеный, элегантный, почти всегда  спокойный,
он был обыкновенным русским гением. Это все враки, что в  России  гениев
больше нет, что их извели вконец. Гениев на шарике  разбросано  довольно
равномерно, но вот рождаются они редко. Музыканты, художники, скульпторы
и врачи. Якушев родился финансистом. Задержись  перестройка  на  десяток
лет, и сидеть бы ему безвылазно в  остроге,  так  как  неуемная  страсть
делать деньги была в нем сильнее остальных чувств. Соловья можно  убить,
но не петь соловей  не  может.  То  ли  земля  под  Россией  повернулась
вовремя, то ли Витька Якушев родился в самый раз, но к сорока  годам  он
получил все условия для удовлетворения своей страсти. Гениев  не  любят,
что, собственно, закономерно. Признавая человека гением,  сам,  грешник,
автоматически превращаешься в пигмея.  Кому  приятно?  Карузо  -  ладно,
Пушкин - бог с ним, они своим существованием не унижали, хотя бы потому,
что уже померли. Но без арий и  поэм  может  легко  прожить  подавляющее
большинство человечества, жить и не ежиться. Деньги нужны всем,  каждому
абсолютно. И если некто умеет делать деньги в сто, тысячу раз быстрее  и
легче, то такой факт многих раздражает.
   Якушев обо всем  этом  был  прекрасно  осведомлен,  способности  свои
тщательно скрывал, о его состоянии ни один человек,  тем  более  мать  с
отцом, даже не догадывались. Офис  Якушев  себе  построил  шикарный,  не
забыв предупредить художника и архитектора, чтобы  все  было  по  самому
высшему классу и при этом ни в коем случае не бросалось в глаза.  Только
настоящий знаток мог оценить  количество  и  качество  мебели  и  прочий
неброский интерьер  помещения,  звукоизоляцию,  упругость  покрытия  под
ногами.
   За подковообразным  столом  хозяина,  почти  в  углу,  стояла  статуя
девушки, казалось, она смотрит в окно и одновременно лукаво  поглядывает
на присутствующих. Мраморная прелестница стоила  миллионы  долларов,  но
большинство посетителей Якушева не обращало на скульптуру внимания;  кто
и замечал, считал статую блажью хозяина, его данью моде  и  преклонением
перед Западом. Однажды французский  банкир  отвлекся  во  время  беседы,
отошел к окну, глянул на мраморную девицу мельком, и  постепенно  улыбка
исчезла с его тонких губ, он взглянул на статую  внимательно,  нагнулся,
даже присел, чтобы получше рассмотреть клеймо автора.
   Через год многие, очень  многие  иностранцы  знали,  что  в  кабинете
господина Якушева стоит подлинная статуя одного из учеников Микеланджело
Буонарроти, статуя входит в каталог такой-то, а цена ее вот эдакая.
   Якушев был гений  и  умел  делать  деньги.  Русский  рынок  был  дик,
непредсказуем, сильно смущал финансиста, но  другой  родины  у  него  не
было, а он и раньше знал, а недавно вновь убедился,  что  будь  то  Рим,
Париж, Берлин, везде едино - финансист без  корней,  эмигрант  в  первом
поколении, в лучшем случае второй сорт. А для Якушева  существовал  лишь
один сорт - высший, он же и единственный.
   Финансист продолжал сидеть за столом.
   Состоявшийся разговор по телефону  вывел  Якушева  из  себя.  Он  был
лучшего о  себе  мнения...  Позвонил  секретарь,  Якушев  нажал  кнопку,
пригласил войти.
   Массивная дверь приоткрылась, девушка вошла  бесшумно.  Негромко,  но
отчетливо сказала:
   - Виктор Михайлович, вас хочет видеть сотрудник милиции.  Я  сказала,
что существуют приемные часы, но он настаивает.
   Якушев вновь бросил недовольный взгляд на телефонный аппарат,  словно
он  и  был  виновником  сегодняшних  бед,  заставил  себя  улыбнуться  и
саркастически произнес:
   - Ну, если господин пристав предлагает садиться... Просите.
   Якушев был не только гениальный финансист,  но  и  опытный  психолог.
Человек вошел не сразу, дверь успела закрыться,  значит,  милиционер  не
топтался рядом, а читал, сидя в кресле, или стоял у окна.
   Одним взглядом хозяин оценил и осанку гостя, и великолепную фигуру, и
костюм, не новый, но отлично вычищенный и отутюженный, туфли не люкс, но
достойные, носки и рубашка в цвет.
   - Полковник Гуров. - Он поклонился, а так как освещение в кабинете не
давало вошедшему сразу увидеть лицо хозяина, то сыщик на  Якушева  и  не
посмотрел, а оглянулся вокруг. - О вашем  кабинете,  Виктор  Михайлович,
наслышан. Редкий случай, когда люди сплетничают не зря. А вот знаменитую
девушку у окна оценить не смогу - не знаток.
   - А если я откажусь повторно отвечать на одни  и  те  же  вопросы?  -
Якушев не сдержался и постучал холеными  пальцами  по  инкрустированному
столику.
   Чашка тончайшего фарфора мелодично зазвенела. Гуров передвинул чашку,
впервые посмотрел хозяину в глаза, улыбнулся:
   -  Это  вряд  ли,  уважаемый  Виктор  Михайлович.  Не  имело   смысла
демонстрировать оборудование, - указал он на  столик.  -  Столь  изящный
сервиз и так пошло прерванный разговор.
   Якушев не собирался выходить из-за стола, но был  вынужден,  так  как
полковник не приближался, ждал.
   - Здравствуйте... Лев  Иванович,  кажется?  -  Якушев  обогнул  крыло
стола, протянул руку.
   - Лев Иванович. - Гуров пожал хозяину руку. - Вроде того.
   Якушев отодвинул одно из  стоявших  перед  столом  кресел,  нажал  на
педаль, выдвинулся сервированный для кофе столик.
   - Присаживайтесь, господин полковник, - указал он на кресло.
   - Благодарю. - Гуров взял хозяина под руку, помог  сесть,  сам  занял
место напротив, лицом к двери.
   -  Ловок,  ценю,  -  рассмеялся   Якушев,   пытаясь   сохранить   тон
превосходства  хозяина,   принимающего   гостя,   который   пришел   без
предупреждения.
   - Простите, вы давно были знакомы с покойным?  -  спросил  неожиданно
Гуров.
   - Нет, почти не были, хотя  оба  занимались  деньгами.  Вы,  конечно,
читали протокол моего допроса и не станете начинать сначала? .
   - Дело я получил позавчера, просмотрел, но не читал,  плохо  разбираю
чужой почерк.
   - Значит, я с вами намучаюсь.
   - Обязательно.
   Якушев разлил по чашкам кофе, налил до  половины  коньяка  в  пузатые
рюмки, приподнял свою и сказал:
   - Здоровья и со знакомством. Приятно встретить столь  интеллигентного
и уверенного человека.
   -  Здоровья,  -  кивнул  Гуров,  пригубил  коньяк.  -  А   знакомство
одностороннее. Я вас,  Виктор  Михайлович,  больше  года  знаю.  Впервые
услышал  о  вас  сразу  после  заказного  убийства  Михаила  Михайловича
Карасика, затем обратил на вас внимание,  когда  вы  улетели  из  Москвы
непосредственно перед покушением на господина Бисквитного, да еще  перед
этим застрелили депутата Сивкова.
   -  Выходит,  я  крупный  мафиози,  -  усмехнулся  Якушев,  но   голос
коммерсанта не вязался с усмешкой.
   -  По-настоящему  крупный  вы  финансист.  В  остальных  видах  своей
деятельности вы обыкновенный дилетант, однако человек умный, потому я  к
вам пришел к первому. Дураки, признаюсь, утомительны.
   - К черту, полковник! Ни о каких убийствах мне неизвестно... - Якушев
смешался.  -  Конечно,  известно,  только  я  не  имею  к  ним  никакого
отношения. И мне странно слышать, когда столь опытный сыщик упоминает  о
недоказуемых делах годичной давности.
   - При знакомстве принято обмениваться  визитными  карточками.  Данный
офис, ваши счета в банке - ваша визитка. Моя визитка, сыщика,  лишь  его
знания.
   - Предположения, точнее, фантазии.
   - Кто конкретно и когда пригласил вас в гости к Барчуку?
   - К Барчуку? - Якушев  зябко  передернул  плечами,  допил  коньяк.  -
Ужасный дом, фантасмагория, в  нем  невозможно  жить.  Сначала  позвонил
Олег. - Он пояснил:
   - Еркин Олег Кузьмич. Он...
   - Простите, знаю.
   - Так вот, Олег спросил, не соглашусь ли я в мужской компании  обмыть
это страшилище, именуемое домом. Я согласился; тогда позвонил  Барчук  и
пригласил официально.
   - А почему вы согласились, коли были едва знакомы?
   - Во-первых, я мало был знаком с убитым, во-вторых, приходится бывать
не только там, где желаешь. Любишь кататься - люби и саночки возить.
   - Вы на веранде фотографировались.
   - Мы фотографировались во многих местах данной обители.
   Гуров достал из кармана блокнот и ручку, нарисовал стрелку, пояснил:
   - Стрелка указывает на окна. - Он поста - вил четыре крестика в  ряд,
один поодаль. - Чуть в стороне человек с фотоаппаратом.  Не  откажите  в
любезности, пометьте, кто где стоял. -  И  протянул  хозяину  блокнот  и
ручку.
   Якушев отодвинул чашку, рюмку и вазочку с печеньем, положил блокнот и
задумался. Он прекрасно помнил, кто где стоял на веранде, когда внезапно
упал заместитель министра. Якушев вспоминал, когда в последний  раз  он,
всесильный  миллионер,  молча  и  беспрекословно,  главное,   совершенно
бездумно слушался другого человека. Ясно, полковник  не  блефует,  знает
точно, что и самовлюбленный Сивков, и глупый Карасик убиты по  указаниям
и за деньги финансиста Якушева. Сыщик все знает давно,  доказать  ничего
не может.
   - Не думайте о глупостях, Якушев, - сказал Гуров. - Я назвал  Сивкова
и Карасика не  для  того,  чтобы  вы  решали,  каким  способом  от  меня
избавиться.
   - Шантаж?
   - Возможно. Вам звонили вчера или сегодня?
   Якушев понял,  о  каком  звонке  спрашивает  полковник,  отвечать  не
собирался, а как можно беспечнее пожал плечами, усмехнулся:
   - Мне звонят сотни людей в день.
   - Я редко задаю вопросы без серьезных оснований.  Вы  человек  умный,
думайте. Хочу вам напомнить, что о Сивкове и Карасике и  покойном  Галее
знает еще один человек из контрразведки. И моя жизнь,  которую,  кстати,
крайне трудно отнять, ничего не решает. Вас нельзя  посадить  на  скамью
подсудимых, но уничтожить как банкира и крупного бизнесмена  очень  даже
возможно. Я воевать с вами не собираюсь, но  контрразведке  найти  ваших
противников - или деловых партнеров? -  труда  не  составит,  а  они  не
следствие, не суд. Для них материалов о ваших связях с покойным киллером
будет более чем достаточно. Правда,  материалы  против  вас  хранятся  у
меня, а не у контрразведчиков.
   - Что вы хотите?
   - Помощи. Я не вербую людей силой и на компрматериале, но вы  излишне
самовлюбленны и горды по-плохому.
   - Не воспитывайте меня, господин милиционер.
   - Господин миллионер, я просил вас  пометить  на  листочке,  кто  где
стоял, когда застрелили Скопа.
   Якушев быстро написал против каждого крестика фамилию. Гуров  смотрел
на листок довольно долго, затем спросил:
   - Вы вышли на веранду, окна были открыты?
   -  Открыты.   Было   прохладно,   но   хозяин   сказал,   мол,   рамы
свежепокрашены.
   - Вы встали, хотели сфотографироваться... Местами не менялись?
   - Я стоял на месте, мне бесконечные снимки надоели. Кто-то  толкался,
маленький Еркин не хотел стоять рядом  с  высоким  Яшиным.  Впрочем,  не
уверен.
   - Проверим. - Гуров убрал листок в карман. - У  меня  к  вам  большая
просьба, Виктор Михайлович... - Но в голосе Гурова  никакой  просьбы  не
звучало, и Якушев мгновенно это почувствовал.
   - Упомянув об убийствах, вы решили, что  можете  шантажировать  меня,
хотите начать...
   - Я сказал -  просьба,  Виктор  Михайлович,  -  безразлично  произнес
Гуров. Насколько мне известно,  эти  люди  считаются  с  вашим  мнением.
Позвоните  каждому  из  них,  посоветуйте  принять   меня   без   всяких
штучек-дрючек, без ссылок на занятость и прочее вранье.
   - С Еркиным и Барчуком будет несложно, мы связаны деньгами,  а  Яшин,
как я понимаю, человек с норовом, работает в охране Президента. Не знаю.
   - Вы позвоните, там посмотрим.
   - Я завтра должен лететь в Цюрих.
   - Надолго?
   - Два-три дня.
   - До того, как увлеклись фотографией, вы обедали?
   Якушев взглянул недоуменно, кивнул:
   - Ну, ели что-то, выпили.
   - Сидели за одним столом или разбились на группы?
   - Нас всего было шестеро.  -  Якушев  не  понимал  смысл  вопросов  и
раздражался.
   - Значит, двое могли сесть в сторонке и поговорить о своем.
   - Насколько я помню, все  находились  за  столом,  когда  пили  кофе,
хозяин принес фотоаппарат.
   - Вы были выпивши? - С чего это? Я никогда не бываю выпивши.
   - Врете, да Бог с вами! Но если в вечер убийства  вы  были  абсолютно
трезвы, то почему употребляете выражение "насколько я помню".
   - Не придирайтесь, у меня просто такое выражение.
   - Опять врете. - Гуров хотел вывести хозяина из равновесия.  -  Такой
человек, как вы, лишних слов не употребляет.
   - Я сказал, что завтра улетаю в Цюрих.
   - Меня это не касается. Деловые разговоры за столом велись?
   - Не  без  этого.  -  Якушев  пожал  плечами.  -  Виктор  Михайлович,
сосредоточьтесь  и  скажите  ваше  мнение.  Люди  собрались  туда  виллу
посмотреть и отдохнуть или у кого-то была цель? Например, встретиться  с
определенным лицом, обсудить серьезный вопрос, обратиться с просьбой?
   -  Вы  не  правильно   понимаете   взаимоотношения   деловых   людей.
Определенные задачи были у каждого, даже у меня. Но  каждый  решал  свои
вопросы по-своему и по обстановке.
   - Спасибо, что просветили