" вынул из кармана небольшой  футляр,  достал  из  него  шприц,
резиновый жгут, засучил Юлии рукав, осмотрел руку, пробормотал:
   - Пока не ширяется, сучка, - перетянул руку жгутом. - Вены хороши,  я
уж и отвык от нормальных. - Проверил уровень жидкости  в  шприце,  после
чего сделал профессиональный укол в вену.
   - Девку одеть следует, - сказал второй, откинул полу халата  Юлии.  -
Мать твою, да она голая!
   Разговор этот слушали оперативники Илья Карцев и Валентин Нестеренко,
сидя в скромном "пежо",  стоявшем  неподалеку  от  отеля.  Водитель,  не
понимавший  по-русски,  сидел  за  рулем,  читал  газету.  Оперы  видели
Виктора, который с розой в руке вошел в  гостиницу,  выслушали  разговор
молодых людей, затем начало происходить непонятное.
   - Кто-то вошел и напал. Малый, -  так  Илья  называл  Виктора,  -  не
произнес ни звука. Что будем делать, Валентин? Ты полковник, мать  твою,
принимай решение. Если мы сейчас туда ввалимся, что будем говорить?
   - Заткнись, мы станем ждать. - Нестеренко достал из кармана  визитную
карточку Еланчука,  тряхнул  водителя  за  плечо,  протянул  карточку  и
показал на телефон. Водитель флегматично пожал  плечами,  стал  набирать
номер.
   - Надень на нее трусы и колготки. Найди в  шкафу  джинсы  или  другие
штаны, кофту, свитер. Шевелись, голую бабу не видел?
   - Хороша...
   Из динамика донесся удар и торопливый говорок:
   - Сказал и сказал, подумаешь... Мы что же, ее на руках понесем?
   - Куртку сними. Она  сейчас  придет  в  себя  и  поднимется,  веселая
будет...
   - Они девчонке что-то вкололи, - прошептал Илья.
   - Но, но, - водитель развел руками, указывая на карточку. -  Мсье  но
офис.
   - Кто говорит по-русски? - безнадежно произнес Нестеренко.
   - Русский... Русский, - водитель залопотал на французском.
   - Мы не знаем, что происходит в номере, - сказал Илья. - И почему  не
слышно голоса этого малого?
   - Некто вошел в номер, Виктора вырубили, девчонке  вкололи  наркотик,
думаю, они хотят ее увезти. У нас никаких прав, мы не знаем  языка.  Что
делать? - бормотал Нестеренко.
   Перед увольнением он  занимал  должность  выше,  чем  Гуров,  просить
совета, помощи в такой ситуации было для него  унизительно.  Но  в  этом
деле Гуров - старший, а в Нестеренко  прочно  сидел  синдром  советского
чиновника - в сложный момент нужно заручиться указаниями старшего.
   Однако Нестеренко взял себя в руки, сказал:
   - Илья, отставить, не  вызывай  Москву,  мы  должны  решить  ситуацию
самостоятельно.
   - Черный ход, - пробормотал Илья.  -  Девчонку  могут  вывести  через
черный ход.
   - Глупости! - Нестеренко уже обрел уверенность. - Это в России каждый
ходит где хочет. Черный ход для прислуги и для доставки продуктов.
   - Да и машина стоит на улице, - согласился Илья.
   - Наша  задача  не  дать  им  посадить  девушку  в  машину.  Кричать,
привлекать внимание полицейского.
   - Нету в округе полицейских. Это у нас менты на каждом углу.
   - Не трепись, когда надо, у нас тоже не найдешь. Ты,  Илья,  главное,
никого  не  трогая,  размахивай  руками,  стой  на  пути  и  кричи.   Не
подставляйся под нож, стрелять они не посмеют.
   - Вот они! - сказал Нестеренко, выскакивая из машины.
   Оперативникам повезло, они бросились сквозь  поток  машин  на  другую
сторону  улицы.  Раздались  автомобильные  сигналы,  послышались  резкие
свистки полицейского. Здоровенный парень открыл  дверцу  машины,  второй
подвел к ней громко смеющуюся Юлию.  Илья  оказался  быстрее  напарника,
подбежал первым, преградил Юлии дорогу, закричал:
   - Дорогая, куда же ты? - и взял ее за свободную руку.
   - Нонсенс! - сказал мужчина, который вел Юлию, и зашептал:
   - Садись в машину, девочка, все будет хорошо.
   - Мне и сейчас хорошо! - Юлия обняла своего спутника. -  Где  ты  был
раньше?
   - Ты, сука, по-французски вроде меня, - сказал Илья, оттирая  парочку
от машины.
   Сидевший за рулем мужчина выскочил из машины, но дорогу ему преградил
Нестеренко.  Прохожие  останавливались,  собиралась   небольшая   толпа,
подбежал швейцар отеля, заговорил по-французски, хотел  взять  Юлию  под
руки, но она оттолкнула его и тоже закричала на французском.
   В руке мужчины, вышедшего  из  машины,  сверкнул  металл.  Нестеренко
отстранился и, усмехаясь, сказал:
   - Я тебе кости переломаю.
   Неожиданно гвалт утих - к ним  неторопливо  приближался  полицейский.
Юлия начала ему что-то объяснять, полицейский улыбнулся, козырнул,  взял
девушку под руку, повел к машине. Илья,  который  уже  решил,  что  дело
выиграно, при таком количестве свидетелей похитители от своего намерения
откажутся, на секунду опешил, затем закричал:
   - Юлия! Юлия, не садись в машину!
   Девушка  вздрогнула,  хотела  обернуться,  но  вновь   заговорила   с
полицейским, который, услышав незнакомую речь, сначала смешался,  затем,
когда Юлия заговорила, вновь улыбнулся, шагнул к машине,  и  тогда  Илья
упал на тротуар, преграждая дорогу и заорал:
   - Киднеппинг! Киднеппинг! - видно, он слово произносил не правильно.
   Возможно, полицейский был полностью на стороне хорошенькой блондинки,
которой мешал сумасшедший иностранец, только блюститель порядка  схватил
могучей рукой Илью за воротник, поставил на ноги, занес над его  головой
дубинку. Нестеренко  перестал  перекрывать  дорогу  водителю,  шагнул  к
образовавшейся группе, и нервы у похитителя дрогнули. Он ударил кастетом
Нестеренко в голову. В  последний  момент  полковник  сумел  уклониться,
металл лишь чиркнул по его лицу, но брызнула кровь,  а  этого  было  для
полицейского  более  чем  достаточно.  Он  отстранил  Юлию,   шагнул   к
дерущимся, одновременно свистнул и достал пистолет.  Бандит  прыгнул  за
руль, бросил Юлию и напарника, нажал на газ, через  секунду  машина  уже
свернула в переулок. Еще через несколько  секунд  подлетела  полицейская
машина, блюстители порядка о чем-то переговорили, и машина унеслась.
   Илья держал Юлию под руку, незаметно  подворачивая  кисть.  Свободной
рукой девушка хлестала его по лицу, а опер  лениво  защищался  и  быстро
говорил:
   - Милая, тебя похитить хотели!  Какую-то  гадость  тебе  вкололи,  ты
очухайся, родная. Я друг твоего отца! Где твой ухажер? Ты  своего  парня
помнишь? Он розу тебе недавно принес? Где он?
   Подбежал запыхавшийся Нестеренко, зажимая рану на  щеке,  пачкаясь  в
крови, произнес:
   - Не догнал! Годы не те, да и города не знаю! Ушел, гад!
   Тут же рядом  оказался  полицейский,  в  руках  у  него  был  бинт  и
пластырь. Не очень красиво, но ловко полицейский залепил порез  на  лице
Нестеренко, вежливо, но не так уж и галантно взял Юлию под руку,  указал
на другую полицейскую машину, подкатившую к тротуару.
   - Пардон, мадемуазель.
   Илья преградил им дорогу, хлопнул себя  по  груди,  указал  на  Юлию,
которая стала уже значительно спокойнее, сказал с непонятным акцентом:
   - Мы русские. Ферштейн? Рашен!  Москва!  И  только  к  этому  времени
подошел водитель  машины,  возивший  оперативников,  и  что-то  негромко
сказал полисмену.
   - Ты раньше не мог подойти? - возмутился Илья, глотая матерные слова.
   - Не моя работа, - неожиданно по-русски ответил водитель  и  пошел  к
своей машине.
   Илья взбеленился, догнал водителя, заговорил:
   - В России оперативники не делят работу на твоя - моя.  Иди  обратно,
сука! Девчонку требуется отвести в номер. Найди ее ухажера, если он  еще
живой, вызови свое начальство! Твоя - моя! Ты ко мне в Москву прилетишь,
я тебе устрою...
   - Хорошо, хорошо, -  водитель  вернулся  к  полицейским,  они  начали
объясняться.
   - Я плохо себя чувствую, - сказала Юлия,  оглядываясь.  -  Что  здесь
вообще происходит, кто вы такие?
   Швейцар подхватил ее под руку,  услужливо  распахнул  дверь.  В  этот
момент у тротуара остановилась машина, из нее выскочил  Еланчук,  увидел
пластырь на лице Нестеренко, раздраженно сказал:
   - Все-таки вляпались. Вы  полагаете,  Интерпол  в  большой  дружбе  с
французской полицией? Где Юлия и ее приятель?
   - Необходимо, чтобы полицейский поднялся  в  номер  Юлии,  -  ответил
Илья. - Там что-то не так.
   Виктор сидел в кресле, полицейский бинтовал ему голову. Парень  плохо
чувствовал себя и клонился на бок.
   Юлия закрылась в спальной комнате, оперативники потихоньку смотались.
Еланчук, стараясь держаться спокойно, выслушивал старшего полицейского.
   - Как только вы появляетесь, у французов начинаются  неприятности!  -
говорил он. - Эти двое русских, они ваши люди?
   - Русские туристы, один из них увидел знакомую, - Еланчук  указал  на
закрытую  дверь  спальни,  -  подошел  поздороваться,  тут,  видимо,   и
произошла драка.
   - Он упал на землю, кричал о каком-то похищении.
   - Меня здесь не было, сержант.
   - Но вы тут же появились! Мой коллега  подозревает,  что  мадемуазель
находится в состоянии наркотического опьянения.
   - Вы здесь старший, вам решать, - флегматично ответил Еланчук.
   - Кто этот человек? - Полицейский указал на Виктора. -  Он  ранен.  Я
должен допросить даму, которая проживает в номере.
   - Вы отличный парень и слуга закона, действуйте.  -  Еланчук  понизил
голос. - Хочу вас  по-дружески  предупредить,  что  мадемуазель  -  дочь
русского бизнесмена, который связан с вашими банками, появится  адвокат.
- Он пожал плечами. - Нападавшие скрылись, найти их трудно.  Мадемуазель
сейчас плохо себя чувствует...
   - И что  же  я  должен  делать?  Этому  русскому  пробили  голову,  я
обязан...
   - Безусловно, сержант, - согласился Еланчук. - В молодости я  работал
в криминальной полиции, знаю, чем  меньше  шума,  тем  лучше  аппетит  у
начальства.
   Сержант довольно рассмеялся.
   - Иностранцы, адвокаты, исчезнувшие преступники, одна головная  боль,
- гнул свою линию Еланчук, пытаясь замять дело и быстрее отправить  Юлию
и русских сыщиков из Парижа домой. - Я говорю по-русски, если разрешите,
потолкую с парнем, надеюсь, он не захочет настаивать на расследовании.
   - Буду благодарен, мсье, - обрадовался сержант. Еланчук поставил стул
радом с креслом, сел, расспросил Виктора, как тот  себя  чувствует,  что
произошло. Выслушав короткий рассказ, Еланчук сказал:
   - Вы не договариваете, молодой человек, но я не полицейский. Мой  вам
совет, если можете ходить, улетайте домой. Лежать здесь  в  госпитале  -
дорогое  удовольствие.  Думаю,  вас  ударили  рукояткой  пистолета  либо
кастетом. Кость не повреждена, сотрясение мозга переживете.  А  впрочем,
решайте сами.
   - А Юлия? - спросил Виктор.
   - Не волнуйтесь, о ней побеспокоятся. Вы имеете претензии к  полиции,
будете писать заявление?
   - К чему? Начнется бумажная волокита. Полиция во всех странах не ищет
преступников, а составляет протоколы.
   Еланчук внимательно следил за Виктором, думал о том, что парень очень
не простой и необходимо сообщить о нем Гурову.
   - Так я могу передать полиции, что они могут уходить?
   - А Юлия? -  вновь  спросил  Виктор.  -  Ее  следует  охранять,  ведь
нападали на нее, я здесь оказался случайно, попался под горячую руку.
   Никто не любит липшей работы, потому Еланчук сердился на  Гурова,  на
русских ментов, которые были в Париже словно заблудившиеся в лесу  дети.
Но он  не  мог  не  признать  очевидного.  Гуров  предвидел  возможность
нападения на девицу, а  менты,  как  к  ним  ни  придирайся,  вели  себя
достойно.
   Еланчук сказал сержанту, мол, все о'кей, русские претензий не  имеют.
Когда полицейские ушли, позвонил хозяину отеля, попросил прислать врача,
созвонился с Гуровым, не вдаваясь в подробности, сказал, что Юлии  лучше
вернуться в Москву.
 
Глава 3 
 
   Второго февраля, в пятницу, в квартире  Горстковых  собрались  гости,
событие, вызывавшее у хозяйки одновременно и радость, и  головную  боль.
Нина Дмитриевна росла в  исконно  русской  семье,  где  людей  принимали
хлебосольно, никакие увещевания дочери, что ломившийся от  разнообразных
закусок стол, с последующей селянкой, бараньей  ногой  и  индейкой  либо
гусем с яблоками - каменный век, воздействия не имели. Нина  никогда  не
могла ограничиться бутербродами и тарталетками и слушать не хотела,  что
люди приходят в дом не  есть,  а  поговорить,  искренне  расстраивалась,
когда большинство блюд оставались на столе нетронутыми. А сегодня дочери
не было - Юлия возвращалась  домой  лишь  завтра,  потому  накрыто  было
традиционно - по высшему разряду.
   Юрий Карлович о  происходящих  в  Париже  событиях  ничего  не  знал,
пребывал  в  настроении  отличном.  Как  в  одном  человеке  совмещались
опытный, осторожный, хваткий финансист  и  радушный,  несколько  наивный
хозяин - неизвестно. Однако уживались, данный факт имел место. Предлогом
для сбора  послужила  серебряная  свадьба  хозяев,  которую  они  хотели
отметить вдвоем. Но ухе утром начались  звонки  с  поздравлениями,  и  к
восьми часам вечера  собралось  девять  человек  гостей  плюс  виновники
торжества. Огромный, еще дедовский стол пришлось раздвинуть.
   Публика  собралась,  если   так   можно   выразиться,   разномастная,
принадлежавшая к различным политическим течениям, что для верхних этажей
власти  не  очень  естественно.  И,  если  помощник  Президента  Ждан  и
вице-премьер Барчук, помощник всесильного генерала  Коржанова  полковник
Севостъянов и замнач контрразведки Володин еще как-то соседствовали,  то
ближайший друг кандидата в  Президенты  и  лидера  демблока  Алентов,  и
председатель одного из коммунистических блоков Еркин, который еще  вчера
состоял в другой партии, и мало кому известный коммерсант Юдин  были  за
столом вроде как ни к чему. До выборов  Президента  уже  начали  считать
дни, и, хотя Президент и лидер  коммунистов,  победивших  в  декабре  на
выборах в Госдуму, официально свои кандидатуры еще не выдвинули,  данный
вопрос был практически решен, Дело было лишь за  формальным  заявлением.
Тридцатисемилетний  лидер  демократов,  кандидат  в  Президенты  и  друг
Алентова тоже еще не сказал последнего слова, но  у  Демократов  другого
лидера не было, так что за столом  практически  собрались  представители
трех ведущих фракций, которые в июне должны были вступить  в  борьбу  за
корону российского самодержца.
   Серебряная свадьба хозяев никого из присутствующих не волновала. Юрий
Карлович Горстков был не только миллионером, но  являлся  некоронованным
лидером ведущих  финансовых  структур  России  и  наиболее  авторитетным
русским финансистом в глазах Запада. И, хотя  газеты  и  телевидение  не
уставали повторять,  что  восстановить  развалившуюся  экономику  страны
способны только сами хозяева и на помощь со стороны рассчитывать наивно,
обещанные Западом миллиарды долларов не давали политикам спать спокойно.
   Кому  положено,  прекрасно  знали,  что  Горстков   крайне   неохотно
участвует в политических тусовках, а если и  приходит,  то  о  делах  не
говорит, отмалчивается.  Являясь  сегодня  на  скромный  юбилей,  каждый
считал, что он окажется за столом чуть ли не единственным гостем и, зная
хлебосольство дома, рассчитывал за рюмкой если не заручиться  поддержкой
хозяина, то прощупать его настроение.
   Когда все собрались  и  заняли  места  за  столом,  наступила  пауза,
объясняемая  разочарованием:  в  таком  составе  ни  о  каком  приватном
разговоре  не  могло  быть  и  речи.  Юдин,  который  никаких  целей  не
преследовал, лишь симпатизировал более молодому  и  удачливому  коллеге,
слегка ему завидовал, не без этого,  поднял  традиционный  тост,  сказал
положенные слова и вынудил "молодых" поцеловаться.
   Хозяин поздно сообразил, что состав за столом получился разномастный,
с искренней симпатией взглянул на Бориса Юдина, зная, что  этот  человек
искренен, ничего просить не собирается, так как прочно  стоит  на  своих
ногах и ни в какую сторону тянуть не будет, сам политику не уважает.
   Юбиляры звонко расцеловались, хозяйка пылала румянцем, угощала гостей
с таким усердием, словно они утром вырвались из блокадного Ленинграда.
   Контрразведчик Володин и  заместитель  начальника  Управления  охраны
Президента пришли без жен, сидели рядом, в  миру  тихо  ненавидели  друг
друга, сегодня, не сговариваясь, объявили временное перемирие.
   - Ну, раз такое случилось, выпьем на  "ты"  и  не  будем  говорить  о
политике, - на правах старшего сказал Володин и выпил.
   - Я и в политике ни бум-бум, - Севостьянов тоже  выпил.  -  Мое  дело
телячье, отнеси-принеси и не мычи.
   - А чего ты явился? - Володин знал, что сосед врет и  совсем  не  так
прост, как хочет казаться.
   - Шеф сказал, я и пошел. - Полковник налил по новой. - Кто в  июне  в
короли выйдет - неизвестно, а Карлович, - он кивнул на  хозяина,  -  при
любом раскладе небитым козырем останется.
   - Не скажи, Юрий,  не  скажи!  -  Генерал  профессионально  опрокинул
рюмку. - Начнут рулить коммуняки, все может случиться.
   - Мы с тобой при настоящих хозяевах служили, знаем,  нынешние  не  те
ребята. Ружья у них имеются, а патронов нету. И хозяин им не по зубам, а
уж те фигуры, за бугром, что у него за спиной стоят, и говорить  нечего.
Это факт, который и тебя, и меня касается одинаково.
   Олег Еркин, маленький, жилистый мужичонка,  из  глубинки  неизвестным
способом пролезший в Думу, вовремя переметнулся к коммунистам и сохранил
депутатский мандат на второй  срок.  Хозяева  видели  его  впервые.  Кто
пригласил его на обед и приглашали ли его вообще - неизвестно, он горячо
полемизировал с  одним  из  ведущих  лидеров  демократов  доктором  наук
Алентовым. Полемика сводилась к  горячечному  монологу  Еркина.  Алентов
смотрел удивленно и согласно кивал. Да,  вряд  ли  такое  общение  можно
назвать полемикой. Выступление Еркина состояло из  отдельных,  никак  не
связанных друг с другом призывов и лозунгов различных партий.
   - Все очень просто! Частная собственность, конечно, останется. Одежда
человеку необходима, кровать, машина, только пускай  предъявит  справку,
где заработал деньги. Люди должны жить хорошо, учеба, клиника,  больница
- бесплатно. Ни у кого ничего отнимать не будем,  пусть  владеют,  но  в
разумных пределах, липшее человек должен отдать ближнему. Согласны?
   - Да-да, конечно, липшее обязательно отдать, - кивал Алентов, думая о
том, какой черт занес его на этот обед.
   Николай хотел увидеть Юлию и не знал, что девушки нет  в  Москве.  Он
встречался с дочерью Горсткова дважды, на  каком-то  шумном  и  довольно
пьяном вечере они танцевали, затем довольно долго разговаривали. Молодой
политик не знал, что девушка - дочь финансового магната,  принял  ее  за
журналистку. Юлия понравилась ему как  женщина:  гибкое,  сильное  тело,
открытая обаятельная улыбка  и  удивительная  раскованность.  Ему  очень
нравилось, что она не расспрашивает его о  политике,  не  ведет  заумных
разговоров об экономических реформах. Танцевать они оба любили и  умели,
ощущали в движении не только физическую, но и духовную гармонию.
   Юлия знала, что ее партнер - заметный человек в какой-то политической
партии, вспомнила, что видела его по телевизору,  но  представились  они
друг другу только по имени, громкая фамилия Николая была девушке  в  тот
вечер неизвестна. На подобных вечерах танцуют немногие, и  молодая  пара
привлекала внимание. Среди  присутствующих  прошел  шепоток,  и  Николай
краем уха услышал:
   - У Алентова губа не дура... Вот так зарождаются правящие династии.
   Алентов был слегка пьян и влюблен, не  придал  услышанному  значения.
Расставаясь,  он  задал  вопрос,  который  задает   нормальный   мужчина
понравившейся ему женщине:
   - Мы еще увидимся, разрешите вам позвонить?
   - Вы мужчина, дерзайте! - ответила, смеясь, Юлия.
   - Но я не знаю вашего телефона.
   - Попытайтесь разыскать! - Она снова рассмеялась  я  заторопилась  на
выход.
   - Николай, ты хочешь сказать, что весь вечер провел с девушкой  и  не
знал, что она самая богатая невеста в России? - спросил у  Алентова  его
секретарь и друг на следующий день.