аницу   вырвал   человек
импульсивный. Значит, не хозяин и не сосед, они отпадают  сразу.  Гость?
После своего появления он в эту комнату не  заходил,  следовательно,  он
мог вырвать страницу, если уже был здесь сегодня. Все поведение  Бабенко
доказывает, что о записи он не знал. Девушка? Самая импульсивная, она  и
обнаружила труп, у нее было время. Обнаружила труп, а может, она и?..  В
принципе, все эти наивные глупости, я имею в виду, конечно, не убийство,
а инсценировку и вырванную  страницу,  оправдывался  перед  собой  Лева,
очень похожи на женскую логику. Девушка вполне могла шарахнуть  Качалину
в висок, затем начать творить несуразное. Какие  могут  между  женщинами
разыгрываться игры,  бушевать  страсти,  не  только  уголовному  розыску
известно.
   Самому не разобраться,  нужна  дополнительная  информация,  необходим
помощник: человек  в  доме  свой,  знающий  местные  приливы  и  отливы,
подводные течения и капризные ветры.  Кому  довериться?  Лева  по-детски
шмыгнул носом, облокотился на стол,  подперев  голову,  как  закоренелый
двоечник, безнадежно  взглянул  на  бумагу  с  четырьмя  словами,  начал
обводить их, они стали отчетливее, но и только.
   Сосед. Девушка. Хозяин. Гость. Самым лучшим союзником стал бы  сосед.
Денис  Сергачев.  Умный,  выдержанный  человек,  вроде  бы   безупречной
репутации. Вопреки всякой логике, собственным рассуждениям Лева  ему  не
верил.  Мало  того,  инспектор  стыдливо,  как-то   по-воровски,   сунул
Сергачева в укромный  уголок  памяти  как  подозреваемого,  чуть  ли  не
главного  подозреваемого,  чтобы  потом  выдвинуть  на  передний   план,
рассмотреть внимательно. Так порой в доме прячут свидетельство несчастья
или позора, с глаз долой - из сердца вон,  однако  все  знают,  что  оно
существует, и, хочешь не хочешь, придется его вытаскивать на белый свет.
   Казалось бы, никак Сергачев к происшедшему отношения иметь не  может,
на голову надо встать, чтобы  такое  придумать.  Лев  Гуров  чувствовал:
Сергачев либо убил, либо убийцу знает, покрывает и не  назовет  никогда.
Откуда такое чувство, Лева понять не мог, потому как чувства  не  мысли,
их не препарируешь и анализу не подвергнешь.  Прав,  не  прав,  Сергачев
будет последним, к кому Лева еще раз обратится за помощью.
   - Ну, допустим, - сказал Лева вслух, - жить все равно надо.
   В кабинете произошла какая-то  неуловимая  перемена.  Лева  попытался
понять, что же  именно,  затем,  как  ненужное,  отбросил,  вернулся  на
исходную  позицию.  Вырвали  страницу,  имеем   факт.   Вырвал   человек
импульсивный, я остановился на девушке. Лева посмотрел на Веру и тут  же
понял,  что  в  кабинете  изменилось.  Вера   проснулась   и   перестала
похрапывать, тихо лежала и из-под опущенных век  наблюдала  за  Гуровым.
Так бывает, подумал Лева, капает вода  из  крана  и  раздражает  крайне,
привыкнешь, так если капать  прекратит,  вроде  чего-то  и  не  хватает.
Проснулась, значит, наблюдаешь и думаешь? Думать,  оно  всегда  полезно,
даже хорошеньким и избалованным. А  вот  пить  вредно.  Лева  рассуждал,
казалось бы, о постороннем, а сам готовился к нападению. А зачем выпила?
Одна из твоих знакомых упала и разбилась, ты сразу за  бутылку?  Или  ты
все натворила и  выпила  со  страху?  Последнее  правдоподобнее.  Так  и
спросить? Сразу, без подготовки?
   - Вера, зачем вам понадобилось  вырвать  листок?  Лева  говорил  так,
словно они беседуют давно, и сам удивился и вопросу  своему  и  тону.  -
Нехорошо.
   - Ничего я не вырывала, не придумывайте! - выпалила Вера, уселась  на
диване, поджав ноги. - Голова, - она тронула ладонями виски, -  страшное
дело.
   Наивная попытка Веры переключить разговор на  свое  самочувствие  при
иных обстоятельствах рассмешила бы Гурова. Сейчас  он  лишь  смотрел  на
девушку и молчал, спокойно  ждал,  понял,  сейчас  она  сдастся.  Отчего
появилась такая уверенность, неизвестно; то ли оттого, что Вера в  столь
неподходящий  момент  заговорила  о   головной   боли,   то   ли   Гуров
почувствовал, как она вздрогнула.
   - Куда вы этот листочек дели?
   Девушка встала, сунула ладони в узкие карманы  джинсов,  переступила,
попыталась принять позу, выражавшую, по ее мнению, равнодушие.  Прикусив
нижнюю губу, она старалась придать своему взгляду презрение и  насмешку.
Джинсы были очень узкие. Лева заметил, как  правый  карман  оттопырился,
девушка сжала руку в кулачок.
   - Положите  листочек,  который  вы  вырвали,  сюда.  -  Он  отодвинул
еженедельник, освобождая место.
   Девушка застыла. У Левы появилось ощущение, что не у Веры, а  у  него
самого судорогой свело мышцы. Ну, что делать? Не настраивать себя против
запутавшейся в жизни девочки, быть добрее. Если Вера выпивает  и  пошла,
как говорится, по рукам,  это  еще  ничего  не  значит,  и  руки  к  ней
протянули, судя по всему, отнюдь не ангелы.
   - Только, пожалуйста, не вздумайте бумажку сунуть в рот. Вам ее сразу
не  проглотить,  а  начну  вам  разжимать   челюсти,   сцена   получится
отвратительная.
   Вера осунулась, подурнела. Медленно вытащила руку из  узкого  кармана
джинсов, разжала сведенные судорогой пальцы, и  на  стол  упал  бумажный
комочек.
 
ДЕНЬ МИНУВШИЙ. ВЕРОЧКА АЗЕРНИКОВА 
 
   Верочка  родилась  хорошенькой,   росла   хорошенькой,   о   чем   ей
многочисленная родня не давала забывать ни утром, ни вечером, и с годами
превратилась в девушку хорошенькую, самовлюбленную и эгоистичную.  Когда
у соседей, близких и дальних родственников, даже родителей, факт, что из
очаровательного ребенка вырос законченный эгоист, сомнений не  вызывает,
начинают искать виновных. Чаще всего на эту роль  назначают  школу,  тем
более что на семейном совете она  голоса  не  имеет  и  ответить:  "Сама
дура!" или "На себя погляди!" - не может.
   Верочке дали отгулять летние каникулы, а с  первого  сентября,  когда
она пошла в десятый класс,  навалились  на  нее  всем  миром:  только  в
Кургане Азерниковых  насчитывалось  около  тридцати  душ.  Дома  Верочку
ежедневно поджидали отец, мать, младшая сестренка, бабушка, сжимавшая  в
сухонькой руке хворостину. С соседних улиц регулярно наведывались  дядья
и тетки, двоюродные братья и сестры, последние  были  моложе  Верочки  и
потому оказались воспитателями наиболее строгими и принципиальными.
   У Верочки вместе с самовлюбленностью и эгоизмом развился и  характер.
Перед ноябрьскими праздниками она из дома ушла, поселилась у  подруги  в
фабричном общежитии.
   Морозными,  снежными  вечерами  она,  мечтая  о  жареной  картошке  и
одиночестве, пила сладкое вино, выслушивала  бесконечные  советы  и  еще
более бесконечные уверения в любви, целовалась до одури и головной боли,
несколько раз яростно дралась, когда покровители и  влюбленные  пытались
перейти границы. Верочка сидела  на  уроках  невыспавшаяся,  с  опухшими
губами, не соображая, о чем идет речь, отдыхала, собираясь  с  силами  к
неумолимо приближающемуся вечеру.
   Попытки родителей  и  многочисленной  родни  вернуть  заблудшую  овцу
Верочка встречала яростным сопротивлением, однажды  закончившимся  такой
истерикой, что приезжала "неотложка".
   Чем бы все это закончилось, неизвестно, но  Верочка  познакомилась  с
человеком прежде,  чем  ее  успели  выгнать  из  школы  и  исключить  из
комсомола. Студеным  предновогодним  вечером  она  шла,  спотыкаясь,  по
заснеженному тротуару и лениво дралась с замерзшим  мальчишкой,  который
чего-то непременно хотел. Рядом остановились "жигули",  водитель  вышел,
молча усадил Верочку в теплую машину, так же молча  отвесил  продрогшему
кавалеру тяжелую оплеуху и увез девушку.
   "Жигули" привезли ее к какому-то дому, твердая рука помогла подняться
на второй этаж и втолкнула  в  теплую  чистую  квартиру,  где  не  пахло
портвейном и не гремел "маг". Влюбленные почему-то,  вместо  того  чтобы
накормить, обычно Верочку поили.  За  три  месяца  она  познакомилась  с
плодово-ягодным и марочным,  с  белым,  красным,  розовым,  сегодня  она
встретилась с зеленым, очень сладким и липким, по  кличке  "Шартрез",  и
теперь он резал пустой желудок, подступал к горлу, Верочка заплакала.
   Володя,  так  звали  хозяина  "Жигулей"  и  квартиры,  на  слезы   не
реагировал. Он  снял  с  Верочки  шубу  и  некогда  кокетливую  шапочку,
поставил на стол тарелку дымящегося, остро пахнущего борща, который  она
начала, обжигаясь, глотать.
   - Не отнимут, - сказал Володя сердито.
   Верочка на него посмотрела, но не увидела: растаявшая тушь,  хмель  и
усталость плыли грязным туманом, фигура хозяина проступала вдалеке.
   - Уж если совсем  невмоготу,  пей  спирт.  -  Володя,  молчавший  всю
дорогу, неожиданно разговорился, голос у него был одновременно и усталый
и веселый. - Какой-то дряни нализалась. Знаю, по законам твоего  кино  я
должен  уйти  ночевать  к  приятелям.  Они  у  меня  есть  и  примут   с
удовольствием, но я не пойду. Раскладушки у  меня  нет,  так  что  спать
будем на тахте, не взыщи.
   - Спасибо, я посижу, - пролепетала Верочка, роняя голову на  грудь  и
пытаясь разлепить ресницы.
   - Это можно, - согласился Володя и начал удивительно ловко  и  быстро
ее раздевать. Верочка не знала,  что  хозяин  был  врач,  в  свое  время
проработал в "Скорой" и раздевать ему  приходилось  как  мужчин,  так  и
женщин. Он уложил Верочку на тахту, отодвинул к  стене,  проверил  часы,
завел будильник, лег рядом и пропал в мертвом сне. Сегодня в  Курганском
институте травматологии выдался тяжелый день.
   Верочка родилась и выросла в Кургане, конечно, слышала, что в  городе
есть институт,  в  котором  сращивают  ноги  и  руки.  Всезнающие  бабки
рассказывали, будто главный там - профессор,  а  вокруг  него  чертенята
шастают, людей на штыри железные насаживают, винты хитрые закручивают...
   Верочка лишь через несколько  дней  узнала,  что  подобравший  ее  на
морозе молодой человек - врач, кандидат наук из института, иные говорят:
из клана профессора Илизарова. Володя целый день возился с очень сложной
ногой, осколки упрямо  не  хотели  совмещаться.  Переупрямить  ребят  из
института не удалось, сложной мозаикой из частей составили целое. Володя
устал, как собака, рвался домой, и меньше всего на  свете  искал  в  тот
вечер приключений.
   Три дня назад Володя увидел Верочку в одном доме,  девушка  выглядела
старше своего возраста, и он спросил о ней хозяина.
   - Десятиклассница, а уже... - ответил  парень  и  рассказал  историю,
состоящую из правды, лжи и мрачных прогнозов на будущее героини.
   - Вместо того чтобы злословить, помог бы человеку,  -  сказал  Володя
раздраженно. Всему услышанному он не поверил,  но,  как  говорится,  нет
дыма без огня. А дыма в истории Верочки было больше чем достаточно.
   - Ты же врач, ты и помоги. - Хозяин пошло усмехнулся.
   Володя остановил машину, потому что сцена на пустынной вьюжной  улице
ему не понравилась. Верочку он узнал  лишь  позже,  в  машине,  вспомнил
рассказ знакомого, понял, что попал в историю, но  было  уже  поздно.  К
тому же за свои слова о помощи следовало  нести  ответственность,  и  он
смирился.
   Утром Верочка проснулась в чужой незнакомой квартире одна. Умывшись и
одевшись, она застелила тахту, благо начиналось воскресенье  и  не  надо
было бежать в школу, бездумно включила телевизор  и  начала  неторопливо
осматривать  квартиру.  Хоть  и  совсем  молодая,  но  женщина,  Верочка
почувствовала: здесь обитает мужчина одинокий, судя по всему, аккуратный
и трезвый. О хозяине Верочка могла вспомнить лишь то, что  руки  у  него
сильные и  ловкие.  В  холодильнике  она  обнаружила  три  яйца,  кефир,
полбутылки водки, пачку маргарина и плавленый срок. Водка в холодильнике
и отсутствие пустых бутылок, чистота на кухне сказали Верочке о  многом.
Выйду за него замуж,  решила  девушка.  Трезвый,  аккуратный,  квартира,
машина. Решено, выхожу замуж.
   Верочка поджарила яичницу, позавтракала с аппетитом, решила осмотреть
квартиру внимательно: все-таки какое-то  время  здесь  придется  пожить.
Задерживаться в Кургане она не собиралась, аттестат необходим,  получить
его и - в Москву, поступить во ВГИК, начать сниматься в  массовках.  Она
почему-то убеждена,  что  массовки  снимают  обязательно  ночью.  Война!
Пожар!  Мечутся  люди,  Верочка  в  горящем  ватнике  куда-то  бежит,  и
неожиданно  голос:  "Стоп!  Стоп!  Девушка,  смотрите  в   камеру,   нам
необходимо видеть ваши глаза!"
   Она не наивна: конечно, начать придется с массовки, придется ждать  и
терпеть. Днем занятия в институте, ночью съемка, она будет  засыпать  на
лекциях, падать от усталости, но в конце концов...
   Шторы я сразу заменю - не дом, а казарма. Верочка придирчиво оглядела
комнату, села за стол и увидела записку, лежавшую  в  центре,  на  самом
виду. "Уходя, проверьте, хорошо ли захлопнули дверь". Ни тебе обращения,
ни тебе подписи. Рыцарь называется. Ключ не оставил, а дверь захлопните.
Обидевшись, она легла на тахту  и  отвернулась  к  стенке.  Так  и  буду
лежать,  никуда  не  пойду,  там  холодно  Можно,  конечно,   позвонить,
прибегут, это они к ночи наглеют,  а  днем  очень  даже  вежливые.  Этот
хорош... "Захлопните дверь... проверьте". Я  за  него  замуж  собираюсь.
Нет, аттестат - и в Москву, тут пропадешь...
   Когда Верочка проснулась, за окном темнело, на кухне  горел  свет,  и
кособокий желтый квадрат углом ложился на пороге, видимо, дверь  закрыли
плотно. Она встала, одернула юбку, поправила волосы и решительно  прошла
в кухню.
   - Здравствуйте! Володя, - хозяин представился. -  Я  знаю,  Вера,  вы
учитесь в  десятом  классе  и  решили  стать  кинозвездой.  Здорово,  но
обыденно и неоригинально.
   Насмешливыми словами  Володя  пытался  прикрыть  свою  растерянность.
Уехав на работу рано и провозившись полдня в институте, он,  признаться,
почти забыл о девушке в  своей  квартире.  Обнаружив  девушку  на  тахте
спящей, а вместо яиц в холодильнике скорлупу на столе, Володя разозлился
и несколько растерялся. Он варил кашу  и  настраивал  себя  воинственно.
Когда Вера вошла  и  взглянула  на  него  наивными  заспанными  глазами,
жизненный  опыт  двадцативосьмилетнего,  подающего   надежды   кандидата
медицинских наук сплоховал, не подал сигнала "SOS".
   - Я голодная, чего вы готовите?  -  непосредственно  поинтересовалась
Вера.
   - Когда удается достать яйца, я их съедаю по штуке в день.  -  Володя
считал себя мужиком умудренным и  ничего  не  боялся.  -  Варю  я  кашу.
Умойтесь, достаньте тарелки, сейчас будем обедать или  ужинать,  это  уж
как вам угодно.
   - Сколько вам лет? - Вера, обжигаясь, глотала кашу и морщилась.
   - Скоро тридцать. - Володя попытался  говорить  чуть  насмешливо,  но
уважительно, как говорит взрослый интеллигентный человек с  ребенком.  -
Пора на пенсию.
   - Почему не женаты? Или успели развестись? Мужики сейчас шустрые,  им
в загс, что на базар: купил, съел, снова купил. Это мы потом  всю  жизнь
расхлебываемся.
   - Оно, конечно, - попытался подстроиться под тон  кандидат,  -  бабья
доля куда как серьезная.
   - Издеваетесь, - Вера облизала ложку, -  разузнали  про  мои  девичьи
мечты,  теперь  за  неловкие  слова  цепляетесь  и  издеваетесь.  Весьма
похвально, - ловко впихнула она слова старого преподавателя  литературы,
который любил их повторять, распекая за невыученный урок.
   - Я не издеваюсь. - Володя уже забыл о своих воинственных  намерениях
и превратился в обороняющегося.
   - Сильный всегда прав, я вас не  осуждаю.  Вы  знаете,  мне  деваться
некуда, вы меня согрели, накормили, смотритесь весьма благородно.
   - Вера, я не думаю над вами издеваться, давайте поговорим серьезно. -
Володя воровато взглянул на часы.
   - Мне не до шуток, я говорю вполне серьезно. - Вера пожала плечами. -
Выспалась, поела, пора и честь знать.
   - Я вас не гоню. - Глупее Володя придумать не сумел.
   Вера вспорхнула, чмокнула его в щеку.
   - Ты молодец! Я сразу, еще вчера, поняла, что ты настоящий мужчина. -
Вера прошедший вечер  практически  не  помнила,  но  свято  верила,  что
говорит правду.
   Володя встал, одернул рубашку. Вера оглядела  его  исподволь,  однако
внимательно и решила, что "настоящий  мужчина"  мог  бы  быть  и  повыше
ростом.
   - Я человек тихий, мешать тебе не буду, школу окончу, аттестат получу
и освобожу помещение.
   Молодой, подающий надежды кандидат наук  перестал  теребить  рубашку,
пригладил негустые волосы, откашлялся; он подбирал  слова  для  ответной
речи, но затратил на это слишком много времени.
   - Иди сюда! - Верочка пробежала комнату. - Стол мы  переставим  сюда,
шторы заменим, книги - это хорошо...
   - Стоп! -  крикнул  Володя  и  сам  устыдился  визгливого  голоса.  -
Спокойно, давай по  порядку.  Ты  собираешься  жить  здесь?  А  меня  ты
спросила? Помолчи. А может, у меня жена или невеста?
   - Какая  жена?  -  презрительно  перебила  Вера.  -  Зачем  врать-то?
Выгоняешь, так и скажи. Выматывайся, девочка, на улицу,  и  нет  мне  до
тебя дела. Душевные и благородные люди по экранам табунами  расхаживают,
а жизнь - штука жестокая...
   - Замолчи! Сейчас же замолчи!
   - Не запряг, а уже погоняешь! Ты сначала женись, потом кричи.
   - Как женись? - Володя опустился на тахту. - На тебе?
   - А на ком? - Вера подбоченилась, смотрела снисходительно. -  Поселил
у себя девушку, а ответственности никакой? Ты как  людям  объяснишь?  Да
тебя люди с потрохами съедят...
   - Это точно, съедят, - согласился Володя.
   Расписались сразу после Нового года, свадьбу  не  устраивали.  Володя
составил списки приглашенных, совсем запутался и бумажки  порвал.  Вера,
не желая видеть и показывать свою родню, мужа поддержала:
   - Чего пьянку устраивать, лучше стенку купим...
   Женившись, Володя, неожиданно даже для  себя,  оказался  человеком  с
характером. Никакой стенки он покупать не стал, мебель  переставлять  не
разрешил и для начала перевел Веру в вечернюю школу. Не поленился - дело
требовало - обошел ее бывших преподавателей. Слушал он всех внимательно,
кивал, снова слушал и снова кивал,  поглядывал  вокруг  с  любопытством,
пришел на педагогический совет без приглашения и сказал:
   - Большое спасибо, постараюсь советы ваши учесть.  Мне  все  понятно,
кроме одного. Вас так много и вы все такие хорошие, а Вера одна и  такая
плохая.
   Справедливый гнев готов был выйти из берегов, но  Володя  поклонился,
прикрыл за собой дверь. Дома он долго молчал. Вера, знавшая о его визите
в школу, ходила по квартире, как тень,  понимая,  что  Володя  принимает
решение. Ей показалось, что в этот вечер муж стал выше ростом и раздался
в плечах.
   - Давай сюда все учебники и тетрадки и ложись спать, а  я  посижу  на
кухне, - сказал он.
   Когда утром она проснулась, Володя все еще сидел за столом, на  щеках
у мужа проступила рыжеватая щетина, под глазами залегли тени.
   - Теперь я более или менее  в  курсе.  -  Володя  поднялся,  выпрямил
затекшую спину. - Я составил для  тебя  распорядок  дня.  Отправляйся  в
магазин, купи тетрадки, учебники оберни, приведи себя в порядок.
   Вера  буквально  обомлела,  ничего   не   ответила,   выполнила   все
беспрекословно. Володя взял в институте  отпуск  и  начал  заниматься  с
женой. Они просиживали за учебниками  до  поздней  ночи,  медовый  месяц
удался на славу. Володя нанес официальный визит Вериным родителям;  там,
как и в школе, молча слушал, прощаясь, сказал:
   - Я рад, что вы считаете себя абсолютно правыми. Это освобождает  вас
от ненужных угрызений совести, а меня от посещений вашего дома.
   Вере, хотя она и не переставала жаловаться на занудство  мужа,  новая
жизнь нравилась. Так  как  он  категорически  запретил  ей  краситься  и
косметику выкинул на помойку, Вера перестала привлекать к себе внимание.
В новой школе смотрели на нее проще, без  издевки,  когда  она,  стоя  у
доски,  поначалу  лепетала   беспомощно.   Со   временем   Вера   начала
вразумительно отвечать, и в отношении к ней  преподавателей