депутатское  шарканье,  бренчанье
посуды и прочую муру, понял, гости к Еркину заходят  редко,  и  позвонил
ему из машины. Галей представился дружбаном  одного  большого  человека,
который, мол, интересуется: что, великий депутат за охрану своей персоны
собирается платить или будет жизнью в этой Москве рисковать?
   Ответ Еркина получился путаный, непонятный ответ. Начал  он  с  того,
что просил передать  большому  человеку  низкий  поклон  за  проявленную
заботу об его ничтожной жизни. Затем депутат просил  пардону,  объясняя,
что срочно в сортир надобно.
   Галей отсоединил клемму, объехал квартал. Еркин то ли бегал на  кухню
хватить стакашек, то ли просил соседей позвонить в ментовку, узнать, кто
у него, депутата, на проводе.
   - Ну, чего ты, мужик,  очистил  животик?  -  ласково  спросил  Галей,
позвонив вторично.
   И тут Еркин запел  иную  песню,  что  благодарность  остается,  но  у
больших людей большие заботы, потому возможны ошибки. Такая ошибка  и  с
ним, Еркиным, произошла, потому как он в депутаты попал  в  первый  раз,
исключительно по казусу, сам он из Еркиных, которые всю жизнь  по  земле
словно навозные жуки ползают. Понятно, что Еркины на своем  веку  окромя
рублей никаких денег не имеют.
   - Что долго так? - недовольно спросил Галей. - Нету  у  тебя  баксов,
так и скажи. У меня, к примеру, тоже нету, а было бы... Кто чего от меня
получит. И ты молоток, что не отдаешь! А то ишь,  кровопийцы,  придумали
добровольное страхование жизни. - Да нету у меня! - закричал Еркин. а:
   - Нету и не ори, спокойно сказал Га - лей.  -  Я  на  твоей  стороне,
обрисую в лучшем виде. А ты живи - не тужи, никого не бойся.
   - Ну спасибо, ну благодарствуй! У меня и срок этот чертов  кончается.
Домой, в деревню, поросят кормить.
   Галей, усмехаясь, положил трубку, зная точно, что никогда Олег  Еркин
в деревне не жил, а со школьной скамьи тропил себе комсомольскую  тропу,
а вот родители у него действительно в деревне живут, и денег он,  Еркин,
из комсомольской кассы наворовал достаточно.
   А весь цирк Галей разыгрывал с одной целью, чтобы не сбежал хитрец  с
наворованным раньше времени.
   Поезд снова дернулся. Галей налил себе на  самое  донышко,  запечатал
бутылку, взглянул на часы. По его расчетам, жить Егору Яшину  оставалось
менее двенадцати часов.
   И вице-премьер Анатолий Трофимович Барчук в эту дрянную ночь тоже  не
спал, как не спала и его на людях грозная, а в семейном быту тихая  Анна
Петровна. Они сидели за столом в гостиной городской квартиры,  играли  в
карты. Муж поддавался, как мог. Анна играла  лучше,  только  шельмовала.
Проигрывая раз за разом, она вздыхала, бормотала о незаконченном  высшем
образовании, порой говорила:
   - Умен ты у меня, Толик, незауряден, а следователя прокуратуры в  дом
пускать не следовало.
   - Все ты знаешь, Аннушка, кого пустить,  кого  за  порогом  оставить.
Только не можно это, я должен быть вне подозрений.
   - Не следовало несуразную компанию собирать. Тут я одна  виновата.  -
Анна бросила карты:
   - Сдаюсь.
   - Как же это? - возмутился муж. - У тебя и король, и  дама  козырная!
Анна смешала карты.
   - Глупости все, на каждой сдаче козыри новые. Помню, студентом ты мне
рубашоночку розовую с кружевами подарил.
   - Сорок пять рублей... Было такое...
   - Ох и счастлива я была!  Теперь  в  жизни  радости  никакой  -  одна
головная боль.
   - Брось, Анка, образуется!
   - Кто Игоря убил? Кому он мешал, зам зачуханного министра?
   - Забудь. Что с письмом и звонком  делать?  -  Барчук  подпер  голову
ладонями. - У тебя снотворное есть?
   - Ты не зря первым в парк бросился, якобы убийцу  искать!  Ты  прости
грешную, не смелого ты десятка, Игорек. Жена мужа хорошо знает, глубоко.
Если следователь за меня возьмется, я тебя поневоле выдам.
   - Клянусь здоровьем Павлика, не искал я там ничего. А побежал  вперед
не от смелости, от страха, чтобы на меня никто ничего не думал.
   Анна достала из шкафа штоф с рябиновой настойкой, налила две  большие
рюмки толстого граненого стекла.
   - Все выбросить хотела бабкины рюмки, вот и сгодились.
   Барчук перекрестил рот, выпил залпом, шумно выдохнул:
   - Крепка...
   Анна выпила не торопясь, обтерла губы, спросила:
   - И чего ты там нашел?
   - Винтовку, ты же знаешь.
   - Всем показал карабин, а что-то схоронил, скорее выбросил.
   - Ну что прилипла? - без  злобы  спросил  Барчук.  -  То  дело  скоро
замнут. Что с этим письмом и звонком делать?
   - Признаваться, - убежденно  ответила  Анна.  -  Только  правду  надо
говорить всю, до донышка. Ни милицейских сыскарей, ни прокурорского тебе
не обмануть. Я как баба говорю, нутром чую. В одном солжешь, и в  другое
верить не будут.
   - А миллион?
   - Нету у тебя, не было никогда. В этом вопросе насмерть надо  стоять.
Так и так, тебя сверху снимут, а нам больше и  не  надо  ничего,  будешь
каким-нибудь никчемным министром.
   - Могут и поглубже засунуть.
   - С глаз долой, из сердца вон. Не можешь о ты править,  душой  мягок,
правитель должен быть... - Анна сжала кулак. - Нам-то  с  тобой  к  чему
лукавить? И двигают тебя и привеча ют оттого, что не перечишь. А тебе за
твою доброту куски с барского стола. А нам  и  куски  сгодятся.  Домишко
отстроили, землицы прихватили? И хватит, надо меру  знать.  Конечно,  со
Скопом, этим недомерком, накладка получилась, кому он мешал, не пойму!
   - Вот и я не пойму, оттого и руки дрожат, налей-ка!
   Анна налила мужу в бабушкин стопарик, себе немного.
   - А пишет и звонит плохой человек. Думает, мы со страху отдадим чего.
Ты властям всю  правду  расскажи,  ведь  невиновный  ты.  Тебя  охранять
должны.
   - Невиновных бьют крепче. Меня охраняют от дураков и пьяниц.
   - Дом и деньги не отберут. Сегодня в России, слава Богу,  ни  у  кого
ничего не отбирают.  Вон  -  Булат-кровопийца,  сколько  невинной  крови
пролил, на нарах сидел, вышел  и  снова  в  квартире  Брежнева  обитает,
ничего ему не сделали. Ты по сравнению с теми, да и нынешними  убийцами,
святой человек.
   - Да не в церкви мы! Дура,  простого  не  поймешь!  Когда  в  другого
человека стреляют, то одно, когда в тебя лично - совсем иное. Когда Скоп
грохнулся с пулей во лбу, у меня ноги отнялись. То моя была пуля!
   Жена подошла к Барчуку, прижала его голову к своей мягкой груди.
   Еркин считал деньги. С вечера он старательно  пытался  заснуть,  даже
чуток подремал, но вспомнился телефонный  разговор,  веселый,  уверенный
голос собеседника, и сон пропал. Стало  ясно,  звонивший  валял  дурака,
никакого  дяди  не  существовало,  просто  объявился  человек,  желающий
состояние Еркина, нажитое каторжным  трудом,  забрать  себе.  И  человек
знал, деньги у Еркина имеются, и почему-то не сомневался - депутат  свои
кровные отдаст.
   Он долго лежал, смотрел в потолок, надоело, поднялся поставил чайник.
Он давно не считал свои  капиталы,  справедливо  полагая:  пересчитывать
свои просто глупо. А тут мелькнула мысль: пусть он, Еркин, такой  умный,
а чего-то не допер, и деньги могут  отобрать.  У  него  больше  миллиона
долларов, но сколько точно? Вот исхитрятся, миллион заберу, так  сколько
останется?
   Конечно, он не держал деньги в квартире, они были хитро рассованы  по
норкам. Он даже не поленился,  съездил  к  родителям  в  деревню  -  вот
старики удивились-то! - и сховал  там  пакетик,  упакованный  в  баночку
стеклянную, знаем мы эти миноискатели.
   Список своего состояния он зашифровал под телефонные номера, а  места
хранения  обозвал  простыми  русскими  именами.  Книжечку  имел  в  двух
экземплярах, одну всегда при себе. То ли  нервишки  разыгрались,  только
пересчитывал Еркин в третий раз, и все пятерка куда-то девалась, то  она
вроде есть, а вот ее и нету. Миллион триста семьдесят пять выходило  или
восемьдесят, наконец, ровно?
   Солидные деньги, да Бог с ними. Он решил, путь будет без  пятерки,  а
найдется, так в радость. Тогда он умножил сумму на пять тысяч сто  пять.
И хоть закончил техникум, а выговорить  полученный  результат  никак  не
мог.
   А ведь он, Олег Кузьмич  Еркин,  на  сегодня  побогаче  самого  Саввы
Морозова будет. А Савва не бедным мужиком на Руси слыл. Ну, в те времена
и рупь иной вес имел. Вот до чего русского мужика довели,  поначалу  эти
большевики разоряли, потом коммунисты принялись, конечно, немец  большой
урон нанес...
   Но Россия была, и мужик русский есть, заработать всегда сумеет. Вот и
он Еркин, казалось бы, из ничего капитал нажил. А подсказку дал Чубайс с
этими ваучерами. Только не каждый ту подсказку  услышал  правильно.  Он,
Олег Еркин, очень правильно понял.
   Что такое приватизация, Еркин не  понимал  точно.  Да  и  большинство
россиян не понимало. Приватизируют завод, который всю жизнь  принадлежал
государству, его оценят и продадут  рабочим  завода.  И  тут  начинается
ерунда, то есть разбазаривание  государственных  денег.  Государственные
деньги всегда были ничьи деньги, а завод всегда принадлежал  народу,  то
есть никому. И Еркин точно понял:  кто  будет  оценивать  завод,  тот  и
положит деньги в карман.
   Депутат Олег Еркин, происхождение какое надо, образование  -  нужное,
внешность - с него Леню Голубкова  придумали,  даже  артиста  подобрали.
Чтобы каждый  неимущий,  не  еврей,  не  шибко  умный  и  уж  совсем  не
интеллигент в нем своего парня почувствовал.
   И, не прилагая особенного труда, Еркин  начал  заседать  в  различных
оценочных  комиссиях.  А  почему  нет?  Личной  заинтересованности  нет,
пайщиком  не  является,  представляет  законодательную   власть.   Люди,
заинтересованные    в    приобретении    зачуханного    магазина     или
модернизированного на  Западе  завода,  быстро  разобрались,  что  Еркин
фигура хоть и невеликая, но очень полезная.  В  общем,  попал  Еркин  на
золотое дно и, как всякий житейски хитрый человек, понял: главное  -  не
зарываться, всех поддерживать, со всеми дружить и пить водку,  постоянно
говорить о равноправии и бескорыстии.
   Вскоре Олег  Еркин  в  определенных  кругах,  где  занимаются  мелким
бизнесом, ничем не отличающимся от обыкновенного воровства, стал фигурой
известной, даже заметной. Он ни за что не отвечал, ни в  одном  денежном
документе не расписывался, он лишь вносил предложение от имен  народа  и
от его имени голосовал.
   Сегодня  он  с  превеликим  трудом  заработал  один  миллион   триста
восемьдесят тысяч долларов. И отдавать кровью добытое не собирался.
   Правда, когда в тот странный вечер Скоп рухнул с дыркой  во  лбу,  то
ноги у Еркина подкосились, чудилось: в  него  метили,  да  промахнулись.
Когда где-то  убивают.  Бог  с  ним,  когда  рядом  -  сильно  на  нервы
действует.
   Вероника с телевидения вернулась, только в  квартиру  вошла,  поняла:
кто-то приходил.
   К приходу жены Ждан малость  протрезвел,  даже  умылся,  но  лица  не
приобрел. Она увидела перед ним бутылку, которой быть здесь  не  должно,
собралась устроить истерику, передумала, сказала ласково:
   - Расслабиться решил? Тоже правильно. Только  как  же  ты  бар  сумел
открыть?
   - Это не я, - быстро ответил Ждан. - Это Лев Иванович.
   - Какой еще Лев Иванович? - спросила Вероника, хотя  отлично  поняла,
кто хозяйничал в квартире, лишь не могла понять, чем это кончилось.
   - Я ему ничего не сказал. Мол, письмо у тебя, а  я  и  не  видел  его
толком.
   Вероника в который раз за время жизни с мужем поняла, что он умный  и
добрый мудак, привычно удивилась, как такие качества умещаются  в  одном
человеке, взяла бутылку, сделала глоток, безвольно опустилась в  кресло.
Она еще не старая, но уже и не молодая женщина; она устала пахать в этой
жизни, тяжко пахать за двоих, порой невмоготу.
   С телевидением ее обманули, устроили цирк. Потребовалось козу из дома
увести, сунули под нос морковь, и застучала дура копытами. Она и фамилии
той бабы телевизионной не помнила, как пьяная была. А и помнила бы,  что
докажешь? Что доказывать и кому? Что мент мог здесь  вынюхивать?  Да  ни
черта, Юрка и не знает ничего, а письма все получили.
   Егорка Яшин - не ума палата, но с  письмами  разберется,  все-таки  с
Коржановым работает, а тому в рот палец не клади. Завтра, она  взглянула
на часы,  уже  сегодня  Егор  покончит  с  беспредельщиком.  Надо  такое
придумать: если хочешь спокойно жить - плати, да не  кустики  -  миллион
долларов.  Солидных  людей,  словно  паршивых  торгашей,  насильственной
охраной облагают. Не дурак  придумал,  отнюдь  не  дурак.  Был  когда-то
популярен фантастический  роман  "Продавец  воздуха".  Хочешь  дышать  -
покупай воздух, дыши в свое удовольствие. А не хочешь,  денег  нет,  так
никто не виноват. Блестяще придумано. Так то фантастика - придумано все.
А тут в обыденной жизни хотят получить деньги. Не за бизнес, не за место
получше, а просто так, за право жить.
 
*** 
 
   Гуров и Татьяна скромно поужинали.  Она  убрала  со  стола,  перемыла
посуду, налила в хрустальные стаканы виски и,  поджав  ноги,  уселась  в
кресло.
   - Ты не пьян совсем. - В голосе  женщины  слышалось  и  одобрение,  и
некая ностальгия по ушедшему. - Я эгоистка, но когда ты выпьешь, с тобой
легче общаться.
   - Я знаю. Мой любимый Хемингуэй говорил: "Пить можно  всегда,  только
не тогда, когда ты работаешь и сражаешься".
   - Значит, тебе - никогда нельзя?
   - Значит. Станислав обвинил меня в пьянстве, я согласился, мы бросили
вдвоем. Теперь он хнычет, называет меня сатрапом.
   - Ты можешь мне ответить?
   - Нет. - Гуров отодвинул стакан, достал сигареты.
   - Ты даже не знаешь...
   - Знаю... Не  люблю  бессмысленных,  слюнявых  разговоров.  Я  такой,
ничего не поделаешь.
   - Не перебивай меня! Ты считаешь, их начнут убивать?
   - Видимо, начнут с Яшина. Я должен их охранять,  а  не  хочу.  Гибнут
десятки невиновных, а я обязан растаскивать клубок  гадюк.  Убили  Игоря
Ильина полковника КГБ. Человек всегда жил хорошо, а  в  последнее  время
плохо. Они его заставили жить плохо, а умер он, как мужик.  Значит,  они
властны только над нашей жизнью, над смертью они не властны.
   - Но ты и живешь, как человек.
   - Не надо, Танюша. Я живу, как могу, и не  более  того.  Я  занимаюсь
совершенно  бессмысленной  работой.  Поле  проросло  сорняками,  их  уже
больше, чем злаков. Поле следует  перепахать,  засеять  по  новой,  а  я
пытаюсь  прополоть  его  руками.  Надо  идти  в  политику,   становиться
подвижником, а у меня на это нет ни смелости, ни силы. А чудак Гуров  их
устраивает, пусть живут несколько  особей,  для  смеха  и  разнообразия.
Изменить они ничего не могут.
   Татьяна видела, как лицо Гурова посерело, заблестело от пота.
   - В конце концов, не имеет никакого значения, кто кого  убил  в  этой
расчудесной компании. Можно не сходя с места  высчитать,  кто  точно  не
убивал,  и  взглянуть  на  оставшихся.  Якушев,  Барчук,  Яшин  и   Ждан
исключаются из потенциальных убийц полностью. Остается Еркин и сам Игорь
Скоп, который в силу недоумия попал под собственную пулю.  Ну,  определю
точно, допустим, докажу, что мне видится невозможным. Произойдет чудо, и
я   докажу!   Что?   Что   изменится?   Сейчас    ими    заинтересовался
профессиональный  киллер  Галей.  Они  его  создали,  выпестовали,  дитя
пожирает своих родителей. Даже интересно. Он их не убьет, высосет кровь.
А у них, кроме денег, другой крови нет.
   - Замолчи, прошу. Будь проклят тот день, когда я увидела тебя.
   Гуров рассмеялся, вытер лицо ладонью.
   - Я тоже их дитя, кровопиец.  Только  во  мне  ген  другой,  тут  они
бессильны. - Он выпил виски, вновь  рассмеялся,  налил  и  опять  выпил.
Женщина, как всегда, победила.
   - Ты любишь меня? Я красивая?
   - Ты не красивая.
   - Ты хочешь познакомиться с моей дочерью?
   - Чем позже, тем лучше!
   - Боишься?
   - Боюсь! Я это уже проходил.
   - Ну и  черт  с  тобой.  Я  вижу,  как  расправились  у  тебя  плечи,
физиономия снова наглая! Отнести меня в спальню!
   Гуров взял женщина на руки, принес в спальню, легонько  подкинул,  но
положил на кровать аккуратно, мягко.
 
Глава десятая 
 
   Егор Яшин заснул, когда ночь уже валилась к утру, заснул глубоко,  но
тут же его разбудил звонок. Яшин резко сел,  так  быстро  он  поднимался
лишь в казарме, много лет назад. Часы показывали десять, значит, спал он
ПОРЯДОЧНО, часов пять с лишним. Зазвонил телефон, и Яшин матюгнулся, так
как уже должен был находиться на службе.
   - Слушаю, - сказал Яшин, стараясь казаться спокойным и уверенным.
   - Выходя из дома, не забудь взять почту, -  произнес  совсем  детский
голос, и трубку повесили.
   Взмахнув руками и дав себе слово завтра же начать делать  гимнастику,
Яшин поднялся, занялся привычными делами:  бритье,  завтрак.  Пристегнул
плечевую кобуру, которая так неудобна и с оперативной точки зрения  и  с
бытовой,  так  как  рвет  и  пачкает  рубашки.  На  службу  можно  и  не
торопиться, расписание Президента известно, а непосредственный начальник
вылетел в город, куда днями собирается Президент.
   Яшин никогда не жаловался на нервы, и врачи  на  него  поглядывали  с
уважением, словно их заслуга, что он такой спокойный и уравновешенный.
   Он не собирался отдавать ни копейки, но кейс при себе  иметь  обязан.
Таковой имелся,  и  с  секретным  замком:  постороннему  не  открыть.  В
принципе вся затея с заманиванием и захватом шантажиста  казалась  Яшину
чем-то несерьезным, похожим на игру. И на что рассчитывает человек?  Уму
не постижимо. Заместитель начальника  Управления  охраны  Президента  по
первому требованию выложит миллион долларов?  Оборзели  совсем,  остатки
ума растеряли...
   Из своих оперативников Яшин выбрал двоих, которые были ему должны  по
гроб жизни, особенно подробно в план операции их  не  посвящая,  сказал,
что  будут  работать  на  подстраховке,  а  по  его  маяку  стрелять  на
поражение, и все. Договорились, что поедут на двух  машинах.  На  машине
Яшина установили маяк,  обе  имели  радиотелефоны.  Ясно,  что  Киевский
вокзал только начало пути, деньги на вокзале даже последний дурак  брать
не станет.
   Яшин не забыл про почтовый ящик, в котором обнаружил простой  конверт
с запиской: "Откроешь ячейку двадцать пять, код - сегодняшнее  число.  К
тебе подойдут, скажут, что делать. Покажешь деньги. Если денег не  будет
или за тобой увидят хвост, ты свободен".
   Он смял  записку.  Значит,  они  не  такие  простые.  Ясно,  подойдет
связник, которого бери хоть на крест, хоть жги каленым железом, он и  не
знает ничего.
   Нужны деньги! Где взять? У него за бугром есть, так не затребуешь, да
и рисковать нельзя. Изготовить "куклу"?  Тоже  уметь  надо,  не  простое
дело.
   Яшин никогда не считал себя "умником" и относился к данной  категории
людей с  достаточным  скепсисом.  "Умники"  порой  нужны,  но  лишь  для
обслуживания парней хватких, умелых. Он считал себя одним из  хватких  и
умелых, всегда находился на вторых ролях. Боссы  менялись,  он  ни  разу
никого не подвел. Сейчас ему никто не  укажет,  не  прикрикнет,  он  все
должен решить сам. А до встречи со связником  оставалось  около  четырех
часов.
   Яшин вышел из подъезда, потоптался  на  месте,  вернулся  к  лифту  и
поднялся в квартиру Вероники Ждан.
   За подъездом, из которого с  первой  попытки  не  сумел  выйти  Яшин,
наблюдал Станислав Крячко. Приехав сюда к девяти, когда Яшин должен  был
выехать на службу, Станислав ругал себя последними  словами,  но  Гурову
доставалось больше.
   "Их Величеству кажется, что с бугаем Яшиным должно произойти нечто? И
полковник важняк должен проследить за придурком,  вычислить  это  нечто.
Может, у Яшина расстройство желудка или, наоборот, - запор?"
   В десять часов Станислав позвонил Гурову и спросил:
   - Лев Иванович,  а  как  ты  свои  наития  определяешь?  Они  земного
происхождения или космического?
   - Станислав, забыл предупредить:  если  Яшина  начнут  убивать  -  не
мешай. Но исполнителя возьми живым.
   - Спасибо за доверие.  А  если  желающ