,  который  вчера
застрелился! - Тур хотел рассмеяться, но закашлялся.
   - Плохая примета, Илья Ильич! Очень плохая примета, - сказал стоявший
здесь же Гуров.
   - Ты еще! - Тур замахнулся.
   - Советую ударить, - Гуров не шелохнулся.  -  Лежа  в  госпитале,  вы
сможете обдумать систему защиты. У меня восемь человек свидетелей, что я
защищался.
   - Боже! - Тур схватился за голову. - Я потерял разум!
   - Проведем экспертизу, - Гуров закурил. - Идемте в  дом,  показывайте
свои бумаги!
   Помощник прокурора заполнял бланк протокола. Понятые  диктовали  свои
данные. Станислав, Котов и Нестеренко стояли в сторонке и  старались  не
смотреть на Гурова, который, стесняясь достать носовой платок, незаметно
утерся рукавом.
   Драч закончил писать, сказал необходимые слова, что поручает провести
обыск полковнику милиции Гурову.
   - Уважаемый Илья Ильич, имеется ли в  доме  огнестрельное  оружие?  -
спросил Гуров.
   - Мы уже неоднократно обсуждали данный вопрос!  -  вызывающе  ответил
Тур.
   - Прошу вас конкретно ответить на вопрос.
   Гуров заметил, как в глазах Тура мелькнула тень,  и  он  инстинктивно
вытер лицо. А Станислав увидел, что Гуров успокоился.
   - Прошу вас и понятых пройти со мной в ваш кабинет, -  сказал  Гуров.
Все поднялись на второй этаж.
   - Я, кажется, не взял связку ключей, - сказал Тур, небрежно  ощупывая
карманы.
   Эта  фраза  была  началом  конца.  Не  только  сыщики,   но   и   все
присутствующие поняли:  всемогущий  Илья  Ильич  Туров  сломался.  Гуров
молчал. Пауза походила на театральную. Тур опустил руку в  один  карман,
затем в другой. Неожиданно звонко, даже радостно, Елена сказала:
   - Илья, ключи на цепочке под жилетом, слева.
   Он достал тяжелую связку ключей, которую не было  никакой  надобности
искать, отпер кабинет.
   - Откройте, пожалуйста, сейф, - подсказал Гуров.
   Тур открыл тяжелую дверь.  Гуров  подошел,  повернул  ручку  открытой
двери в обратную сторону, и боковая пластина поползла вниз. Гуров  вынул
из образовавшегося проема золотой диск.
   - А вот и украденный сидиром.
   Стоявший рядом Тур протянул руку и мгновенным движением  выхватил  из
тайника пистолет. Но Гуров оказался быстрее. Он ударил ребром ладони  по
руке Тура, пистолет упал на пол, закрутился.
   - Совершенно лишнее, а если ваших пальцев на  пистолете  не  было?  -
спросил Гуров.
   - Что ж,  полковник...  -  Тур  вздохнул  и  утомленно  посмотрел  на
потолок. - Да. Вам повезло.
   - Отчего же. Мы  сделали  свою  работу.  Это  называется  по-другому,
мастерство. А  везет  карманникам,  -  подчеркнуто  равнодушно  произнес
Гуров.
   - Вам повезло, - упрямо повторил Тур. - То, что придумал я - вам было
не по зубам. Я нашел Черта. Обработал его.  Заставил  сыграть  роль.  Не
откажите - вы плутали не в трех соснах, а в дремучем лесу. И то, что  вы
выползли на опушку - случайность и  ваше  везение.  Не  откажите:  выйди
по-моему - вы бы в лучшем случае посчитали, что мои  родственники  убиты
кем-то, вами неустановленными. Вы бы никогда не подумали, что  это  моих
рук дело. Вы ведь ничего не знали о наших внутрисемейных  отношениях.  И
не могли основываться на том, что моих родичей обуяла вполне  нормальная
жадность. И я вынужден был поступить так, как поступил. Моя выдумка была
безукоризненна, не про вашу честь... Но бывает, что ж с этим  поделаешь.
Да... Выйди по-моему...
   - Но не вышло, - хмуро сказал Гуров. - Знаете, мерихлюндии  нас  мало
волнуют. У нас говорят: "важен результат". А он  -  за  нами.  А  насчет
жадности... Здесь я согласен. Она вашего брата всегда губит. Погубила  и
на этот раз.
 
Эпилог 
 
   Станислав и Гуров сидели в кабинете, ждали вызова к начальству.
   - Есть одно темное место, - сказал Крячко. - Для меня. Скажи:  почему
ты заподозрил Турова? Точка отсчета, так сказать?
   - Просто. Я  переговорил  с  врачом.  Он  сомневался,  что  у  Турова
настоящий инфаркт. Сейчас много таких лекарств, которые...
   - Азы дела, - перебил Станислав. - Почему он убил брата?
   - Не знаю... - Гуров пожал плечами. - Но еще не собираемся на пенсию?
Выплывет, убежден. Что касается обоснованных предположений... Тебя  ведь
интересует мотив убийства?
   - Он самый. Они родственники, близкие  люди.  Не  восемнадцатый  век,
нет? Гуров улыбнулся:
   -  Иллюзия.  Конец  двадцатого  много   изощреннее.   Мотив...   Могу
предположить,  что  была  жутковатая  семейная  тайна.  Семейство-то   с
прошлым, мы ведь выясняли. По традиции тайна досталась  старшему  брату.
Думаю, что дело касалось  не  столько  прошлого  дедушки  и  даже  отца,
сколько некоего вдруг возникшего обстоятельства. Материального. Дорогого
беспредельно. Туров и пожадничал и... - Гуров смотрел не мигая.  -  Нет,
не это. Он просто знал: пока он этой тайной владеет один  -  жив.  Узнал
брат - все. Где знают двое - знают все.
   - Как и что узнал брат? - настаивал Станислав.
   - Что я, доктор,  что  ли?  -  Гуров  раздраженно  смял  сигарету.  -
Догадался, нашел отцовское письмо,  некто  сообщил  и  намекнул.  Вот  -
именно это. Он - старшенькому. А тот его - к верхним людям.  А  вот  чем
надо будет непременно заняться - так  это  выяснить:  кто  убил  невесту
Олега Турова, кто убил мать невесты. Здесь я, скажу тебе, пока плыву,  а
ты?
   - Займемся... - неопределенно бросил Станислав. -  Да-а...  Деньги  -
наркотик. Нет?
   - Ты защити диссертацию. О психологии  общения  с  крупными  суммами.
Открытие... - насмешливо прищурился Гуров.
   - Может быть. - Станислав не обиделся. -  Столько  лет  внушали,  что
деньги - мусор, служение Родине - все. Итог понятен?
   - Понятен, - согласился Гуров. - Служение Родине  -  все.  А  как  же
иначе?



   Николай ЛЕОНОВ 
   МЕНТ ПОГАНЫЙ 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
Пролог 
 
   Когда сыщик пришел в  сознание,  то  увидел  кругленького  человечка,
который расхаживал рядом с кроватью, размахивал коротенькими  ручками  и
быстро говорил:
   -  Хватит,  достаточно,  молодой  человек!  Вы  должны  отлично  себя
чувствовать!  Ну,  "отлично",  может  быть,  сильно  сказано,  несколько
смахивает на старческий бред, как-никак вам прострелили грудь. Приятного
тут, конечно, мало, но...
   Доктор увидел, что Гуров открыл глаза и смотрит осмысленно, подхватил
полы халата, уселся на табуретку рядом с  кроватью,  взял  руку  сыщика,
проверил пульс.
   - Здравствуйте, Левушка. Напугал ты меня, старика. Я, как  понимаешь,
доктор. Ты глаза закрой и слушай. Ты, как выражается моя внучка, выиграл
миллион по трамвайному билету. Ты выиграл больше - жизнь. Если бы  меня,
профессионала,  очень  попросили  изыскать,  возможность  так  проткнуть
человека, чтобы не задеть ни один жизненно  важный  орган,  я  бы  такой
задачи не решил. Известно, пуля дура, она проскочила сквозь  тебя  очень
хитро. Я глазам своим не поверил. Но, по моему разумению, ты должен  был
прийти в себя два дня назад,  а  ты,  голубчик,  лежишь,  посапываешь  и
где-то в потустороннем мире  обретаешься.  Я  и  испугался  до  мурашек:
думаю, просмотрел старый, угробил мальца в расцвете сил...
   Голос начал стихать, удаляться,  совсем  пропал,  и  Гуров  поплыл  в
забытье, в туман, лишь на мгновение увидел направленный  в  него  черный
ствол пистолета.
   Гуров  не  спал  и  не  бодрствовал,  дремал,   наслаждался   покоем,
вспоминал,  слушал  врачей  и  жену,  которые   приходили   и   уходили,
разговаривали между собой, обращались к нему, и когда он открывал глаза,
отвечал улыбкой и вновь уходил в свой мир. Лишь однажды,  когда  жену  в
первый раз пустили к  нему,  он  посмотрел  на  нее  долго  и  раздельно
произнес:
   - Все в норме, не волнуйся, - и, закрывая глаза, добавил:
   - Мне хорошо.
   Когда он не двигался, то боли почти  не  чувствовал,  при  перевязках
приходилось терпеть. Но уж если чему и научился  подполковник  Гуров  за
долгие годы работы в  угро,  так  это  ждать  и  терпеть.  И  он  лежал,
наслаждался покоем, отгородился от родных, начальников  и  товарищей  по
работе, которые приходили ежедневно, садились рядом и  рассказывали  Бог
знает что: о личной жизни, о футболе-хоккее, новых фильмах, только не  о
работе и политике. Так велели врачи. Они были уверены,  что  молчание  и
сонливость пациента вызваны не ранением, а общим нервным истощением, а в
этом случае требуются положительные эмоции.
   На четвертый день явилась Ольга, младшая сестра жены,  и  с  присущей
юности прямотой все ему выложила:
   - Мы все вместе тебя  замордовали,  -  заявила  она  в  конце  своего
монолога. - Ты абсолютно прав, что не разговариваешь  с  нами,  валяйся,
приходи в себя. Положительные эмоции для слабаков. Если хочешь, я сяду в
коридоре у двери и вообще никого не пущу: ни профессоров, ни  генералов,
ни нашей очаровательной родственницы. Пошли они все к  чертовой  матери!
Захочешь кого видеть, свистнешь, я позову. Договорились?
   - Желтый цвет не люблю, ты эту кофточку больше не надевай, -  ответил
невпопад Гуров. - А теперь убирайся, устал, приходи завтра.
   Ольга чмокнула его в нос, выскочила из палаты, и из-за двери  донесся
призывный клич команчей.
 
*** 
 
   Отец приехал к Гурову уже в  санаторий.  Генерал-полковник  последние
годы служил за границей. Когда началось сокращение  вооружений  и  вывод
советских войск  из  стран  приказавшего  долго  жить  социалистического
содружества, генерала ушли на пенсию.
   Весна уже набрала  силу,  парк  ярко  зеленел,  отец  с  сыном  молча
прогуливались по песочным дорожкам. Они так долго не виделись, и столько
у обоих накопилось невысказанного, что слова сейчас не шли с языка.  Они
лишь изредка взглядывали друг на друга и молча шли дальше.
   - Мы с матерью из Москвы уезжаем, - заговорил отец. -  Квартиру  свою
генеральскую я сдаю, тебе дадут другую. Женщины мебель для вас отобрали,
часть я возьму на юг в свой фамильный особняк. Мне писали,  что  там  ни
крыши, ни пола, но командующий округом обещает помочь.
   - Ты поосторожнее, - предостерег Гуров. - Никто потом и не  вспомнит,
что ты в Москве квартиру сдал, и станешь героем фельетона.
   - Я газеты читаю, - сухо ответил генерал. - Сегодня мое звание сродни
матерной ругани. Жена - доктор наук, сын - мент поганый,  так  что  имею
полный букет. Меня уже ничем не удивишь, я видел все, выживу. Мне  врачи
о тебе говорили, не  одобряю,  мужик  имеет  право  на  полный  отдых  и
беспробудный сон только  по  дороге  в  крематорий.  Отсюда  выпишешься,
возьмешь отпуск и приезжай с семьей ко мне, будем отстраиваться, считай,
что это приказ.
   Генерал остановился, взял сына за плечи,  почувствовал  в  них  силу,
одобрительно кивнул, провел пальцем по седому виску Гурова и сказал:
   - Жизнь.
   Когда, отбыв положенное, Гуров выписался из  санатория  и  приехал  в
Управление,  то  выяснил,  что   ему   присвоено   внеочередное   звание
полковника, а с завтрашнего дня он находится в отпуске.  Гуров  прошелся
по  кабинетам  отдела.  Ни  непосредственного  начальника  -  полковника
Орлова, ни генерала  Турилина  в  Управлении  не  оказалось  -  проходил
очередной Съезд, и все находились на передовой.
   Полученную  вместо  отцовской  новую   двухкомнатную   малогабаритную
квартиру с крохотной кухней Гуров  оглядел  равнодушно.  Рита  с  Ольгой
перебрались в квартиру своих  родителей,  которые  давно  расстались,  а
теперь совсем разъехались.
   - Ты здоров, милый, я не бросаю тебя, мне просто тоже надо отдохнуть,
- сказала жена. Гуров согласно кивнул, понял, что это  начало  конца  их
семейной жизни, и остался один.
 
Глава первая 
 
   Полковник Гуров прогуливался по аллеям  парка  и  думал  о  том,  что
вполне возможно, если его соображения правильны, в этом  тихом  местечке
вскоре зазвучат выстрелы и прольется кровь. Но также вполне  вероятно  и
то, что разумные логические построения  сыщика  окажутся  ошибочными,  и
ничего не произойдет, а значит, полковник приехал  зря  и  ждет  у  моря
погоды.
   Истекал сентябрь, в кронах деревьев появилась желтизна, и под  ногами
шуршали первые опавшие  листья.  В  молодости  Гуров  был  равнодушен  к
природе, а в сорок - не то чтобы воспылал, но стал как-то внимательнее к
ней приглядываться и принюхиваться, отличать деревья друг от друга, и не
только березу от ели. Сейчас он гулял по территории  дома  отдыха,  "для
других закрытого",  прикидывал,  легко  ли  перемахнуть  через  солидный
забор,  покусывал  дубовый  лист  и  непроизвольно  вспоминал   прошлое,
старался не думать о настоящем, остерегался заглядывать в будущее.
   Последнее время у Гурова по-настоящему  серьезных  розыскных  дел  не
было. Товарищи, как говорится,  пахали  по  черному,  а  он,  еще  вчера
знаменитый  сыщик,   восстанавливался   после   ранения,   болтался   по
генеральским кабинетам, решал вопросы семьи, которая распалась, и  быта,
который,  как  у  каждого  человека   не   номенклатурного,   не   желал
налаживаться.
   Рита с Ольгой по-прежнему жили в квартире  своих  родителей.  Сначала
Ольга разлуку с  "несравненным"  Гуровым  переживала:  забегала  к  нему
ежедневно, затем каждую неделю. Прошло время, девушка  заневестилась,  у
нее появилась личная жизнь, и разговоры по душам иссякли, становились  в
тягость.
   С женой у Гурова было несколько  встреч,  в  прошлом  году  они  даже
прожили  вместе  неделю  в  захолустном  подмосковном  доме   отдыха   и
убедились, что  восстанавливать  нечего,  это,  как  выражаются  юристы,
попытка с негодными средствами, что в переводе на общечеловеческий  язык
означает стрельбу из незаряженного ружья.
   Рита вела себя всю неделю  как  человек  вполне  цивилизованный,  но,
расставаясь, вдруг вспомнила, что она женщина, и спросила:
   - Гуров, ты хотя бы понимаешь, кто во всем виноват?
   - Конечно, - ответил он. - А какое это  имеет  значение?  -  и  пожал
плечами.
   Затем  он  выслушал  речь,  подобные  до  него  доносились  с  экрана
телевизора,  их  произносили  парламентарии  разных  уровней.  Гуров   в
депутатском корпусе не состоял, слушал спокойно, ногами не топал, руками
не хлопал, - чем довел оратора до естественное реакции - жена заплакала.
Он презирал себя, обнял недавно любимую женщину, произнес затертые слова
о милосердии, ее молодости, о светлом будущем, помог упаковать чемодан и
облегченно вздохнул, когда Рита уехала. Вечером он  заплатил  немыслимые
деньги за две бутылки водки. Последним воспоминанием от  знаменательного
дня остался  какой-то  ушастый  слюнявый  мужичонка,  упрямо  убеждавший
Гурова, что в семье не без урода, и вот, смотри, как получается, хоть  и
паршивый интеллигент, а тоже оказался человеком. В общем, покорешились.
   Родители восстановили, точнее, построили заново дом, расположенный  в
станице Красное под Херсоном. Гуров  писал  им  регулярно,  не  лгал,  в
ближайшее время приехать не обещал. Однажды отец прилетел  в  Москву,  в
министерство,  дооформлял  документы.  Встреча   прошла   в   дружеской,
достаточно прохладной обстановке.
   И хотя Гуров чувствовал себя вполне прилично, врачи время от  времени
приглашали его на обследование и настойчиво рекомендовали бег трусцой  и
легкую гимнастику. Сначала Гуров бегал неохотно, превозмогая себя, затем
втянулся. В тренажерном зале он бывал и до  ранения,  но  теперь,  когда
времени  стало  больше,  увлекся  и  начал  "качаться"  всерьез.   Рядом
тренировались   молодые   здоровые   парни,   он   почувствовал    азарт
соревнования, увеличивал нагрузку и за несколько месяцев оброс  солидной
мускулатурой, плечи раздались,  налилась  спина,  а  ноги  у  него  были
длинные и талия тонкая от рождения.  Гуров  посмеивался  над  собой,  но
занятия занимали много времени, отвлекали  от  невеселого  бытия,  да  и
чувствовать себя сильным и ловким доставляло удовольствие. С  год  назад
он начал  заниматься  в  секции  восточных  единоборств  и,  к  немалому
удивлению  тренера,  не  бросил  тренироваться  через  неделю,  приходил
регулярно и добился определенных успехов.
   А вот на работе у него все развалилось. Сменилось высшее руководство,
полковнику Орлову дали генерала и перевели  в  министерство  начальником
управления, генерал Турилин вышел на пенсию. Гуров работал с ними больше
пятнадцати лет и не понимал, что  постоянно  находился  под  их  опекой,
скорее  защитой.  Как  большинство  талантливых  людей,  он  был  плохим
дипломатом, в личных отношениях человеком открытым и  прямолинейным.  Он
искренне верил, что большинство  коллег  относятся  к  нему  если  и  не
превосходно, то уж наверняка уважительно, а о наличии  недоброжелателей,
завистников задумываться сыщику было недосуг.
   Когда друзья-родственники ушли, Гуров словно заново родился и походил
на человека, которого долго держали в изоляции  от  бытовых  неурядиц  и
неожиданно  вытолкнули  в  недоброжелательный  мир,  полный  недомолвок,
подтекстов, интриг и фальшивых улыбок. Зависть завистью, но после  ухода
Орлова никто из оперсостава не  сомневался,  что  назначение  Гурова  на
должность  начальника  отдела  -  дело  решенное  и   приказ   последует
незамедлительно.  Жизнь  показала,  что  розыскники  обыкновенные  люди,
которым свойственно ошибаться.
   Как известно, "кадры решают все" -  полковника  Гурова  пригласили  в
соответствующий   кабинет   управления   кадров.   Сверкая   улыбкой   и
подполковничьими погонами, которые ему выдали за неуклонную  преданность
проводимой линии, вчерашний комсомольский  вожак  вышел  из-за  стола  и
долго жал руку Гурова теплыми мягкими ладошками.  Вожака  предупреждали,
чтобы он с Гуровым  обращался  осторожнее,  но  лишь  раззадорили  добра
молодца. До милиции он руководил спортом, считал, что закалился в боях с
чемпионами мира и Олимпийских игр, а уж милиционера обыграть  -  задачка
детская. Интересно, что себя свежеиспеченный  подполковник  милиционером
не считал, а расценивал свое назначение как вынужденный уход с передовой
в резерв главного командования. Время все лечит и расставляет  по  своим
местам,  прозвучит  команда,  и   тогда   посмотрим,   кто   есть   кто,
рассчитаемся. А может  быть,  он  и  не  так  уж  глуп,  выкормленный  и
обученный  партией  комсомольский  вожак?  Возможно,   и   так.   Однако
приглашать к себе полковника Гурова вожаку не следовало.
   Сыщику не потребовалось гадать, что за человек перед  ним,  кто  жмет
его  руку  и  предлагает  чувствовать  себя  как  дома.  Полковник  лишь
скользнул взглядом по хозяину кабинета и почувствовал противный привкус,
словно откусил несъедобное.  Он  сел  в  кресло  для  гостей,  посмотрел
кадровику в глаза и молча кивнул.
   -  Рад  познакомиться  со  знаменитым  сыщиком.  Как  здоровье.   Лев
Иванович? Да, забыл представиться: меня зовут Виктор Михайлович  Силаев,
- подполковник старательно улыбнулся, словно сообщил радостное известие.
   - Очень приятно, - Гуров вновь кивнул, и не надо было быть семи пядей
во лбу, чтобы по всему  его  виду  понять,  как  полковник  относится  к
хозяину этого кабинета.
   - Кадровые перестановки, сумятица, -  подполковник  развел  руками  и
попытался пошутить:
   - Все смешалось в доме Облонских.
   Гуров посмотрел на часы, выражение на его лице было как на посмертной
фотографии.
   -  Действительно,  смешалось,  -  опередил  Гуров  собравшегося  было
произнести речь кадровика. - А вы к нам какими судьбами?
   - Речь не обо мне, а о вас,  товарищ  полковник,  -  любезная  улыбка
соскочила с  лица  Силаева.  -  С  одной  стороны,  вас  надо  назначать
начальником отдела, с другой...
   - Данный вопрос не в вашей компетенции, - Гуров встал.  -  Что-нибудь
еще?
   - Нам вместе работать, Лев Иванович.
   - Это вряд ли, - перебил Гуров и пошел, к двери.
   - Минуточку,  товарищ  полковник,  -  Силаев  вышел  из-за  стола.  -
Надеюсь, вы понимаете, что я пригласил вас не по  личной  инициативе,  а
выполняю приказ. Вы  должны  трезво  оценить  ситуацию.  Перестройка  не
временная кампания