оторым   обошлись
несправедливо. Ты должен друга накормить, налить ему стакан.
   - Ты дал зарок! - Станислав поставил  на  плиту  сковородку,  плеснул
масла, высыпал картошку. - Мужчина обязан держать свое слово.
   - Обязательно! В принципе! -  Гуров  подошел  к  холодильнику.  -  Но
зароки и слова дают специально, чтобы было что нарушать. -  Он  наполнил
две стопки. - Иначе жизнь становится пресной и  скучной,  как  стареющая
девственница. Твое здоровье, Станислав!
   - За такой тост грех не выпить. - Крячко  скорбно  улыбнулся,  широко
перекрестился и выпил. - Бог все видит и простит.
   Зазвонил телефон. Гуров снял трубку.
   - Слушаю.
   - Лев Иванович? - спросил молодой мужской голос.
   - Допустим.
   - Здравствуйте, мне  ваш  телефон  дал  телевизионный  комментатор...
Турин. Он сказал, что вам требуется опытный режиссер...
   - Молодой человек, - сказал Гуров, - представьтесь, пожалуйста.
   - Прошу прощения. Козлов Игорь... Можно без отчества.
   - Игорь, значит, вы режиссер? - Гуров вздохнул, посмотрел на  Крячко.
- А кроме вас кто-нибудь знает, что вы режиссер?
   - Турин... В Москве меня знают только в узком  кругу  профессионалов.
Но на Каннском фестивале я получил приз за  лучшую  режиссуру.  -  Голос
звенел, но обрел уверенность.
   - Ну, лучше, если бы вы получили "Оскара". Шучу,  Игорь,  шучу.  Канн
для меня достаточно. Как у вас со временем?
   - Я снимаю некоммерческое  кино,  сейчас  в  простое,  проще  говоря,
бездельничаю. Лев Иванович, у меня ничего нет, а времени  предостаточно,
девать некуда.
   - Тогда приезжайте в гости. Вы москвич?
   - Москвич. - Игорь вздохнул.
   - Тогда вы найдете меня легко, возьмите ручку, запишите адрес.
   - Я готов. Лев Иванович.
   Гуров продиктовал адрес, попросил режиссера повторить, сказал: "Жду",
- и положил трубку.
   - Старые мы, Станислав. Для нас кто моложе тридцати, тот пацан.
   - Пройдет несколько лет, и для нас человек моложе сорока  будет  тоже
пацаном, - философски изрек Крячко, - если раньше не убьют.
   - Спасибо на добром слове. Когда он прибудет, ты закройся  на  кухне.
Можешь слушать, но не показываться, парень начнет стесняться.
   - Я могу уйти.
   - Не можешь, ты мне нужен.
   Режиссер Игорь Козлов  был  высокий,  худой,  лохматый,  с  огромными
черными глазами. Джинсовый  затертый  костюм  болтался  на  нем  как  на
вешалке, видно, нужного размера раздобыть  не  удалось.  Здороваясь,  он
взглянул вызывающе: так смотрят люди стеснительные, неуверенные.
   - Проходите, Игорь, располагайтесь. - Гуров указал на диван и кресло.
На столике стояли чашки, кофейник, бутылка коньяку, рюмка и  пепельница.
- У меня курят. Я на минуточку отлучусь. - Он  без  надобности  ушел  на
кухню.
   - Ну? - Крячко отложил книгу. - Каков?
   - Не приглядывался, стесняется, пусть пообвыкнет.
   Гуров вернулся в гостиную, сел в нелюбимое низкое кресло.
   - Вы Сашу Турина давно знаете?
   - Не очень, года два.
   Гуров разлил кофе по чашкам, плеснул в бокалы коньяку.
   - Со знакомством, за здоровье. - Гуров поднял бокал, пригубил. - Саша
говорил, кто я, какова моя профессия?
   - Сказал, что мент, розыскник.
   Гуров понял,  что  молодой  режиссер  обманывал,  у  него  с  Туриным
состоялся   обстоятельный   разговор,   который,   видимо,    закончился
предупреждением комментатора, что сыщик не любит болтунов.
   - Да, я сыщик, - сказал Гуров. - Судя по моему  возрасту,  понимаете,
что я старый сыщик.
   - Вы совсем молодой!
   - Не лги, нехорошо, мне пятый десяток.
   - У вас потрясающая внешность, сочетание крайне редко  встречающееся,
- увлеченно заговорил режиссер. - Вы обаятельны, одновременно  излучаете
силу и угрозу. Я с удовольствием снял бы вас в главной роли.
   - Невозможно, у меня нет времени, и я боюсь камеры, каменею.
   - Пустяки, вас надо просто увлечь... Ну, мне не дают денег,  так  что
разговор пустой. Я вас слушаю, чем могу быть полезен?
   - Не обижайтесь, Игорь, я вынужден  вас  предупредить,  наш  разговор
коснется совершенно секретных дел. Ни Саше Турину, ни любимой девушке...
   - Я понимаю. - Режиссер неожиданно повзрослел, смотрел спокойно.
   - Надеюсь. От вашей сдержанности будет  зависеть  моя  жизнь.  Может,
звучит высокопарно, и вы бы такой текст не пропустили, но я  говорю  как
есть.
   - Я понимаю, - повторил режиссер.
   - Значит, такая ситуация. Я вскоре буду  присутствовать  на  собрании
крупных воровских авторитетов. Они в лицо меня не знают, однако слышали,
что такой мент существует. Вскоре одного из них предупредят,  что  сыщик
пробрался в "святая святых". Людей будет немного, кроме  меня,  четверо.
Выбор невелик, как вы уже заметили, внешность у  меня  броская,  приметы
авторитету сообщат.
   Если он меня вычислит сразу, то и убьют  сразу.  Надо  мою  внешность
изменить так, чтобы, получив предупреждение, человек, который  меня  уже
видел, не опознал по описанию.
   - Сложно, - после долгой паузы произнес режиссер.  -  Ведь  надо  еще
сделать так, чтобы еще до предупреждения, сразу, в момент знакомства, на
вас не обратили внимания.
   - Да уж постарайтесь.
   - Лев Иванович, встаньте,  пройдитесь  по  комнате.  Гуров  поднялся,
начал разгуливать по гостиной.
   - В первую очередь убрать  выправку.  Вы  держитесь,  как  Яковлев  в
"Гусарской балладе", где он играл поручика Ржевского.  Представьте,  что
вы возвращаетесь домой после тяжелого дня и в каждой руке у вас сумка  с
картошкой.
   Гуров сосредоточился, слегка ссутулился, опустил руки  и  пошел,  как
ему казалось, изобразив здорово.
   - Прекратите, садитесь. - Режиссер махнул рукой.  -  Вы  естественны,
как плохой провинциальный актер в роли князя Болконского.
   - Благодарю, но у меня другая профессия.
   - Молчите! Здесь говорю только я! - Игорь обжег Гурова взглядом. -  Я
подумаю и с вашей выправкой справлюсь. Какова  среда  обитания,  что  за
люди будут вас окружать?
   - Я точно не знаю, могу лишь  предположить.  Они  явно  не  дураки  и
богаты. Культурный уровень средний, двое  моего  роста,  примерно  моего
возраста. Я так предполагаю, могут прибыть и другие.
   - Не много же вы знаете.
   - Если бы я знал много, не лез бы в пекло.
   - Понимаю, - в который уже раз вздохнул режиссер. - В обыденной жизни
грим не годится. Вы можете оказаться небритым?
   - Отпадает. Думаю, что белая рубашка обязательна.
   - Но ведь галстук можно повязать и плохо?
   - Такое возможно.
   - Нечищеные туфли?
   - Это вряд ли.
   - Нужен серый твидовый костюм.
   - У меня нет, и в министерстве нет костюмерной.
   - Дорогая куртка, кожаная, лучше лайковая, имеется?
   - Я вам покажу, что у меня имеется, а вы  отберете.  -  Гуров  встал,
прошел в спальную комнату, раздвинул шкаф.
   Режиссер брал вешалку, оглядывал  костюм,  куртку  с  брюками,  вешал
обратно, наконец закрыл шкаф, вернулся в гостиную, налил себе коньяку  и
выпил. Перед Гуровым  предстал  совершенно  другой  человек,  а  не  тот
стеснительный юноша, что топтался недавно на пороге.
   - Ваш гардероб не годится, одежда паршивого интеллигента, спортсмена,
опять же паршивого интеллигента. Костюм, туфли, галстук я вам достану. -
Режиссер принюхался. - Одеколон надо сменить, дадите денег, я  выберу  и
куплю. С  внешностью  мы  справимся.  Что  делать  с  речью?  С  манерой
говорить?.. Сколько у нас времени?
   - Два дня.
   - Немало. У вас есть знакомый авторитет?
   - Имеется, к сожалению, не один. - Гуров улыбнулся.
   -  Вы  берете  одного,  которого  знаете  лучше.  К  завтрашнему  дню
составьте перечень его любимых слов и выражений. Я приеду  вас  одевать,
посмотрю, отберу, что годится. Вы за ночь выучите. Да, мне нужна  машина
с водителем.
   Гуров поднялся, открыл дверь на кухню, сказал:
   - Станислав, выходи,  знакомься.  Режиссер  Игорь  Козлов,  полковник
Станислав Крячко.
   - Очень приятно, - сказал Крячко, пожимая руку, и откровенно зевнул.
   Режиссер взглянул на Крячко испытующе, спросил:
   - А может, Станислава и послать? Извините, Лев Иванович, но  господин
полковник лучше вас, значительно.
   - Станислав от рождения актер, согласен.  Крячко  довольно  хохотнул,
налил себе рюмку коньяку. Гуров рюмку у него отобрал.
   - Станислав, ты поступаешь в распоряжение господина Козлова, садишься
за руль своего "мерса".
   - Как скажете. - Крячко с завистью взглянул на Гурова, который  выпил
коньяк. - Подчиненный, он завсегда готов. Как я понимаю,  мы  поедем  на
"Мосфильм" выбирать одежонку. Я всегда тебе. Лев Иванович, говорил,  что
ты одеваешься кое-как, солидным людям твой вкус не понять.
   Режиссер одобрительно кивнул, сел, подвинул телефон.
   - Я позвоню на "Мосфильм", закажу пропуска.
   - Не стоит, мы и так пробьемся, - сказал Крячко. - В принципе я сумею
договориться, но лучше, проще, если вы  позвоните  в  съемочную  группу,
чтобы они нам дали своего костюмера.
   Игорь смутился, после паузы сказал:
   - Понимаете, я не  Михалков,  не  Рязанов,  по  телефону  мне  такого
вопроса не решить. Надо побродить по коридорам, разыскать знакомых.
   - Поехали, розыск моя профессия. - Крячко повернулся к Гурову:
   - Вот так. Лев Иванович, я всегда  тебе  говорил.  -  Он  вздохнул  и
направился к дверям. - Идем, Игорь! Хорошего актера тебе не дают, будешь
мучиться с Гуровым.
   Когда дверь за полковником и режиссером захлопнулась, Гуров прошел  в
ванную, уставился в зеркало, помял лицо, сказал осуждающе:
   - Действительно, что-то здесь не так.
 
Глава 4 
СЫЩИКИ И АВТОРИТЕТЫ 
 
   Утром двадцатого октября лужи замерзли, ветер  гонял  по  обледенелым
тротуарам и мостовым первые снежинки, обертки "Сникерсов", обрывки газет
с портретами  вождей  и  прочий  мусор,  который  москвичи  и  их  гости
выбросили за ненадобностью. Когда дворники получали гроши,  то  исправно
выходили на службу и плохо ли,  хорошо,  но  лопатами  скребли.  Сегодня
дворник, обслуживая  два  участка,  может  заработать  столько,  сколько
никакому инженеру не снилось. Однако никто к  лопате  не  рвется,  легче
что-либо купить,  перепродать,  выпить  и  клясть  чертовых  демократов,
сгубивших великую державу и обрекших россиян на голод и нищету.
   Борис Михайлович Харитонов поднялся затемно, около семи. Собрался  он
с вечера, да и что собирать, уезжая под Москву на два-три дня.
   Спал  Борис  Михайлович  плохо,  часто  просыпался,  все  ему  что-то
виделось, казалось, в общем, чудилось. И что крутиться, запивать элениум
коньяком, когда защищают человека с одной стороны Лялек с автоматчиками,
с другой -  полковник  МВД?  Да  о  такой  защите  ни  один  банкир  или
приватизатор мечтать не может.
   Харитонов прошлепал босиком в ванную, долго стоял под  душем,  пуская
попеременно холодную и горячую воду. Удовольствия никакого,  одна  жуть,
но, говорят, полезно. И точно,  когда  он  вылез  из-под  душа  и  начал
бриться, то чувствовал себя превосходно.
   В девять он, сидя за столом, пил вторую  чашку  кофе.  Перед  Борисом
Михайловичем стоял  телефонный  аппарат,  рядом  лежали  блокнот  и  две
шариковые  ручки.  Пять  минут  десятого  телефон  вздрогнул,   звякнул,
Харитонов снял трубку:
   - Слушаю.
   - Вы заказывали номер в пансионате?
   - Заказывал, заказывал.
   - Запишите адрес.  -  Спокойный,  невыразительный  голос  продиктовал
адрес.  -  Платить  наличными,  кредитными  карточками  не  принимается,
паспорт обязателен, регистрация  заканчивается  в  двенадцать  тридцать.
Всего хорошего.
 
*** 
 
   В одиннадцать часов Борис Михайлович вышел из дома, вывел  машину  из
гаража. К нему подошел гаишник, стукнул по окну жезлом,  представился  и
сказал:
   - Хозяин, подвези сменщика.
   - Охотно, если по дороге, командир.
   - Ему по  дороге.  -  Гаишник  отошел,  махнул  жезлом,  останавливая
"Жигули", проскочившие на желтый свет.
   Харитонов  открыл  правую  дверцу,  мельком  взглянул  на  штатского,
воскликнул:
   - Опять вы, полковник?
   - Борис Михайлович, вы припаркуйте, а то в аварию попадем.  -  Крячко
придержал руль.
   Харитонов притормозил, прижался к тротуару.
   - Меня прислал полковник Гуров, который решил ехать на сходку  вместо
вас. Место встречи и пароль, - протянул руку Крячко. - Давайте, давайте,
у вас есть бумажка с адресом.
   - А откуда я знаю...
   - Слушай, козел! Я не Гуров, интеллигентностью  не  болею.  Еще  один
вопрос, заткну твою паршивую глотку. Усвоил?
   - Раз так решили, - промямлил Харитонов, вынул из  кармана  листок  с
адресом.
   - Молодец, будешь слушаться, все будет о'кей! - Крячко достал  из-под
куртки телефонную трубку с антенной, крутанул диск, продиктовал адрес  и
пароль, хлопнул Харитонова по плечу. - Двигай.
   - Куда?
   - Пока на Тверскую, дальше зависит от тебя. Договоримся -  поедем  на
конспиративную квартиру, где ты поживешь, пока ваш съезд не  закончится.
Не договоримся - двигаем прямиком в тюрьму.
   - Простите, но Лев Иванович...
   - Ты меня слушай, вякать опосля будешь, когда  осознаешь.  Гуров  мой
начальник, я его уважаю. Но с его методами работы не  согласен.  Генерал
тоже не  согласен.  Гуров,  конечно,  ас,  слов  нет.  Он  в  конторе  в
авторитете, но его фигли-мигли с вашим братом не всем нравятся. Я это  к
чему? У тебя когда первый выход на связь с Ляльком?
   - В двенадцать тридцать.
   - Вот и ладушки, правь в сторону этого пансионата.  Не  доезжая  двух
километров, остановишься. В двенадцать тридцать ты доложишься шефу, а  в
конце завопишь, что машинка отказывает, присылать никого не  надо...  На
связь больше не выйдешь.
   - Зачем рисковать? - Харитонов понял, как Гуров  рискует,  агенту  на
жизнь мента было, конечно, наплевать. Но теперь его,  Харитонова,  жизнь
намертво скована  с  жизнью  полковника.  Гуров  провалится,  Харитонова
зарежут, хоть на воле, хоть в камере или зоне, но  зарежут  или  повесят
наверняка.  -  Зачем  рисковать?  -  повторил  он.   -   Лялек   человек
неуправляемый. Потеряв со мной связь, он  чего  угодно  может  выкинуть.
Набьет две машины автоматчиков и заявится в  пансионат.  У  меня  с  ним
связь в двенадцать тридцать, затем в двадцать  три  или  в  ноль  часов.
Пусть Гуров сочинит сообщение, вы его примете, мы подъедем к пансионату,
и я сообщение передам.
   - Не хочешь в камере сидеть, чую, не  хочешь.  Ладно,  раз  ты  такой
умный и  покладистый,  будешь  жить  как  человек.  Лучше,  чем  обычный
человек, тебя будут надежно охранять.
 
*** 
 
   Пансионат "У озера" - двухэтажный особняк, построенный в начале века,
- некогда принадлежал русскому купцу Петру Мамонову. Пришли  большевики,
Мамонова не расстреляли, так как он, по случаю, проживал в данный момент
в Ницце, где забавлялся, проигрывая жалкие копейки в рулетку.
   Большевики, люди исправные, жителей особняка согнали гуртом, особо не
разбирая, кто барин, кто  слуга,  и  погнали  в  Сибирь.  Как  положено,
дорогую обстановку растащили, сожгли, мраморную лестницу побили,  паркет
изуродовали, поселили семьи  красноармейцев  и  активистов  из  соседних
деревень. Во что превратилась барская усадьба - описать невозможно.
   Когда власть встала прочно и партия натянула вожжи, разобралась,  что
же от России осталось, в особняке разместился райком.
   В годы войны райком уехал, заглянули в особняк немцы, обустроиться не
успели, бежали.
   В  последующие  годы  жили   в   особняке   кто   придется,   ставили
печки-времянки, взламывали паркет на растопку.
   Партия была крепка и вернулась. Как люди ни издевались над особняком,
он, красавец, временами ободранный, расстрелянный, так и стоял в вековом
бору - особняком. Секретари менялись,  время  текло,  люди  рождались  и
умирали, в общем, жили, и некоторые дотянули до перестройки.
   Демократы партийных функционеров разогнали,  особняк  отобрали,  куда
его девать - решить не могли, руки не доходили.
   Партийцы  надели  другие   костюмы,   вступили   в   другие   партии,
наприватизировали  деньжат  и  на  аукционе,   буквально   за   копейки,
называется "по остаточной стоимости", особняк купили.
   Если бы Петр Мамонов на день воскрес и узнал, за сколько  продан  его
загородный дом, купец моментом бы спрятался назад, в фамильный склеп под
Парижем.
   Умывшись, слегка подрумянившись, особняк, наращивая  цену,  переходил
из рук в руки. Наконец ему повезло. Пришел Хозяин.  Он  оценил  качество
постройки, высоту потолков, вложил в  реконструкцию  миллионы  долларов,
назвал особняк пансионатом "У озера"  и  начал  сдавать  его  за  валюту
иностранцам  и  всяким  американцам,  выгребать  лопатой   вложенную   в
реконструкцию и оборудование валюту.
 
*** 
 
   Около полудня на стоянку у особняка подкатил  "Мерседес-300",  замер,
но из машины  никто  не  вышел.  В  течение  пятнадцати  минут,  сверкая
лакированными телами, подкатили еще четыре иномарки, водители  вышли  из
машин, приблизились друг к другу.
   - Здравствуйте, господа.
   - Здравствуйте, отличная погода.
   - Здравствуйте, рад знакомству.
   - Здравствуйте, надеюсь, здоровье в порядке?
   - Здравствуйте, спасибо, не жалуюсь.
   Когда коллективный  пароль  был  собран,  приехавшие,  раскланиваясь,
уступая друг другу дорогу, прошли в особняк.
   Здесь приехавших ждали. Молодой, лет тридцати, мужчина  в  элегантной
тройке не российского пошива, с фальшивой улыбкой и идеально  выведенным
пробором, поклонился достойно, сказал:
   - Здравствуйте, господа. Я благодарю вас за честь, которую вы оказали
мне своим прибытием, надеюсь, останетесь довольны. Имеется бар,  где  вы
можете перекусить и пообедать, при желании  вы  можете  заказать  еду  и
напитки. Небольшая формальность: несмотря на то, что особняк находится в
частном владении, прошу сдать паспорта. Собственность  частная,  но  она
находится в России, порядки соответствуют. Власти  о  нас  не  забывают,
порой заглядывают.
   Господа сухо ответили на приветственную речь, отдали  свои  паспорта,
после чего гостей развели по апартаментам.
   Встречавший  гостей  директор,  администратор  или  мажордом,   можно
назвать как угодно, Рубен Юрьевич Воронов внимательно  изучил  паспорта.
Делал это  он  по  укоренившейся  привычке,  так  как  догадывался,  что
документы липовые.
   Аблынин Юрий Семенович, прописан в Москве, сорок пять лет, холост.
   Басов Игорь Николаевич, москвич, сорок лет, холост.
   Кольцов Валентин Сергеевич, москвич, сорок два года, холост.
   Чертов Николай Андреевич, москвич, тридцать восемь лет, холост.
   Фа и т Александр Александрович, москвич, сорок один год, холост.
   Рубен Юрьевич собрал паспорта в стопку, запер в сейф и  подумал,  что
собравшиеся  друг  друга  не  знают,  каждый  выписывал   себе   паспорт
индивидуально, потому все уроженцы Москвы и холостые. Хороший опер, если
посмотрит все пять  паспортов  вместе,  сразу  поймет,  что  липа.  Пять
мужиков в таком возрасте и все холостые. Липа, так не бывает.
 
*** 
 
   Крячко остановил свой "Мерседес" на  шоссе  у  въезда  в  заповедник,
повернулся к сидевшему рядом Харитонову, сказал:
   -  Что  ни  говори,  а  деньги  -  сила.  Неплохое  местечко  выбрали
авторитеты.
   -  Они  и  знать  не  знают,  -  ответил  Борис  Михайлович.  -  Я  к
благоустройству отношения не имел, но, судя по голосу, манере  говорить,
вопрос решал человек, окончивший университет, а не прошедший через КПЗ и
зону. Мне пора выходить на связь.
   - Сейчас выйдете. - Крячко взглянул на часы, вынул из кармана  рацию,
сказал:
   - Привет, коллега. Гуров ответил почти сразу:
   - Привет, Станислав. Собрались, нас пятеро,  люди  культурные,  одеты
хорошо, говорят грамотно, особо я  пока  не  приглядывался.  Двухэтажный
роскошный особняк, построен в  начале  века,  оборудование  современное.
Станислав, в помещении с такими высокими потолками я в жизни не жил...
   - Хватит ерунду пороть, командир. Главное, ты знакомых не встретил?
   - Это  вряд  ли,  знаешь,  у  меня  память  на  лица  отличная.  Если
кто-нибудь из них меня и видел,  так  мельком,