а
опиралась  на  Левину  руку  так,  что  он,  чувствуя  себя  мужчиной,  не
превращался в носильщика. Иногда она освобождала руку совсем, но не давала
ему потеряться,  напоминала  о  своем  присутствии  легким  прикосновением
плеча. Она вела его по седьмому  небу,  сильного,  уверенного,  совершенно
неповторимого.
     Лева улыбался, находясь в состоянии блаженного покоя, он  как  бы  из
нереального далека думал об убийстве и убийце,  пытался  представить  лицо
матери, улыбку отца и хитрые глаза Клавы. Нина  была  чуть  ли  не  первой
девушкой, с которой он приходил в дом.  Когда-то,  еще  на  первых  курсах
университета, мама удивилась, что девушки редко заходят к нему. Отец тогда
пошутил, мол, не  такие  уж  у  тебя  страшные  родители,  прятать  их  не
обязательно. Лева, не придавая  словам  никакого  значения,  ответил:  как
встречу достойную девчонку, приведу мигом. Посмеялись и забыли. Затем Лева
понял, что случайно оброненная им  фраза  налагает  на  него  определенные
обязательства. Проходили месяцы, годы, уже неловко  стало  отшучиваться  и
прийти просто со знакомой. Идя  к  Нине  на  свидание,  Лева  и  не  думал
приглашать ее в гости, а увидев  в  сквере  на  скамейке,  решил  сразу  и
бесповоротно. Только Нина  о  его  решении  не  знала.  Лева,  как  многие
мужчины,  обладал  недюжинной  отвагой:   пережевывая   уже   десять   раз
отрепетированные слова, в подъезд своего дома он свернул молча.
     - Куда это мы? - не останавливаясь, спросила Нина.
     Легкость ее тона, то,  как  она  помогла  ему  закрыть  дверь  лифта,
помогли Леве беспечно ответить:
     -  Ко  мне  заглянем,  я,  между  прочим,  сегодня  не   ел.   Заодно
познакомишься с моими стариками. Они у меня страшно молодые. Учти, главная
в доме Клава, наша судьба в ее руках.
     Клава, сразу не разобрав, что Лева пришел с  девушкой,  встретила  их
ворчанием,  мол,  двое  это  не  один,  предупредить  следует.  Она  мигом
поставила в кухне второй прибор, спросила: "Неумытые за стол сядете?" -  и
увела Нину.
     Пока молодые люди послушно мыли руки, Клава прикрыла дверь на  кухню,
приборы появились в столовой. Лева, как и подобает  инспектору  уголовного
розыска, сразу отметил, что тарелки не будничные,  разнокалиберные,  а  из
"пасхального" сервиза. Кормили, естественно, по первому классу. Лева хотел
было объяснить, что севрюгу ест далеко не каждый день, но махнул  рукой  и
принялся за еду. Клава сновала  между  кухней  и  столовой  бесшумно,  но,
видимо, успела оповестить о событии, так как мать с отцом  довольно  долго
не появлялись.  Первым  из  своего  кабинета  вышел  генерал,  он  солидно
представился, попросил у Клавы стакан чаю и, сев за стол, начал  ухаживать
за Ниной.  На  сына  после  утренней  стычки  Иван  Иванович  старался  не
смотреть. Затем появилась мама, она, в отличие от отца, одетого в домашнюю
куртку, успела переодеться, каким-то образом оказалась  в  костюме,  очень
похожем на костюм Нины. За столом завязался  обычный  разговор-знакомство:
немножко о погоде, поверхностно о том, кто чем занимается. Мама рассказала
дежурный анекдот о "своих психах". Лева молчал, полагая, что  мавр  сделал
свое дело, теперь  пусть  родители  выпутываются  сами.  Неожиданно  Клава
поставила на стол запотевший графин с настойкой собственного производства,
заявив, что сегодня то ли рождество, то ли пасха. Спорить с ней  никто  не
стал.
     Клава заметила, что Нина,  лишь  слегка  пригубив,  отставила  бокал.
Девушка  объяснила,  что   ей   завтра   выступать,   разговор   полностью
переключился на бега, быстро превратившись в пресс-конференцию, на которой
Нина представляла главу правительства, отвечавшего на сыпавшиеся  на  него
вопросы. Она мгновенно уловила стиль, манеру разговора семьи. Сначала отец
задавал вопросы шутливо. Почувствовав, что гостья не  смущается,  отвечает
даже задиристо, принялся за нее всерьез.
     - Скажите, Нина, ну кому в наш век нужны лошади? - спрашивал он. -  Я
понимаю, для развлечения, отдыха. Но вы говорите серьезно, как о науке,  о
производстве, требующем больших капиталовложений. Кому? Кому  это  сегодня
надо? Посвящать такому делу жизнь?
     Нина взглянула на хозяина несколько растерянно,  перевела  взгляд  на
Леву, смутилась. Лева хотел прийти на помощь, мама его опередила:
     - Иван, ты считаешь, что посвящать жизнь имеет смысл только пушкам?
     - Спасибо, - Нина благодарно кивнула, повернулась к генералу. -  Кому
нужны племенные лошади сегодня? Надеюсь, что вам, Иван Иванович.
     - Сожалею, Ниночка, нам они не нужны, - парировал генерал,  не  желая
обострять спор, попытался  сменить  тему,  начал  было  разговор  о  новом
фильме, однако Нина прервала его:
     - Простите, у наездников принято вести борьбу от столба до столба.  Я
настаиваю, что и вам, военным, и вам,  Иван  Иванович,  лично,  совершенно
необходимы лошади. Не лошади вообще, а племенные,  выхоленные,  специально
вытренированные чемпионы и рекордсмены.
     Генерал пожал плечами, виновато улыбнулся, как бы говоря: ей-богу, не
хотел, честное слово, больше не буду, а вслух произнес:
     - Интересно.
     Нина начала говорить, и через несколько минут  даже  Клава  перестала
звякать посудой и бегать то и дело на кухню.
     - Говорят: собака друг человека. Возможно, не буду спорить.  Но  если
на земле не было бы лошади,  может,  человек  не  стал  бы  человеком,  не
победил бы в борьбе с природой? У многих народов  и  племен  долгое  время
конь стоил дороже человеческой жизни, потому что один мог  спасти  многих.
Вспомните историю человека и вы увидите, что он тысячелетии не расставался
с лошадью. Живопись. От наскальной до экспрессионистов! Ничто и  никто  не
повторен в таком количестве раз, как лошадь.
     - Человек, - вставил генерал.
     - Он же творец, человек, и сегодня, как и тысячи лет назад, влюблен в
себя до потери сознания, - ответила Нина. - Стоило человеку  отвлечься  от
собственной персоны, как ему приходилось  отдать  должное  лошади.  Стихи,
проза,  драматургия.  Собака  была   когда-нибудь   героем   поэмы?   Конь
неоднократно. Полцарства за коня!  Из-за  коня  мужчины  бросали  любимых,
отчий дом. Лошади выигрывали сражения, из-за них возникали войны. Они  нас
кормили и охраняли, спасали нашу жизнь и честь! - Нина всплеснула руками и
с возмущением оглядела всех присутствующих. - И теперь они нам не нужны? А
память нам наша нужна? История  наша  нужна?  Как  мы  удержимся  рядом  с
природой, сохраним доброту и свою хваленую человечность? - Она смотрела на
всех с отчаянием. - Да мы перестанем быть людьми, если  мы  дадим  умереть
нашей  памяти,   нашему   прошлому.   Всю   жизнь   раскапывать   черепки,
восстанавливать цивилизацию  тысячелетней  давности  -  это  благородно  и
нужно. Охранять, беречь, совершенствовать  память  тысячелетней  давности,
которая вот тут, рядом, бегает, живет, пока еще живет,  Иван  Иванович!  -
Это ли не достойная цель для жизни? А вы знаете, что благодаря энтузиастам
мой сегодняшний Григорий красивее, сильнее, резвее  знаменитого  Буцефала?
Любой наш скаковой призер даст фору воспетому Лермонтовым Казбеку.
     - Нина, я сдаюсь! - генерал поднял руки. - Я сдаюсь, самым...
     - Подождите, товарищ генерал! - перебила его девушка. -  А  дети?  Вы
придите к нам в манеж, взгляните на детей. Больше тысячи ребятишек  у  нас
занимается, а сколько не могут к нам попасть? Ребенок,  растущий  рядом  с
лошадью, никогда не бывает злым, жестоким. Лошадь гуманна, люди устали  от
машин, от железа, они ищут природу...
     - Простите, Нина, я был как-то на ипподроме, - вновь перебил генерал.
Мама взглянула на Леву, кивнула в сторону мужа и недвусмысленно  постучала
себя по голове. - Я видел, чего именно там ищут люди.
     - А вы в лечебнице для алкоголиков не были? - спросила Нина. - Может,
нам теперь все виноградники в стране вырубить?
     Клава бросилась заваривать свежий чай, мама сказала,  что  больше  не
разрешит отцу сказать ни слова, и начала расспрашивать Нину  о  характерен
психике лошадей, отец слушал женщин, пытался тоже высказаться, но они  его
строго одергивали, и генерал замолкал. Лева  сидел  чуть  в  стороне,  его
никто ни о чем не спрашивал. Почему жизнь складывалась так,  а  не  иначе?
Какое место в жизни занимает его величество случай? Дело могли поручить не
Гурову, Логинов  мог  бы  работать  в  другом  тренотделении.  Нина  могла
оказаться не такой, а совсем другой. Почему все сложилось так, а не иначе?
Он, Лева, сидит у себя дома, Клава разливает чай, мама и папа рядом,  все,
как всегда, таких вечеров прошло  тысячи.  Но  здесь  Нина,  вечер  от  ее
присутствия совсем иной и в то же время обычный. Кажется, что эта  девушка
всегда здесь, сидела, просто Лева раньше ее  не  замечал.  А  знакомы  они
всего неделю.
     Когда Лева собрался провожать Нину, отец отозвал его в сторону, сунул
ключи от машины и сухо, в приказном тоне, сказал:
     - Доставить домой и доложить.
     - Доложить, - повторил Лева.
     Они спустились во двор, Лева открыл машину и зачем-то сообщил:
     - Машина отцовская, я на ней никогда не езжу.  -  Он  завел  мотор  и
добавил: -  Лет  восемь  не  садился  за  руль,  мы  тогда  поссорились  с
генералом. Кажется, он был полковником.
     Нина сидела рядом притихшая, взяла Леву под руку, прижалась к  плечу,
тяжело вздохнула и спросила:
     - Ну, как я? - Сама  же  ответила:  -  Ничего,  все-таки  мастер.  По
тяжелой дорожке, в незнакомой компании, пришла голова в голову.
     - Ты оставила всех за столбом, - ответил Лева.
     - Врунишка, - Нина снова вздохнула. - Ты счастливый, я не люблю  тебя
за это, - она продолжала прижиматься к его плечу. Лева  с  трудом  включил
скорость и осторожно выехал на улицу.



                              ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

     На следующий день Лева  работал  на  конюшие,  как  обычно.  Все  уже
привыкли к нему, забыли, что он "писатель". Молодые наездники покрикивали,
когда он ошибался или опаздывал. Конюх Николай сегодня задерживался дольше
обычного. Леве приходилось работать  за  него,  автоматизма  Лева  еще  не
достиг, все мысли крутились вокруг ремней, уздечек, чек  и  прочей  хитрой
лошадиной амуниции. Лева сейчас был конюхом, а не  инспектором  уголовного
розыска, лишь изредка он поглядывал на часы, время приближалось к полудню,
а Николай не появлялся. Лева задумался и попал под лошадь,  рысак  толкнул
его грудью, сам испугался и захрапел. Подъехавший наездник выругался, Лева
равнодушно вытер упавшую на рубашку лошадиную пену.
     - Принимай отсюда, - беззлобно сказал подошедший Рогозин, - управимся
без тебя, принимай, принимай.
     Лева молча кивнул и пошел за  своим  пиджаком,  когда  его  из  своей
комнаты окликнула Нина.
     - Вас к телефону, - официально сказала она, протягивая трубку.
     - Спасибо, - Лева удивился, телефон  был  внутренний,  звонить  могли
только с ипподрома. Лева чуть было не произнес привычно: "Гуров",  вовремя
спохватился и, отчаявшись вспомнить свой писательский псевдоним, сказал: -
Слушаю.
     Звонила секретарша из дирекции и  сообщила,  что  его  срочно  просят
приехать к Николаю Тимофеевичу.  Нина  заполняла  какой-то  дневник.  Лева
потоптался, не зная, как начать разговор. Нина  отложила  ручку,  привычно
закинула спадавшие на лоб волосы.
     - Поезжай, что же ты стоишь, - она кивнула.
     - Да, да. Конечно, - он продолжал стоять. Лева почему-то был  уверен,
что деятельность его на конюшне  закончилась.  Они  увидятся,  обязательно
увидятся, но уже не будут работать рядом. Он уже не примет от нее  лошадь,
не станет украдкой поглядывать, когда она, сидя на сломанном колесе,  пьет
из пакета молоко, не будет, поглядывая на часы,  ждать  ее  возвращения  с
круга. Ничего этого уже никогда не повторится. Он сейчас уйдет  туда,  где
ее нет, даже мыслей о ней нет.
     - Иди же, - Нина нетерпеливо постукивала ручкой по столу. - Ты больше
сюда не придешь?
     - Не знаю, - он наклонился и прикоснулся губами к ее волосам.
     У кабинета следователя на диване сидели Аня и Наташа. Лева,  стараясь
не выдать своего удивления, остановился, вежливо поздоровался. Аня, обычно
резкая  и  импульсивная,  ответила  сдержанным  кивком,  Наташа  встала  и
протянула руку.
     - Здравствуйте, Лева, - мягко сказала она, - вот мы и встретились.  Я
вас ждала, - она слегка улыбалась, казалось, их встреча  происходит  не  в
прокуратуре у кабинета следователя, а в тенистой аллее парка.
     - Не ожидал вас здесь встретить, случилось что-то еще? - спросил он.
     - Что-то еще, - передразнила его Аня, - сука ты, Лева.
     - Анна! - Наташа взяла Леву за руку, хотела его защитить.
     - И ты сука! - выпалила Аня.
     - Анна! - Наташа встала  между  Левой  и  девушкой,  словно  разнимая
дерущихся. Лева взял ее за локти и отодвинул.
     - Здесь прокуратура, - сказал он, удивляясь собственному спокойствию.
     - Испугал!
     - Я только напоминаю, Аня, - сказал Лева, пожимая плечами. - Стыдно и
нехорошо.
     Девушка хотела ответить, дерзко взглянула на  Леву,  лишь  вздохнула,
вдруг как-то съежилась, забилась в угол дивана.
     Лева кивнул Наташе и вошел в кабинет. Присутствие здесь  Крошина  уже
не удивило инспектора.
     - Здравствуйте, начальник, - пророкотал  следователь  и  сделал  вид,
будто собирается вылезти из-за стола. -  Здравствуйте,  -  повторил  он  и
протянул свою огромную руку.
     - Добрый день, Николай Тимофеевич, - сказал Лева, отвечая на  могучее
рукопожатие.
     Крошин, поднявшись при входе Гурова,  стоял  и,  сдержанно  улыбаясь,
смотрел на следователя и инспектора, словно говорил:  "Понимаю,  работа  у
вас тяжелая, почему бы и не пошутить, ничего, ничего, я подожду".
     - Сядьте, Александр Александрович, - следователь  махнул  на  Крошина
рукой, - и ты, дружок, садись. Вы знакомы, насколько мне  известно.  Скажу
вам по секрету, вы друг о друге одинаково высокого мнения.
     В спокойной улыбке Крошина появилось удовлетворение.
     Лева пришел в момент церемоний подписания протокола  допроса.  Крошин
внимательно, но без придирок перечитал записанное  следователем,  поставил
подпись под страницей, в конце четким почерком быстро написал: "Записано с
моих слов верно, мной прочитано, добавлений не имею".
     - Спасибо, Александр Александрович, - следователь взял протокол, -  у
меня к вам просьба.
     - Пожалуйста, - Крошин чуть заметно склонил голову.
     - Желательно нашу беседу сохранить, так сказать...
     - Конечно, - Крошин пожал плечами. - Я не болтлив.
     - Бывает, знаете ли, так, ради красного  словца.  С  девочками  также
проведите  разъяснительную  беседу.  -  Следователь  кивнул  на  дверь.  -
"Писатель" Шатров собрал еще не весь материал. Вы меня понимаете?
     Крошин кивнул.
     - Безусловно. Не подумайте, что я торгуюсь,  Николай  Тимофеевич.  Об
убийстве и нашем приятеле, - он поклонился Гурову, - я никому не скажу  ни
слова. Девочки тоже, я гарантирую. Однако, если у вас есть  возможность  и
служебный долг вам позволяет, не сообщайте о случившемся мне на работу.
     Лева следил за беседой,  стараясь  не  выдать  свою  растерянность  и
неосведомленность, прилагал максимум усилий, чтобы сохранить умный вид.
     - Зачем бы мне писать вам на работу, да и о чем? - следователь тяжело
отодвинул кресло и поднялся, давая  недвусмысленно  понять,  что  разговор
окончен.
     - Деньги-то Николаю дал я, -  Крошин  встал,  подождал,  пока  хозяин
кабинета  протянет  ему  руку.  Прощаясь,  добавил:  -  Такой  факт  можно
истолковать  по-разному.  Спасибо  и  до  свидания.  Лев  Иванович,  -  он
повернулся к Гурову, - я перед вами несколько виноват, вы тут узнаете, так
не серчайте. Заглядывайте, поболтаем за лошадок.
     Лева молча кивнул. Когда Крошин вышел,  взял  его  протокол  допроса,
увидев в графе, привлекался ли  к  судебной  ответственности,  запись  "не
привлекался", сказал:
     - Не знаю, как в остальном, но здесь он соврал.
     - Не надо о людях думать плохо, дружок, -  следователь  налил  стакан
воды, посмотрел на свет и, смакуя, выпил.  -  Александр  Александрович  не
скрыл, что находился под следствием, запись же в протоколе сделал я. Чтобы
тебе не гадать, а мне не превращаться в рассказчика, ты  все  это  прочти.
Позже обсудим. - Он положил перед Левой три протокола допроса  и,  вытирая
пот, удалился из кабинета.
     Суммируя прочитанное, отбросив скучные, но обязательные при  допросах
подробности. Лева узнал, что сегодня в семь утра к дежурному по Управлению
уголовного  розыска  обратилась  гражданка  Лихарева  Наталья  Николаевна.
Дежурный Наташу выслушал, позвонил полковнику Турилину,  который  приказал
отвезти девушку в прокуратуру  города  к  старшему  следователю  по  особо
важным делам Николаю Тимофеевичу Зайцеву.  Допросив  девушку,  следователь
пригласил к себе Анну Полякову и Александра Александровича Крошина.
     Лева читал протоколы по порядку.
     "Вчера вечером, примерно около двадцати одного часа,  -  рассказывала
Наташа, - ко мне  в  квартиру,  которую  я  временно  снимаю,  пришли  мои
знакомые: инженер  Крошин  и  конюх  ипподрома  Николай  Кунин,  последний
находился в очень возбужденном состоянии. У меня в  это  время  находилась
моя подруга, студентка университета Аня  Полякова.  Крошин  попросил  меня
сварить кофе и не мешать, так как им нужно поговорить. Мужчины принесли  с
собой бутылку коньяка, они расположились в комнате, а мы с  Аней  остались
на кухне, где я гладила. Дверь в комнату плотно не закрывается, а дверь на
кухню мы с Аней умышленно оставили открытой, так как хотели знать,  о  чем
будут  говорить  мужчины.  Крошин  говорил   негромко,   он   обычно   так
разговаривает, Николай же говорил очень громко, порой  даже  кричал,  и  я
слышала все  отчетливо.  В  основном  говорил  Николай,  Крошин  лишь  его
успокаивал. Из слов конюха я поняла, что писатель, который ходит к ним  на
конюшню, совсем не писатель, а работник уголовного розыска. Николай  давно
подозревал, а сегодня сам увидел удостоверение  писателя,  где  черным  по
белому написано, что старший лейтенант милиции Гуров Лев Иванович  состоит
на службе в Управлении уголовного розыска.
     Вопрос: Вы удивились словам Николая Кунина?
     Ответ: Нет. Я не удивилась, больше испугалась.
     Вопрос: Почему вы не удивились?
     Ответ:  Последнюю  неделю  Николай  нервничал,  из  отдельных   фраз,
сказанных им Крошину, я поняла, что в смерти наездника  Логинова  виновата
не лошадь, Логинова убили. Николай волновался  и  просил  Крошина  узнать,
действительно ли появившийся на конюшне парень писатель, или  он  работник
милиции. Крошин обещал Николаю выполнить его  просьбу  и  просил  меня,  а
когда я отказалась, - Аню позвонить в уголовный розыск.
     Вопрос: Крошин давал вам телефон?
     Ответ: Нет, не давал.
     Вопрос: Что было дальше?
     Ответ: Я отнесла в  комнату  кофе,  Николай  и  Крошин  говорили,  не
стесняясь  моего  присутствия.  Николай  говорил  о  необходимости  срочно
скрыться и просил у Крошина денег. Тот  убеждал  Николая,  что  уходить  в
нелегалы, он так и выразился, глупо, раз напали на след, лучше  явиться  с
повинной. Найдут все равно, а  наказание  совершенно  разное.  Николай  не
соглашался, продолжал просить деньги, Крошин не давал, говорил: во-первых,
у меня нет, ты мне и так много должен, во-вторых, я тебе не  дам  в  любом
случае, так как это карается законом. Между ними началась  ссора,  Николай
струсил и отступил. Я заявила, чтобы они немедленно оба уходили, так как я
живу без прописки и не хочу попадать в историю.
     Вопрос: А раньше вы не понимали, что уже попали в историю?
     Ответ: Нет. Я же не знала, что Логинова убил Николай.
     Вопрос: А теперь знаете?
     Ответ: Да, он сам вчера вечером сказал.
     Вопрос: Он говорил о каких-либо подробностях убийства?
     Ответ: Нет. Затем пришла Аня.  Она  тоже  стала  уговарив