...  -  Турилин  расслабил  узел
галстука, что свидетельствовало о крайнем раздражении.
   - Ему под сорок, половину из них Гуров провел в  розыске  и,  видимо,
знает, когда ему быть дома, а когда отсутствовать.
   Орлов ни о чем не  спрашивал  генерала,  он  не  любил  бессмысленных
вопросов, Турилина же сдержанность полковника раздражала.
   - Вчерашний вечер у министра начался и закончился скверно,  -  сказал
генерал. - Присутствовала прокуратура, естественно,  что  факт  убийства
Потапова установлен. Прокурор мне ничего объяснять не стал,  приказал  к
десяти утра доставить к нему  в  кабинет  Гурова.  Я  собирался  с  этим
мальчиком... - Он махнул рукой и замолчал.
   - Подполковник Гуров находится в очередном отпуске, - Орлов посмотрел
на часы, - еще восемнадцать дней. Он не обязан сообщать, где отдыхает.
   - И ты не знаешь?
   - Нет.
   - А что ты знаешь?
   - Ничего, - твердо ответил Орлов и вспомнил, как вчера вечером злился
на Гурова за умолчание и неискренность. - Я догадываюсь, а у нас  не  та
контора, товарищ генерал, где позволено фантазировать.
   - А я вам разрешаю,  товарищ  полковник,  фантазируйте,  я  попытаюсь
понять.
   - А я не могу, товарищ генерал.
   Турилин хотел встать, но сдержался, подтянул галстук:
   - Немедленно найдите подполковника Гурова и  лично  доставьте  его  в
этот кабинет. Свободны.
   - Слушаюсь, товарищ генерал. - Орлов попытался щелкнуть каблуками.
   Он шел длинными, еще пустыми коридорами, между безымянными дверями. В
некоторых кабинетах уже, а может, еще  и  со  вчерашнего  дня  работали.
Полковник  любил  эти  часы  относительного  затишья,  когда   не   надо
здороваться, реагировать на замечания коллег, выслушивать их похвалы или
проклятия, что случалось чаще.
   Прокуратура требует Гурова. Почему? Получили донос. Но его  не  могли
написать люди, которые взяли сыщика в оборот. Волину  и  компании  Гуров
нужен без единого пятнышка... Костя совсем  сдвинулся,  называет  Гурова
мальчиком. А сыщик сбежал. Неужели он сумел прокачать ситуацию  и  видел
возможность вмешательства прокуратуры? Официальный допрос у  следователя
для  Гурова  катастрофичен.  Пока  что,  в  настоящий  момент,  действия
подполковника хотя и можно классифицировать как самодеятельность, но это
все-таки лишь оперативная работа. В кабинете следователя он превращается
в свидетеля, возможно, в подозреваемого и обязан говорить  правду.  Если
он начинает врать, он становится преступником.
   Орлов вошел в свой кабинет, включил чайник.
   "А что прикажете делать мне? Я не могу бросить Гурова, но и  не  имею
возможности, да и права, помочь. Установить наблюдение  за  Волиным,  за
Сергачевым? Гуров обязательно  выйдет  с  ними  на  контакт.  Наблюдение
придется обосновать, инструктировать людей, и такие действия  невозможно
скрыть от генерала. В любом случае Гурову необходим транспорт. Задержать
его машину? Через два часа пойдут  слухи,  что  МУР  разыскивает  своего
подполковника. Генерал сказал "найдите", а  не  "объявите  розыск".  Ну,
Лева, ну, Гуров! Когда я тебя достану..."
   Орлов не  успел  придумать  вид  казни,  достойный  Гурова,  раздался
телефонный звонок.
   - Орлов, - сказал полковник.
   - Отпускник беспокоит, - услышал Орлов ровный голос Гурова. -  Я  тут
отъехал из столицы, Петр Николаевич, не взыщи. У меня вроде бы еще  дней
восемнадцать имеется.
   - Тебя разыскивает прокуратура, сегодня в десять...
   - Ну просто ничего не слышно, - перебил  его  Гуров.  -  Что  ты  там
бормочешь, не разберу, связь из  села  хреноватая.  Ты  не  волнуйся,  я
вернусь - позвоню.
 
*** 
 
   Гуров вышел из телефонной будки и спрятался от непогоды в машину.
   "Прокуратура меня ищет, но без "угро" она в зрелом подсолнухе семечка
не найдет. А Петр ни шагу не сделает, я могу на  своей  машине  кататься
спокойно.  Кто  же  "стукнул"  в  прокуратуру?  Волин  и  его  начальник
отпадают, но диверсант  именно  на  их  корабле.  И  в  убийстве  он  не
участвовал. Следовательно, не Эффенди и не Веселов. Волин не дурак, круг
посвященных в операцию очень узок. Лебедев? Точно, больше некому. Ах ты,
бархатная жопка, шелковые ушки, тебя люди спасли,  а  ты  под  них  мину
подводишь. Если следователь прокуратуры подполковника  Гурова  допросит,
тот Корпорации даром не будет нужен. Значит, Лебедев? Человек, предавший
раз, может предать второй, придется на него поднажать".
   Гуров начал мерзнуть, завел двигатель, включил печку.
   "Первое, нащупать шефа Волина. Второе, обезопасить  себя.  Необходимо
отнять пистолет с моими отпечатками и  захватить  одного  из  участников
вчерашнего аттракциона. Но не убийцу, а соучастника, с ним будет легче".
   Решив, что от теории пора  переходить  к  действию,  Гуров  поехал  к
Денису Сергачеву.
 
*** 
 
   Утро наступило и для Референта, Волина. В окна сыпалась та же снежная
крупа, так же давило свинцовое небо, настроение у Волина, как и у Орлова
с Гуровым, было мерзостным.
   В  отличном  расположении  духа  сегодня  поднялся  лишь   Константин
Васильевич Роговой, но о нем чуть позже...
   А Волин анализировал ситуацию. На  днях  в  Москву  привезут  героин,
Лебедев расплатится, Гуров транспортирует наркотик через Брест, "вольво"
для путешествия готов, и даже многоопытный Интерпол еще не  знает  таких
тайников, а уж наша таможня о них и представления  не  имеет.  Учитывая,
что за рулем олимпийский чемпион, а пассажир - подполковник милиции, они
проскочат в Польшу, как к себе домой.
   Волин подумал о предстоящей встрече с Гуровым и  поперхнулся  горячим
кофе. "Может, зря я сыщика так здорово зажал? А как работать с  ним  без
подстраховки? Лучше бы с ним вообще не связываться... Через Брест мог бы
проехать один Сергачев. Но  Патрон  желает  иметь  в  Корпорации  именно
Гурова. Гаргантюа по-своему, конечно, прав,  я  уеду,  а  ему  необходим
мозговой центр".
   Волин ошибался, Роговой после  операции  с  героином  не  нуждался  в
мозговом центре, Гурова он хотел использовать для ликвидации  Эффенди  и
возможных последующих персон нон грата. Кто они будут - покажет время.
   После долгих  колебаний  Волин  позвонил  Гурову.  Когда  узнал,  что
подполковник убыл в неизвестном направлении на неопределенный  срок,  то
обрадовался, как человек, которому врач объявил, что сегодня зуб удалять
не будут. Но когда эффект неожиданности  прошел,  Волин  протрезвел,  и,
радость исчезла. Он многого мог ожидать от Гурова,  только  не  бегства.
Это было невероятно. На что же тогда он надеялся? Такой  человек  должен
каждый свой шаг рассчитывать,  если  гроссмейстер  жертвует  фигуру,  не
хватай  ее,  словно  оброненный  растяпой  золотой.  Нет,  аналогия  эта
неудачна: Гуров ничего не жертвует и, конечно, никуда он  не  сбежал,  а
попросту затаился.  И  неизвестно,  с  какой  стороны  ждать  внезапного
нападения. "Только без истерик, - говорил себе Волин. - Гуров не то  что
напасть, шелохнуться не может, он же не дурак и не самоубийца.  Дерганый
я стал, противоречивый, вечером одно думаю, с  утра  -  другое.  Что  за
бардак творится на земле? Почему умные люди должны разбивать друг  другу
головы? Сели бы за круглый стол, мирно побеседовали и договорились,  как
многомиллионную армию дураков использовать на благо цивилизации. Был  бы
Гуров искренним союзником, и нет проблем, быстро, мирно,  всем  тепло  и
уютно, словом, комфортно".
   Раздался звонок в дверь - почтальонша принесла газеты.  Так  как  она
получала  за  услугу  рубль,  а  порой   три,   то   старалась   вручить
корреспонденцию из рук в руки, а не опускать ее в ящик.
   - Вам телеграммка, Руслан Алексеевич, -  сказала  почтальонша,  пряча
купюру и благодарно кланяясь. - Распишитесь, пожалуйста.
   Он чиркнул в книжечке поданным ему отесавшимся, отродясь  не  пишущим
карандашом, и по лицу почтальонши понял, что о содержании телеграммы она
знает, и новости Волина не обрадуют. Он взглянул на бланк небрежно и, не
распечатывая, сказал:
   - Благодарствую,  почтеннейшая.  Это  мой  дружок  шутки  отмачивает,
надоел изрядно.
   Захлопнув дверь, Волин быстро пробежал телеграмму,  сразу  не  понял,
перечитал медленно: "Зарядил зпт попробуй выстрелить тчк  я  тоже  порой
ошибаюсь зпт считал вас умным тчк теперь жди тчк".
   Подписи не было, но Волин сразу понял: отправитель Гуров.
   "Что значит - стреляй?  -  возмутился  Волин.  -  Ишь  смелый  какой,
полагаешь,  что  я  в  твое  министерство  посылочку   не   отошлю?   Не
подчинишься, пистолет с  сопроводиловкой  получат  товарищи  на  площади
Дзержинского".
   Волин прошелся по комнате,  потирая  руки.  Удивился  своей  радости,
опустился в кресло, вновь  перечитал  телеграмму.  "Теперь  жди".  "Чего
собственно? Гуров  что-нибудь  не  понимает?  Да  нет,  все  он  отлично
понимает, это я чего-то недопонимаю".
   Человек, сомневающийся в своем всезнайстве и безусловной  правоте,  -
личность, безусловно, не ординарная. Волин  сомневался:  чем  больше  он
думал, чем дольше не мог найти ответ, тем сильнее сомневался.
   "Они  ничего  не  могут  мне  сделать,  деньги,  которыми  я  прикрыл
Лебедева, чистые. Мой разговор с Гуровым, даже если записан  на  пленку,
юридической силы не имеет. В настоящее время я неуязвим. А  вещественные
улики против Гурова у меня в руках, и он, безусловно, это знает.  Однако
почему-то на переговоры не идет, а присылает хамскую телеграмму.  Может,
блефует? Он человек рациональный, с аналитическим складом ума. Видимо, у
него имеются козыри, о которых я не знаю... Какие?
   Пока я не найду ответы, не расставлю все по своим местам, с места  не
сдвинусь, иначе пропаду". Придя к такому выводу, Волин глубже  уселся  в
кресло, вытянул ноги.
   На кухне  присвистнул  закипающий  чайник,  Волин  начал  вспоминать:
сколько налил воды, как быстро она выкипит, и чайник начнет гореть.
   Начинало закипать и могло вспыхнуть совсем  в  другом  месте,  только
Волин об этом не догадывался.
 
*** 
 
   Денис Сергачев рассматривал листок, на котором Гуров вычертил  схему,
на другом листке сыщик написал, что и в  каком  порядке  бывший  чемпион
должен сделать. На третьем Гуров  перечислил  поступки,  которые  нельзя
совершать ни при каких обстоятельствах.
   - Мне заучивать или взять с собой? - спросил Сергачев.  Гуров  сложил
листки и убрал в карман.
   - Я составил план для себя, ты лишь исполнитель.
   - Уверен? - Сергачев возмутился. - Слушай,  Гуров,  я  же  могу  тебя
просто послать...
   - Не можешь, - Гуров  смотрел  невозмутимо.  -  Я  знаю,  на  что  ты
способен, на что нет. Ты будешь  выполнять  мои  указания  и  никуда  не
денешься.
   Сергачев рассвирепел, набрал в легкие воздуха, словно, как  в  старые
времена, собираясь приложить к губам  трубку  и  надуть  спиртомер,  но,
увидев смеющееся лицо Гурова, длинно выдохнул.
   - Ты самоуверенный  наглец,  -  беззлобно,  с  некоторым  восхищением
сказал Сергачев.
   - Есть немного, - согласился Гуров. - С чего начинать, знаешь, оставь
запасные ключи и двигай.
   - А ты? - Сергачев оглянулся.  -  Из  дома  сбежал,  так  сюда  вчера
звонили, здесь опасно.
   - Если что,  буду  отстреливаться  до  последнего  патрона,  -  очень
серьезно ответил Гуров. - Удачи тебе.
   Сергачев пожал плечами,  Гуров  наблюдал  за  его  недолгими  сборами
безучастно, но стоило хозяину шагнуть  за  порог,  как  гость  оделся  и
двинулся следом.
   Сергачев подъехал к дому Волина, глянул на  будку  телефона-автомата,
но Гуров звонить не разрешил, и Денис вошел в подъезд.
   Гуров  оставил  машину  в  проходном  дворе  неподалеку,  прошел   по
переулку, запоминая  расположение  подъездов,  дворов,  прикидывая,  где
можно укрыться, как пройти на соседнюю улицу.
   "Начальником заделался, - рассуждал он, проверяя, открыт подъезд  или
вход, по старинке, со двора. - Оперативную  работу  забыл,  в  теоретики
подался".
   За полчаса Гуров обошел квартал, установил,  как  можно  пройти,  как
проехать, выяснил, что в доме имеется черный ход, поднялся  к  квартире,
убедился, что дверь содержат в порядке, в замке  ни  пылинки,  в  общем,
запасным ходом пользуются.
   Гуров вернулся к машине, отогрелся. Интересно было бы  еще  выяснить,
кто и на каком основании дал Волину квартиру в  самом  центре,  в  таком
престижном  доме.  Подполковник  знал,  что  на   этот   вопрос,   столь
конкретный, столь же конкретного ответа не существует. Кто-то позвонил в
райисполком, попросил подыскать что-нибудь  приличное  и  упомянул  имя,
которое  гарантировало,  что  приличная  квартира  найдется  быстро.  Ни
районный чиновник, ни звонивший почти наверняка Волина не знают,  вопрос
решался за высоким забором, перед обедом, а  возможно,  после  чая,  как
мелочь, не заслуживающая внимания. Вот если бы простоявший всю  жизнь  в
очереди еще живой ветеран попросил бы на несколько  метров  больше,  чем
положено, такой серьезной проблеме уделили бы внимание и время, проявили
бы принципиальность.
   К дому подкатил сверкающий "вольво" с иностранными номерами, и  Гуров
понял,  что  это  та  самая  машина,  на  которой  предлагают   работать
Сергачеву. "На  наших  дорогах  шесть  цилиндров  и  стелющаяся  посадка
совершенно ни к чему", - злорадно подумал Гуров.
   Вскоре из  подъезда  вышли  Волин  и  Сергачев,  человек,  пригнавший
машину, пересел на заднее сиденье. Денис занял  место  за  рулем,  Волин
рядом. Мягко чмокнули дверцы, и заморское чудо бесшумно покатилось.
   Гуров не двинулся с места. "Зачем Волин приближает к себе  Сергачева?
О наших отношениях Референт осведомлен,  очень  неудобно  иметь  шофером
такого человека. Значит, я чего-то недопонимаю". Гуров выехал со двора и
покатил на улицу Воровского, где жил Юрий Петрович Лебедев.
 
Глава седьмая 
 
   - А зачем мне доказывать? - удивился Гуров. - Я же не в суде,  не  на
официальном следствии. Я имею дело с мафией, скажу, что вы предатель,  и
точка. А доказывать придется вам, Юрий Петрович. А может, и не придется.
Вас убьют, не дав сказать ни слова.
   Гуров  сидел  за  круглым  массивным  столом  в  квартире   Лебедева,
поглаживая бордовую плюшевую скатерть, и  смотрел  на  хозяина  почти  с
сочувствием.
   Лебедев за последние дни сильно сдал, постарел,  волосы  не  отливали
больше благородным серебром, стали тускло-серыми, щеки не  лоснились  от
дорогого крема, и хотя хозяин сегодня брился, лицо его было нечистым.  А
уж про глаза и говорить было нечего, они поблекли и даже слезились.
   Гуров заявился без приглашения, преодолел вялое сопротивление хозяина
и  пропустил  мимо  ушей  слова  о  незаконности  вторжения,  о   вызове
милиции... о прокуратуре.
   - Вы говорите чушь, - Лебедев сглотнул, закашлялся, и Гуров  подвинул
ему чашку с остывшим чаем. - Вам не поверят...
   - Кто конкретно мне не поверит? - мягко  спросил  Гуров.  -  Эффенди?
Референт? Спортсмен? Или Сам?.. - Он сделал паузу и взглянул на потолок.
- Кто не поверит?
   Услышав эти имена, Лебедев опустил руку в карман, вытащил валидол.
   Гуров  быстро  выхватил  из  дрожащих  пальцев  лекарство,  вытряхнул
таблетку и подал ему.
   - Это ни к чему! Это меня совершенно не устраивает! - Гуров сдернул с
Лебедева галстук, ослабил ворот рубашки, распахнул форточку. -  С  таким
здоровьем надо делать гимнастику под радио, а не заниматься бандитизмом,
уважаемый. Закройте глаза и отдохните, в пленарном заседании объявляется
перекур. И прошу вас, ни  о  чем  не  думайте.  Поверьте  профессионалу,
ничего хорошего вы в своем положении не найдете, а  дурные  мысли  могут
вас доконать. Отдыхайте, думать буду я, такая у меня работа.
   Гуров видел, что хозяин чувствует себя неважно, но ничего  серьезного
не было, он  поднял  вокруг  него  суету  умышленно,  демонстрируя  свою
заботу. Причиной нервного спазма у Лебедева  послужил  короткий  рассказ
Гурова, который он заготовил и изложил вслух сразу по приходе.
   Группа подпольных финансистов решила  временно  переквалифицироваться
или,  как  выражаются  уголовники,  сменила  окраску  и  превратилась  в
бандитскую шайку. А  каждое  дело  требует  специальных  навыков,  самый
ловкий бухгалтер не сможет взломать сейф.  И  потому  они  из  хитрых  и
опытных превратились в обыкновенных фрайеров. "И самым голубым  фрайером
в вашей  компании,  -  продолжал  докладывать  Гуров,  -  оказался  Юрий
Петрович  Лебедев".  Последний  изобразил  удивление,  возмущение,  даже
указал вялым движением на дверь.
   Гуров лишь рассмеялся и продолжал.  Безумная  идея  завербовать  его,
Гурова, вызвала со стороны Лебедева протесты, на  которые  Верховный  не
обратил внимания.
   Лебедева поражало, что Гуров  говорил  так,  словно  присутствовал  в
ресторане Шереметьева-2 и слышал их разговор.
   - Нет, - Гуров улыбнулся, - я под столом  не  сидел,  и  разговор  на
пленку не записан. Генерал становился для  вас  опасным,  и  вы  приняли
решение одним выстрелом убить Потапова и Гурова.  Вы  об  этой  операции
узнали задним числом и написали прокурору письмо. Из всех  руководителей
вы один боитесь  меня  и  стремитесь  устранить  любым  способом.  И  вы
правильно боитесь, у вас здоровые инстинкты, но ваш патрон имеет на меня
виды...
   Слово "патрон" Гуров произнес  случайно,  но  по  тому,  как  Лебедев
вздрогнул,  понял,  что  сказал  нечто  крайне  важное.  Он  восстановил
произнесенную фразу и пришел к выводу, что ключевым  словом  может  быть
только - Патрон. Значит, так зовут  первое  лицо  Корпорации,  случайное
совпадение,  но  цена  ему  невелика,  лишь  психологический  эффект.  В
картотеке МУРа этот человек состоять не может. Гуров продолжал  говорить
спокойно, делая вид, что ничего не произошло, и выстрела не было.
   - Так, вот, Патрон имеет на меня виды, а вы за  его  спиной  написали
донос. А если подполковник Гуров  заинтересует  прокуратуру,  то  агенту
Гурову грош цена, и все планы Патрона рушатся.  Я  этого  человека  знаю
пока поверхностно, но вы знаете его хорошо и отлично понимаете...
   - Я ничего не писал, и вы ничего не докажете! - крикнул Лебедев.
   После этого и началась возня  с  валидолом.  Лебедев  прикрыв  глаза,
посасывал таблетку. Чувствовал он  себя  неважно,  но  никакой  боли  не
ощущал, радовался,  что  получил  передышку,  и  хотел  продлить  ее  по
возможности.
   "Нет, все-таки я мудрее их всех вместе взятых, -  рассуждал  Лебедев,
наблюдая за Гуровым из-под опущенных век. - Ну  зачем  нужно  воевать  с
этим сыщиком? У него своя профессия,  у  меня  своя.  Я  не  честолюбив,
согласен уступить ему дорогу, признать его превосходство, только  бы  он
от меня отвязался, перестал преследовать. У Патрона мания  величия,  ему
подавай трон и гвардейцев с позументами. Откуда же сыщик знает  Патрона?
В принципе, я  не  виноват,  я  предупреждал...  И  зачем  я  стукнул  в
прокуратуру? Как он догадался? Это правильная мысль, он не знает, а лишь
догадывается, предполагает... Надо его переубедить... Что же ему дать? У
меня, кроме денег, ничего нет. Дорогой подарок жене?"
   - Так к какому же выводу вы пришли? - спросил Гуров.
   - Я хочу лишь покоя, - неожиданно для себя Лебедев сказал правду. - Я
устал, и мне все надоело.
   - Понимаю.
   - Нет, - перебил Лебедев. - Я не молод, но и не так стар,  шестьдесят
два, еще можно жить и жить. И если бы не бы...
   - Да при чем же тут я? - искренне возмутился Гуров.  -  Если  человек
годами не моется, то не должен возмущаться, что от него дурно пахнет.
   - А вы что, ассенизатор? Банщик? - Лебедев выпрямился в кресле. -  Вы
всерьез верите в возможность очистить общество от правонарушителей?
   - От преступников, - поправил Гуров.
   - Я не боюсь этого  слова.  Я  преступил...  Ваше  общество,  законы,
прозябание, на которое вы обрекли людей, мне не нравятся.
   Преступник говорил, Гуров практически не слушал, слова были знакомые,
затертые, как всякие лозунги, например "Слава труду!"
   Парадокс был в том, что сыщик решил задачу, которую  не  смог  решить
Лебедев. Каки