е давал один на  один,  они  действительная  доля  от
продажи машины и никакого отношения к сегодняшнему разговору  не  имеют.
Если  ты  захочешь  мне  помочь,  то  денег  я  тебе  не  дам,  так  как
товарищеские услуги не оплачиваю, как и за свои услуги взяток не беру.
   Денис не понимают, что имеет дело с профессионалом, который тащит его
на свой стадион и предлагает схватку, в которой Сергачев даже правил  не
знает.
   Профессионал  просчитывал  позицию.  В  данный   момент   для   этого
симпатичного парня - к противнику всегда надо относиться доброжелательно
-  главным  является  уязвленное  самолюбие.  Имя.  Денис  Сергачев   не
продается! Не продается! Никому  подобная  глупость,  даже  подлость,  в
голову не приходит. Тебя просят о помощи, хочешь - поможешь, не хочешь -
никто даже в претензии не будет. С этого и  начнем,  подвел  итог  Игорь
Качалин и повел бой.
   - Вчера о письме, которое пришло в Спорткомитет, я, конечно, знал.
   - Знал! - Денис обрадовался. - Признаешь? Полгода не  заходил,  вчера
явился, деньги принес и говоришь, не покупаешь? - Он считал свою  логику
неумолимой, новичок никогда не понимает,  что  мастер  подставляет  себя
лишь умышленно.
   - А я слабый человек, Денис. - Качалин виновато улыбнулся. - Деньги я
тебе должен давно, то одни расходы, то другие. Вчера узнал о письме -  у
меня в вашей фирме друзья: имеются - как обухом по голове. Денис поедет,
а я ему еще и деньги должен! Не  покупаю  я  тебя,  а  задабриваю.  -  И
столько  в  его  голове  было  наивной  глуповатости,  что  Денис   даже
рассмеялся. - Денис, те деньги отношения к твоей командировке не  имеют.
Клянусь!
   Качалину поклясться было просто, так как сам  он  абсолютно  никакого
значения словам не придавал. Когда убеждали его,  то  он  и  не  слушал,
изображая сочувствие и понимание,  занимался  взвешиванием.  На  видимых
только  ему  весах  он  раскладывал  доходы,  убытки,  риск,  следил  за
стрелкой, она и указывала, какое решение принимать. Слова же  существуют
для отвлечения простаков от неумолимого  движения  стрелки:  чем  больше
слов, тем больше хотят отвлечь внимание. Так относится  к  заверениям  и
клятвам сам Игорь Качалин, сидевший напротив симпатичный верзила в слова
явно верит, и не надо скупиться. Нужны реки, море  слов  и  искренность,
необходимо убедить спортсмена, что он умнее,  дальновиднее  и,  главное,
великодушнее глуповатого соседа-дельца.
   - Мы - строители и к Спорткомитету никакого отношения  не  имеем.  Вы
заказчики, мы исполнители. - Качалин  не  изучал  психологию,  но  знал:
скажи десять раз подряд правду, человек  десять  раз  согласится,  потом
можно  вываливать  любую  ложь,  пройдет  в  белоснежных  одеждах,  тени
подозрения не вызовет. - Я специализируюсь на  строительстве  спортивных
объектов.  Ваше   начальство   вижу   только   в   приемных   комиссиях.
Руководитель, что сегодня утром настоял, чтобы по  письму  выехал  Денис
Сергачев мне сват или кум? Или я ему дачу построил? Да он меня в лицо не
знает.
   Качалин говорил правду, одну только правду, как на святом  причастии.
Денис верил, постепенно успокаивался, однако спросил:
   - Но почему назвали Сергачева, который  живет  на  одной  площадке  с
Качалиным?
   - А почему я занимаюсь спортивным строительством? Почему бы,  мне  не
утроить бани? У меня жена спортсменка, а Денис Сергачев ее друг детства.
И так в жизни все, петелька-крючочек,  так  и  тянется.  Сказал  кто-то,
где-то, - началась ложь, и Качалин заговорил беспечнее, - мол,  Сергачев
- имя известное, человек он  с  большой  буквы,  работает  в  спортивной
прессе.  Начальник  имя  знал  ранее,  услышал  вновь,  запомнил.  Порох
придумали давно, зачем заново изобретать? Сергачев так  Сергачев,  пусть
едет, в прошлом спортсмен, ныне журналист, видел тысячи спортбаз, его на
мякине не проведешь, приедет, расскажет.
   - И что ж я должен рассказать? Что ты мне приготовил? - Денис полагал
свой удар неотразимым.
   - Съезди, взгляни  объективно.  -  Качалин  достал  из  кейса  второй
экземпляр своей шпаргалки. - Ты прочти, потом ругайся,  если  настроение
не пропадет.
   Сергачев развернул листки, начал  читать,  ничего  не  понял.  Сплошь
цифры, кубометры грунта, тонны и погонные метры, трубы, листовое железо,
кафель - все это направлялось в одно место, попадало совсем в иное.
   - Да я в этом ни в зуб. - Денис хотел бумажки вернуть, но Качалин  не
взял.
   - Ты возьми, может, пригодятся.
   - Там, говорят, одна яма...
   - Так и напиши, что одна яма. Я  не  прошу  лгать  и  говорить:  мол,
начались отделочные работы. Так  ведь  на  основании  этого,  -  Качалин
указал на листки, - там, кроме ямы, ничего иного и быть не может.  Любой
строитель поймет.
   - Я не строитель, черт возьми! - вспылил Денис.
   - А едешь ты, старина, на строительство. Ты все напиши мол, строители
своих обязательств не  выполняют,  сроки  не  позволительно  затягивают,
спортивная общественность негодует. Чего я тебя учу?
   -  Действительно.  -  Денис  встал,  прошелся  по   квартире,   якобы
машинально взял стакан, плеснул коньяку. Последние полчаса Денис  только
и думал, как все это проделать естественнее. Выпил, снова налил и  снова
выпил и не заметил  цепкого  взгляда  и  довольной  ухмылки  недалекого,
запутавшегося в строительной неразберихе соседа.
   - Все так, - приступил к заключительной фразе Качалин, - везде сложно
и противоречиво, только у строителей все простой ясно. Яма, она  и  есть
яма, значит, строители разгильдяи и жулики. Напиши, напиши,  фактический
материал используй, будет убедительнее. Если твои цифры  моих  по  башке
трахнут, нам наконец все необходимое дадут,  я  тебе  дворцы  спортивные
построю и низко в ножки поклонюсь.
   Качалин ушел  вконец  обиженный,  даже  оскорбленный,  из  ближайшего
автомата позвонил домой.
   - Готов. Ты к нему не заходи, а явится, холоднее будь,  он  нас  черт
знает в чем подозревает. Друг называется. - И довольно хохотнув,  сел  в
машину и укатил.
   Денис хлебнул забытого Качалиным коньяку и начал старательно изучать,
чего строители  недополучили,  либо  получили  некондицию,  не  получили
совсем, сколько рабочей силы по указанию сверху снято на другие объекты.
   "Конечно, - рассуждал Денис, - соседушка наверняка преувеличивает, но
в главном наверняка прав: творится несусветное безобразие, я  их  выведу
на чистую воду". Новичок не понимал, что  только  этого  профессионал  и
добивается.  В  результате  доклада  Сергачева  спортивному   начальству
никакой статьи в газете не появится. Факты вопиющие, докладывает человек
свой, и Сергачеву поверят, но  опубликовать  не  разрешат.  Фактического
материала много, молодец,  журналист,  все  раскопал,  ссориться  же  со
спортивными организациями не резон, создавать же  компетентную  комиссию
хлопотно, и время  потеряем.  Ссоры  не  нужны  никому,  всем  необходим
объект. Начнутся звонки, упреки, просьбы, и тогда все замкнется на Игоре
Петровиче  Качалине.  Вызовут  в  главк,  покажут  состряпанную  им   же
галиматью, он разведет руками:  где  они  подобные  глупости  раскопали,
одному черту ведомо, с объектом можно поторопиться,  необходимо  немного
помочь... И пойдут лимиты и сверхлимиты, дефицит и премиальные.  А  куда
что когда-то  девалось  и  что  было,  а  чего  не  было  вообще,  будет
похоронено и забыто.
   Сергачев вернулся  из  командировки,  написал  гневную  обличительную
статью. Главный пожал  ему  руку  и  понес  материал  наверх,  там  тоже
похвалили и гневно нахмурились, и... дальше все пошло по-качалински.
   Для Дениса последняя статья оказалась и последней  каплей,  самообман
кончился, бывший чемпион признал свое поражение. Он подвел итоги  и  был
вынужден признать, что журналист он никудышный, на тренерскую  работу  у
Него пороха не хватает, что он лишь Денис Сергачев -  бывший...  а  ныне
холуй при Качалиных, которые живут и процветают на  неизвестные  доходы.
Почему неизвестные? Неизвестно, где и каким образом  ворует  Качалин,  а
что  он  ворует,  очень  даже  известно,  только  говорить  об  этом   в
"приличном" обществе не принято. Бывший  чемпион  встретился  с  бывшими
друзьями и выяснил, что о своей несостоятельности он,  словно  обманутый
муж, узнал  последним,  окружающие  давно  и  сплетничать  на  эту  тему
перестали, надоело. Что делать и кто виноват? Ведь был  Денис  Сергачев,
не наследство получил, не по  блату  давали,  все  сам!  А  если  бы  не
встретил Елену? Он отлично понимал, что вновь занимается самообманом, но
не желал признать, мол, и создал  ты  Сергачева  сам  и  уничтожил  тоже
самостоятельно. Ты один виноват, не копи ненависть на первую любовь,  ты
не воевал за нее, она выросла вдали от тебя и перед тобой безвинна.
 
ДЕНЬ СЕГОДНЯШНИЙ 
 
   - Простите, - Лева отстранил Качалина, подошел к  столу,  на  котором
стояла бутылка, - остались некоторые формальности, с поминками  придется
немного подождать.
   А, собственно, какое я имею право здесь распоряжаться,  спросил  себя
Лева. Хозяин, почему ты не поставишь меня  на  место?  Сергачев,  ты  же
человек сильный  и  решительный,  почему  молчишь?  У  тебя  было  время
попереживать, ты обнаружил труп, вызвал милицию,  ждал  нашего  приезда.
Что ты уставился в окно, словно прячешь  лицо,  боишься  встретиться  со
мной взглядом? Или я не прав, и ты не просто сосед? Думай, Гуров, думай,
не увлекайся первой же версией, держи в  поле  зрения  всех,  постарайся
понять каждого.
   - Какое горе? Кого помянуть? - Толик удивленно взглянул на Качалина.
   - Елена умерла. - Качалин вынул из кухонного шкафа другую бутылку.
   - Ладно!.. -  Пошарив  рукой,  словно  слепой,  Толик  нашел  стул  и
опустился на него.
   Толику не было еще и тридцати, что-то несерьезное в  его  лице  очень
точно соответствовало имени, и Гуров подумал: и  в  пятьдесят  его  тоже
назовут Толиком. Реагировал он на  известие  своеобразно,  ни  горе,  ни
испуг  не  появились  у  него  в  глазах,  они  лишь   мгновенно   стали
сосредоточенными. Такой пил мог бы иметь человек, потешавший  слушателей
анекдотом, если его неожиданно прервать вопросом.
   - Ладно, умерла,  брось  болтать.  -  Но  он  явно  сразу  поверил  и
напряженно искал ответа на  какой-то  важный  вопрос,  затем  опомнился,
понял: надо вести себя соответственно ситуации. - Боже  мой!  Боже  мой!
Елена! Не верю! Сердце? Попала под машину?
   Если при первой реакции Толика Гуров подумал, вот человек, который не
имеет  к  убийству  никакого   отношения,   то   после   столь   дешевой
мелодраматической эскапады Лева усомнился в поспешном выводе. Толик  мог
разыграть одно состояние, затем прямо противоположное, делая все  крайне
неумело, в первом случае казался очень достоверным, а во втором выглядел
фигляром.
   - Да заткнись ты! - крикнула Вера, ударила кулачком по столу.  -  Рад
небось до смерти!
   Тяжело повернулся от окна Денис Сергачев, поднял голову и  болезненно
поморщился Качалин, вздрогнул Толик, все  быстро  обменялись  взглядами,
хотели взглянуть на Гурова и остановились на полпути. Все молчали.  Лева
решил ждать: он начинал получать информацию. Молчание порой может  нести
в себе больше информации, чем получасовая беседа. Толик  на  оскорбление
не ответил, Качалин как хозяин дома вмешиваться не стал. Сосед-спортсмен
должен был бы дать Вере  воды,  однако  сидел  неподвижно.  Главное  же,
почему каждый из них хотел,  но  не  решался  посмотреть  на  инспектора
уголовного розыска? Напрашивающийся ответ не всегда  ответ  неверный,  и
Лева сделал простой вывод: каждый из присутствующих подумал,  что  лично
для него означает смерть Елены Качалиной, и увидел  в  этом  прискорбном
факте определенную выгоду. А на воре, как известно, шапка  горит,  и  он
считает, что все это видят, а уж инспектор уголовного розыска и подавно.
Гуров ничего не видел, но, используя ситуацию, сохранял спокойствие и  с
деланным безразличием оглядел присутствующих.
   В первые годы своей  работы  в  уголовном  розыске  он  любил  иногда
прикинуться дурачком, и колпак с бубенчиками  не  раз  выручал,  ведь  с
дураком и разговаривают  по-дурацки,  а,  разговаривая  на  этом  языке,
любому трудно следить за каждым словом и оставаться умным. Сейчас колпак
не годился, внешность и  возраст  Гурова  изменились,  и  учреждение  он
представлял слишком серьезное, не поверят, а вот  простаком  прикинуться
можно: по мнению  обывателя,  в  милиции  люди  недалекие,  не  сумевшие
устроиться, защититься, найти  свое,  персональное  место  под  солнцем.
Лучше, если они не будут опасаться. А чего им  бояться,  если  произошел
несчастный случай?
   Необходимо  ответить  на  главный  вопрос:  присутствующие  верят   в
несчастный случай?  Или  они  знают,  что  Качалину  убили,  но  молчат?
Рассуждаю неверно, одернул себя Гуров. Их  четверо,  они  не  могут  все
знать об убийстве, знает лишь один человек, кто-то  может  догадываться.
Сергачев в несчастный случай не верит, в противном случае он вел бы себя
совсем иначе. Сейчас он терпеливо ждет, когда  я  объявлю  о  заключении
экспертов  и  начну   допрашивать.   Один   знает,   другой,   возможно,
догадывается, все ждут, но я об  убийстве  не  заговорю.  Вы  заявили  о
несчастном случае, ведете себя неизвестно как, я тоже могу подождать.
   Пауза  становилась  уже  неприличной.  Обвинение  девушки  прозвучало
однозначно, не отвечая на него, Толик вроде бы соглашался. Избрав  линию
поведения,  Гуров  налил  стакан  воды,  подал  Вере,  сел  напротив   и
задушевно, излишне значительно, спросил:
   - Вера, почему вы считаете, что Анатолий?.. - он взглянул  на  Толика
вопросительно.
   - Бабенко. Анатолий Семенович Бабенко. - Толик покраснел.
   - Вера, почему вы считаете, - Гуров должен был начать фразу с начала,
- что Анатолий Семенович может обрадоваться смерти  Елены  Сергеевны?  -
Лева был доволен собой. Фраза  выстроена  классически  и  адресована  не
столько выпившей, растерянной девочке, сколько мужчинам, которые обязаны
активизироваться.
   - Послушайте, товарищ... - произнес Качалин.
   Гуров быстро повернулся к  хозяину  дома,  взглянул  заинтересованно,
явно обрадовался вмешательству Качалин смешался, махнул рукой и замолк.
   Гуров  посмотрел  вопросительно  на  Сергачева:  может,  ты?   Денис,
исподволь наблюдавший за происходящим, вновь уставился в  окно.  Бабенко
выбрал объектом своего внимания потолок и походил на верующего,  который
вопрошает: доколь прикажешь терпеть, о господи?
   - Ну? - Лева посмотрел на девушку.
   - Чего привязались? Ну чего вам от меня надо? - возмутилась Вера.
   - Я не привязывался, -  солидно  ответил  Лева.  -  Вы  сказали,  что
гражданин Бабенко якобы рад неожиданной  смерти.  Мне  интересно  знать,
почему вы так считаете?
   Вера со свойственной женщине последовательностью сказала:
   - Ничего я не считаю, отвяжитесь!
   Сергачев продолжал любоваться городским пейзажем, Бабенко ждал ответа
от бога, Качалин сосредоточенно варил кофе. Гуров, естественно, мог бы и
не "отвязываться", но пауза его устраивала, давала возможность подумать.
Причин  для  обвинения  Толика  у  Веры  может  быть  несколько.  Личная
антипатия? Отпадает, девушка в запальчивости так бы и  сказала,  обозвав
парня подходящими словами, и момент для сведения счетов удобный.  Личные
отношения Толика и убитой, которые  известны?  Тоже  не  годится.  Толик
Бабенко, кто  он  в  доме?  Качалиными  интересуются  ребята  из  УБХСС,
вспомнил Гуров. Толик в этой связке, в какой-то торговой  комбинации,  и
был близок с Еленой Качалиной, именно с ней, и в  дом  Толик  вошел  как
свой человек, и принят как свой. "Пойдем, помянем",  -  сказал  Качалин.
Вера о деловых связях знает, считает смерть хозяйки для Толика выгодной,
проговорилась, после его, Гурова, вопроса опомнилась.
   - А почему вы со мной так разговариваете? -  наконец  спросил  Гуров,
чувствуя, как атмосфера разряжается.
   На лице Сергачева появилась ирония. Толик Бабенко  покровительственно
улыбнулся, но сразу спохватился  и  принял  вид  скорбный,  хозяин  снял
безукоризненного покроя пиджак и расслабил узел галстука.
   - Девочка, нервы... - Качалин вышел  из  кухни,  повесил  пиджак;  на
дверь в гостиную, где лежала  его  мертвая  жена,  даже  не  взглянул  и
вернулся на кухню. - Раз власть спиртное не разрешает,  может,  чай  или
кофе? - Он вернулся к плите.
   У Левы началась головная боль, она вспыхнула сразу, будто  по  голове
ударили. Слишком много информации, рождается множество вопросов,  и  нет
времени.  Сейчас  бы  чаю,  хоть  тридцать  минут  побыть  одному,   все
систематизировать, разложить по полочкам. В этой квартире все не так,  и
все ведут себя противоестественно и лживо.
   Хозяин даже не взглянул на жену, не спросил, отчего она  умерла.  Его
должно было прорвать вопросами.  Он  же  подпоясавшись  фартуком,  варит
кофе. Возможно, Качалин жену давно не  любит,  даже  терпеть  не  может,
случается, но фактор неожиданности должен был сработать, но не сработал.
Почему? Бабенко, судя по всему, не отличается ни выдержкой,  ни  высокой
культурой: молча снес обвинение Веры, которое для невиновного звучало бы
оскорблением. Вера сказала правду,  и  Бабенко  неожиданно  смерти  рад?
Возможно, но не факт.
   Неужели Сергачеву не надоело здесь  сидеть?  Обнаружил  труп,  вызвал
милицию, позвонил хозяину, все приехали, твоя квартира рядом, иди домой.
Ждешь? Чего ты ждешь? Ты ждешь, когда я заговорю  об  убийстве.  Простое
житейское любопытство или страх перед  разоблачением?  Будем,  Сергачев,
ждать вместе.
   Вера, дежурная вахтерша, она убирала в квартире, дружила с  погибшей.
Возможно, возможно, но тут есть что-то еще.  Что  делает  женщина,  даже
потрясенная горем, получив информацию? Женщина несет информацию людям. У
женщины это называется: делиться. Рассказать, как ужасно  происшедшее  и
как несправедлива судьба. Какая  невосполнимая  потеря  для  нее  лично,
никто так не любил и  не  ценил  погибшего  человека.  Вариантов  много,
необходимы слушатели и зрители, место Веры у входной двери, для  данного
момента лучше места не  существует.  Вера  же  сидит  здесь,  никому  не
нужная, лишняя... Стоп! Гуров почувствовал, что где-то близко, горячо!
   Если бы не болела так голова, если бы он имел право на ошибку сейчас,
когда истина рядом - протянуть руку и взять.
   Полковник сказал: "Меня попросили". Что его попросили? Кто  попросил?
И Лева  представил,  как  ребята,  разматывая  хозяйственные  махинации,
узнают о несчастном случае в квартире Качалина. Они бросаются  к  своему
начальству: "Ложь! Никаких несчастных случаев! Убийство! - кричат они. -
Ехать! Изобличить!"
   Начальство сочувственно кивает. "Никуда вы не поедете.  -  И  снимает
телефонную трубку. - Константин Константинович, извините, что  беспокою.
Заявлено  о  несчастном  случае  с  одной  дамой,  которая  нас   крайне
интересует". Турилин, конечно,  молчит,  вопросов  не  задает,  отвечает
лаконично: "Мы постараемся". Старый розыскник отлично понимает:  если  о
несчастном  случае  сообщают  на  таком  уровне,  значит,  действительно
"крайне интересует". Надо стараться, и стараться не врачу и  эксперту  -
наука точна, науку не обманешь,  на  современном  уровне  криминалистики
выдать убийство за несчастный случай практически невозможно,  -  сколько
человеку из уголовного розыска.
   Константин Константинович выбрал меня, понял Гуров, знал,  предвидел,
придется решать на месте в считанные минуты. Он выбрал меня.
   Гуров провел ладонью по лицу и сказал:
   - Игорь Петрович, у вас не найдется что-нибудь от головной боли?
   Качалин ответить не успел.  Толик  Бабенко  сунул  руку  в  карман  и
положил перед Гуровым "тройчатку". Сергачев потянулся к лекарству,  Вера
смахнула его со стола,  поставила  перед  Левой  стакан,  взяла  бутылку
коньяка.
   - Мужчина! Покойников не видел? Выпей! - И налила до краев.
   - Верочка! - пробормотал Ка