ризненно проговорила Ник.
   - Я этого не писал! - воскликнул Пуаро.
   - Как?
   - И все же, - прошептал Пуаро, - и все же это моя рука.
   - Я знаю. Точно такая карточка пришла с оранжевой гвоздикой. Я ни ми-
нуты не сомневалась, что конфеты от вас.
   Пуаро покачал головой.
   - Где уж тут сомневаться! Ах, дьявол! Умный, жестокий  дьявол!  Доду-
маться до такого! Нет, он просто гений, он гений, этот человек. "С  при-
ветом от Эркюля Пуаро"?! Так просто, но это надо было  предусмотреть.  А
я... не предусмотрел. Я проморгал этот ход.
   Ник заметалась на кровати.
   - Не надо волноваться, мадемуазель. Вы не виноваты, вы ни  в  чем  не
виновны. Это я во всем виноват, я жалкий идиот! Я должен был  предвидеть
этот ход. Да, да, я должен был его предвидеть.
   Пуаро уронил голову на грудь. Он был воплощенное отчаяние.
   - Мне, право же, кажется... - заговорила сиделка.
   Все это время она топталась рядом, неодобрительно поглядывая на нас.
   - А? Да, да, я ухожу. Мужайтесь, мадемуазель. Это моя последняя ошиб-
ка. Я опозорен, я убит!  Меня  провели,  одурачили,  как  школьника.  Но
больше этого не повторится. Нет, не повторится. Даю вам  слово.  Идемте,
Гастингс.
   Прежде всего он встретился с сестрой-хозяйкой. Незачем говорить,  что
она была в отчаянии.
   - Нечто невероятное, мосье Пуаро, нечто совершенно невероятное. Чтобы
у меня в больнице произошла такая вещь!
   Пуаро был само сочувствие и тактичность. Он как мог утешал ее и  при-
нялся расспрашивать, при каких обстоятельствах  была  принесена  роковая
передача.
   Сестра-хозяйка полагала, что об этом следовало бы поговорить с  сани-
таром, дежурившим в то время.
   Этот человек, по фамилии Худ, оказался глуповатым, но честным на  вид
парнем лет двадцати двух. Он нервничал и был напуган, однако Пуаро сумел
его успокоить.
   - За вами нет никакой вины, - сказал он ласково.  -  Я  просто  хочу,
чтобы вы подробно рассказали мне, когда и как была принесена эта переда-
ча.
   Дежурный, казалось, был озадачен.
   - Трудно сказать, сэр, - проговорил он, собираясь с мыслями. -  Много
народу ходит к нам, справляются насчет больных или оставляют им  что-ни-
будь передать.
   - Сиделка говорит, что ее принесли вчера вечером, - заметил я. -  Ча-
сов в шесть.
   Лицо парнишки прояснилось.
   - А, вот теперь припоминаю, сэр. Ее принес джентльмен.
   - С худым лицом, со светлыми волосами?
   - Волосы светлые... а вот насчет худого лица не скажу.
   - Неужели Чарлз Вайз принес бы ее сам? - тихо спросил я Пуаро.
   Мне и в голову не пришло, что санитар тоже может знать  эту  фамилию.
Но он вдруг сказал:
   - Нет, это был не мистер Вайз. Мистера Вайза я знаю. Тот  джентльмен,
что приходил, был выше ростом, красивый такой и приехал в большом  авто-
мобиле.
   - Лазарус! - воскликнул я.
   Пуаро метнул на меня предостерегающий взгляд. Я прикусил язык.
   - Итак, - проговорил Пуаро, - этот джентльмен приехал в большом авто-
мобиле и оставил передачу. Она предназначалась для мисс Бакли?
   - Да, сэр.
   - Что же вы с ней сделали?
   - Ясене трогал, сэр. Санитарка унесла ее наверх.
   - Это понятно. Однако вы все же притрагивались к коробке, когда брали
у джентльмена, не правда ли?
   - А! Ну конечно, сэр. Я ее взял и положил на стол.
   - На какой стол? Покажите мне его, сделайте милость.
   Санитар провел нас в вестибюль. Входная дверь была открыта. Возле нее
стоял длинный мраморный стол, на котором лежали письма и свертки.
   - Сюда кладут все, что приносят, сэр. А санитарки уж  разносят  потом
по палатам.
   - Вы не помните, в какое время была оставлена та передача?
   - Наверно, в полшестого, сэр, или чуть-чуть попозже.
   Помнится, только что пришла почта, а ее всегда приносят около полови-
ны шестого. День выдался довольно хлопотливый, много народу  перебывало,
и цветы приносили, и навещали больных.
   - Благодарю вас, - сказал Пуаро. - Ну, а теперь нам,  очевидно,  надо
повидаться с той санитаркой, которая относила передачу.
   Оказалось, что это одна из стажерок, - крохотное существо с пушистыми
волосами, захлебывающееся от возбуждения. Она помнила, что взяла сверток
в шесть часов, когда явилась на дежурство.
   - В шесть часов, - тихо повторил Пуаро. - Выходит, около двадцати ми-
нут он пролежал на столе в вестибюле.
   - Простите?
   - Нет, ничего, мадемуазель. Продолжайте. Вы отнесли его мисс Бакли?
   - Ну да, и не только его. Там была эта коробка, потом еще цветы,  ду-
шистый горошек, по-моему, от мистера и миссис Крофт. Я ваяла все сразу и
отнесла. Ах да, для мисс Бакли был еще один пакет, он пришел по почте.
   И самое чудное, что в нем тоже оказалась коробка конфет.
   - Как? Еще одна коробка?
   - Да, прямо совпадение. Мисс Бакли развязала оба свертка  и  говорит:
"Вот жалость-то! Ничего этого мне не разрешают есть". Потом открыла  ко-
робки, чтобы посмотреть, одинаковые конфеты или нет, а в одной лежит ва-
ша карточка. Тут мисс Бакли и говорит: "Эта чистая, - на вашу, -  а  это
нечистая. Унесите ее прочь, а то я еще, чего доброго, перепутаю". И вот,
нате вам! Ну кто бы мог подумать! Прямо как у Эдгара Уоллеса, правда?
   Пуаро прервал ее болтовню.
   - Две коробки, вы говорите? - сказал он. - Кто же прислал вторую?
   - Там ничего не было написано.
   - Ну, а которую же из них якобы прислал я? Ту, что пришла  по  почте,
или другую?
   - Ой, Господи, теперь, наверно, не вспомню. Может, подняться и узнать
у мисс Бакли?
   - Если вы будете так любезны...
   Санитарка бегом поднялась по лестнице.
   - Две коробки, - бурчал Пуаро. - Вот и разберись тут.
   Вернулась запыхавшаяся санитарка.
   - Мисс Бакли точно не помнит. Она сначала развернула оба  свертка,  а
потом уж открыла коробки. Но ей кажется, что та коробка не с почты.
   - Как вы сказали? - в замешательстве переспросил Пуаро.
   - Ту коробку, которая была от вас, прислали не по  почте.  Во  всяком
случае, она так думает, хотя и не может сказать наверняка.
   - Черт! - воскликнул Пуаро, когда мы вышли из больницы. -  Кто-нибудь
может хоть что-то сказать наверняка? В  детективных  романах  -  сколько
угодно, а вот в жизни, в настоящей жизни, всегда все перепутано. Да  что
там! Разве я, я сам могу хоть за что-нибудь поручиться?  Нет,  нет...  и
тысячу раз нет.
   - Лазарус, - проговорил я.
   - Да, вот еще сюрприз, не правда ли?
   - Вы будете с ним говорить?
   - Всенепременно. Мне интересно, как он станет вести себя. Да, кстати,
неплохо было бы преувеличить серьезность положения  мадемуазель.  Ей  не
повредит, если мы распустим слух, что она на пороге смерти. Вы меня  по-
няли? Мрачное, торжественное лицо...  Вот  так,  восхитительно!  Вылитый
гробовщик. Превосходно, лучше некуда.
   Нам не пришлось долго разыскивать Лазаруса.  Он  стоял  возле  отеля,
склонившись над капотом своей машины.
   Пуаро сразу же направился к нему.
   - Вчера вечером, мосье Лазарус, вы оставили коробку шоколадных конфет
для мадемуазель, - без предисловии начал он.
   Лазарус взглянул на него с некоторым удивлением.
   - Ну и что же?
   - С вашей стороны это весьма любезно.
   - Конфеты, собственно, были не от меня, а от Фредди, от миссис  Раис.
Она попросила меня их захватить.
   - А! Вот как.
   - Я ехал на автомобиле, ну и завез, конечно.
   - Я понимаю вас.
   Наступила довольно продолжительная пауза, после чего Пуаро задал  но-
вый вопрос:
   - А где сейчас мадам Раис?
   - Думаю, что в салоне.
   Фредерика пила чай. Когда мы вошли, она с озабоченным видом  поверну-
лась к нам и спросила:
   - Что это за слухи насчет болезни Ник?
   - Весьма загадочная история, мадам. Скажите, вы ей посылали вчера ко-
робку шоколадных конфет?
   - Посылала. Ведь она просила меня их купить.
   - Она просила вас купить их для нее?
   - Ну да.
   - Но к ней ведь никого не пускают. Как же вы с ней увиделись?
   - Я с ней не виделась. Она мне позвонила.
   - О! И что же она вам сказала?
   - Спросила, не куплю ли я для нее двухфунтовую  коробку  фуллеровских
конфет.
   - И ее голос звучал... еле слышно?
   - Нет... вовсе нет. Довольно громко. Только как-то непривычно. Сперва
я ее даже не узнала.
   - Пока она не назвала себя?
   - А вы уверены, мадам, что это действительно была ваша подруга?
   Фредерика опешила.
   - Я... я... а как же? Кто же это еще мог быть?
   - Вопрос существенный, мадам.
   - Неужели вы думаете...
   - Мадам, вы могли бы поклясться, что это был голос вашей подруги, ес-
ли, конечно, забыть о том, что она назвала свое имя?
   - Нет, - медленно ответила Фредерика. - Нет, не могла бы.  Голос  был
совсем не похож. Я решила, что из-за телефона или, может быть, из-за бо-
лезни.
   - Если б она не назвала себя, вы бы ее узнали?
   - Нет, нет, наверно, не узнала бы. Кто это был, мосье Пуаро? Кто  это
был?
   - Именно это я и стремлюсь узнать.
   Его угрюмое лицо, по-видимому, навело ее на тревожные мысли. Она про-
шептала:
   - Ник... разве... что-нибудь случилось?
   Пуаро кивнул.
   - Она больна, опасно больна. Конфеты были отравлены, мадам.
   - Те, что прислала я? Но это невозможно... нет, это невозможно!
   - Не так уж невозможно, коль скоро мадемуазель при смерти.
   - Боже мой!
   Она закрыла лицо руками, а когда снова подняла голову, я увидел,  что
она бледна как смерть.
   - Не понимаю, - пробормотала она, - ничего не понимаю. Все  могу  по-
нять, только не это. Их не могли отравить. Кроме меня  и  Джима,  к  ним
никто не прикасался. Вы делаете какую-то ужасную ошибку, мосье Пуаро.
   - Не я ее делаю, хотя в коробке и лежала карточка с моей фамилией.
   Она растерянно уставилась на него.
   - Если мадемуазель Ник умрет... - Пуаро не договорил и сделал угрожа-
ющий жест рукой.
   Она тихо вскрикнула.
   Он повернулся к ней спиной и, взяв меня под руку, направился в гости-
ную.
   - Ничего, ну ровно ничего не понимаю! - воскликнул он, швыряя на стол
шляпу. - Хоть бы какой-нибудь просвет! Я словно малое дитя! Кому выгодна
смерть мадемуазель? Мадам Раис. Кто покупает конфеты, не отрицает этого,
сочиняет небылицы о телефонном звонке, которые не лезут ни в какие воро-
та? Мадам Раис. Слишком уж просто, слишком глупо. А она  не  глупа...  о
нет!
   - Да, но тогда...
   - Но ведь она кокаинистка, Гастингс. Я убежден, что это так. Здесь не
может быть никакого сомнения. А в конфетах оказался кокаин. И что значит
эта фраза: "Все могу понять, только не это"? Это же надо  как-то  объяс-
нить! Ну, а лощеный мосье Лазарус - какова его роль?  Что  ей  известно,
этой мадам Раис? Она что-то знает. Но мне не удается заставить ее  гово-
рить. Она не из тех, кто может проболтаться с перепугу.  И  все  же  она
что-то знает, Гастингс. Действительно ли ей кто-то звонил, или  она  это
выдумала? И если не выдумала, чей это был голос?  Можете  мне  поверить,
Гастингс. Все это очень темная история... м-да, очень темная.
   - Перед рассветом всегда темнеет, - сказал я, чтобы  хоть  как-нибудь
его утешить.
   Он покачал головой.
   - А та, вторая коробка, которую  прислали  по  почте?  Ее  ведь  тоже
нельзя сбросить со счетов, так как мадемуазель не совсем уверена, в  ка-
кой был яд. Вот еще досада!
   Он тяжело вздохнул.
   Я хотел было что-то сказать, но он перебил меня:
   - Нет, нет. Довольно с меня пословиц. Я больше не вынесу. И  если  вы
мне друг, истинный, преданный друг...
   - Конечно! - воскликнул я с жаром.
   - Тогда сходите и купите мне колоду игральных карт.
   В первую минуту я оторопел, потом холодно ответил:
   - Хорошо.
   Я ни минуты не сомневался, что он просто решил  меня  спровадить  под
благовидным предлогом.
   Однако я ошибся. Заглянув около десяти часов  вечера  в  гостиную,  я
увидел Пуаро, поглощенного постройкой карточного домика. И тут я  вспом-
нил: это был его испытанный способ успокаивать нервы.
   - А, вспомнили, - сказал он, улыбнувшись. - Нужно  уметь  действовать
безошибочно. Эту карту на эту, вот так, каждую точно на свое место, тог-
да они не рухнут под тяжестью верхних этажей. На  втором  третий,  потом
еще выше... Знаете что, Гастингс, идите-ка спать. Оставьте меня  наедине
с моим карточным домиком. Я прочищаю мозги.
   Часов в пять утра меня разбудили, растолкав самым бесцеремонным обра-
зом. У моей кровати стоял сияющий Пуаро.
   - То, что вы сказали, мой друг, - проговорил он, - было очень  верно.
Да, да, в высшей степени справедливо. Больше того, просто гениально.
   Я щурился от света и спросонок ничего не мог понять.
   - Перед рассветом всегда темнеет - вот что вы мне сказали. Темнота  и
в самом деле сгустилась, но теперь наступил рассвет.
   Я посмотрел в окно. Он был совершенно прав.
   - Да нет, не там, Гастингс. В голове. Мозги. Рассудок.
   Он помолчал, затем тихо произнес:
   - Дело в том, Гастингс, что мадемуазель скончалась.
   - Что! - крикнул я. Мою сонливость как рукой сняло.
   - Тес... тес. Да, это так. Не в самом деле, разумеется, но это  можно
организовать. Всего на двадцать четыре часа. Я договорюсь с  доктором  и
сестрами. Вы меня поняли, Гастингс? Убийца наконец добился своего. Четы-
ре раза он предпринимал бесплодные попытки. Но пятая ему удалась. И  те-
перь мы посмотрим, что произойдет... Это будет очень интересно.
 
 
   Глава восемнадцатая
   ЛИЦО В ОКНЕ
 
   События следующего дня припоминаются мне крайне смутно. Как на  беду,
у меня с самого утра начался приступ лихорадки. С тех пор как я подцепил
малярию, приступы бывают у меня в самое неподходящее время.
   В результате все, что произошло в этот день, запечатлелось в моей па-
мяти в виде какого-то кошмара, а Пуаро, по  временам  забегавший  в  мою
спальню, представлялся мне неким фантастическим клоуном, который  перио-
дически появляется на арене.
   Мне кажется, он был наверху блаженства. Его растерянность и  отчаяние
были неподражаемы. Не знаю, как ему удалось осуществить тот план, в  ко-
торый он посвятил меня на рассвете. Факт тот, что он его осуществил.
   Едва ли это было легким делом. Замысел Пуаро от начала до конца стро-
ился на обмане и всевозможных увертках. Беспардонная ложь претит  натуре
англичанина, а Пуаро потребовал от посвященных в его план поистине чудо-
вищной лжи.
   Прежде всего ему необходимо было обратить в свою веру доктора  Грэхе-
ма. Заручившись его поддержкой, он должен  был  обеспечить  себе  помощь
сестры-хозяйки и еще кое-кого из больничных служащих. И  это  тоже  был,
конечно, адский труд. По-видимому, дело решил авторитет доктора Грэхема.
   Затем еще оставался начальник полиции со своими полицейскими.
   Замыслу Пуаро противостоял весь бюрократический, чиновничий  аппарат.
И все же ему удалось наконец вырвать согласие у полковника Уэстона. Пол-
ковник категорически заявил, что снимает с себя всякую  ответственность.
Пуаро, и только Пуаро, отвечает за распространение ложных слухов.  Пуаро
согласился. Он согласился бы на все что угодно, только бы ему не  мешали
осуществить его план.
   Почти весь день я просидел в глубоком кресле, закутав ноги пледом,  и
дремал. Каждые два-три часа ко мне врывался Пуаро и  докладывал  о  ходе
событий.
   - Ну, как дела, мой друг? Как я вам соболезную.
   Впрочем, возможно, что все к лучшему. Фарс скорее моя, чем ваша, сти-
хия. Я только что заказал венок - огромный, изумительный  венок.  Лилии,
мой друг, великое множество лилий. "С искренней скорбью. От Эркюля  Пуа-
ро".
   О! Что за комедия!
   И он исчез.
   - Имел весьма трогательную беседу с мадам Раис, - сообщил  Пуаро  при
очередном набеге на мою спальню. - Вся в трауре, что, кстати, ей  весьма
к лицу. Ее несчастная подруга! Какая трагедия! Я  сочувственно  вздыхаю.
Она была так весела, так жизнерадостна. Немыслимо представить  ее  мерт-
вой. Я соглашаюсь. О да, смерть просто насмехается над нами. Старые, ни-
кому не нужные остаются, а она забирает таких, как Ник!.. О-ля-ля!  И  я
опять вздыхаю.
   - Вы прямо наслаждаетесь, - сказал я слабым голосом.
   - Вовсе нет. Ведь это часть моего плана. Чтобы успешно разыграть  ко-
медию, в нее надо вложить душу.
   Ну, а покончив с ритуалом, мадам переходит к  более  насущным  делам.
Всю ночь ей не давала спать мысль о конфетах. Ведь это  невозможно.  Не-
возможно! "Мадам, это возможно, - отвечаю я. - Вы можете познакомиться с
результатами анализа". Тогда она спрашивает, и голос се звучит при  этом
весьма нетвердо: "Так вы сказали, это был кокаин?" Я подтверждаю. И  она
говорит: "Ах, Боже мой! Я ничего не понимаю".
   - Возможно, так оно и есть.
   - Что ей грозит опасность, она отлично понимает.
   Она умна. Я уже говорил вам. Итак, она в опасности и знает это.
   - И все-таки мне кажется, что в первый раз за все время вы не  верите
в ее виновность.
   Пуаро нахмурился и притих:
   - Вы угодили в самую точку, Гастингс. Да, у меня  такое  впечатление,
что все как будто поползло по швам. Что было характерно для всех  преды-
дущих покушений? Тонкость, верно? А в этот раз? Какая уж  тут  тонкость!
Все грубо, примитивно. Нет, здесь что-то не так.
   Он сел за стол.
   - Итак, рассмотрим факты. Есть три варианта. Первый: конфеты, куплен-
ные мадам и доставленные в больницу мосье Лазарусом, отравлены.  В  этом
случае виновен либо кто-нибудь из них двоих, либо оба вместе. А телефон-
ный звонок якобы от мадемуазель Ник - явная и примитивная выдумка. Такое
толкование напрашивается сразу, оно самое очевидное.
   Вариант второй: отравленные конфеты были в другой коробке,  той,  что
пришла по почте. Ее мог прислать кто угодно. Любой из обозначенных в на-
шем списке, начиная от "А" и до "К". Вы помните, список был очень  обши-
рен. Но если именно в этой коробке были отравленные конфеты, то телефон-
ный звонок представляется совершенной бессмыслицей! К  чему  было  тогда
усложнять дело еще одной коробкой?
   Я обессиленно покачал головой. При температуре тридцать девять граду-
сов любое усложнение кажется ненужным и абсурдным.
   - Вариант третий, - продолжал Пуаро. - Коробку с отравленными  конфе-
тами подсунули вместо доброкачественной, которую купила  мадам.  В  этом
случае звонок по телефону - вполне оправданный и остроумный  ход.  Тогда
мадам играет роль - как это говорят у вас? - козла отпущения. Она должна
таскать каштаны из огня. Такой вариант наиболее логичен,  но,  увы,  его
труднее всего привести в исполнение. Нельзя же быть уверенным, что  смо-
жешь подменить конфеты как раз в нужный момент?  А  что,  если  дежурный
сразу же понесет коробку наверх? Да здесь есть сто и  одна  случайность,
которая может опрокинуть все планы. Нет, это было бы бессмысленной зате-
ей.
   - Для всех, кроме Лазаруса, - проговорил я.
   Пуаро взглянул на меня.
   - Вас лихорадит, друг мой. Поднимается температура?
   Я кивнул.
   - Поразительно, как даже самый незначительный жар обостряет  умствен-
ную деятельность. Вы сейчас сделали гениальнейшее по своей простоте  за-
мечание. Оно так просто, что даже не пришло мне в голову. А  любопытная,
однако, вырисовывается ситуация. Мосье Лазарус,  сердечный  друг  мадам,
изо всех сил старается накинуть ей петлю на шею! При такой ситуации ста-
новятся возможными весьма любопытные вещи. Вот только сложно... очень уж
все это сложно.
   Я закрыл глаза. Я был доволен, что так отличился, но мне не  хотелось
думать о сложном. Я хотел спать.
   Мне кажется, Пуаро продолжал говорить, но я его уже  не  слушал.  Его
голос звучал смутно, убаюкивающе.
   В следующий раз я увидел Пуаро уже в конце дня.
   - Моя затея обернулась неожиданным барышом для  владельцев  цветочных
магазинов, - заявил Пуаро. - Все заказывают венки.  Мосье  Крофт,  мосье
Вайз, капитан Челленджер...
   Я почувствовал укол совести.
   - Послушайте, Пуаро. Ему надо все рассказать. Бедняга с ума сойдет от
горя. Так не годится.
   - Вы всегда питали к нему слабость, Гастингс.
   - Да, он мне нравится. Он очень славный парень. Вы  должны  посвятить
его в тайну.
   Пуаро покачал головой.
   - Нет, мой друг. Я не делаю исключений.
   - Неужел